осторг.  Нет,  я никогда не считала себя красивой. Производимое
мною впечатление относила за счет своих туалетов, за счет умения
одеваться.  Только  Даунька  ставил меня в тупик, утверждая, что
без  одежды  я  гораздо  красивее.  Но  у  Дау  на все были свои
экзотические взгляды.
    Из  поездок  в  центр  я  возвращалась  счастливая, всегда в
приподнятом,  веселом  настроении.  Садились обедать все внизу у
Лившицев  в  столовой.  В  одной  комнате  Леля  и  Женя сделали
спальню,  вторая  осталась  столовой.  Мы  с Дау там завтракали,
обедали и ужинали. Леля вела все хозяйство, выясняя отношения со
своей  домашней  работницей.  Дау  только  оплачивал  тот  счет,
который  ему  предъявлял  Женька. В этот счет входило половинное
содержание  домашней  работницы,  что особенно восхищало Женьку.
"Как  выгодно,  как  экономно  жить вместе! При своем переезде в
Москву  я  даже представить себе не мог, что у нас с Лелей будет
так мало уходить на жизнь".
    Привычку  копить  деньги  Евгений  Михайлович унаследовал от
своего  отца-медика. Когда сыновья подросли, их отец сказал так:
"Раз  "товарищи"  уничтожили  у  нас,  врачей, частную практику,
сделав  в  Советском  Союзе  медицинскую  помощь бесплатной, мои
сыновья  станут  научными  работниками".  С большой гордостью об
этом  рассказывал  сам  Женька, восхищаясь прозорливостью своего
отца.  "Действительно,  папа  оказался  прав, ведь самая высокая
заработная  плата  у  нас,  у  научных  работников".  И,  как ни
странно, младший сын медика Лившица Илья тоже вышел в физики.
    - Ну, как, - говорил Дау, - Коруша, будем выселять Женьку? -
Нет, Дау, с Лелей легко ладить.
    -  Коруша,  я  очень  рад.  По-моему, ты даже к Женьке стала
относиться лучше.
    -  Даунька,  к  его  манере  держаться  привыкнуть трудно. -
Почему?
    -  Твой  Женька  без  конца  гладит  то  место в брюках, где
застежка.
    - Наверное, проверяет: застегнул ли он все пуговицы.
    -  Это  можно делать без многочисленных свидетелей. Потом он
за столом все куски перетрогает руками, прежде чем выбрать себе.
    - Согласен, Женька очень плохо воспитан.
    Если  Женька  находился  у нас наверху и вдруг слышал, что в
кухне  зашумело  масло  на  сковородке, он стремительно бросался
вниз  с  воплем:  "Леля,  Леля!  Я  сколько  раз говорил: нельзя
столько  масла расходовать. Вот, смотри, я половину масла сливаю
со сковородочки, и вполне достаточно. Леля, ты должна следить за
домработницей,  чтобы  она не расходовала лишние продукты". Леля
кричала  снизу:  "Дау,  бога  ради,  забери  Женьку из кухни, он
мешает готовить обед".
    Иногда перед ужином Женька продолжительное время сидит у нас
наверху. Спускается вниз только когда Леля всех нас приглашает к
ужину в столовую. Как правило, там уже всегда находится Рапопорт
-  Лелин  научный  руководитель:  она в те годы была аспиранткой
патолого-анатомической кафедры.
    - Коруша, как тебе понравился Лелин шеф?
    -  Он  никому  не  может  понравиться. Он очень рыжий, еще и
лопоухий. - А Леле он очень нравится, ведь пока Женька находится
у  нас  наверху, Леля внизу в это время отдается своему научному
руководителю.
    - Этого не может быть, он старый и очень, очень страшный. Он
даже хуже Женьки!
    - Коруша, у Женьки и Лели очень, очень культур ный брак. Без
ревности  и  без  всяких предрассудков. Это я научил Женьку, как
надо  правильно  жить. Он оказался способным учеником, только не
по  физике.  Да,  звезд  с  неба  по  физике  Женьке  не суждено
доставать.  Но  жизнь  тоже серьезная наука. Женька очень оценил
мою  теорию  и  с  помощью  Лели  осуществил  и экспериментально
подтвердил  мои  теоретические  выводы!  В  этой любовной троице
только  любовник  и  введен  в  заблуждение,  а  муж  в  большом
выигрыше.   Леля   знакомит   Женьку   с   усовершенствованиями,
достигнутыми  большим опытом ее шефа в делах любви. Все держится
в большом секрете от шефа!
    -  И твой мерзкий Женька, вероятно, считает, что натянул нос
любовнику своей жены?
    - Да, в какой-то степени это так и есть. Здесь в дураках сам
любовник.  Когда  тебя  не  было в Москве, после ухода Рапопорта
Леля рассказывала много интересного! Все интимные подробности.
