енный профессор гидротерапии.
     Фрейд отдавал предпочтение электротерапии, которую он  уже  применял на
больничных  пациентах.  Электричество все еще  было  чем-то необычным. Артур
Шницлер  впервые останавливался  в  комнате  с  электрическим  освещением  в
берлинском отеле "Континенталь" в 1888 году. Как и большинство врачей, Фрейд
с  энтузиазмом воспринял  новую  явно  научную терапию, которой  можно  было
заниматься у себя в кабинете.  Сначала, вероятно, это был его любимый метод.
Пациенты  чувствовали,  что  о  них  хорошо  заботятся,  когда  видели   всю
внушительную аппаратуру  пульты  с переключателями  и  лампочками,  провода,
электроды со  щетками на конце  и  деревянные ванны, в  которых  можно  было
лежать и  чувствовать щекочущие электрические разряды. У новой специальности
был впечатляющий технический словарь и свой пророк в виде доктора Вильгельма
Эрба, известного невропатолога  из Лейпцига, который  утверждал, что получил
"восхитительные   результаты"  при   лечении  "тысячи  замечательных   форм"
неврастении.
     Фрейд год или два  упорно работал  с  электричеством,  повторяя сложные
ритуалы  Эрба. "К несчастью, - заключил Фрейд, -  то, что я счел  изложением
точных    наблюдений,    оказалось   плодом   воображения".    "Учебник   по
электротерапии"  Эрба  оказался  не  лучше  "какой-нибудь  'Египетской книги
снов', продающейся в дешевых книжных лавках".

     Первый  ребенок  Фрейдов,   девочка,  родился  16  октября  1887  года,
приблизительно  в  то  время, когда  Фрейд познакомился  с  Флисом.  Девочку
назвали Матильдой  в честь госпожи Брейер. Марта вела себя "храбро  и мило",
по словам Фрейда,  "и когда ей  нужно было  кричать,  каждый раз  извинялась
перед врачом и акушеркой".
     Расходы резко возросли. В мае 1888  года Фрейд пишет Флису, что "передо
мной в гипнотическом трансе лежит дама, и поэтому я могу спокойно продолжать
писать" - неплохая экономия времени*. Его семья, как он пишет,

     живет   довольно  счастливо  и  все   более   скромно.  Короче  говоря,
справляемся. А жизнь, как все знают, вообще очень сложна, и,  как мы говорим
в Вене, на центральное кладбище ведет много дорог.

     *  Это  предложение  было  вырезано из  первого  англоязычного  издания
переписки Фрейда и Флиса, одобренного семьей и опубликованного  в 1954 году.
Цензоры тайно  исключили  многие строки. Более полное  издание было  сделано
лишь в 1985 году, когда всю переписку  смог  опубликовать предприимчивый Дж.
М. Мэссон, когда-то работавший в архиве Зигмунда Фрейда,  а затем попавший в
опалу. См. главу 32.


     Ему были  нужны деньги,  и  неврастения позволяла их  зарабатывать,  но
Фрейду  было недостаточно видеть  в  ней  модное расстройство, которое лечат
успокаивающими  микстурами.  Он не только считал, что господин А. не  должен
проводить половое сношение без оргазма, но и создавал догматические теории о
том, что вредный  секс  ведет  к  неврастении и связанному с  ней состоянию,
которое он называл "тревожностью невроза".
     Эти теории  не имели  ничего общего с теми, на  основе  которых  возник
психоанализ.  Секс занимал важнейшее место и в психоаналитической теории, но
там он принимал вид "воспоминаний", части целого мира событий прошлого.  Эти
события создавали во взрослом человеке конфликты, которые  вызывали  то, что
Фрейд определял как  "психоневроз", то  есть истерию  и  навязчивые неврозы:
серьезные и опасные заболевания.
     Под вредным сексом, который предположительно  портил жизнь  господину и
госпоже  А.,  Фрейд имел в виду постоянное прерывание  полового сношения  до
мужского оргазма и  использование презервативов. Мастурбации тоже  следовало
избегать. Многие врачи часто говорили то же самое, но Фрейд сделал эту точку
зрения частью  своей всеобъемлющей теории, объясняющей причины неврастении и
"невроза тревожности". Он  называл это состояние "актуальными неврозами"*. К
1892-93  годам в письмах  к Флису начинает проскальзывать его уверенность  в
том,  что эти  неврозы  вызывает  "аномальная  половая  жизнь".  Вот главная
причина, а не ускоряющийся темп жизни.

