е
исключено, что  он даже  поинтересовался, какая польза от  того,  что  Фрейд
настроил  женщину  против  отца  на  основе  в  лучшем  случае  сомнительных
доказательств.  Но  Фрейд  не считал  себя виноватым в том, что  в интересах
лечения восстанавливает таким образом  детские воспоминания. Полных  детских
воспоминаний не бывает,  и  реконструкцию  он считал  единственным  способом
обнаружения столь важного факта совращения.
     В "Покрывающих воспоминаниях" (1899)  он предположил, что наши  скудные
воспоминания  раннего   детства  -  не  то,  чем  они   кажутся.   Ничем  не
примечательные события как бы  загораживают более серьезные, но неприемлемые
воспоминания.  Даже эти слова  слишком  ясны по сравнению со сложной  идеей,
которую пытался передать Фрейд. "И действительно,  можно усомниться, - пишет
он,  - есть  ли  у нас воспоминания о  детстве, или  же  мы  владеем  только
воспоминаниями, относящимися к детству"*.

     *  В  моей   памяти  сохранилось  около  тридцати  различных   событий,
происходивших  со мной до пяти лет, каждое  из  которых  занимало  не  более
получаса. Большая часть не представляет  никакого интереса. Одно из них: мне
в  качестве шарады  показывают тюремную  камеру в  пригородной  тюрьме.  Это
делает  полицейский,  которому  мой  отец  сообщил  о несчастном  случае  на
каком-то  пустыре,   в   котором   участвовали  я  и  мальчик-рассыльный  на
велосипеде.  Что это был за  несчастный случай,  я  не помню.  Я вижу только
каменный пол, деревянные нары, железные  прутья, помню  сладкий  страх перед
преступлением и наказанием. Может, это покрывающее  воспоминание, за которым
таится что-то неприятное? Читая Фрейда, пусть даже  скептически, вы невольно
встречаетесь со стрелами, направленными прямо в вас.

     От  раздумий о людских воспоминаниях до создания тех, которые, согласно
"толкованию",  у  них  должны  быть,  не  один  шаг.  Уверенность  Фрейда  в
собственных силах поразительна.
     Возможно, теория совращения вызывала у многих сомнения. Но тем не менее
это  было четкое заявление, которое можно было подтверждать или  оспаривать.
Подписываясь под ним,  Фрейд  наверняка  знал,  что рано  или поздно  другие
обнаружат (или не  обнаружат)  те же доказательства, что  есть у него. Любое
отклонение  от  истины будет замечено. Поэтому (как предполагают) он верил в
свою теорию. Но он все же сфабриковал доказательства, говоря о сотнях часов,
проведенных   с   пациентами.   Где   еще   он   согрешил   против   истины?
Предположительно, он  был  настолько  убежден  в том,  что разгадал  загадку
невроза, что чувствовал себя вправе немного приукрасить данные, дабы убедить
сомневающихся. Это интуитивное ощущение собственной правоты сопровождало его
всю жизнь. Сильной стороной Фрейда было воображение, а не факты.
     В  частных беседах  он вскоре  стал выражаться менее  уверенно,  чем  с
психиатрами. В 1896 и 1897 году он грустно сообщает Флису о случаях истерии,
еще не завершившихся удачным лечением.  9 октября 1896 года он уже пишет: "Я
не очень  доволен  своими случаями". 17 декабря: "Пока  не  закончен ни один
случай". 3 января: "Возможно, к [Пасхе] я закончу работу над одним случаем".
7  марта: "Я  все еще не закончил  ни одного случая и  по-прежнему борюсь со
сложностями лечения и понимания".
     На Берггассе приходили невротики,  ложились на кушетку,  смотрели перед
собой, выговаривались, рождали в мозгу Фрейда все  новые сомнения. Сложности
с  теорией совращения  были только частью его  жизненных  проблем. В октябре
1896 года  умер его  отец, вероятно, от  рака, и это оказало на него большое
влияние.
     В  течение некоторого  времени,  в конце  1896  года,  его  комментарии
воспоминаний пациентов становятся жестче.  Подробности,  которые он сообщает
Флису, становятся довольно неприличными, почти  порнографическими. 6 декабря
1896 года он пишет: "Она извлекла  из своего бессознательного воспоминание о
сцене, которая произошла, когда  ей  было  четыре года.  Ее отец, охваченный
сексуальным возбуждением, лизал  ноги  кормилицы".  17 декабря: "Поверишь ли
ты, но нежелание [пациента] пить пиво и бриться объясняется воспоминанием, в
котором няня сидит podice nudo [с оголенными  ягодицами] в неглубоком тазу с
пивом,  чтобы  ее  лизали и так далее?" 3  января  1897 года  рассказ идет о
кузине Флиса и фелляции. 12 января он просит друга: "Ты не мог бы попытаться
найти  случай детских конвульсий, происхождение  которых можно проследить до
сексуального  совращения, а точнее  lictus  [лизания]  или пальцев в  анусе?
Потому  что  недавно я  обнаружил, что могу  с полной уверенностью объяснить
приступ пациента, напоминающий эпилепсию, тем, что  няня  так использовала с
ним свой язык".
     В свете его новых идей отцы стали основными совратителями  своих детей.
В то же  время  (24  января  1897 года) он сообщает, что  "ранний период  до
полутора лет становится еще более значительным". 11 февраля он открыто пишет
о  своем  собственном отце, смерть  которого  в  прошлом  октябре, возможно,
позволила  ему так  изменить  свое  отношение.  Фрейд  пишет  рваным слогом,
ассоциации следуют одна за другой:

