-  Да,  и этим горжусь! А что может быть прекраснее красивой
женщины?  Самое  интересное в жизни это, конечно, наука, а самое
прекрасное это красота женщины. Кора, вы очень, очень красивы!
    -  Может  быть,  для  первого  знакомства  хватит  о женской
красоте? Уже довольно поздно, а мне завтра рано вставать.
    -  Почему  после выпускного бала надо рано вставать красивой
девушке?
    -  Диплом  я  начинаю  делать  через  два месяца, на эти два
месяца  поступила  работать  сменным  химиком в шоколадный цех и
завтра в восемь утра я уже должна быть в цеху. Мне очень хочется
поскорее попасть к шоколаду!
    - А могу я завтра вас увидеть? Вы завтра вечером свободны?
    - Да, вечером свободна.
    - В котором часу можно зайти и скажите номер вашей квартиры?
    - Квартира № 16. Вероятно, часов в семь буду уже дома.
    Мой  отец умер от тифа в 1918 году. Мне еще не было и восьми
лет!  Убедившись в папиной смерти, мама потеряла сознание, у нее
горлом  пошла  кровь.  Она  год  пролежала  без движения. У Веры
начался  процесс  в  легких,  а  Наде  было четыре года. Соседки
сказали мне: Кора, собери вещи отца, поедем с нами в деревню, за
хлебом.
    В те годы ездили без билетов на буферах и на крышах вагонов,
чаще  товарных.  Вот так пришлось стать "кормильцем", оказавшись
здоровей и жизнедеятельней всех в семье.
    Однажды  зимой, в рождественские морозы, заснула на открытой
платформе. Чужие добрые люди откопали из-под снега и отогрели. А
когда мое детство пересек двадцать первый голодный год, мама мне
доверила   делить   крохи  еды,  попадавшие  в  семью.  Стараясь
накормить  всех,  про  свою  порцию  нередко  забывала! И в один
прекрасный  день  вдруг  я совсем ослепла. Тогда на одиннадцатом
году  жизни узнала, что человек может заболеть куриной слепотой,
если нет еды!
    Как-то  возвращаясь  домой  с драгоценным узелком продуктов,
продукты  накрепко  привязала к себе, сама примостилась на узкой
ступеньке,  с  наружной  стороны  вагона. Была совсем еще ранняя
весна,  перед  рассветом  холод  был  нестерпим, руки окоченели,
перчаток  не  было.  Я  их  уже  не  чувствую,  если  руки  сами
разомкнутся,  я свалюсь под колеса - продукты погибнут, а их так
ждут дома! Еще только один пролет от Минвод, и я буду дома!
    Вдруг все стало розовым, еще солнце не взошло, но прорвались
его  вестники,  алые  лучи,  весь кавказский хребет и Эльбрус со
стороны  востока  лучи  встававшего солнца окрасили в сверкающий
розовый  цвет, а тени на снежных вершинах гор стали голубые. Над
пламенеющими  снегами  гор  в  алом  прозрачном  небе вызывающим
алмазом  поразительной  красоты гордо сверкала Венера. Она своим
фантастическим  сиянием  пронизывала  весь  небосвод,  снопы  ее
сияющих  лучей  сверкали  неправдоподобно. Мне было мало лет, но
это запомнилось навсегда! Наблюдая это волшебное сияние утренней
звезды,  я поняла, что жизнь еще может быть прекрасной, что есть
еще  нечто великое, сверкающее, вызывающее такой восторг! Затаив
дыхание,  любовалась  красотой Венеры, забыв о холоде, и руки не
разжались.
    Потом  мне  часто  снилась эта сверкающая звезда! Дети часто
летают  во  сне, много лет я летала на встречи со своей утренней
звездой!
    Стала   студенткой   Киевского  политехнического  института,
счастье  казалось  беспредельным.  Первый мой студенческий год в
Киеве был самым счастливым годом всей моей жизни! А сам красавец
Киев был моей сверкающей утренней звездой.
    Земли  под  ногами  не  ощущала  целый  год,  ведь  я  стала
студенткой!
    Счастливая  засыпала,  еще  счастливей  просыпалась, а учеба
давалась  легко.  Потом,  на втором курсе, навалилась беда, беда
большая,  нежданная  и  страшная.  Мое детство было не похоже на
детство Сент-Экса! Оно было труднее. Вероятно, лишения в детстве
помогли  мне  пережить мою киевскую трагедию, не рисуюсь: я была
близка к самоубийству!
