ми.  Что  до Англии,
Абрахам ободряюще писал  из  Берлина,  что "мы можем положиться  на Круппа и
Цеппелина".
     Фрейда эти события  захватывали так же,  как  и франко-прусская  война,
когда он учился в школе. Будучи в Гамбурге  с Софи и ее мужем, сын  которых,
Эрнст, родился  в  начале этого года  и стал  его первым внуком, Фрейд писал
Абрахаму,  что  когда он с  семьей  говорит о  "наших"  сражениях  и "наших"
военных займах, он  иногда  вспоминает о "разговорах о другой битве, которая
после  некоторого  успеха  закончилась  ничем".  Это,  -  писал  он,  -  как
"воспоминания прошлой жизни". Он имел в виду великую войну с Юнгом.



Глава 25. Война

     Лу Андреас-Саломе  росла  в России  с любящими  ее братьями,  и поэтому
всегда чувствовала себя в безопасности с  мужчинами, будучи  уверенной  в их
добрых намерениях. "Неужели вы все еще  верите, что все старшие братья такие
хорошие?" - писал ей Фрейд в ноябре 1914 года. Она ответила из Германии, где
тогда жила,  что старшие братья во всем мире "все  совершенно сошли с  ума",
вежливо добавляя, что причиной этого является то, что странам нельзя сделать
психоанализ.
     Этот  ответ  был  слишком прост  для  Фрейда  с  его  пессимистическими
взглядами на человеческую природу и убеждением,  что у многих людей  слишком
слабый характер, чтобы психоанализ мог им помочь.

     Я не сомневаюсь, что человечество переживет  даже эту войну, но я точно
знаю,  что для  меня и моих современников мир  никогда  не  будет счастливым
домом.  Он  слишком  отвратителен. И самое грустное  то,  что все происходит
совершенно так, как мы ожидаем от людей, опираясь на свои психоаналитические
знания. Из-за такого отношения к человечеству я никогда не мог согласиться с
вашим блаженным оптимизмом. Моим тайным выводом всегда было то,  что  раз мы
не можем видеть самую развитую современную  цивилизацию без груза  огромного
лицемерия, получается, что  мы  органически  к  ней  не  приспособлены.  Нам
приходится оставаться в стороне, а Великое Неизвестное, Он или Оно, таящееся
за Судьбой, когда-нибудь повторит этот эксперимент с другим народом.

     Фрейд  добавил,  что  немцы,  "возможно,  потому, что  [они]  уверены в
победе",  ведут   себя   лучше  остальных   народов.  Эту  точку  зрения  он
впоследствии изменил.
     Его сыновья тоже оказались вовлеченными  в войну. Оливер до мобилизации
учился на инженера-строителя и работал над строительными проектами. Когда-то
Фрейд  называл его "своей гордостью и  тайной надеждой",  но тот разочаровал
отца,  продемонстрировав  признаки  такого же навязчивого  невроза, как  и у
самого Фрейда*. Двое других сыновей, Мартин и Эрнст, были военными  с самого
начала. К январю 1915 года капрал М. Фрейд уже сидел в окопах Галиции  возле
русского  фронта.  Фрейду не  раз  снилось,  что  их  убивают,  и  он  решил
(поскольку сны  - это  исполнение желаний), что это  говорит  о его  скрытом
желании избавиться от детей, поскольку он завидует их молодости.

     * Оливеру делали  психоанализ, правда,  не отец,  в 1920-х  годах.  Его
характер, по словам Фрейда,  был  безупречен, пока "не появился невроз  и не
сбил все цветы"

     Анна продолжала жить дома. Она начала работать учительницей, переводила
статьи с  немецкого  на  английский  и наоборот,  рассказывала  сны  отцу  и
радовала  его, став его ученицей внутри семьи. Отсутствие стремления к науке
у сыновей огорчало Фрейда. Анна это компенсировала.
     Война  сократила возможности  путешествовать  и  количество  пациентов.
Очень немногие приезжали  из-за  границы. "Внешний мир", для проникновения в
который была  когда-то  организована международная  ассоциация, оказался еще
более отдален,  чем  раньше. Джонс и  Фрейд  изредка обменивались  письмами,
которые  пересылали через  нейтральные  страны. Осенью 1914  года известие о
смерти Эммануила Фрейда шло до Зигмунда из Манчестера три недели*.

