век из  Нью-Йорка -  А. А. Брилл, который самостоятельно
эмигрировал туда  из  Венгрии  в возрасте четырнадцати лет,  а  впоследствии
вернулся  в Европу,  чтобы работать  в  "Бургхельцли". Он надеялся  привезти
знамя новой доктрины в Америку.
     Ни  один  из делегатов не был послан какой-то  организацией,  поскольку
таких организаций еще не существовало, и их присутствие было личным выбором.
В  первую  очередь  к  психоанализу  их привлекли любопытство,  одиночество,
любовь к  экзотике или даже интерес к новой науке.  Можно предполагать, хотя
бы вспомнив  о самом Фрейде, что они  тоже страдали кое-какими неврозами. По
определению они  обладали достаточно  богатым  воображением,  чтобы  усвоить
теорию,  которая у  большинства  людей  вызывала  возмущение.  Эта атмосфера
обособленности  от  остальной  медицины наверняка  очень хорошо  ощущалась в
отеле "Бристоль".
     Несколько  из  делегатов  этого  съезда  вошли  в историю психоанализа,
некоторые  тем, что в конце концов выступили против Фрейда. В частности, это
были  Юнг и Адлер, которые представляли свои доклады среди первой девятки  в
понедельник. Брилл вернулся в Америку, как и собирался, основал Нью-йоркское
психоаналитическое общество и упорно занимался  переводами работ учителя,  о
которых  лучше  не  вспоминать.  Карл  Абрахам,  молодой  еврей-психиатр  из
Берлина,  который ранее работал в "Бургхельцли",  посвятил  жизнь  улучшению
репутации  психоанализа  -  он   был  человеком  спокойным,  авторитетным  и
независимым.  После  трех  лет  переписки  с Фрейдом он  тоже  стал "дорогим
другом".   Джонс  говорил,  что   это   был   самый   нормальный   из   всех
психоаналитиков.
     Ставший в конце концов еще более знаменитым Шандор Ференци, венгр,  был
более  непредсказуемым, более одержимым страстными идеями, то появлявшимися,
то исчезавшими, более зависимым от Фрейда (пока не "упаковал чемоданы"  и не
покинул учителя) и вел более беспорядочную и полную проблем личную жизнь. Он
родился в 1873  году  и, таким образом, был на семнадцать лет младше Фрейда.
Его  семья - польские евреи (снова "Ostjuden", восточные евреи), переехавшие
в Венгрию.  Во время Зальцбургского съезда  его  переписка с Фрейдом  только
завязалась. Признания и заламывание рук были еще в будущем.
     Среди наиболее приближенных к Фрейду лиц Ференци  был самым дружелюбным
и  приятным.   Фрейд   пригласил  его  в  Берхтесгаден  летом  1908  года  в
какой-нибудь  пансион,  пока там отдыхала его семья,  обещая,  что "время от
времени вы будете с нами  обедать или бродить по горам с моими мальчишками".
В тридцать пять  лет  Ференци еще не  был женат, а  причиной приглашения, им
принятого, возможно, было желание Фрейда оценить, насколько  его кандидатура
подходит в качестве мужа  для  Матильды, старшей  дочери.  Однако летом  она
побывала в  санатории в  Мерано и познакомилась с бизнесменом,  впоследствии
ставшим ее мужем. Спустя полтора года после Зальцбурга Ференци стал "дорогим
другом".
     Самым  ярким   делегатом  был  Отто   Гросс,  австриец   по   рождению,
психоаналитик,  объявивший  себя  анархистом  и  стремившийся   покончить  с
патриархальной властью с помощью высвобождения  "разрушительной  сексуальной
энергии"  или  "свободной  любви",  за  которую  выступали более  или  менее
респектабельные  англичане вроде Г. Дж. Уэллса  и  Гавелока  Эллиса. Взгляды
Гросса  и  его  несдержанность  отводят  ему  место  среди  психоаналитиков,
подобных Фрицу Виттельсу*, которые считали, что подавление желаний  стоит на
пути  социального  прогресса.  Виттельс  выглядит  ребенком  по  сравнению с
Гроссом - человеком со спутанными волосами и  тяжелым взглядом голубых глаз,
который  проводил половину  своего  времени  в  мюнхенских  кафе, анализируя
посетителей  за  столиком,  и тратил свою  плату на морфий,  в  то же  время
проводя  ночи  с многими  женщинами во  имя  свободы (две из них покончили с
собой), или, по словам Штекеля, убеждал других мужчин заняться любовью с его
любовницей, а сам подслушивал из соседней комнаты. Его  умеренно распущенная
жена Фрида (не нужно  путать ее с очень неразборчивой  Фридой фон Рихтхофен,
позднее женой Д. Г. Лоуренса, которая за год до того имела непродолжительную
связь с Гроссом) тоже была вместе с ним в 1908  году в Зальцбурге в качестве
участницы съезда.