     Истерический озноб =  достают из теплой  постели. Истерическая головная
боль с  ощущением давления на темени, висках и т. п. характерна  для сцен, в
которых  голову  держат  неподвижно  для  совершения неких действий во  рту.
(Позже сопротивление фотографу, который хочет поместить голову в зажим.)

     Имелся Ли  в виду  тот  зажим,  в котором удерживалась  его собственная
голова  в  студии  фотографа,  когда  ему  было  восемь   лет?  В  следующем
предложении  он как бы снимает  с себя подозрения,  говоря о  своем брате  и
сестрах:

     К  несчастью, мой  отец был  одним  из  таких  извращенцев и виновен  в
истерии моего брата (все  его симптомы свидетельствуют об этом) и нескольких
младших сестер*.

     * Оба эти абзаца после слов "теплой постели" были исключены из  первого
издания переписки Фрейда с Флисом.  Джонс вскользь упоминает об этом в своей
биографии.

     Такие смелые  заявления выходили  за рамки  тихой  буржуазной  семейной
жизни.  Коллеги Фрейда тоже  едва  ли  могли  понять  его.  Профессиональная
изоляция -  это то, о чем  он станет писать впоследствии. В то же  время это
стремление к  одиночеству было в его  характере.  Он видел в себе  человека,
которого судьба вынуждает идти по  своему собственному  пути. В  марте  1896
года он выразил это более многословно в одном из писем к Флису: "Я... борюсь
с враждебностью и живу в такой изоляции, что можно было бы подумать, будто я
открыл величайшую истину". В апреле он пишет: "Из всех советов, данных тобою
мне, я  наиболее полно последовал тому, который касается моего одиночества".
Сам  Флис, не менее одинокий, считал, что они  в этом одинаковы. В мае Фрейд
все еще рассуждает о своем одиночестве, на  этот раз  обвиняя коллег: "Я так
изолирован,  как  только могу быть.  Меня  все  словно сговорились оставить,
потому что вокруг меня образуется пустота".
     Со  смертью отца ощущение одиночества растет. "Каким-то из темных путей
за  порогом  сознания,  -  пишет  он  Флису, - смерть старика  на меня очень
повлияла... Я чувствую себя совершенно выбитым из колеи".
     Его  исследования  сексуальных проблем вызвали отчуждение и в  семейном
кругу. В феврале 1897 года он рассказывал Флису о своем интересе к появлению
у  маленьких  детей  чувства  отвращения  к  экскрементам.   Его  шестому  и
последнему ребенку, Анне, в то время было четырнадцать месяцев. "Почему я не
иду  в  детскую  и  не  экспериментирую  с  Анной?  Потому что  я работаю по
двенадцать  с половиной  часов  в день и  у меня  на  это  нет времени, да и
женщины не одобряют моих исследований".
     В апреле он все еще  размышлял над идеей, будто  истерические  фантазии
могут появляться от того,  что дети слышат в  возрасте  шести месяцев. Оскар
Рие,  врач  его  детей,  настойчиво  просил  его  отказаться  от  этой линии
исследований.  "Вероятно,  - написал Фрейд,  - ему это  было поручено".  Это
снова были шокированные женщины.
     Им не понравилось  бы и письмо, которое  он  отправил  Флису в мае 1897
года. Там говорится: "недавно мне снилось, что я испытываю слишком страстные
чувства к  Матильде", его старшей  дочери,  которой в то  время было девять.
Сон, по словам  Фрейда, был, "конечно", исполнением  желания  сделать "Pater
[отца] источником невроза"  и тем самым "положил конец моим непрекращающимся
сомнениям". Но  этого  не  произошло. Вопрос о  том, кого  следует  винить в
совращении детей, равно как и все остальные, оставался неразрешенным.
     Флис  давал ему пример того, как жить, не мучаясь сомнениями. Они время
от времени встречались - где-нибудь в городе  или в сельской местности. Двое
бородатых мужчин гуляли по окрестностям: коренастый Фрейд в хорошо скроенном
пальто,  его  более стройный друг в плаще,  полный  новых открытий о  носах,
сексуальности  и  золотых  числах 28  и  23,  которые  управляют  жизненными
ритмами. Флис также сталкивался с враждебностью коллег. В конце 1896 года он
рассказывал  на лекции в  Берлине о своих  биоритмах и  "двадцатитрехдневном
периоде,   о  котором  вы  услышите   сегодня   впервые".   Фрейд,  прочитав
опубликованный текст, воскликнул,  что "за двадцать минут [он] открывает все
тайны  вселенной".  Берлинская аудитория  восприняла идеи  Флиса  с  меньшим
энтузиазмом.  Замечания  о важности  времени рождения вызвали  смех,  и Флис
потерял контроль над собой:

     Я вижу, господа, что это предположение сомнительным образом стимулирует
ваши мышцы, ответственные за смех. Но  я могу сказать вам, что  мы говорим о
великом  законе  природы,  и  обещаю, что придет время,  когда величие этого
закона поразит вас как громом.

     Суть   системы  Флиса  заключалась   в  том,  что  важные  изменения  в
деятельности  организма,  в  том  числе  рождение  и  смерть,  происходят по
повторяющимся   схемам,  которые  можно  предугадать  с  помощью  запутанных
расчетов, основанных на двадцатитрех- и двадцативосьмидневном циклах. В 1979
году специалист по истории науки Фрэнк Дж. Саллоуэй  писал, что теория Флиса
отнюдь не была основана на упрощенной математике, иначе ее ошибочность  была
бы очевидна для Фрейда.  Теории  Флиса были сложны и построены на логических
принципах.  Однако его оценка клинических  данных была искажена оптимизмом и
чрезмерной уверенностью в себе, и он старался находить именно то, что искал.
Периодичность  во  флисовском глобальном  смысле оказалась химерой. Но  хотя
многие  современники высмеивали его  теорию,  на некоторых  она  производила
впечатление.
     Фрейд, со своей стороны, полностью уверовал  в теорию Флиса и тем самым
практически принял  то, что противоречило его собственным  идеям, поскольку,
согласно   теории   периодичности,  существует   рад  биологических  правил,
объясняющих поведение  человека  безо всякой  психологии. Фрейд хотел, чтобы
его собственные теории  были применимы в  обеих сферах - теле и  разуме, - и
надеялся,  что можно совместить эти две области. Иногда Фрейд выражался так,
словно  он готов отказаться от своей точки зрения в  пользу друга. Ему очень
нравилась  идея  периодических  законов,  которым  подчиняются  все  функции
организма. "Возможно,  с твоей помощью,  -  писал он в июне  1896  года, - я
обрету твердую почву под ногами, перестану искать психологические объяснения
и предпочту им физиологию".
     В  интерпретации Фрейда  теория периодичности кажется любительской.  Он
анализировал   события  в  семье,  чтобы  проверить,  соответствуют  ли  они
рассчитанным Флисом закономерностям. Обычно это  легко удавалось - даже если
этим новым событием  было всего  лишь появление нового зуба у Анны.  На  все
существовали "критические" или "особые" дни.  У даты смерти отца Фрейда тоже
были связи со  значимыми цифрами. Когда  старший сын  Фрейда  Мартин написал
стихотворение  за день до  того, как у него  заболело горло, Фрейд счел  это
стихотворение проявлением "эйфории перед особым днем", то есть "особым" днем
болезни. Месяц спустя мальчик написал еще  одно стихотворение и лишился двух
зубов. Фрейд записал и это, надеясь обнаружить какую-то закономерность. Жена
Оскара Рие родила ребенка. "Говорят, - написал Фрейд Флису, - что ты заранее
определил время  рождения и  пол ребенка"  Так Флис-материалист  был  окутан
мистическим ореолом.  За профессиональным  восхищением  скрывались и  личные
чувства  Фрейда.  Ему нравилась  мужская  дружба,  а  Флис был  его  другом.
Несомненно, Флису импонировало  то, что его теория встречает такой прием, но
