роституток,  беспокоясь, что
заразился  сифилисом,  и  тем, что  действительно  хочет заболеть сифилисом,
чтобы  предстать  перед  Гизеллой  презираемым  всеми  сифилитиком  и  найти
утешение в ее любви.
     Джонсу было необходимо покровительство  более терпимого  человека,  чем
медицинские клики Лондона  и  Торонто. Какую бы информацию он  ни утаивал от
Фрейда, без сомнения, часть ее попадала к нему через Лоу Канн, которую Фрейд
подвергал анализу. Пока проходил  анализ, Джонс в  последний  раз побывал  в
Канаде.  Фрейд  написал Ференци о том, как  мило  вела себя Лоу (Джонс снова
попал в переделку, на  этот раз потому, что  спал с ее компаньонкой, Линой).
"Теперь я совершенно доволен своими приемными детьми", - сиял Фрейд.
     Как Ференци, они были частью организации Фрейда.  Это  можно  сказать и
про  весь  тайный  комитет.  Даже  Сабина  Шпильрейн,  которая  сама  теперь
собиралась  заняться психоанализом,  избрала  идеи  Фрейда, а  не Юнга.  Его
сыновья и дочери, возможно,  были людьми более  мелкого калибра, чем Юнг, но
Фрейду этого было достаточно.  В  отличие от Юнга, который переживал  разрыв
годами, Фрейд пожал плечами и двинулся дальше.