     *  17  октября Эммануил Фрейд в восемьдесят один год погиб на  железной
дороге, выпав  неподалеку  от  дома  из движущегося  поезда. Военная истерия
Великобритании привела к  яростным  антинемецким  настроениям по отношению к
тем,  у  кого  были  немецкие  имена  и  родственники.  На  их собственность
посягали. Возможно, англофил Эммануил покончил с собой.

     Теперь у Фрейда  было  больше времени для написания трудов. Он начал  с
Волчьего Человека,  анализ  которого длился с февраля 1910 года по июнь 1914
года. Это был последний случай,  получивший подробное описание. Серж Панкеев
вернулся в Россию еще до начала войны и жил в своем имении. Его имя в статье
не упоминалось и  стало известным только в последние годы. Волчьим Человеком
он официально  не был, равно как  и его  предшественник  Крысиным Человеком,
хотя в  конце  жизни Панкеев  отвечал  на звонки, говоря: "Волчий  Человек у
телефона".
     Статья,  занявшая  в  "Стандартном издании"  сто  шестнадцать  страниц,
получила название  "Из  истории одного детского невроза". Написанная ближе к
концу  1914  года,  она  была,  как подразумевалось в  заголовке, не  полным
отчетом  о болезни  Панкеева, а рассказывала только о детских событиях и  их
значении.   Яркий  рассказ   о   чувственной  жизни  ребенка  был  очередным
подтверждением теории.
     Превратив несколько  снов и воспоминаний в  эротическую  сказку,  Фрейд
прибегал  к  художественности в  той мере,  в какой считал  нужным, как  и в
случае  с  детективной  историей  о  сыновьях-убийцах из  "Тотема  и  табу".
Мастерство Фрейда  как писателя и  адвоката заставляло  людей  верить ему на
слово  много  лет.  Фрейд  не ограничивал своей  фантазии и не  боялся самых
невероятных сюжетов.
     Панкеев, богатый молодой человек, страдавший  от депрессии и  различных
навязчивых  симптомов, ходил  от  психиатра  к психиатру,  пока  не попал  к
Фрейду. Он провел детство в роскошном доме в отцовском имении на юге России,
где во  внешний мир  можно было попасть,  отправившись  по  Днепру на речном
пароходе в Черное море. Это  была семья меланхоликов. Панкеев-старший  время
от времени лечился  в  немецких санаториях,  а известный профессор  Крепелин
поставил ему диагноз маниакальной депрессии.  Сестра Сержа Анна отравилась в
1906 году. Ей был двадцать один год, а ему девятнадцать. Два года спустя его
отца нашли мертвым в гостиничном номере. Вероятно, он  умер от передозировки
веронала.
     После этих  душевных  травм Панкеев, которому было  уже двадцать три, в
январе  1910 года  прибыл  в Вену в  сопровождении  врача  с  револьвером  и
посвятил себя следующие  четыре года кафе, барам, Пратеру и  проституткам, в
то  время как Фрейд по часу в день анализировал его, не считая воскресений и
летних месяцев. Проблемы Панкеева, что касалось анализа, брали начало в  его
детстве.  По   словам   Фрейда,   невроз  его   "совершенно  обессиливал"  и
самостоятельно он не мог ничего делать, но есть данные, свидетельствующие об
обратном, в частности, утверждения Панкеева в старости.
     В начале  лечения Фрейд рассказал Ференци, что  он взял  этого пациента
из-за его  "навязчивых склонностей",  под которыми он явно  подразумевал его
любовные  похождения. Он действительно был  очень активен в  смысле женщин и
вел,  как  говорил  Фрейд с  некоторым отвращением, "совершенно необузданную
жизнь инстинкта". Кроме того, он страдал хроническим запором.
     Главную роль в анализе играл  сон, который пациент вспомнил из детства.
Панкееву  было  четыре года. Когда он  лежал  в  постели,  окно  само  собой
открылось и он увидел шесть или семь белых волков, которые неподвижно сидели
на  ореховом дереве и смотрели на него. Он проснулся в ужасе. Уверенный, что
за этим кошмаром кроется важное  воспоминание,  Фрейд восстановил событие из
раннего детства пациента, которое, если оно  верное  и психоанализ  проведен
правильно, должно было объяснить происхождение проблем Панкеева. Русский  не
помнил этого эпизода. Фрейд  сделал это за  него на основе  элементов  сна и
ассоциаций  из  анализа,  в  первую  очередь,  однако,  полагаясь   на  свое
собственное  представление  о  том,  что  могло  произойти  и  в  творческой
лихорадке Фрейда стало тем, что произошло.
     Откровение  было точным и подробным. В 1888  году, когда Панкееву  было
полтора года, в летний день он  (по словам  Фрейда) увидел, как его родители
занимаются  любовью,  в  то  время  как  он лежал на кроватке в  их спальне.
Выражаясь   языком   Фрейда,  он   стал   свидетелем   "первичной  сцены"  -
родительского полового  сношения. Акт был "повторен  три раза", что  само по
себе  удивительно. Вероятно, было пять  часов утра. Их белье и простыни были
белыми, и  они занимались этим, как скромно выразился  Фрейд, a  tergo  - то