не  появлялось  ли у  него  чувства  неловкости  или  даже  снисходительного
презрения по отношению к наивному интересу друга к его великой системе?
     Фрейда все еще беспокоила дата  собственной смерти. Это было связано не
только с сердцем.  Некоторые годы в  будущем были  "плохими".  Он еще в 1894
году  рассказал Флису,  что  умрет  от  сердечного приступа  между  сорока и
пятьюдесятью  годами,  то есть  между  1896  и  1906  годами.  Когда  сердце
перестало  его так сильно  беспокоить, возрастом смерти стал  пятьдесят один
год (столько ему должно было исполниться в 1907 году). Фрейд  писал Флису об
"этом  известном  возрасте",  который,  что  более  вероятно,  был  придуман
Фрейдом, а не рассчитан Флисом.
     Такие мысли  появлялись  благодаря  предрассудкам  относительно  чисел,
существующих  у евреев.  Считается, что  для  мужчин-евреев пятьдесят второй
день рождения имеет  особое  значение. Фрейд  понимал (как он  позже говорил
Юнгу), что "мой мистицизм имеет явно еврейское происхождение",  но для того,
чтобы   дать  волю  подобным   предрассудкам,  человек,  гордившийся   своим
рациональным  взглядом  на  жизнь,  должен  был  страдать  от  определенного
невроза.
     В более позднем  возрасте он все еще думал о дате смерти, например,  на
шестьдесят втором году жизни, то есть в 19171918 годах. Ему впервые пришло в
голову, что этот возраст опасен, в 1899 году, и вместо пятьдесят второго дня
рождения  он  стал  бояться  наступления  шестьдесят  второго.  Причина, как
однажды  Фрейд  объяснил  Юнгу,  была  проста. В  1899 году  ему  дали новый
телефонный номер - 14362. Фрейду показалось вполне  вероятным, что цифра 62,
стоявшая  после 43, его возраста в то время, может означать конец его жизни.
К тому же он считал 1899 год для себя особенно значимым потому, что завершил
книгу  "Толкование сновидений", которую считал важнейшей работой  всей своей
жизни.
     Новые доказательства:  когда  он отдыхал со  своим братом Александром в
Греции в 1904 году, ему постоянно попадались на глаза  числа 61 и 62,  и это
было  "действительно  странно".  В  гостинице  он боялся  самого  худшего  и
почувствовал  огромное  облегчение, когда  ему  предложили  номер  на первом
этаже: так низко номер 62 едва ли  может быть. Но ему дали номер 31, то есть
половину от  62, почти столь же неприятное число. Такая бессмыслица  знакома
любому  человеку  с навязчивыми невротическими состояниями, который во  всех
мелочах, подобно Фрейду, видит указание на собственную смерть.
     В 1905 году его дочери Матильде вырезали аппендицит, но операция прошла
неудачно,  и  она  очень  тяжело заболела. Фрейд, охваченный  беспокойством,
ходил  по кабинету,  и вдруг  ему  захотелось  разбить  маленькую  мраморную
фигурку Венеры  на полке. Он бросил  в  нее тапок, сбил  статуэтку на  пол и
разбил ее.  Позже  он назвал это актом жертвоприношения, призванным отогнать
зло  и сохранить  жизнь дочери. Именно бессознательное  помогло ему  сделать
такой точный бросок и не разбить ничего другого.