Глава 24. Сказки

     Когда Фрейд и Юнг в 1910 году все еще были друзьями  и коллегами, Фрейд
будто бы просил Юнга пообещать, что тот  никогда не откажется от сексуальной
теории,  потому  что она  "нерушимый  вал"  на  пути  "прилива  черной грязи
оккультизма". Тяга Юнга к сверхъестественному была всем известна. Когда дело
дошло до второй части очерка "Трансформации" с его видениями и  таинственной
психической энергией, намерения Юнга  стали еще яснее. Ференци увидел в этом
(май 1913 года) "не  что иное,  как его тайное признание в  оккультизме  под
прикрытием науки".
     И  все   же  Фрейд  не  был  таким  яростным  доктринером  в  отношении
оккультного, как утверждает эта история о "приливе черной грязи" из мемуаров
Юнга. Если бы Юнг продолжал считать сексуальное либидо величайшей  жизненной
силой,  Фрейд,  возможно,  не возражал  бы против  того, чтобы он  баловался
вопросами сверхъестественного  и необъяснимого - потому  что самому ему  это
было не чуждо.
     В июне  Фрейду  стало известно,  что его  друг  посвящает  свои  вечера
астрологии,  но  это его не  обеспокоило.  "Я полагаю, -  писал Юнг,  -  что
однажды мы обнаружим в астрологии массу знаний, которые мы всегда интуитивно
относили в ведение небес". Никаких отеческих упреков  о "черных приливах" не
последовало. Фрейд просто  сказал,  что обещает "поверить во  все, что может
выглядеть  рационально", поскольку "стал скромнее" в отношении оккультизма с
тех пор, как "пережитое Ференци преподнесло мне великий урок".
     Эти события  с Ференци (о  которых Юнг знал)  произошли  в 1910 и  1911
годах,  когда Ференци увлек Фрейда в оккультную область,  по  крайней мере в
соприкасающиеся с нею  сферы, "передачу мыслей", или телепатию. Их переписка
стала очень странной. Что-то во Фрейде хотело верить в невероятное.
     Его длительное увлечение магическими  цифрами  и судьбоносными  датами,
хотя  он  предпочитал  объяснять  это  "научными"  средствами,  приводило  в
недоумение  многих  его  последователей.  Джонса,  рационалиста  религиозной
нации, шокировали  любые действия, связанные с  верой в  сверхъестественное.
Телепатию тоже можно было включить в эту категорию - хотя бы потому, что те,
кто занимался ею, часто увлекались призраками и спиритическими сеансами.
     Рамки этих феноменов были недостаточно  четко определены.  В  1910 году
паранормальные явления  -  их было  модно  называть "загробной  жизнью"  или
"невидимым  миром" - все еще обладали какой-то  научной вероятностью.  Такие
чудеса того времени,  как  беспроволочный телеграф и рентген,  лишили  людей
ощущения того, что лежит в пределах нормального. Сэр Уильям Крукс, известный
английский физик,  который изобрел  электронно-лучевую  трубку,  был тем  же
Уильямом Круксом, который верил, что танцевал с материализовавшимся духом по
имени Кэти.  Викторианские спиритуалисты со своим эктоплазмом  и левитациями
появились и к тому времени уже практически ушли, развенчанные, но кое-кто  и
остался.
     В  частности,   в  Англии  существовало  Общество   парапсихологических
исследований,  основанное в 1882 году представителями науки  и церкви, чтобы
предложить  некий реальный  компромисс  для  тех,  кого  волновали  подобные
вопросы. Общество издавало работы  эрудитов, иногда скептически настроенных,
и  надеялось  найти  подтверждение  бессмертия  души,  оставаясь   в  рамках
"научных" взглядов. Передача мыслей была важной темой исследований.
     С  энтузиазмом,  который  было  уже  невозможно  представить  несколько
десятилетий спустя,  епископы, ученые, философы и писатели начали вступать в
общество.  Фредерик   Майерс,   пророк   общества,   считал  бессознательное
"подсознательным   'я'"  с  мистическим  оттенком,  но   его  взгляды   были
эклектичными:  так,  три  месяца спустя после  опубликования в  Вене  работы
Фрейда-Брейера по истерии он давал о ней лекции в Лондоне.
     В общество входили  Шарко,  Жане  и Юнг В  1911 году, уже в период  его
упадка,  Фрейд  получил   приглашение  стать  его  "членом-корреспондентом".
Психолог Уильям  Джеймс,  друг  Майерса и неуверенный сторонник идей о жизни
после  смерти,  умер  приблизительно  в то  же время,  как раз  когда  Фрейд
спрашивал  у  Джонса,  что тот знает об этом  обществе.  Джонс  с презрением
ответил,  что  оно занимается  "охотой на привидений", и добавил: "Непохоже,
что  ваши исследования очень поддерживают  спиритизм, несмотря на  страстную
надежду  Джеймса.  Бедняга Джеймс! Мы  даже не можем  утешить себя,  что  он
теперь все знает сам"
     Фрейда это не  убедило, и на следующий год он передал в общество статью
"Бессознательное  в  психоанализе".  Впрочем,  она  заключалась  в   строгом
изложении  взглядов  Фрейда  на бессознательное,  и ничто  в этом  не  могло
насторожить рационального валлийца.
     О  переписке  Фрейда  с  Ференци  нельзя  сказать того  же. Сразу же по
возвращении  из Америки  осенью  1909  года в их  письмах стала  упоминаться
телепатия, что позволяет предположить,  что интерес к оккультному, который в
первую очередь испытывал Ференци, появился во время этой  поездки. Возможно,
оба они обсуждали телепатию в Вустере с Уильямом Джеймсом или Стэнли Холлом,
который не верил в паранормальные явления, но был ярым скептиком, знакомым с
бостонским медиумом  Леонорой Пайпер, и  много знал  о фокусах вызывания душ
умерших. В журнале "Эпплтонз"  в  1908 году была опубликована его статья под
названием "Духи и телепатия".
     После того как  вся компания возвратилась  из Америки, Фрейд  и Ференци
немного пробыли в Берлине и лишь потом отправились по домам. Возможно, Фрейд
хотел встретиться  там  с Эммануилом,  который в это  время  в очередной раз
посещал Германию, а также со своим коллегой Карлом Абрахамом.
     Ференци,  у которого  в  Берлине жил  брат, отправился  к  ясновидящей,
госпоже Зайдлер, на сеанс,  и  показал  ей  одно  из  писем  Фрейда. Зайддер
определила,  что письмо  каким-то  образом связано  с  Веной, и  упомянула о
неудовлетворенности  автора  коллегами  (что  вполне подходило  к Фрейду)  и
других мелочах.  Маловато информации,  как  обычно бывает с ясновидящими, но
этого  было достаточно,  чтобы  Фрейд  сказал  "в  этом  что-то  есть", даже
несмотря на то,  что он обратил внимание Ференци - который, похоже, этого не
заметил, -  что на  марке была надпись "Вена". Нужно было  соблюдать "полное
молчание".
     Ференци, убежденный,  что  Зайдлер прочитала  его  мысли, послал  к ней
брата  с  новыми  письмами.  Полученные  результаты не  произвели на  Фрейда
большого впечатления,  и вскоре Ференци принялся опекать другую  ясновидящую
из  Будапешта, госпожу Елинек,  которая сидела с  ним  в приемной, где витал
отвратительный  запах,  и  говорила  ничего  не  значащие вещи. Фрейд  опять
остался  равнодушен.  Если бы  он осудил  за  это  Ференци,  тот,  возможно,
перестал бы всем этим заниматься, но Фрейд не лишал его своей поддержки.
     Теперь Ференци заинтересовался телепатическим  обменом между аналитиком
и  пациентом. В  1910  году,  вскоре после  посещения  с Фрейдом Сицилии, он
впервые послал  ему материалы, представлявшие некоторую ценность.  Пациентом
был гомосексуалист. Ференци считал, что  может объяснить,  почему у пациента
на  кушетке возникают те или иные свободные  ассоциации: его бессознательное
получает информацию из бессознательного Ференци.
     25  июля:  "пациент  ложится  как   обычно.  Но   тут  же  взволнованно
вскакивает... "Что за черви у вас на кушетке?" Ференци объясняет Фрейду:

     В тот  день я имел половое  сношение.  Мне  пришла в голову  мысль, что
неправильно использовать одну и ту же кушетку  для работы и занятий любовью.
Женщина, с которой я имел сношение, называет сперматозоиды червячками.

     26 июля пациент описывает свою фантазию: "Я ложусь.  Моя  одежда пуста,
как будто в ней нет  никакого  тела". Ференци до того читал газетную  статью
Анатоля Франса, где описывался сумасшедший, который надевал на шест одежду и
усаживал ее в кресло.
     16 августа пациент сказал "Солнце лежит на Луне, Луна - на звездах. Они
совершают  движения  коитуса". До того другой пациент, типограф, рассказывал
Ференци  о  книге,  с  которой  работает.  В  ней   гравитация  и  магнетизм
отождествлялись с сексуальным притяжением. Типограф выразился так: "Солнце и
Земля имеют друг с другом коитус".
     Фрейда  все  это убедило:  эти наблюдения,  "как  мне  кажется, наконец
разрушают  мои  сомнения  о  существовании  телепатии".  Нужно  было  просто
привыкнуть к этой идее. Ференци волновался,  думая,  что теперь на нем лежит
ответственность за посвящение  профессора  в  сферы оккультизма. Но  интерес
Фрейда был довольно слабым. Его  интересовал скорее сам  факт  существования
телепатии как аномалии в  материи  мира,  а не  ее  конкретное применение. В
какой-то момент он верил, но тут же начинал сомневаться.
     Когда  Ференци  написал ему  (ноябрь  1910  года),  что  стал  "великим
прорицателем, то есть телепатом!", который видит мысли своих пациентов через
собственные   свободные  ассоциации,   Фрейд  саркастически   относит   "эту
потрясающую коммуникацию  на счет того,  что вы сами были  медиумом" Ференци
объявляет,  что  "будущая  методология  психоанализа"   должна  учесть   эти
открытия.  Фрейд  мягко  отговаривает его  "Я  вижу,  как  судьба  неумолимо
приближается, - пишет он, - и я думаю, что именно вам предназначено ввести в
науку мистицизм и тому подобные вещи... Но все же нужно попытаться замедлить
этот процесс".
     Разумно,  если  учитывать, как неубедительны  были  все  доказательства
существования телепатии. В Великобритании  скандал, связанный  с телепатией,
потряс Общество психических  исследований.  Ференци тихонько продолжал  свою
работу и собирал данные. В 1912 году он обнаружил лошадей, которые с помощью
телепатии могли  выполнять  сложные математические вычисления  -  "извлекать
квадратные и кубические корни, делить и вычитать  большие числа"  - во время
"безупречных", как он считал, экспериментов.
     Фрейд не выражал своего мнения по  поводу лошадей-математиков. Конечно,
он понимал, что  Ференци  слишком увлекся.  И тем  не менее  именно  Ференци
рассказал ему многое о телепатии. Только его слова  производили  впечатление
на Фрейда, у  которого не  было собственного  телепатического опыта. Однажды
Фрейд сказал,  что его жизнь была "особенно бедна  в  оккультном смысле". Он
хотел слышать о таинственных верованиях от человека, которому доверял. То же
было за  двадцать лет  до того с  Флисом, который снился Фрейду, когда они с
Ференци были в Сицилии.
     В  1913  году  Фрейд  так  уверился в телепатии,  что  мог  сказать  на
ежегодной конференции слова, которые наверняка заставили Юнга поморщиться:

     У  меня  есть   серьезные  причины  предполагать,  что  все   имеют   в
бессознательном  инструмент,  с  помощью которого можно истолковать то,  что
произносит бессознательное других людей.

