в  моем  вкусе,  что  я  ее уважаю как
медицинскую  сестру,  что люблю тебя, иногда завожу любовниц, но
она, Марина, не в моем вкусе.
    - Даунька, ты ей так и сказал, что она не в твоем вкусе?
    - Ну конечно.
    Вот  этого  я  боялась.  Ходили  слухи, что на фронте Марина
пристрастилась  к  алкоголю. И сейчас непротив выпить. Что такое
ревность,  я  знаю  хорошо,  если на почве ревности ее злобность
будет  направлена  против меня - это полбеды. А если, вдруг, она
отравит  Дау?  На  почве  ревности  все  может быть. Как я этого
боялась! Зверь ревности мне был знаком! С ним шутки плохи!..
    На  дежурство  заступила  Танечка. Я облегченно вздохнула и,
наверное, от страха, обуявшего меня со страшной силой, помчалась
в   Президиум   АН.  В  приемной  кабинета  Топчиева  вспомнила:
Александра Васильевича больше нет.
    Меня   очень   сердечно   встретила  его  референт  Антонина
Васильевна,  она пригласила меня в кабинет своего нового шефа. Я
вошла  и  полностью  растерялась:  на месте Топчиева сидел очень
достойный человек, но он мне был чужой. Он был чужой моему горю,
которое  так  сердечно  разделял в самые трудные часы моей жизни
Топчиев.  К  счастью,  этот  незнакомый  мне  человек говорил по
телефону. У меня было время подумать, что я ему скажу.
    С  тем,  что  заставило  меня прийти в этот кабинет, я могла
сказать только Александру Васильевичу. Этому именитому академику
я  не  могла сказать об истории-романе Марины с Дау, и всех моих
страхах,  что  может  угрожать  Дау! Хватит, уже один раз прошла
психиатрическое   обследование.  Точно  такое  состояние,  когда
академик  Кикоин  пришел по моему вызову ко мне в палату, а я не
смогла  одолжить  денег!  Это очень неприятное состояние, но вот
телефонная трубка легла на рычаг. Я встретила равнодушный взгляд
постороннего человека. Стараюсь выдавить какие-то слова.
    В  очень  щекотливое  положение  опять  я попала. Было очень
стыдно  своей  очередной глупости. Телефонный звонок спасительно
прозвенел,  а  в голове ни одной мысли нет. Только страх за Дау.
Сказать правду: простите, я пришла к Топчиеву. Я забыла, что его
уже  нет.  Но  правда в человеческом обществе не всегда уместна.
Что  же, пусть решит, что я дура. Это не так страшно. Передышка,
вызванная  телефонным разговором высокопоставленного лица, пошла
мне на пользу. Я спокойно начала:
    -  Видите ли, после вторичного посещения Пенфильда, которое,
как вы знаете, было в конце зимы, Пенфильд склонялся согласиться
с  нашими  медиками,  что  жалобы  на  боли  в ноге могут носить
центральное  происхождение,  т.  е. задет в мозгу центр, который
сигнализирует о ложной боли. Но уже после Пенфильда, вот сейчас,
Ландау  очень  жалуется на боли в животе. Гращенков уже и боли в
животе отнес за счет центральной нервной системы. Я этому верить
не могу, у него боли органического порядка.
    -  Чем  я  могу  помочь? Я не медик, - сказал мой собеседник
очень сердечно и участливо.
    - Ну, понимаете, ведь медики не лечат. Они призывают физиков
и говорят, что физики должны его отвлечь от боли. Ландау физиков
выгоняет,  говоря,  что,  когда  выздоровеет, он сам их позовет.
Надо  как-то  убедить  медиков  в  их неправоте, надо что-нибудь
чрезвычайное. К примеру (и я загнула несусветное), если Иваненко
и   его   невежественных   в   физической  науке  сотрудников  в
университете  разогнать,  а  на  их  место  на  значить учеников
Ландау:  Абрикосова и других. Вот это на Ландау может произвести
громаднейшее  впечатление,  если  боли  ложные,  тогда  он о них
забудет.