     * Друг  Джонса,  хирург  Троттер,  застенчивый англичанин за  границей,
сидел на заключительном обеде между Джонсом и Виттельсом. Устав от  болтовни
венца, он повернулся к Джонсу  и пробормотал:  "Я  утешаю себя тем, что могу
отрезать человеку ногу, а все они этого не могут".

     Фрейд  уже  приложил  все  старания,  чтобы  сказать  о  Гроссе  что-то
конструктивное,  возможно,  в  связи  со  своим  двойственным  отношением  к
сексуальной свободе, выразившимся  во всем движении.  Джонс, который получил
первые  уроки  психоанализа в  мюнхенском кафе,  называл  его "романтическим
гением". "Такой прекрасный человек, такой острый ум", - решил Фрейд несмотря
на то, что Юнг рассказал ему кое-что о жизненных установках Гросса. Вот одна
из  его  идей:  "Состояние  подлинного  здоровья  для  невротика  -  половое
бессмертие".
     Юнг попробовал проанализировать Гросса.  "Когда  бы  я  ни запнулся,  -
рассказывал он  Фрейду,  -  он  начинал  анализировать  меня". Вскоре  после
Зальцбурга Гросс  начал  бояться  оставаться  в  своем гостиничном  номере в
Цюрихе, потому  что ему казалось, будто люди  читают  его мысли, а за стеной
кто-то  стучит.  Юнг  поместил его  в  "Бургхельцли",  откуда тот  сбежал  и
вернулся к наркотикам и женщинам.
     Зальцбургская конференция началась в  понедельник в восемь утра и стала
известна благодаря  вступительному  обращению  Фрейда, которое  состояло  из
рассказа (без предварительных заметок) об истории болезни Эрнста Ланцера. Он
говорил на протяжении трех часов,  предложил закончить в одиннадцать, но его
убедили  продолжать до  полудня.  Согласно  опубликованной  Фрейдом  версии,
которая появилась только в 1909 году, в апреле 1908 года анализ мог  все еще
продолжаться,  но, скорее всего,  этот случай  уже был представлен на съезде
как  очень  успешный. Джонс  "утратил  чувство времени".  Два дня  спустя он
пишет, что все еще находится

     под  неизгладимым впечатлением от вашей  лекции, которая показалась мне
самим  совершенством. Все  остальное [в том  числе работы  Адлера, Абрахама,
Джонса, Штекеля, Ференци  и Юнга] было просто "водой",  маловразумительной и
бессодержательной болтовней.