     Он  говорил  практически  то  же  самое  в  "Тотеме  и  табу",  истории
цивилизации,  только что вышедшей  в свет.  Это  была  вторая  эксцентричная
историческая драма  Фрейда, в которой  происхождение  религии  и цивилизации
приписывается   доисторическому   убийству  отца  племени  -  автократа  его
угнетенными   сыновьями.   Ужас   произошедшего  оказал  влияние   на   всех
присутствовавших, и чувство  вины и раскаяния  неким образом изменило работу
их  мозга.  Эти  изменения  передались  следующим  поколениям,  и  из  этого
внутреннего чувства  вины  появились  социальный порядок и мораль. Фрейда не
смущал тот факт, что к 1913  году  традиционная биология начала отказываться
от идеи, что  какие  бы  то  ни  было  "приобретенные характеристики"  могут
передаваться по наследству.
     Как  в  точности  это  произошло, Фрейд не  объяснял,  хотя  говорил  о
каком-то психическом  "аппарате"  (или "инструменте",  как он  выразился  на
конференции).    Фрейд    предположил,   что   "бессознательное   понимание"
исторических  событий  (древнее  убийство  и  то, что  за  ним последовало),
"возможно,  позволило следующим поколениям  унаследовать эти  эмоции". Кроме
того, Фрейд использует здесь идею о передаче мыслей.
     Фрейд уделял  телепатии не слишком много внимания. Он  на время оставил
эту тему, чтобы  впоследствии когда-нибудь  заняться ею, но  так этого и  не
сделал. В другом источнике (статье, написанной в 1915 году)  он говорит, что
"удивительно, как  бессознательное одного  человека  может воздействовать на
бессознательное другого, не  касаясь сознания. Это требует более тщательного
исследования".
     Спорная  книга  "Тотем и табу" была единственным случаем,  когда Фрейду
удалось  найти  телепатии  серьезное  применение.  "Наследие  эмоций"   явно
передавалось подобно "коллективному  бессознательному" Юнга. Но книга "Тотем
и табу" весьма своеобразна и без того, так что ссылки на телепатию обычно из
вежливости умалчиваются.
     Смелые  догадки в этой  книге  с подзаголовком "Некоторые  соответствия
между  психической  жизнью  дикарей и невротиков"  -  еще  одно  великолепно
исполненное   заявление   Фрейда  о   своих   взглядах.  Этот   труд   менее
автобиографичен  и  читается сложнее, чем  "Толкование  сновидений". Попытка
Фрейда описать происхождение цивилизованного общества сделала эту книгу, как
сказал Фрейд Джонсу, "самым  отважным мероприятием, на которое я  когда-либо
шел... Да поможет мне Бог!".
     Используя   современную   антропологическую   литературу   и   принципы
психоанализа,  он  написал  ряд  очерков,  в  частности, кульминацию  книги,
четвертую главу,  где  утверждал,  что описывает реальные события,  в  то же
время  то  и дело  защищаясь  уклончивыми  фразами.  "Было бы  так  же глупо
стремиться к полной  точности в этих  вопросах, как и  несправедливо было бы
настаивать  на  полной  доказательности".  Книгу  считали  провидческой  или
рискованно гипотетической, в зависимости от вкусов читателя.
     "Табу" Фрейд  считал примитивные  запреты,  существующие  в племени,  в
частности, запрет на инцест.  "Тотем" - это священное животное, от которого,
как  считали  члены  племени, они  происходили, и которое, по мнению Фрейда,
изначально было человеком.
     Фрейд знал о  табу,  которые относились  к  тотему:  тотемное  животное
нельзя убивать, а внутри клана мужчинам нельзя иметь сексуальные отношения с
женщинами. Он был  уверен, что в  этом  следует видеть запрет на два желания
эдипова комплекса: избавиться  от отца и спать  с матерью. Что бы ни вызвало
возникновение  этих табу, это  породило основной  невроз  людей  и  заложило
основу  (конечно,  невротическую)  религии,  самоконтроля и  всех  остальных
механизмов, составляющих  современное общество.  Все происходит  от  древней
потребности сдерживать себя.
     Эти выводы похожи на анализ сна, но вместо того, чтобы представить свою
работу в  виде фантазии о человеческой расе - от  этого она стала бы слишком
похожей на работы Юнга, что было непозволительно, - Фрейд решил связать свои
выводы с  реальными  событиями,  которые  происходили в  примитивных "ордах"
Дарвина  или в отдельно  взятом племени - неважно  (если вспомнить замечание
Фрейда о том, что он не стремится к точности).
     Этот аргумент неотделим от  всего  стиля книги.  В следующем  абзаце из
автобиографии (1925) Фрейд  вкратце пересказывает "Тотем и табу" и упоминает
о двух  элементах,  игравших  для понимания книги важнейшую роль: ритуальном
убийстве тотема, который затем ели и оплакивали, и образе  жизни в  племенах
Дарвина, в каждом  из которых  люди жили  под  управлением  одного сильного,
злобного и ревнивого самца:

     Передо мной из всех  этих  компонентов образовалась следующая концепция
или, я бы даже сказал, видение. Отец первобытного племени, будучи деспотом с
неограниченной  властью,  забрал себе  всех  женщин.  Сыновей,  как  опасных
соперников, он убил или выгнал. Но однажды сыновья собрались и объединились,
чтобы задавить числом, убить и сожрать отца, который был их врагом и в то же
время  их   идеалом.  После  этого  поступка  они  не   могли  распорядиться
наследством,  потому  что  мешали  друг  другу. Под влиянием  этого, а также
чувства раскаяния, они научились договариваться между собой. Они собрались в
клан   братьев  с  помощью  правил  тотема,  которые  были  призваны,  чтобы
предотвратить повторение  подобного действия, и  совместно решили отказаться
от владения женщинами, из-за которых убили своего  отца.  Им пришлось искать
женщин из другого племени.

     Тотемное поедание стало  праздником  в  честь  "страшного поступка",  и
именно от этого поступка произошло

     чувство вины человека (или "первородный  грех")... который стал началом
одновременно социального устройства, религии и этических ограничений.

     Описывая  это убийство и его последствия, Фрейд допускал, что указанное
событие может быть вымышленным. Но ему очень хотелось считать это буквальной
правдой,  верить, что "первобытные люди действительно  сделали то, что,  как
показывают все факты, намеревались сделать". Несмотря на  все  наукообразие,
книга "Тотем  и  табу"  производила впечатление  какого-то детского желания,
которое  сохранялось  до  последнего  предложения,  где,  "не  претендуя  на
окончательность  этих  выводов",  Фрейд выражает  мысль -  надежду, - что "к
рассматриваемому случаю вполне можно применить слова: в начале было Деяние".
     Антропологи не  относились к этому труду  с должным уважением, но Фрейд
оставался   непреклонным  и  не  обижался.   Он  смеялся,  когда  английский
антрополог назвал  его  книгу  "Сказкой просто так"*,  и  даже рассказывают,
будто он говорил американскому ученику, что  придумал  эту  историю  в  одно
дождливое  воскресенье.  Такие  шутки,  возможно,  помогали  скрывать личные
мотивы,  потому  что  в его  интересе  к  сыновьям,  убивающим  своего отца,
отражается фантазия,  в которой он  представляет себя  тем самым первобытным
отцом, сыновья которого собираются убить его - особенно сын по имени Юнг.
     Убийство,  инцест и происхождение  человека были интересными темами для
книги в 1913 году. Сегодня  биологи относятся к табу на инцест более здраво,
считая,   что  оно   возникло  из  потребности   гармонизировать  социальное
поведение. Фрейд счел  бы  эту точку зрения  жалкой,  но, скорее  всего, она
верна в отличие от его толкования.
     Объемная последняя  глава, написанная Фрейдом  в  конце  зимы -  начале
весны 1913 года,  была связана  с пациентами, которые в то время наперебой к
нему обращались. Вскоре после окончания  книги в мае он говорил Ференци, что
работает  по  одиннадцать  часов  в  день, то  есть  анализирует одиннадцать
человек.
     Для человека,  ко