    Но  тут  я  запнулась,  замолчала,  я поняла, что наговорила
лишнего.  Оказывается,  Д.Д.Иваненко  занимает  какое-то место в
нашем  обществе,  с ним так поступить нельзя. Со слов Дау, еще в
Харькове,   для   меня   Иваненко  был  подлец,  дурак  и  очень
малограмотен в физике.
    Я  ушла,  зная  наверняка,  что  глупо вела себя. Мне данный
вице-президент объяснил, что Иваненко уважаемый человек!
    Даже  мои  страхи,  так  никому  и  не высказанные, исчезли.
Марина,  к  счастью,  оказалась  мельче,  чем я думала, она чаще
стала   приходить  навеселе,  уже  два  раза  ее  отстраняли  от
дежурства.  Сейчас  она  успокоилась,  самое ужасное - она стала
заискивать  передо мной. Угодничество тошнотворно по своей сути,
уж лучше бунт! Вид у Марины был несчастный, она потом перешла на
работу  в  другую  больницу.  Мне  было  ее  жаль,  как  всякого
человека,  не  достигшего своей мечты. Не счастливее оказалась и
я.  Моей  мечте  тоже  не  дано  было  осуществиться  -  Дау  не
выздоровел!
    Как-то  приехал из Ленинграда Сонин муж Зигуш. Я его застала
фундаментально сидящим в глубоком кресле в палате Дау.
    -  Коруша,  -  обратился  Дау ко мне, - Соня с Зигушем стали
сильно   ощущать   отсутствие   той  суммы  денег,  которую  они
ежемесячно  получали от меня. Ты, вероятно, получаешь мою полную
зарплату, пожалуйста, возобнови им высылку денег.
    - Нет, Дау, пока ты не выздоровеешь, я этого делать не буду.
Соня,  Зигуш,  их  дочь  и оба ее мужа - все работают и получают
очень приличную заработную плату.
    Зигуш вскочил, схватил портфель и выскочил вон из палаты, не
попрощавшись с Дау. Дау с упреком, очень грустно сказал:
    - Корочка, неужели ты могла превратиться в жадную злючку?
    -  Нет, Даунька, не сердись. Во-первых, все деньги за звание
идут   на   доплату   медсестрам.   Я  не  могла  прекратить  им
доплачивать,  они  очень  потрудились, когда ты был в тяжелейшем
состоянии.
    -  Коруша,  прости,  я  этого  не  знал. Сестрам доплачивать
обязательно надо. Со мной и сейчас очень много возни, я ведь еще
совсем получеловек. Я им ночью спать не даю, эта "животная боль"
заставляет меня даже ночью маршировать по коридору.
    Дау  стал уже очень хорошо ходить. Конечно, не один, сначала
он решался ходить только при помощи высокой и сильной Танечки, а
сейчас  уже  и  я  подменяю  сестер.  Он  очень  много  ходит по
коридору.  В  больницу  к  Дау  пришел  скульптор Олег Антонович
Иконников.  Он попросил разрешения сделать скульптурный портрет.
Дау  легко согласился. "Я сейчас только на это и годен",- сказал
он, улыбнувшись.
    На  следующий  день, только мы с Дау вышли в парк, медсестра
пошла обедать, навстречу нам шел скульптор.
    - Здравствуйте, Лев Давидович!
    -  Здравствуйте, Олег Антонович,- непринужденно ответил Дау.
Он  запомнил, запомнил имя и отчество скульптора, а только вчера
он его узнал. Даже я не запомнила имя и отчество, а Дау запомнил
- потери ближней памяти нет!
    Но  как  это  доказать, а стоит ли, все равно они мне и моим
словам   не  придают  никакого  значения.  Я  безликая  домашняя
хозяйка,  а  Лившиц  - физик, соавтор, доктор наук, профессор. С
его именем медики считаются.