есть женщина  в колено-локтевой позе, а мужчина стоит на коленях позади нее.
Ребенок видел их гениталии. В конце концов он  наделал под себя и привлек  к
себе внимание криком.
     Белые  волки  из  его  сна  -  это одетые  в  белое  мать  и  отец.  Не
соответствующие друг другу  числа (двое родителей, несколько  волков)  - это
просто  попытка бессознательного скрыть  значение  сна. Другие аномалии тоже
были  объяснены с помощью гибких  принципов искажения сна Фрейда. Его умелое
распределение  данных в таком  сочетании, чтобы придать  им  смысл - с точки
зрения  психоаналитика,  -  убеждало  и истинных  последователей,  и  просто
любопытствующих. Но эта реальность больше похожа на сказку.
     Поза коитуса была выведена  из  страха Панкеева в детстве перед образом
волка, стоявшего на задних  лапах. Поэтому отец, который стоял на коленях за
согнувшейся матерью, был якобы тем самым волком на задних лапах.
     При  чтении рассказа Фрейда, который лишь вкратце описывает многие часы
анализа,  начинаешь  ощущать  величественную нелепость всей  его  концепции.
Бабочка с желтыми полосками, которая в детстве  пугала  Панкеева, становится
не  только женщиной, разводящей  ноги  - потому  что открывает  и  закрывает
крылья,  - но и символом римской цифры V, потому что  именно в пять часов он
видел,  как  его  волки-родители  занимаются любовью. Позже  желтые  полоски
напомнили ему о груше, а Грушей как раз звали его няню, которую он однажды в
два  с половиной года видел моющей  пол "с  оттопыренными ягодицами", и этот
вид взволновал его из-за связи с "первичной сценой".
     Одним  из последствий этого  стало пожизненное пристрастие  к  женщинам
низшего класса.  Так, в семнадцать лет  он  увидел, как крестьянская девушка
стоит на коленях у пруда и стирает, и, как говорит Фрейд, "тут же влюбился в
девушку  с  неодолимой силой"  еще  до  того, как увидел ее  лицо (еще  один
сказочный  мотив  -  "Жил-был  прекрасный  молодой  принц,  который  однажды
проходил по деревне..." - к несчастью, он заразился от девушки гонореей).
     Его аналитик считал своего пациента ребенком  с нарушенными отношениями
с людьми, который видел мать как кастрированного  волка (без видимых половых
органов), а отца - как волка кастрирующего. Его беспокойство было направлено
на проблемы с кишечником, которые, начиная  с эпизода в кроватке, оставались
с ним  на протяжении всей жизни - равно  как и отношение к мужчинам (слишком
почтительное)  и  к  женщинам  (они обязательно  должны  были принадлежать к
низшим слоям общества).
     Как  Панкеев   ко  всему  этому  отнесся,   согласно   его  собственным
воспоминаниям, само  по себе целая история. Он не поверил в сцену в  спальне
("ужасно притянуто за уши"), он знал, что Фрейд не  вылечил его - навязчивые
желания и тревога не  покинули его до конца жизни, - но в то же время  Фрейд
был  для  него  "гением" с "очень серьезными глазами, которые вглядываются в
самое  дно  души". Благодаря  Фрейду, - сказал  он,  -  он  смог жениться на
Терезе, няне  из Мюнхена, в которую был влюблен. Фрейд стал для  него отцом,
которого  ему не хватало,  "новым отцом, с которым  у  меня  были прекрасные
отношения". В  терминах психоаналитики это называется "позитивным переносом"
-  банальное,  но, вероятно, вполне удовлетворительное  объяснение того, как
Фрейд помог Панкееву  и многим другим пациентам.  Он  стал для них  другом и
советчиком.
     Даже среди  психоаналитиков есть скептики,  которые считают эту историю
слишком фантастической, но для большинства она  остается прекрасным музейным
экспонатом, который  лучше не трогать. Некоторые говорят о несоответствиях и
общей  невероятности.  Среди  довольно  логичных  вопросов  (которые  начали
задавать  лишь в последнее  время)  есть,  например, такой:  как наблюдатель
может в подробностях видеть  гениталии обоих людей во время сношения в  позе
"мужчина  сзади"?  Слышатся  отголоски  собственного   детства  Фрейда   над
кузницей.  "Перед  нами биография или автобиография?" - спросит критик. Но в
психоанализе не  существует однозначных ответов.  Какой  бы ни  была истина,
неспециалисту невероятное тройное сношение и очень хорошо заметные гениталии
чем-то знакомы. Именно так все происходит в порнографии.
     После  исследования Волчьего Человека Фрейд написал очень мало  статей,
основанных   на   материале   конкретных   случаев.   Он   стал   заниматься
теоретическими утверждениями  и предположениями. Ранее в  1914 году в статье
"О   нарциссизме"   он   рассматривал,   что  происходит,   когда  созревает
младенческая любовь к себе. В 1915 году, когда была написана книга о Волчьем
Человеке  (правда,  опубликована она  была лишь  в 1918  году), Фрейд сел за
серию  статей по  "метапсихологии"  (по его  собственному  выражению). Война
зашла в тупик, и иногда, как он писал Саломе, он чувствовал себя