     Случайно  вышло  так,   что  эта  работа  Фрейда  дала  его  слушателям
возможность понять, как происходит сам процесс психоанализа. В своих статьях
и книгах Фрейд старался не формулировать правил о том, как проводить анализ.
Сложно выразить  на бумаге такой неустойчивый процесс, да и Фрейду нравилось
считать  это  своей  профессиональной тайной. В рассказе о  Доре  (1905)  он
говорит,  что  опустил   подробности  применения   метода,  которые  требуют
"совершенно отдельного  изложения". В том же году в  статье "О психотерапии"
он резко  высказывается  об  "ошибочном  впечатлении", что  его  методом, на
который он только намекает, может пользоваться каждый.
     Возможно, было неизбежным то, что  ранние аналитики должны были учиться
в  устной форме и что Фрейд будет считать такое положение дел благоприятным.
Лекция о Крысином Человеке, во всех подробностях рассказывающая о проведении
анализа,  все  еще свежего в  памяти  Фрейда,  видимо, позволила  слушателям
почувствовать, как работает основатель движения.
     После  Зальцбурга  Фрейд  чувствовал  себя "освеженным...  с  приятными
впечатлениями" - такое редко можно  было услышать от  такого пессимиста, как
он. Он чувствовал, что работа продвигается.  Джонс и Брилл собирались вскоре
навестить его в Вене,  а затем оба направлялись в Новый Свет, для того чтобы
распространять новое учение: Брилл, как и намеревался, в Нью-Йорк, а Джонс -
в Канаду. Туда он ехал из-за отчаяния, потому что Лондон  его  не принял,  а
ему нужно было работать в англоязычной стране. Юнг планировал  создать новый
журнал,  "Ежегодник",  который выходил  бы  раз  в два  года.  Абрахам  стал
человеком Фрейда в Берлине, а Ференци - в Будапеште.
     Неожиданно во время заключительного обеда появился семидесятипятилетний
Эммануил   Фрейд,   словно  для   того,   чтобы   дать  конгрессу   семейное
благословение. Следующий  день они провели вместе с Зигмундом  в Зальцбурге,
когда все остальные уже уехали.  Они говорили  о семье. Роза, сестра Фрейда,
за  месяц до того потеряла мужа  Генриха. У  безутешной вдовы  осталось двое
детей.
     Эммануил  и Зигмунд  делали то  же, что и обычные туристы: проехали  по
канатной  дороге  к  крепости,  а  потом  на  паровом  трамвае отправились к
имперскому  замку  у  Хельбруна. Эммануил  все еще  был  живым и  энергичным
спутником. Но процесс старения никогда  не ускользал от внимания Фрейда. Его
собственный день рождения под несчастливым числом  пятьдесят два ждал его на
следующей  неделе,  и,  возможно, он  признался  о своих  суеверных  страхах
сводному брату. Этот практичный, деловой человек, почти  англичанин,  должен
был приободрить его.



Глава 20. Сыновья и наследники

     В  двадцатом веке секс  практически перестал быть запретной  темой. Это
было  вызвано постепенным  распространением  "запретных"  мыслей  и  языка в
печати: сначала  в книгах,  затем  в  менее  радикальных журналах и газетах.
Фрейд  внес  в  этот  процесс  большой  вклад.   К  концу  1908   года   его
психологические труды  (их  нужно отличать от  неврологических)  насчитывали
двадцать шесть статей  и семь книг  (или исследований размером с книгу), где
личность человека рассматривалась в основном  с сексуальной точки зрения. На
английском этот материал пока был доступен разве что в пересказах.
     Фрейд был  одним из многих писателей (хотя  и  наиболее революционным),
которые решили, что секс - слишком важная тема, чтобы отдавать ее на милость
порнографии. Эта тенденция была  особенно заметна  в немецкоязычных странах,
где  тексты   того  или  иного  рода,  посвященные  сексуальному  поведению,
привлекали внимание респектабельных издателей и любопытных читателей.
     Почему именно  Германия занимала  здесь  первое место,  неизвестно,  но
наука культивировалась там в  гораздо большей степени, чем в  Великобритании
или  Америке.  Как и  немецкие химики,  вызывавшие восхищение во всем  мире,
немецкие сексологи  (это  слово появилось  в  Америке  приблизительно  в  то
время),  возможно, были движимы желанием  получить знания. В  сексологии  не
шутили.  Все  сексологи  были  мужчинами,  и  им  было  разрешено  обсуждать
запретные темы еще и потому, что они были врачами.
     Книга Крафта-Эбинга,  который  к  1908  году уже  умер,  под  названием
"Сексуальная  психопатия", постоянно переиздавалась. Она представляла  собой
рассказ о сексуальных отклонениях, написанный для небольшой профессиональной
аудитории в 1880-х  годах.  Август Форель, который  до Блейлера занимал пост
главного  врача  "Бургхельцли" (и,  как и тот,  выступал  против спиртного),
опубликовал  в 1908 году "Половой вопрос", доклад оптимистичного  моралиста,
не боящегося говорить о сексе простым языком.
     В   этом  же,  1908  году  Магнус  Хиршфельд   начал  издавать  "Журнал
сексуальной  науки".  Его уже  вышедшая к  тому  времени книга  "Третий  пол
Берлина" описывала гомосексуальные радости города, ценителем которых являлся
сам   автор,  Иван  Блох,   признанный   авторитет  в  области  венерических
заболеваний, написал в  1906 году книгу "Сексуальная жизнь  нашего времени".
Это универсальное название (впоследствии  не раз  позаимствованное  другими)
помогло книге до 1909 года выдержать девять переизданий.
     В Британии Гавелок Эллис писал свои  "Исследования психологии секса"  -
книгу,  многие  годы  остававшуюся  недоступной  на родине.  Он  в  основном
рассказывал о  том, что  люди  делают, и очень  мало  о том, почему они  это
делают. Это было  свойственно практически всем сексологам. Фрейд же построил
свою работу на  объяснениях, а не на  действиях, хотя и не  избегал описания
самих сексуальных поступков.
     Фрейда осуждали многие - но не  только  потому,  что он писал  о сексе.
Некоторые сексологи (например,  Блох или  Эллис) были более откровенными. На
какую бы "научность"  они ни претендовали, отчасти привлекательность их книг
для издателей заключалась  в том, что  читатели-непрофессионалы использовали
их  в  качестве  эротической литературы.  Книги  Фрейда в общем  были  более
сдержанными. В черный список они попали из-за своих опасных идей.
     Преступление Фрейда  состояло в  том, что он  считал детей сексуальными
существами, а не воплощением невинности. Он четко выразил эту точку зрения в
1905 году в своих  "Трех очерках о сексуальности",  утверждая, что маленькие
дети получают удовольствие, которое можно назвать сексуальным, не  только от
своих  половых  органов,  но и от  телесных  отправлений,  а эта  зачаточная
сексуальность  оказывает  большое  влияние  на последующую  взрослую  жизнь.
Тысячи врачей имели другие взгляды. "Чувственность  как сексуальное чувство,
-  писал  профессор А. Ойленбург  из Берлина примерно  в  то же  время,  - в
нормальных  детях находится в  состоянии спячки". Было удобно придерживаться
такой точки зрения. Мысли о  связи малышей с сексом казались отвратительными
или абсурдными.
     К   огорчению  Фрейда,   Карл   Краус   присоединился   к   противникам
психоанализа. Рассказы о детском сексе переполнили чашу его терпения. В июне
1908 года в "Факеле" можно было прочесть:

     Старая  наука  отрицала  сексуальность взрослых. Новая утверждает,  что
ребенок чувствует половую страсть во время дефекации. Старые теории лучше по
крайней мере, те, о ком шла речь, могли высказать свои возражения.

     Для опровержения критики нужны были свежие доказательства. Пришло время
стать героем  рассказа Герберту  Графу, развитому ребенку музыковеда доктора
Графа. (Наконец психоанализу подвергся ребенок!) К лету 1908 года Фрейд  уже
был готов записать историю.
     В   очерке  "О  сексуальных  представлениях  детей"  были  использованы
предварительные  результаты  исследования.   Появляются  ли   дети  из  зада
взрослых?  Что это за история про аиста?  Фрейд очень хотел найти объяснение
детской личности.  В очерке упоминается интерес маленьких девочек к  пенисам
мальчиков. Фрейд  добавляет, что девочки вскоре  начинают им завидовать. Это
примечание позже развивается в теорию "зависти к пенису". Идея Фрейда о том,
что зависть к пенису может сформировать женскую судьбу, выводила из себя  не
одну женщину. Конечно, он считал, что помогает им, объясняя,  как отсутствие
пениса оказывает влияние  на  характер  женщины  независимо от ее желания  и
почему у нее на всю жизнь остается чувство неполноценности и зависти. В саму
эту теорию уже перестали верить. Но если считать, что фраза Фрейда относится
к  зависти  и злости  женщин  по отношению к  власти мужчин,  он оказывается
совершенно прав - ведь именно это почувствовали женщины двадцатого столетия.
     Маленький  Герберт,  которого Фрейд  назвал  вымышленным  именем  Ганс,
выполнял более простую функцию. Он стал живым подтверждением того, что рядом
с  невинностью  всегда присутствует чувственность.  Этот ребенок  из  очерка
оказался остроумным и веселым  четырехлетним мальчишкой  (пятилетним к концу
анализа)  с  живым  интересом  к  своему  пенису,  к  появлению  детей  и  к
Wiwimacher'ам  своих  матери и  сестры - или к их  отсутствию, - а  также  к
туалетам,  задним проходам  и  экскрементам. Место  действия  рассказа  было
совершенно обычным - буржуазный венский дом  с любящими родителями. Никто из
них не казался дегенератом или злодеем. Осведомленность Ганса была какого-то
рода невинностью, потому что он не представлял себе, к чему все это ведет, -
Wiwimacher'ы были  просто занятным устройством. Но у него, несомненно,  была
своя личная сексуальная жизнь, и если  такой Ганс рос в одной венской семье,
несомненно, в других семьях могли найтись ему подобные.
     Этот  простой  вывод  о существовании детской  сексуальности  логически
вытекал из "Анализа фобии пятилетнего мальчика" -  он очевиден теперь, но не
был тогда. В изучении Ганса Фрейд  ставил перед собой и другие цели. Мальчик
должен был стать доказательством теории, и Фрейд решил, что ему это удалось.
Он  испытывал эротические  чувства  по  отношению  к матери,  видел  в  отце
соперника, подавлял  свои чувства  и в результате  этого  страдал. "Ганс,  -
радостно пишет Фрейд, - действительно был маленьким Эдипом".
     Доктор Граф с женой были одними из первых учеников, а может, и первыми,
кто впустил  в свою  жизнь теории  Фрейда,  не  интересуясь  психоанализом с
профессиональной  точки   зрения.  До  появления  интеллектуальных  западных
родителей, верящих во  Фрейда,  было еще далеко.  До первой  мировой войны в
восточных  штатах  Америки  найдется несколько  семей, экспериментирующих  с
новомодной  теорией.  Только  в  1920-х годах их догоняет  лондонская группа
"Блумсбери"*.