    Наверное,  мне  нельзя  было  опускаться  до уровня домашней
хозяйки.  Я  ведь  окончила  университет,  мне  очень  нравилось
работать  на  производстве, в нашей стране каждый трудоспособный
человек должен иметь свое трудовое лицо. Хватит философствовать,
вернемся к встрече со скульптором.
    Олег Антонович предложил:
    -  Лев  Давидович,  если вы сядете на эту скамейку, я сделаю
свои первые наброски.
    -  Олег Антонович, как вы угадали? Я уже устал и хотел сесть
отдохнуть.
    Делая   свои   наброски   с   натуры,  Олег  Антонович  стал
рассказывать:
    -  Лев  Давидович, я делал скульптурный портрет Семенова. На
мой   вопрос:   Николай  Николаевич,  а,  кроме  науки,  чем  вы
увлекаетесь  еще?  Ваше хобби? Николай Николаевич долго думал, а
потом сказал - охота.
    Дау рассмеялся:
    -  Этот  академик знаменит тем, что обожал своих секретарей,
эту  личную охрану. Он с ними ел и пил и ходил на охоту. А когда
это мероприятие было отменено, он всю свою личную охрану оставил
работать в своем институте своими заместителями.
    Скульптор продолжал:
    -  Когда  я  лепил  Тамма,  я  тоже  спросил о его хобби. Он
подумал и сказал: "Пожалуй, альпинизм".
    Дау заметил:
    -  Я  всегда  говорил  Игорю  Евгеньевичу - "Умный в гору не
пойдет, умный гору обойдет".
    - Лев Давидович, а ваше хобби?
    - Женщины, - не думая ответил Дау.
    Скульптор весело рассмеялся.
    В хорошую погоду теперь Дау много гулял в больничном парке.
    Я,  Танечка  и  Дау  шли  по аллее парка, навстречу нам идет
Соня.  Вид  у  нее  сосредоточенный  и очень грустный. Я сказала
тихонько  Танечке:  "Таня,  я лучше уйду. Они все время считают,
что я Дау настраиваю против них".
    Мне  было  жаль  Соню.  Пусть она попробует повлиять на Дау,
только  ей, как сестре, надо было бы знать, что Дау не подвержен
посторонним   влияниям,   его  можно  убедить  только  разумными
доводами. Так было раньше, так есть и теперь.
    Пока  Соня  была  в  Москве,  я избегала встреч с ней. К Дау
приходила   пораньше   с  утра,  принося  необходимые  вещи  для
больницы. Когда Соня уехала, Дау мне сказал:
    -  Коруша,  я рад, что Соня уехала. Ты нарочно не приходила?
Ты все еще считаешь Эллу косвенной виновницей моих травм?
    - Да, считаю, и Эллу, и Женьку. Из-за Элки ты поехал спасать
Семена.  А  Семен  сейчас  уже женился и более счастливый, чем в
первом  браке,  и  у  него  уже  есть еще один сын. Если бы твой
Женька  умел  держать  слово,  если бы он отвез тебя на вокзал к
10-часовому поезду, ты был бы здоров!
    -  Коруша,  ты  не права. Ни Эллочка, ни Женька не виноваты.
Виноват  один  я.  А  если  да  кабы, во рту выросли бобы,- так,
Коруша,  на  жизнь смотреть нельзя. А между прочим, Соня жаждала
поселиться  у  тебя.  Она  меня  очень уговаривала, чтобы я свой
кабинет  предоставил в ее полное распоряжение. Тогда она оставит
работу,  уйдет  на  пенсию и каждый день будет приходить ко мне.