     так  же  одиноко,  как  в первые  десять лет,  когда вокруг  меня  была
пустыня; но тогда я был моложе и все еще был наделен неиссякаемой энергией и
упорством.

     Эта метапсихология, которой Фрейд посвятил больше десятка  статей, была
попыткой  изучить   мозг   как   абстракцию  и   создать  общую  теорию  его
деятельности. Таким образом, она знаменовала собой  возвращение к  той теме,
которой Фрейд  занимался, когда разрабатывал в  1895 году  для  Флиса  схемы
потоков   психической  энергии,  а  также  писал  странную  последнюю  главу
"Толкования сновидений".  В письмах содержатся  намеки на  новый "синтез", а
сами статьи он писал по две в месяц и даже быстрее весной-летом 1915 года.
     Возможно, он видел в них  свой последний вклад, теоретическое завещание
будущему.  Кто  знает,  что  будет  после войны?  А серия  солидных  статей,
описывающих  процессы,  происходящие  в мозге,  и их  отражение в неврозах и
снах, поможет ему достичь бессмертия.
     Фрейд написал запланированные двенадцать статей, уничтожил  семь из них
и  опубликовал пять.  Самые значительные  -  три  первые,  "Инстинкты  и  их
превратности", "Подавление" и "Бессознательное". В рассуждениях видна старая
схема  мозга, разработанная  на  основе моделей  девятнадцатого  столетия, -
машина,  которая  управляет стимулами  или "возбуждением",  поступающими  из
внешнего мира. В этих подробных  статьях с обилием мыслей разобраться так же
сложно, как в инженерных чертежах.  В них описывается воображаемый механизм,
в  котором сознание защищается и старается  избавиться от вредной стимуляции
со стороны окружающего мира.

     Нервная  система  -  это   аппарат,  функция  которого  заключается   в
избавлении  от достигающих его стимулов  или  снижении  их  до  минимального
уровня,  или  же  такой   аппарат,  который,   существуй  он  в  реальности,
поддерживал бы себя в совершенно нестимулированном состоянии.