     *  По-немецки  "Aktualneurose",  что  в  буквальном  переводе  означает
"современный невроз".

     Вспоминая об этом  периоде жизни,  Фрейд подчеркивал, что  он уже тогда
задумывался   над  проблемой   "воспоминаний"  о  сексе,  центральной  идеей
психоанализа.  "Актуальные  неврозы"  не   имели  такого   значения  и  были
благополучно  забыты,  хотя  Фрейд продолжая  о  них  говорить.  Его поздние
воспоминания не объясняют, почему вначале эта идея была так важна.
     Параллельно  Фрейд  продолжая  заниматься  психоневрозом,  в  частности
истерией. В 1888 году он написал анонимную статью для медицинского учебника,
посвященную  истерии.  В ней описывается  "метод,  который впервые  применил
Йозеф  Брейер из  Вены", при котором "[мы] под гипнозом  заставляем пациента
вспомнить психическую предысторию заболевания и  определить,  в какой момент
оно  возникло". Слово "предыстория" - типично  фрейдовское. Он имел в  виду,
что,  проследив травматическое воспоминание до его источника, можно каким-то
образом  избавить  пациента  от  вредных  эмоций. Позже  этот  процесс  стал
называться "катарсисом" - слово  общего значения приобрело терминологический
характер.  Исследования  проводились на Берте Паппенгейм.  В то  время  о ее
случае ничего не было написано.  Брейер  не стал использовать "катартический
метод" с  другими  пациентами.  Это сделал Фрейд,  начиная очень  осторожно,
иногда с помощью гипноза, а иногда и без.
     Никто не  мог сказать,  что  представляет собой  гипноз,  и Фрейд в том
числе. С времен венского Антона Месмера, жившего в конце восемнадцатого века
и утверждавшего,  что от гипнотизера  гипнотизируемому  передаются невидимые
флюиды  ("животный  магнетизм"),  "магнетический сон"  периодически  вызывал
интерес  науки.  Название "гипноз"  было изобретено в 1842  году шотландским
врачом  Джеймсом Брейдом.  Шарлатанов-гипнотизеров хватало. Сам  Месмер  был
хитрым артистом с весьма странными взглядами.
     Медицинское сообщество скептически относилось  к методу,  используемому
на сцене и для  развлечения домашних гостей. Брейер, который нашел серьезное
применение   гипнозу  в  случае   Берты   Паппенгейм,   считал,  что   можно
гипнотизировать  даже  птиц.  Животные  вообще  были  популярными  объектами
гипноза.  До своей болезни  Флейшль на дружеской вечеринке усыпил цыпленка и
заставил краба встать  на голову. Увлекшись гипнозом,  доктор  Артур Шницлер
предложил  пациенту  убить себя, и тот на следующий день послушно набросился
на врача с ножом для разрезания конвертов.
     Трудно определить, кто кого дурачил.  Шарко верил в гипноз,  но  только
для  слабоумных и  истериков, например, тех  жаждущих известности женщин  из
"Сальпетриера",  которые иногда, без сомнения,  дурачили  его самого. Фрейд,
однако,  считал,  что  с  помощью  гипноза  можно проникнуть в  "психическую
предысторию",  и его  особенно  интересовали истерики как более экзотические
пациенты,  особенно  женщины  с сильным  характером, оказавшиеся под властью
болезни.
     Для  Фрейда истерия  стала основным неврозом,  который  он  исследовал,
анализируя  прошлое  пациентов.  Его  не  беспокоило то, что  это может быть
связано  с ущемлением прав женщин - в то  время эта проблема не существовала
ни для невропатологов, ни для кого другого. Он стремился разгадать потаенные
мысли пациентов.
     Теперь  все это  нас  не удивляет - психотерапия  в том или  ином  виде
используется  очень  широко,  и  все мы  верим в существование  тайной жизни
человека. Но в то время для подобных заявлений нужны были смелость и богатое
воображение.  Фрейду  было интересно  знать,  что  происходит  в  мозгу  его
пациентов, и он внимательно слушал, что они ему  рассказывают, как это делал
Брейер с Анной О., а потом задавал новые вопросы.