Коруша, ты не бойся, я ей сказал: "Ни в коем случае. Коре хватит
тех  хлопот, которые я ей доставляю. Соня, ты заядлый курильщик,
а  Кора слишком чистоплотна, ей будет с тобой очень трудно. Я не
могу  допустить,  чтобы  ты стеснила Кору. Ко мне приходить тебе
каждый  день ни к чему, ты ничем не сможешь облегчить мои боли и
страдания".
    Медсестра добавила: "Сестра Льва Давидовича стала жаловаться
нам,  как  вы,  Кора  Терентьевна,  Льва  Давидовича  никогда не
любили,  а вышли замуж за него только потому, что он - академик.
Лев  Давидович  услыхал,  рассмеялся  и сказал: "Соня, ну что ты
врешь.  Когда  мы  с  Корой сошлись, я не был академиком и ждала
меня тюрьма. А Кора в те годы зарабатывала больше, чем я".

Глава 47
    Время  шло.  И  как-то  утром,  накормив  Гарика, я на кухне
занялась  своими  мелкими делами. Слышу - Гарик дома. Посмотрела
на  часы  и с ужасом крикнула ему наверх: "Гарик, ты уже опоздал
на работу!". Он вышел на лестничную площадку и спокойно ответил:
"Мама, я в отпуске. Я уже окончил среднюю школу, и мне на работе
дали 10 дней отпуска - подготовиться к вступительным экзаменам в
университет".  В  те  годы  в  Москве появилось новое проклятие:
пусть ваши дети учатся в десятом классе.
    Свое   состояние   не  берусь  описать,  но  в  голове  явно
помутилось. Я притихла, села на нижнюю ступеньку лестницы. Гарик
спустился ко мне. Он увидел - его сообщение меня испугало.
    -  Мама, у меня целых десять дней до экзаменов. Как и у всех
наших   ребят,  с  которыми  я  кончал  вечернюю  школу  рабочей
молодежи.
    -  Гарик,  мне  звонят  ежедневно  физики - студенты старших
курсов  МГУ. Они справляются о здоровье папы и всегда предлагают
свою  помощь.  Я  их  попрошу,  чтобы  они позанимались с тобой,
порешали  те  типовые  задачи,  которые  могут  быть по физике и
математике на экзаменах в университет.
    Гарику  мое  предложение  явно не пришлось по душе. Он молча
поднялся наверх, а сверху сказал: "Мама, я буду заниматься один.
А  если  ты пригласишь кого-ли- бо заниматься со мной, я уйду из
дома". Мальчик про- являл характер отца. Это было даже приятно.
    У Дау в больнице я сказала: "Даунька, у Гарика через 10 дней
вступительные экзамены в университет".
    - Как, Гарик уже кончил среднюю школу?
    -  Да,  оказывается, на днях он получил аттестат зрелости, я
сегодня сама только узнала эту новость.
    - Коруша, какая успеваемость у Гарика?
    -  Не знаю. Я Гарика совсем забросила, я даже забыла, что он
кончает  школу.  Сегодня  как  снег  на  голову  "через  10 дней
экзамены в университет".
    -  Коруша,  собственно  говоря,  почему ты расстроена? После
окончания  средней школы всегда бывают экзамены в высшее учебное
заведение. Это естественное явление. Чем ты взволнована?
    -  Даунька,  я  хотела пригласить физиков, чтобы они помогли
Гарику   подготовиться   к   экзаменам,  а  Гарик  категорически
отказался.  Он  сегодня  вечером к тебе придет. Ты ему скажи, он
тебя  послушает.  Пусть порешает задачи по физике и математике с
физиками. 10 дней подготовки к экзаменам - ведь это так мало.
    -  Коруша,  - сказал Дау,- ты говоришь глупости. Гарик прав:
специально  готовиться  к экзаменам, да еще с репетиторами, - не
нужно.  Он  проучился  в  школе десять лет, он должен с ходу без
подготовки выдержать конкурсный экзамен в университет. А если он
не  пройдет  по конкурсу, следовательно, у него нет способностей
учиться  в  высшем  учебном  заведении. Тогда Гарик должен пойти
работать  на  производство.  Высшее  учебное  заведение засорять
нельзя.   Там   должна   учить   ся  способная  молодежь,  а  не
подготовленная с репетиторами.