    Один  великовозрастный  студент  нашего  института, ходивший
всегда  "при  нагане",  решил  на  мне жениться. Его травлю, его
преследования  больше года вынести было невозможно! И я удрала в
Харьков,  поступив  в  университет. Через год от киевлян узнала:
мой поклонник с наганом в пьяном виде застрелился.
    На  последнем  курсе  университета  ко мне в Харьков приехал
Петя   -   друг  юности,  многолетняя  пламенная  переписка,  мы
поженились. Через полгода я с трудом стала его выносить.
    Внешне   красив  как  молодой  бог,  но  суждения,  взгляды,
характер!  Полная  аналогия с моим киевским поклонником, который
ходил "при нагане".
    С  Петей  расстались без трагедий, его поразительная мужская
красота  слишком ценилась женщинами, ну а меня уже подташнивало,
когда он сам себе улыбался в зеркало.
    Шоколадный  цех  меня  поглотил, я от всего была в восторге,
все  в  белоснежных  халатах.  На  этой  старинной  кондитерской
фабрике (Жоржа Бормана) все оборудование было французским, масса
машин,   все  сверкает  изумительной  чистотой,  аромат  в  цеху
сказочно вкусный и благородный, это запах какао-бобов.
    После  смены  задержалась  в комитете комсомола, домой пошла
пешком, впечатлений было много, не хотелось лезть в человеческое
месиво  трамвая.  Сегодня  знакомилась с производством, а завтра
уже  надо  работать на этом производстве. Хотелось по дороге, не
спеша,  систематизировать  весь  технологический  процесс  этого
цеха.  Домой  попала  около семи вечера и тут только вспомнила о
Ландау. Вдруг он не опоздает? Моя младшая сестра была дома.
    - Надечка, вчера меня провожал домой этот Ландау.
    - Как, эта знаменитость?
    -  Да.  Он  сегодня  хотел  зайти,  я пошла в ванну. Если он
явится, ты его, пожалуйста, займи.
    Звонок  в  дверь  раздался ровно в семь часов. Дверь открыла
Надя.  Мы  с  ней  внешне очень похожи. Спустя год Дау рассказал
мне:
    "Когда  мне  ваша Надя открыла дверь, я опешил, хотел просто
убежать, стал пятиться к лифту. Но она так приветливо улыбалась,
приглашая  войти,  что  я  решил  войти, но сразу смыться, а сам
думаю:  все  говорят, что я псих. Псих и есть. Как она могла мне
вчера  так  понравиться? Опять влип! Где были мои глаза вчера? И
вдруг  слышу:  "Садитесь!  Кора  сейчас  придет". Я был счастлив
познакомиться  с  Надей  -  студенткой,  тоже  химиком, но уже с
большой  тревогой  ожидал  твоего появления. Ты появилась просто
ослепительной.  У меня перехватило дыхание. Надечка благоразумно
скрылась.
    -  Кора,  как  вам  удалось  за  такой короткий срок так еще
похорошеть?
    - Дау, не преувеличивайте! Просто я только из ванны, а потом
я  в восторге от шоколадного цеха, от тех людей, с которыми буду
работать.  Ведь  я  вернулась  всего  20  минут  назад. Так было
интересно, даже не заметила, что весь день провела на фабрике!
    Вначале  я  не  придавала значения встречам с Дау, как и его
восторженным комплиментам. Он был мне непонятен, ни на кого ни в
чем  не  похож.  Все  в  нем  было  ново.  Поражало его душевное
изящество.  Я  стала  ощущать какую-то, только ему свойственную,
трепетную   индивидуальность.   Такого,  как  Дау,  я  встретила
впервые.   Он  ошеломлял  непосредственной  ясностью  ребенка  и
зрелостью  своего мышления, стремящегося разгадать тайны природы
путем сложнейших математических доводов, свойственных только ему
одному,  настоящему первооткрывателю в науке. Последнее я поняла
много лет спустя.
    Мое  восприятие  жизни  стало меняться. Прозрачная голубизна
неба   поражала,   алые  закаты  слишком  восхищали,  как  будто
окружающий меня мир заполнился чем-то необычным, значительным. Я
была молода, беспечна, все давалось легко.
    Вторая  смена  на фабрике заканчивалась в 12 часов ночи. Дау
всегда   встречал  меня  у  фабричной  проходной  с  розами  или
гвоздиками. Возвращения со второй смены почти через весь Харьков
пешком  превратились для меня в праздничные счастливые прогулки.
Он  был  прост. Никогда - ни в те годы, ни много лет спустя - не
упоминал  о  своей  значимости  в  науке.  Я  забывала,  что  он
знаменитый  профессор,  физик,  который  в  20  лет  уже пытался
объяснить сущность квантовой механики самому великому Эйнштейну.