     * Лондонская  организация  литераторов  и интеллектуалов (1904-1939), в
которую входили Литтон Стречи, Вирджиния Вульф, Леонард Вульф и др. -  Прим.
перев.

     У семейства Граф,  скорее всего,  были свои причины увлекаться теориями
Фрейда. Мужу  было  всего двадцать восемь,  когда родился Ганс.  Он  был  на
двадцать лет моложе Фрейда и очень гордился дружбой с человеком,  вызывавшим
его восхищение.  Фрейд лечил его жену, а  после рождения  Ганса,  их первого
ребенка, в апреле 1903 года они стали посылать Фрейду по его просьбе  записи
о сексуальном развитии и снах сына.
     Они писали ему  об интересе мальчика к Wiwimacher'у, а также о том, что
в три с половиной года  мать "обнаружила его  с рукой на  пенисе" и  сказала
(даже  просвещение имеет  свои границы), что, если  он не перестанет, придет
врач и отрежет этот орган.
     Рождение сестры вызвало у Ганса подозрение насчет аистов и интерес к ее
гениталиям.  Граф  в  своих сообщениях  добавляет  фрейдистские  толкования.
Замечание Ганса  о том,  будто  он не  хочет, чтобы девочки  видели, как  он
мочится, отец объясняет тем, что ребенок подавляет свое  настоящее желание -
продемонстрировать, что у него есть.
     Видимо, эти современные родители были рады  рассказывать Фрейду о своем
талантливом ребенке и  помогать ему. Когда в  начале  января 1908 года  Граф
послал  ему  очередную порцию  записок, он  отметил, что его сын вдруг  стал
бояться лошадей, особенно того, что какая-нибудь из них  его укусит. Это,  в
свою  очередь, было связано со  страхом  перед  большим  пенисом,  возможно,
лошадиным. "Дорогой профессор, - писал  Граф, - я посылаю вам новые сведения
о  Гансе,  но на сей раз,  к сожалению,  это материал для истории  болезни".
Впрочем, Граф знал, что Фрейду именно это и нужно. Он всегда просил друзей и
учеников наблюдать для него за своими детьми. Теперь, когда Ганс превратился
в больного, рассказы о нем могли принести больше пользы.
     Начались  месяцы  анализа.  Фрейд давал доктору  Графу советы,  но  всю
работу выполнял последний. История была связана с настоящими лошадьми: белым
конем, которого Ганс видел во время праздника,  большими  ломовыми лошадьми,
подвозящими  телеги  к  складу на улице, где они  жили, - но  в  воображении
ребенка они превращались во что-то иное.
     В конце  марта 1908 года Граф отвел сына на Берггассе. Это произошло за
месяц до съезда  психоаналитиков в  Зальцбурге,  и  Фрейд в  то время  писал
статью  о Крысином Человеке.  Он узнал,  что  ребенка беспокоит вид  ломовых
лошадей, особенно упряжь  вокруг рта и  глаз. Это  он легко истолковал: шоры
означают  очки, а  удила - усы Ганс отождествлял лошадь  с отцом. "И тогда я
сказал ему,  - написал Фрейд, -  что он боится отца именно потому, что о