    Все  отлично,  пришла  я  к  выводу,  возвращаясь домой. Дау
прежний,  все  его  взгляды  прежние,  следовательно,  все очень
хорошо.  И  ничего  нет страшного, если Гарик пойдет работать на
производство.  Я  после  школы  горела желанием присоединиться к
истинно  рабочему  классу.  Главное,  Дау мыслит, как прежде, он
выздоровеет. В этом было все мое счастье!
    Вечером  вместе  с  Гариком  пошла  к Дау, прихватив с собой
стопку   стандартных  нарезанных  листов  бумаги,  которыми  Дау
пользовался в своих научных изысканиях.
    -  А,  Гарик!  -  воскликнул Дау, завидя сына.- Ты уже успел
кончить школу (он помнит, молниеносно среагировала я).
    - Да, папа.
    -  Ты не возражаешь, если я тебе сейчас учиню экзамен за всю
среднюю школу?
    -  Нет,-  сказала  Гарик,  очень  смутившись  от присутствия
посторонних.
    - Гарик, у тебя бумага есть?
    - Есть,- сказала я, передавая Гарику стопку бумаги и ручку.
    -  Гарик,  запиши,-  Дау  продиктовал  Гарику задачу, следя,
чтобы Гарик успевал записывать.- Записал? - Да.
    - Теперь пиши ответ.
    Гарик записал.
    - Теперь иди решай.
    Я  Гарика  отвела  в  комнату  дежурных  сестер. Он принялся
решать  задачу,  продиктованную  отцом  из  головы.  Дау  раньше
славился  тем,  что  задачи  для  своих студентов мог черпать из
головы,  и  эти  задачи  никогда  не  повторялись,  и эти задачи
никогда  не исчерпывались. Я стала волноваться, но не за Гарика,
нет. И меня уже совсем не волновало, выдержит ли Гарик экзамен в
университет или нет.
    Для   себя   я   уже   решила:   Гарик  пойдет  работать  на
производство,  потом  в  армию.  Он  еще  молод  и сейчас совсем
здоров,  у  него  все  впереди.  Он не может выдержать экзамен и
пройти  по  конкурсу.  9-й и 10-й классы, два ответственных года
учебы  в  школе,  у  него  были  слишком  насыщены  трагическими
событиями, и он кончил вечернюю школу по моей вине!
    В  висках  стучало, голова раскалывалась от напряжения. Ведь
для  меня  держал  экзамен  не  Гарик,  держал экзамен интеллект
больного  Дау!  Пошла  к  старшей  сестре,  приняла валокардин и
таблетки  от  головной боли. Зашла к Гарику, мне показалось, что
он  бесконечно  долго решает. Большая стопка бумаги на исходе. Я
сказала:
    -  Мальчик,  ты,  наверное, запутался. Папа еще очень болен.
Он,  наверное, сделал ошибку в условии задачи, у тебя, наверное,
ничего не получается?
    -  Нет, мама. Задача правильная, но она очень длинная. Здесь
вся  средняя  алгебра,  тригонометрия,  геометрия  и вся средняя
физика. Я никогда не решал таких задач. Сейчас я пойду с тобой.
    Волнение,  рыдания  в  горле  я  должна  была сбить большими
глотками  воды.  Стараясь  быть спокойной, я шла за Гариком. Дау
быстро,  привычным жестом надел очки. Передавая листы с решением
задачи, Гарик спросил:
    - Папа, твой ответ правильный, а как ты его узнал?
    Даунька засмеялся:
    -  Когда я тебе диктовал задачу, в уме я ее сразу решил. Так
мой  ответ  правильный?  А  сейчас  я проверю, правильно ли твое
решение.