    - Кора, вы все еще так же очарованы своим шоколадным цехом?
    - Дау, мое очарование цехом и шоколадом переходит в глубокую
постоянную  любовь.  Только  что  выработанный  шоколад,  еще не
потерявший   своего  непревзойденного  аромата,  так  вкусен!  В
продаже  его  не  бывает,  его  срок  хранения всего 10 дней при
температуре не выше 10 градусов по Цельсию.
    -  Я  тоже очень люблю шоколад, особенно молочный с орехами.
Когда  я  жил в Копенгагене, там я очень много занимался, иногда
забывал  про  обед  и ужин. Выйду часа в три ночи - все закрыто.
Тогда  подойду  к шоколадному автомату, опущу монетку, и вкусный
ужин обеспечен.
    - А когда вы были в Лондоне, тоже ужинали шоколадом?
    - Нет, что вы! В Копенгагене я жил на средства международной
рокфеллеровской  стипендии,  а в Лондоне я был в командировке. Я
не   имел   права   тратить  рабоче-крестьянские  деньги  нашего
государства на шоколад. В Лондоне я даже не разрешал себе ходить
в  кино.  Там  я  только  купил вечное перо и к нему один флакон
чернил.  По пути домой в вагоне стал заниматься, открыл чернила,
а  пробка затерялась. Когда приехал в Ленинград, пришлось флакон
чернил  поставить  в  карман  брюк  без  пробки,  поэтому  я был
вынужден  слишком медленно выходить из вагона и идти навстречу к
маме. Она перепугалась, решив, что я болен.
    -  А  на  что-нибудь  большее, чем чернила, у вас не хватило
денег?
    -  Нет, деньги у меня остались, и немало. Я их сдал вместе с
отчетом о поездке.
    Этот  рассказ Дау меня озадачил, потому что совсем незадолго
до  этого  на  городском  партийно-комсомольском активе Харькова
критиковали  тех  партийных  работников,  которые  из-за границы
привезли  разные  дамские  туалеты  и, чтобы обмануть таможенный
контроль,  надели их на себя, а сверху - свои постоянные мужские
костюмы.  На  таможенном  пункте  верхние  мужские костюмы с них
сняли.  Нам показали кинопленку этого маскарада. Все смеялись до
слез.  Рассказ  Дау  меня поразил. Он только подчеркивал, что он
растяпа,  потерял  пробку  и  смешно  выглядел  на ленинградском
вокзале. Он просто не понимал, как можно быть иным, что можно на
рабоче-крестьянские  деньги  не  только  ходить  в  кино,  но  и
покупать женам наряды.
    -  Дау,  это  правда,  что англичане предлагали вам навсегда
остаться работать в Лондоне?
    -  Не  только  англичане,  меня и американцы очень старались
соблазнить  роскошными  условиями  жизни. К роскоши я совершенно
равнодушен.  Я  им всем ответил так: "Работать на акул капитала?
Никогда!  Я  вернусь  в свою свободную страну, у меня есть мечта
сделать  в  нашей  стране  образование  лучшим в мире. Во всяком
случае  я  этому  буду  способствовать!".  Кора, я об этом очень
много думаю. Сейчас здесь, в Харькове, я уже стал создавать свою
школу  физиков.  На  Западе  ученому  работать нелегко. Его труд
оплачивают   в   основном   попечители.   В   этом   есть  некая
унизительность.   Проповедуют   мораль   со  своих  позиций,  им
свойственно  ханжество,  чтут  религию.  А  как можно совместить
религию и науку во всем мире?
    - Дау, вы беспартийный?
    - Да.
    - И не комсомолец?
    - Нет и не был. Я в 14 лет стал студентом, занимался на двух
факультетах: физическом и химическом. Мир устроен так интересно.
Он  таит столько загадок, и человеку все это дано познать, а без
знаний, без упорного труда познать мир невозможно.
    - А почему вы не вступаете в партию?
    -  Меня  не любят. Меня не примут. Я говорю только правду, я
не  из  племени  героев, у меня множество недостатков. С детства
всегда восхищался народовольцами, декабристами.
    Он стал читать стихи Рылеева, потом Пушкина о декабристах, с
восхищением говорил о Перовской, о ее большой любви, о ее романе
с  Желябовым, как этот красавец-революционер был совсем случайно
арестован.  Когда его вешали, Перовская сидела в той же тюрьме и
после  родов умерла. Все сопровождалось стихами, и какими! Стихи
лились без конца.