     В  1897  году, полный неуверенности  в  себе и  в  своей  работе, Фрейд
приближался к  критическому периоду своей жизни. Теория совращения  все  еще
была в зачаточном  состоянии. Он  спешил ухватиться  за любые доказательства
реальности  сексуального  совращения  детей. В  результате психоанализа один
пациент  с  "навязчивыми идеями" был убежден,  что в  детстве  его совратила
няня.  Он  поспешил в  родной город,  чтобы  предъявить няне, уже  старушке,
обвинение,  и  получил  "полное  подтверждение".  Фрейд  некоторое время  не
виделся с этим пациентом и узнал об этом от некоей госпожи Ф.,  которой  все
рассказал профессор  С.  Тем не  менее Фрейд использовал историю  и переслал
Флису. Если бы у Фрейда были лучшие доказательства, он бы, без сомнения, ими
воспользовался.
     Теория совращения  имела массу  ограничений.  По Фрейду, чтобы  вызвать
невроз, совращение должно произойти в раннем детстве, у  детей, которые  еще
не  владеют долговременной памятью,  и психологическая травма  оказывается у
них в  подсознании. Совращение  более  старших  детей,  обладающих  такой же
памятью,  как взрослые,  не  считается,  хотя  более  ранние  события  могут
скрываться за более поздними воспоминаниями.
     В апреле  1897  года  на Берггассе  пришла  молодая женщина -  одна  из
множества неизвестных  пациентов,  которые  на  миг  возвращаются  к  нам из
прошлого в письмах  Фрейда. Она  вызвала подозрения Фрейда тем, что сказала,
будто  ей "не хочется ранить других людей". Он поинтересовался, каких людей,
затем поднял  тему  секса, и вскоре она начала  говорить  о том, как  бывают
виноваты даже  самые благородные люди. Тут Фрейд внезапно произнес:  "Что ж,
давайте  говорить  начистоту.  Мои  анализы  показывают, что виноваты обычно
близкие родственники: отец или брат".
     Она тут же во всем созналась и рассказала, что, когда ей было от восьми
до  двенадцати лет,  отец  регулярно  брал ее к себе  в постель и ласкал ее.
Фрейд  сказал  ей, что  "такие  же  и  худшие  вещи" наверняка  должны  были
происходить с ней и в  более раннем возрасте -  то  есть совращение, которое
вполне подходило к его теории. Как он  сообщил Флису, убедить в этом женщину
было совсем просто.
     С классификацией совратителей, как  и  с поиском  доказательств теории,
тоже  возникали  проблемы.  В  статьях   1896  года  в  качестве  виновников
фигурируют братья,  няни и учителя, но  не  отцы. Он обвиняет отцов только в
письмах  Флису:  если  точнее,  6  декабря  1896  года  в  том  письме,  где
"чрезвычайно развращенный  отец" лижет  ноги  няни. К  январю 1897 года отцы
начинают  появляться  в  письмах  регулярно.  Мисс Г. де  Б.  подозревают  в
фелляции,  упоминается "отвратительный человек", ласкавший свою  дочь,  а  в
феврале речь идет уже о скелете в шкафу самих Фрейдов.
     Отцы-совратители    становятся   для    Фрейда   стереотипным   образом
совратителей малолетних. Позднее, говоря о теории совращения, он будет иметь
в  виду именно их.  Но в  то время, когда  образ  отцов появился в письмах к
Флису, теория совращения существовала уже год, а с пациентами он работал еще
дольше. Как же получилось, что отцы-совратители так долго оставались вне его
поля зрения? Никто не спрашивал Фрейда об этом - никто бы не осмелился.
     Была  ли  здесь связь  со смертью  его  отца? Якоб  Фрейд умер в  конце
октября 1896 года, за шесть недель до первого письма об отцах-совратителях".
В "хорошем сне" в ночь после похорон (позже Фрейд говорил, что до  похорон),
рассказанном Флису, Фрейд  был в парикмахерской,  куда обычно  ходил  каждый
день  подстригать бороду, и увидел  там надпись: "Будьте  добры,  закрывайте
глаза".  Фрейд решил,  будто это означало, что нужно  исполнять свой долг по
отношению  к  мертвым.  Есть   предположения,   что  это  как-то  связано  с
закрыванием глаз на инцест, совершенный его отцом. Обвиняя его, Фрейд как бы
забывал об этом запрете.  Может, именно смерть отца позволила ему рассказать
обо  всем  Флису? Если так, то  это  объясняет  и  изменение  его позиции  в
отношении  отцов вообще  он подозревал о виновности  отцов и раньше,  но  не
упоминал об  этом, поскольку такие идеи  были  слишком  тесно связаны  с его
собственной семьей.
     Что привело