Глава 9. Лечение разговорами

     История Берты  Паппенгейм, рассказанная Фрейду Брейером еще до женитьбы
первого, произвела на него очень  большое  впечатление. Именно  Фрейд убедил
Брейера опубликовать  этот случай -  это произошло значительно позже, в 1895
году, -  когда  они  совместно писали  книгу "Этюды по  истерии",  с которой
началась карьера  Фрейда. Паппенгейм упоминалась там  под вымышленным именем
"Анна  О.", вскоре  приобретшим  известность.  Предполагают,  что  Брейер ее
вылечил и тем самым навел Фрейда на мысль о создании психоанализа.
     Ее  настоящее имя стало известно лишь тогда, когда Эрнест Джонс написал
биографию Фрейда в 1950-х  годах. Это вызвало негодование семьи, потому  что
Берта Паппенгейм  впоследствии  стала известной феминисткой  и  общественным
деятелем, и они хотели запомнить ее именно  такой. С тех  пор обнаруживаются
все новые сведения об этом  случае,  о которых Фрейд мог знать,  а мог и  не
подозревать. Существует  целая  школа, занимающаяся  научным описанием жизни
Анны  О.  В  работах  приверженцев этого  направления  показано,  как  Фрейд
использует ее болезнь в своих целях: так он и работал.
     Впервые Брейер упомянул  о Берте 18 ноября 1882 года: это зафиксировано
в письме Фрейда Марте,  написанном на следующий день. Как ни  странно, Марта
была с ней знакома. После того  как  Берман Бернейс упал  мертвым на улице в
1879 году, Зигмунд Паппенгейм - отец Берты - стал опекуном Марты.
     Паппенгеймы были известным семейством евреев-ортодоксов. Берта родилась
в  Леопольдштадте  в  феврале 1859 года,  приблизительно в то  время,  когда
Фрейды приехали туда вместе с трехлетним Зигмундом.  Правда, Фрейды  снимали
квартиру, а Паппенгеймы жили  в особняке.  Позднее  Паппенгеймы переехали на
другую  сторону канала,  в Девятый  округ. Что знал Фрейд об их прошлом, нам
неизвестно.
     Берта  не  интересовалась религией, но активно сопротивляться  решениям
семьи  в  религиозных  вопросах не  могла. Наверняка  она  получила  обычное
религиозное образование, включавшее в себя подготовку  к браку,  в том числе
правила приготовления  пищи и многочисленные инструкции, касающиеся  женской
гигиены.  Ее  светское  образование, которое, скорее  всего, продолжалось до
шестнадцати  лет, включало современные языки, потому что кроме немецкого она
знала  английский, французский и итальянский. Она ездила  верхом, играла  на
фортепиано, посещала концерты и  театр и в общем вела  светский образ жизни,
про  который  впоследствии говорила, что  он состоял  из  скучных  пустяков,
служащих для того, чтобы "убить время".
     Ни  лечение,  которое  она  получала,  ни  психологические  наблюдения,
сделанные Брейером по ее поводу, похоже, ни в малейшей степени не учитывают,
что она могла быть умной и своевольной женщиной,  страстной натурой, которая
пыталась с помощью болезни изменить ненавистную ей  жизнь.  Подобный диагноз
мог бы быть поставлен в двадцатом веке, но  никак не  в девятнадцатом. Ближе
всего к нему  приближалось замечание  Брейера о "монотонной семейной жизни",
из-за которой у  нее  оставались  излишки  энергии,  способствующие развитию
чрезмерно сильного воображения.
     Ее болезнь, описанная Брейером  в книге  "Этюды по истерии", выражалась
довольно странно. Все началось в июле 1880 года, когда ей  был двадцать один
год, с усталости и галлюцинаций. Семья проводила  то лето в  Ишле, курорте с
грязевыми и серными ваннами, которые  так любил  император  и его семейство.
Отец  Берты серьезно заболел (у  него была  инфекция  легких), и  Берта  как
любящая дочь настояла на том, чтобы провести у его постели всю ночь.
     Симптомы заболевания Берты  начали  проявляться  в  то же время, что  и
болезнь  ее отца. Одна из ее галлюцинаций заключалась в том, что  вместо его
головы она увидела  череп. Когда к ним должен был приехать хирург из Вены  и
Берта  поздним вечером  ждала его возле  отца,  она увидела,  как ее  пальцы
превращаются  в  змей, и ее руку  парализовало. Галлюцинация  исчезла, когда