    -   Вот  какими  были  ваши  революционеры!  Какой  из  меня
коммунист? Я просто никчемный трусливый заяц!
    - Дау, кто ваш любимый поэт?
    -  Лермонтов.  Я  очень  люблю  стихи.  У  нас  на  курсе  в
университете  была своя поэтесса. Она вышла замуж за иностранца,
уехала за границу и погубила свой талант.
    - Почему погубила?
    -  Настоящий  поэт может писать стихи только на своем родном
языке, находясь на своей родине.
    - А ее стихи помните?
    -  Да,  конечно.  Вот,  к примеру, когда наш профессор Иоффе
женился на сокурснице своей дочери:
Иногда испанский замок
Вдруг спускается с небес.
В Иоффе вновь вселился амок
Или проще - русский бес.
Натянувши нос Агнессе и послав развод жене,
В комфортабельном экспрессе
С Асей двинулись в турне.
Как приятно лет на склоне, с капиталом и в чинах,
Развлекаться в Барселоне, забывать о сединах.
    Или  вот,  когда  мы студентами совершали турне по побережью
Черного моря:
На пляже пламенной Тавриды,
Лишившись средств, ума и сил,
Раздетый Боб у голой Иды
Руки и сердца попросил.
К чему условности салона?
Закатом вспыхнула вода.
И, надевая панталоны,
Она ему шепнула: "Да".

Глава 11
    Начав  работать  над дипломом, я шоколадный цех не оставила,
полюбив  и  цех и людей. Меня на фабрике тоже оценили. С утра до
двух  часов  дня  работала  над дипломом. С четырех часов дня до
двенадцати  ночи  на  второй смене или с двенадцати до восьми на
третьей  смене. И еще встречалась с Дау. Он всегда меня провожал
на  ночную смену, а со второй смены всегда встречал. Гуляя через
весь  Харьков, мы много говорили, больше говорил он. С восторгом
слушая его, я начинала понимать убогость своего университетского
образования.  Историю  партии  я  преподавала  в  кружках и даже
считалась   неплохим   лектором.   А   Дау,  рассуждая  о  любом
политическом вопросе, цитировал Маркса, Энгельса, Ленина.
    -  Корочка,  Маркс  по  этому  поводу сказал... (Шли длинные
цитаты).  Ведь  это  прекрасно!  Он  знал  историю  всего мира и
каждого  народа  в  отдельности.  Он  знал  все,  даже  какие-то
персидские иероглифы.
    О  коммунарах  Французской  революции  Дау  говорил  с таким
восторгом, будто был им сам.
    -  Дау, вы должны обязательно вступить в партию. Такие люди,
как вы, ей очень нужны.
    -  Кора, марксизм заинтересовал меня рано. В 11 лет я изучил
"Капитал"  и,  конечно,  стал марксистом, а вот в партию меня не
примут.  Вернувшись  из-за  границы,  я стал работать в Физтехе.
Этот институт в Харькове меня привлек потому, что здесь работает
выдающийся   экспериментатор   Лев  Шубников.  Теоретики  должны
работать с экспериментаторами. Я очень много работаю, увлеченно,
забываю  пообедать.  Забываю  и  про  собрания  в институте. Вот
последнее мне не прощают! Поэтому меня в партию не примут. Но на
вчерашнее  собрание  не  опоздал,  к  сожалению,  и помешал всем
проголосовать   единогласно   при  обсуждении  нового  закона  о
запрещении  абортов. Я выступил против этого закона: "Двое людей
должны  очень  хотеть  ребенка  и  только  тогда его заводить. В
свободной  стране  свободная женщина должна свободно располагать
собственным  телом.  Она сама должна решать этот интимный важный
вопрос.  Навязывать женщине этот преступный закон, заставлять ее
насильно  рожать!  Как  все  это  называется?". Все женщины меня
поддержали.  Голосование  "за"  провалилось. Секретарь парткома,
спасая  положение,  стал  сам  себе  противоречить.  Он  сказал:
"Родить женщине не так трудно. А каково отцу целую ораву одеть и
прокормить? Нет, мы должны голосовать за этот закон!".
    Этот закон при сталинизме вошел в жизнь.

    Во  времена  моего студенчества в Харькове от приятельницы я
услышала  о  Евгении Лившице. Он котировался как выгодный жених.