    Дау очень внимательно просматривал решение, в одном месте он
сказал:
    - Гарик, если бы ты вот здесь применил вот такую формулу, то
решение твое было бы гораздо короче и быстрее.
    -  Папа, нам про эту формулу в школе не говорили. Дау поднял
на меня сияющие глаза, сказав:
    - Гарик оказался способным. Только реши еще одну задачу. Эта
задача будет короче.
    Вторую задачу Гарик решил быстро.
    На   всю   жизнь  запомнила,  как  глаза  Дауньки  сверкнули
торжеством,  когда  он  проверял  решение второй задачи. Сказал:
"Гарик  очень  способен,  не  бойся,  Коруша,  он  в университет
поступит".
    Гарик  в  университет  поступил  в 1963 году и, кажется, без
труда окончил, неплохо справился и с защитой диплома. Но Дауньки
уже  не  было.  Я  не  сдержала слова, данного Исааку Яковлевичу
Кармазину. Я вынуждена была взять Дау домой, и это привело его к
смерти.  Член-корреспондент Академии наук СССР Гращенков настоял
и  с помощью интриг заставил меня взять Дау домой. Простить себе
это невозможно, нельзя. Я бесконечно казнюсь.
    Возвращаюсь к очередным событиям в больнице.
    В  больнице  Академии наук на врачебных консилиумах Егоров и
Корнянский,  оставленные  работать в институте нейрохирургами на
более  низких  должностях,  настаивали  на необходимости сделать
энцефалограмму.  Для  этого  нужно больного академика привезти в
Институт  имени  Бурденко.  Они  утверждали,  что только в своем
медицинском  учреждении  смогут  сделать хорошую энцефалограмму.
Все  врачи  согласились.  Но  осуществить  это  не  удалось. Дау
категорически    отказался    ехать    к    "врачам-палачам"   в
нейрохирургию.
    На   одном   из  последних  консилиумов  от  психиатров  был
профессор    Снежневский.   Гращенков   спросил   у   профессора
Снежневского, цитирую: "Давайте попробуем привезти Ландау домой,
в  его  кабинет.  Посмотрим,  может  быть,  он забудет о болях в
домашних условиях".
    Снежневский  ответил:  "Ни  в коем случае. Еще очень рано об
этом  говорить.  По-моему,  выздоровление идет нормально. Я вижу
большой  прогресс  в  выздоровлении.  Мы, психиатры, решим сами,
когда это будет нужно. А пока еще очень рано говорить об этом".
    В  это время президент АН СССР М.В.Келдыш поручил вести дела
больного Ландау вице-президенту АН СССР Миллионщикову.
    Я  забегу  по событиям немного вперед. Я позже узнала о том,
что Лившиц был очень обижен, что в больнице АН его не приглашают
на консилиумы, он даже не может в любое время посетить академика
Ландау.  Естественно,  Женька  боялся  утратить свое место возле
Ландау.  Вот  вдруг  он  еще  выздоровеет! Выздоравливать Ландау
должен только у него, у Лившица на глазах. Следовательно, Лившиц
должен  помочь  Егорову  и Корнянскому вернуть им их знаменитого
пациента.   Тогда   к   Егорову  и  Корнянскому  опять  зачастят
иностранные  корреспонденты  и  будут  о них писать в зарубежной
прессе.   Евгений   Михайлович   сел   в   свою   "Волгу",  стал
систематически  объезжать  физиков-академиков, плакаться им, что
эта  "дура  Кора  с  Топчиевым поместили выздоравливать больного
Ландау в больницу, где нет врачей-специалистов по восстанавлению
мозговой  деятельности.  Ландау  погибнет,  его  надо  спасать".
Физики-академики Тамм, Зельдович и другие, ничего не смыслящие в
медицине, согласились с Лившицем. Поспешили к Миллионщикову, тот
тоже   согласился,  что  восстанавливать  мозговую  деятельность
Ландау   долж