раздался гудок поезда, на котором приехал хирург.
     Она рассказывала Брейеру об этих галлюцинациях, и  попытки их вспомнить
стали частью лечения. Ее  история осложняется тем,  что почти  все события в
ней  относятся  к личной  жизни Берты.  Она  испытывала все  новые  перепады
настроения,  видела  грезы, которые,  в  свою  очередь,  становились  частью
истории  болезни. В 1380 роду у Берты появился  заметный  симптом -  тяжелый
кашель, - и именно поэтому в ноябре этого года семья обратилась к Брейеру.
     С  11 декабря по 1  апреля  1881 года она  лежала в постели с головными
болями,  нарушениями  зрения,  параличом  и  странными  периодами  изменения
сознания,   когда  она  не   могла   выражаться  грамматически  правильно  и
объяснялась на смеси  из  нескольких  языков. Брейеру  пришло в  голову, что
причиной может являться какое-то органическое заболевание, и он предположил,
что  это  может  быть  туберкулезный  менингит.  Этот  диагноз  он  не  смог
подтвердить и предпочел отнести  случай к универсальной  истерии.  Некоторые
ученые   все   еще  утверждают,  что  она  могла   страдать  от  физического
заболевания, возможно, заразившись от отца.
     Брейер посещал  пациентку каждый день и обнаружил, что после  обеда она
становится  сонной  и  впадает  в  некое  подобие транса, который  он назвал
самогипнозом. В  этом состоянии она рассказывала  ему  о  своих  фантазиях -
"печальных  историях",  часто  о больной девушке. Она называла  эти  встречи
"прочисткой дымовой трубы"  и  утверждала, что это ее "лечение разговорами".
Состояние Берты улучшалось.
     Мы  не  знаем,  почему  Брейер  не  занимался   своими  многочисленными
пациентами, а проводил долгие  часы  у кровати Берты и слушал ее, или почему
он решил, что ей необходимо уделить  так  много внимания. Один исследователь
рассчитал,  что Брейер провел  с Бертой тысячу  часов. В 1880-х годах, когда
царило  научное  мировоззрение,  к  психическим  болезням обычно  относились
гораздо пренебрежительнее. Подобный  неторопливый  "психологический"  подход
был  чужд  западной  медицине,  согласно  которой  человек  может быть  либо
сумасшедшим,  либо  нормальным.  Паппенгейм  побывала  не  в  одной  частной
клинике,   но   эти   бесконечные   разговоры    оказались   самым   главным
терапевтическим средством. Если бы ее родители не могли оплачивать лечение и
Брейер не был заинтересован в проведении эксперимента,  ее болезнь выглядела
бы совсем по-другому. Течение болезни Берты зависело от лечения, которое она
получала.
     1 апреля 1881 года (в день дураков - совпадение или  важная деталь) она
встала  с постели,  но 5 апреля,  после смерти отца,  состояние Берты  резко
ухудшилось. Наступил очередной кризис с новыми галлюцинациями в виде черепов
и   скелетов.  Берта  не   могла  говорить   по-немецки  (вместо  этого  она
использовала  английский)  и  в  течение  периодов  "отсутствия" не узнавала
никого, кроме Брейера.  В  какой-то момент  ему  даже пришлось  кормить  ее.
Анорексия,  приступы  гнева  и  галлюцинации  усугубились, к  ним добавились
попытки самоубийства. Дважды Брейер отправлял Берту в санаторий "Инценсдорф"
под Веной. Метод лечения разговорами применял только Брейер, и когда  тот на
время уезжал, она отказывалась слушаться других врачей.
     Берта  получала явное  облегчение  от  рассказов обо  всем,  что с  ней
происходило,   но   Брейер  заметил,  что  можно   добиться   более   явного
терапевтического   воздействия.  Одним   из  многочисленных   симптомов   ее
заболевания  была  затрудненность  глотания  воды.  Под  самогипнозом  Берта
вспомнила, что видела, как ее "спутница", англичанка, позволяла своей собаке
("отвратительному  существу!")  пить из стакана.  Рассказав про это Брейеру,
Берта избавилась от  симптома. Это заинтересовало Брейера, и он стал уделять
больше внимания ее воспоминаниям.
     Зимой  1881-1882 годов болезнь перешла  в критическое  состояние. Берта