Студентки,  мечтавшие  о  замужестве,  говорили о нем: "Он - сын
знаменитого  профессора-медика.  У них такой шикарный особняк на
Сумской.  Они  так  богаты!  У его матери такие бриллианты! В их
особняке   каждая   вещь   -   антикварная   ценность!".  А  моя
университетская  подруга по курсу, харьковчанка, мне рассказала:
"Наш  дом  примыкает  к  особняку профессора Лившица на Сумской.
Помню в детстве, когда братьев Лившиц гувернеры выводили гулять,
их  заграничная  одежда  была  слишком  броска для наших рабочих
ребят.  Мы  гурьбой  бежали за ними и кричали: "Обезьянок вывели
гулять!".
    Сейчас  не  помню,  по  какому  поводу  я попала в лившицкий
особняк вместе с Дау. Когда вышли, Дау спросил:
    - Как тебе понравился Женька?
    - Почему он такой лысый? - спросила я.
    - От природы.
    -  Очень  плюгавый  и  ростом не вышел, острый нос, бегающие
глазки, рот без губ, в улыбке что-то от лягушки.
    -  Как  ты  его  раздраконила!  А ведь он пользуется большим
успехом у девиц! Во всяком случае больше, чем я!
    -   Этому   я   не  могу  поверить.  Вот  его  брат  гораздо
симпатичнее. Только почему они называют его бабьим именем Леля?
    -  Его  зовут  Илья.  Илья  талантливее Женьки. Женька очень
умен.  Он практически, жизненно умен. Я по всем бытовым вопросам
консультируюсь у Женьки.
    -  Даунька,  милый,  неужели ты мог консультироваться у этой
гниды, как нужно меня поцеловать?
    -  Коруша,  в  делах  любви он гораздо опытнее меня. Ты явно
недооцениваешь Женьку. Он так трудился, так старался, когда я по
Харькову  разыскивал  красивых  девушек.  Он  меня  со столькими
перезнакомил,  я даже счет потерял. Но у нас с ним разные вкусы.
Ни  одна  его красавица мне не понравилась. Я так горд, что тебя
встретил сам, без помощи Женьки.

Глава 12
    Да,  в  те  далекие  годы  я  искренне,  настойчиво пыталась
уговорить   Дау   стать   коммунистом.  Не  ведая  того,  что  в
трагический  момент медики, спасавшие жизнь Ландау, посмотрят на
этот  факт  со  своей  медицинской  точки зрения, приведшей их к
неправильному  диагнозу. И это не парадокс - так было в жизни. А
тогда Даунька мне серьезно отвечал:
    -  Я  только  умею размышлять о науке, больше я ни на что не
способен.  В  детстве  мне  отец  настойчиво внушал, что из меня
ничего  хорошего  выйти  не  может.  Я  так  боялся,  а вдруг он
окажется   прав!   Этим   он   мне  изрядно  портил  детство.  Я
действительно    очень   одинок.   Подростком   был   близок   к
самоубийству.
    - Дау, а кто был ваш отец?
    - Он - зануда. Он и сейчас есть!
    - Как зануда?
    - Ну, просто скучнейший зануда, он наводит тоску!
    - А мама?
    - Маму я очень люблю.
    - Дау, а ужасное детство - это что? Пить молоко заставляли?
    -  Не только молоко. Еще хотели меня насильно научить играть
на рояле!
    Все   это,  слово  в  слово,  было  сказано  очень  серьезно
человеком,  которого  в  январе  1930  года  у  Паули  в  Цюрихе
заинтересовало   квантовое   движение  электронов  в  постоянном
магнитном  поле.  Решил  он  эту  задачу  весной  в  Кембридже у
Резерфорда.  Так в истории физики наряду с парамагнетизмом Паули
появился диамагнетизм Ландау.
    Эта  работа  поставила  Ландау  в  один  ряд с известнейшими
физиками мира. Ему было тогда 22 года.
    Меня  удивляло,  что Дау настойчиво вклинивался в мою жизнь.
Каждый  свой  свободный  час я была только с ним. На свидания он
приносил  много  нежной  робости,  трогательной  застенчивости и
охапки  душистых  цветов.  Розы,  розы...  А  как  была  душиста
гвоздика  тех  счастливых лет! В моей комнате после знакомства с
Дау   все  было  пропитано  этим  ароматом.  Он  кружил  голову,
предвещал  что-то  волнующее,  он пьянил. Впервые в жизни я была
так  засыпана  цветами, и как ценны были эти цветы: их мне дарил
Дау!
    Я  уже  его  полюбила,  но  не  сразу  это поняла. В один из
выходных  дней  мы  пошли в кино. Дау отправился брать билеты. Я
дожидалась  его в стороне возле пожилой