     Но  неврологические  предпосылки такого стремления к нирване неверны, и
метапсихология  Фрейда  в  действительности  имеет  мало  общего  с  нервной
системой и еще меньше - с психоаналитической практикой.
     Почему   были  уничтожены   семь   статей,  неизвестно.   Эрнест  Джонс
впоследствии  сожалел,  что не спросил  его. Лу  Саломе  спросила, уже после
войны,  и услышала в ответ, что метапсихология тогда еще не была написана, а
"спорадический  характер моих догадок" мешал этому. Это противоречило  тому,
что он  говорил  ей и  летом  1915  года. Предположительно, Фрейда перестала
удовлетворять эта концепция, и он  решил, что не  сможет  переработать ее  и
исправить. Если он считал эти очерки своим последним словом в теории, он мог
испытывать  опасение  перед  их публикацией,  потому  что  они  отмечали  бы
завершение работы жизни. Согласно очередной  числовой фантазии  1899 года на
основе нового телефонного номера, шестьдесят второй год его жизни (начиная с
мая 1917 года) должен был стать последним.
     Фрейд снова остался  в одиночестве.  Война  способствовала тому,  чтобы
этот мотив, который всегда присутствовал в его мыслях, взял свое. Сказывался
и  возраст.  Дж.  Дж.  Путнам, американский  психолог, который  принял  идеи
психоанализа,  но настаивал  на его моральных ценностях,  прислал ему  копию
своей  книги,  "Человеческие мотивы", летом  1915 года.  В своем ответе от 8
июля, в  четверг,  где есть соответствующие случаю  слова о религии и этике,
Фрейд  выражается как человек,  который оглядывается на прожитую жизнь. Если
ему суждено встретиться с Господом, "это  мне нужно будет упрекать его, а не
ему - меня. Я бы спросил  его, почему  он не дал мне лучшее интеллектуальное
оборудование".
     Его взгляды  на личную  этику были  настолько  же предсказуемы, как и у
всех, и  выражались  одним  предложением:  "Я  считаю  себя  высокоморальным
человеческим существом, [которое] никогда не  сделало ничего  постыдного или
злого". Он добавил, что имел  в виду мораль социальную, а  не сексуальную  -
как будто хотел признаться в чем-то. Впрочем, он этого не сделал.

     Сексуальная  мораль  в  глазах  общества  -   и  в  наибольшей  степени
американского  общества -  кажется мне отвратительной. Я выступаю за гораздо
более свободную сексуальную  жизнь. Однако я мало пользовался этой свободой,
если не считать того, что, как я считал, было позволительно в этой области.

     Если признание скрывается за этим "как я считал", данные  слова слишком
неясны, чтобы можно было что-то понять. Фрейд приблизился к этой  теме и тут
же отступил.  Интересно, что  в неопубликованных  заметках,  явно написанных
рукой Фрейда и описывающих серию его снов  в ту неделю, упоминается "удачный
коитус в среду утром", 7 июля, в связи со сном  о Марте. Письмо Путнаму было
написано  на  следующий   день.  Это   два  наиболее   ярких   документально
зафиксированных случая, когда Фрейд  говорил  о своей интимной жизни,  и оба
они относятся к одним и тем же сорока восьми часам.
     Значит, его  половая жизнь  еще не  закончилась. На то не  было причин,
несмотря на его  попытки утверждать обратное. Его трудовая деятельность была
достаточно  активной. Он  практически не принимал в  то  время  пациентов, и
работа выражалась  в написании статей и лекциях. Он дал две  серии лекций  в
университетской психиатрической клинике в зимние  семестры 1915-16 и 1916-17
учебных  годов  аудитории  из медиков и неспециалистов, где были, как  Фрейд
счел  необходимым отметить,  и  мужчины, и женщины.  Среди слушателей первой
лекции  в  октябре 1915  года  были  две  его  дочери, Матильда  и  Анна,  и
студентка-медик Элла Хайм, которая собиралась выйти замуж за Оливера и стать
первой невесткой Фрейда*.

     * Оливер, который в то время работал инженером на строительстве тоннеля
в Карпатах, женился  в  декабре 1915 года. Его  жена  была из  преуспевающей
семьи и не собиралась отказываться от своей карьеры. Брак вскоре разрушился,
и Фрейд убедил сына подать на развод.

     Лекции  представляли собой переработку  более  ранних версий -  "старый
материал, который  вызывает у меня отвращение", как Фрейд  сказал Ференци, -
но их  приходили  слушать иногда до сотни человек, что  для  Фрейда довольно
существенно. Это  навело  профессора  и его издателей  на  мысли о том,  как
использовать этот  интерес. Позже  материал вошел в  д