страдала  от   психического  расстройства,  при  котором   она   как   будто
существовала в двух измерениях: в  настоящем  и  в прошлом. В "прошлом"  она
могла заново  со всеми подробностями переживать события, происходившие с ней
за  год  до  того.  Предположительно, ее  мать находила  подтверждения  этих
воспоминаний   в   своем   дневнике.  Брейер  целые  месяцы   разбирался   в
нагромождении   историй   и   прослеживал    каждый   симптом   в   обратном
хронологическом  порядке. Это  означало, что он  шел от  каждого  проявления
симптома к предыдущему, пока  не достигал момента, когда  симптом появился в
первый раз. После этого симптом исчезал. Все они были связаны с отцом Берты.
По-видимому,   его  болезнь  или  отношения  с  Бертой  были   первопричиной
заболевания. Объяснение этому так и не было найдено. Возможно, истерия Берты
была способом избежать неприятной обязанности ухода за отцом.
     "Симптомы" нельзя назвать очень разнообразными. Один из них - "глухота,
вызванная  испугом  от  шума".  Брейер  обнаружил  тридцать  семь повторений
симптома, который, как выяснилось, был вызван приступом удушья у отца Берты.
"Пациентка не слышит, как кто-то  входит, будучи поглощена своими мыслями" -
этот  симптом  встретился  сто  восемь раз,  а появился тогда, когда ее отец
вошел в  комнату, а Берта этого не услышала. Какое бы подтверждение ни давал
дневник матери, едва ли  в  нем  содержалось  сто  восемь  записей  об  этом
симптоме.
     Лечение  продолжалось до июня  1882 года, когда Берта достигла  момента
появления  болезни,  видения черепа.  После  этого  (как  сообщает  Брейер в
подробном описании  случая, вошедшем тринадцать лет спустя в книгу "Этюды по
истерии",    написанную   совместно   с   Фрейдом)   она   освободилась   от
"многочисленных проблем", хотя "полное психическое равновесие восстановилось
значительно позже. Но после этого она стала совершенно здорова".
     Если  бы не Фрейд, Брейер мог бы  и не рассказать об этом случае. Он не
имел  привычки публиковать  психологические  истории  болезни.  Именно Фрейд
убедил его сделать это,  потому что видел в  болезни Берты Паппенгейм важную
тему: влияние памяти и возможность ее использования для понимания и  лечения
истерии. Его фраза из книги "Этюды по  истерии" стала знаменитой и то и дело
встречалась  в  других  его  работах,  пусть  и  рядом  с  более  подробными
выкладками: истерики преимущественно страдают от воспоминаний.
     Случай  Паппенгейм можно назвать  очень необычным, у него нет аналогов.
Ни  у  одного  человека  ни до  этого,  ни  после  не  наблюдалось  подобных
симптомов.  И тем  не менее  историю  Анны О. считали  классическим  случаем
истерии, а ее саму невротичкой, управляемой бессознательными силами, которые
манипулировали ею и всеми, кто ее окружал (именно она потребовала назначения
"лечения  разговорами", а  не  Брейер).  Этот случай явно  уникален  во всей
литературе по истерии. Почему-то  очень немногие задумываются о том, что эта
исключительность сводит на нет его полезность для теории*.

     *  Миккель Борч-Якобсен  (1996) отрицает истинность всей  этой истории,
считая ее частью  "обширной антологии небылиц", созданных  психоаналитиками.
Источником идей он считает  Карла Гансена, популярного  артиста-гипнотизера,
который выступал  в Вене в  1880 году.  Паппенгейм и Брейер использовали эти
идеи для болезни Берты и ее  лечения. Фрейд же со своим богатым воображением
использовал эту запутанную историю в собственных целях.

     Без  сомнения,  оба исследователя,  но особенно  Фрейд, видели  в  этом
случае то,  что хотели видеть. В 1882 году,  когда лечение  якобы подошло  к
концу, Фрейд  знал от Брейера, что Паппенгейм далеко не в хорошем состоянии.
В августе 1883  года он писал невесте,  что, по словам Брейера,  та  "совсем
плоха" и Брейер надеется, что она умрет и "бедняжка избавится от страданий".
     Говоря о том, что ее выздоровление  заняло "значительное время", Брейер
в  какой-то степени  прикрывает себя и