    - Дау, прекрати, я не хочу этого слышать. Это не любовь, это
отвратительный  секс.  Леля  так  скромна  на  вид, так прилично
выглядит.  Раньше  я  только  слыхала,  что медички бывают очень
развратны. Дау, все-таки твой Женька удивительно омерзителен!
    Вскоре наедине Леля меня спросила: "Кора, как вам понравился
мой  научный  руководитель?  Я Дау разрешила сказать вам про мои
интимные отношения с ним. Это знает даже Женя".
    - Леля, неужели он может нравиться?
    -  Что  вы,  Кора,  я безумно в него влюблена. Он неотразим.
Звук  его  голоса  приводит  меня  в трепет. Он пользуется очень
большим успехом у женщин, все студентки нашей кафедры влюблены в
него.
    Когда  наступил  очередной  ужин с Рапопортом, наверное, мои
взгляды,  которые  он  ловил,  были  красноречивы.  Сощурив свои
белесые  глаза,  окаймленные красными ресницами, он сказал: "Вот
Коре  я  не  смог  бы понравиться как мужчина". - "Да, вы не той
масти".  Все рассмеялись. Искренне и весело смеялся и Лелин шеф.
Дау  о  нем  говорил:  он  замечательный человек и очень крупный
специалист  в  своей  области. Часто, очень часто Даунька шутил:
"Яков  Ильич,  вот  когда  я  умру,  вы  по  всем правилам науки
вскроете меня!".
    Прошли  годы.  Прошли  десятилетия.  Дау  был намного моложе
Рапопорта.   Первая  фамилия  протокола  вскрытия  тела  Ландау:
Рапопорт.
    После    окончания    университета    я    получила   диплом
химика-органика.  Устраиваться  на  работу решила по возможности
ближе  к  месту  жительства.  Когда я уже оформилась и пришла на
собеседование к своему шефу, он меня спросил:
    - Вы кончали Харьковский университет?
    - Да.
    -  А почему, переехав в Москву, вы решили работать у меня? -
Я живу рядом.
    - О, святая наивность! - воскликнул он.
    Я не поняла, причем здесь наивность.
    - Даунька, почему этот членкор так сказал?
    - Неужели ты не понимаешь?
    - Нет.
    -  Коруша, ты должна была ему ответить: ваши работы всемирно
известны, как только я появилась на свет, у меня была одна мечта
- работать под вашим руководством!
    - Дау, я раньше о нем ничего не слыхала.
    - Это не важно, в системе Академии наук очень любят лесть.
    Вместе  с  Женькой  и  Лелей  мы  прожили около года. Женька
съездил  в  Харьков, привез кое-что из своей харьковской мебели.
Дау  ему  говорил: купи здесь новую. Он отвечал: "Дау, ты в этом
ничего  не понимаешь. Новая мебель плохая и дорогая, а перевезти
из Харькова стоит гроши. Я не люблю тратить зря деньги".
    Когда  харьковская  мебель  пришла,  через  некоторое  время
испуганный  вопль  Дау разбудил меня ночью. "Коруша, смотри, это
та  самая  порода  лившицких  харьковских клопов. Как они жалят!
Посмотри,  какие  они  огромные,  а форма у них продолговатая. И
убежать теперь от них невозможно!".
    Еле дождавшись утра, Дау побежал в институт, пришли рабочие,
вынесли  Женьку с заклопленными харьковскими вещами. Капице было
доложено о бедствии Ландау в связи с нашествием лившицких клопов
из   Харькова.   Капица  разрешил  поселить  Женьку  в  гостевой
квартире. Вот так без малейшей интриги с моей стороны Женька был
выселен.
    Хозяйственный  отдел института быстро организовал бригаду, и
Женька  вместе со своим скарбом был тщательно обработан во дворе
института  на виду у всех, прежде чем ему разрешили поселиться в
гостевой   квартире.   Все  испугались,  нельзя  было  заклопить
институт, выстроенный на английский манер! Потом Женька прибежал
к  Дау,  отчаянно,  визгливо  рыдал:  "Дау,  как ты мог так меня
опозорить  в  институте".  - "Женька, ты меня прости, я не думал
вызывать такой шум, просто я очень боюсь клопов, их не было даже
в  тюрьме.  Как  ты  и  вся  ваша  семья  их переносите? Вы что,
привыкли   к   ним   с   рождения?  Ты  что,  плачешь  по  своим
потомственным клопам? Тебе жаль, что их уничтожили?".
    В  квартире  я  выжигала  клопов  газовой паяльной горелкой.
Особенно их было много в лившицкой спальне.
    -  Даунька,  а  Женька  упер  с  окон  нашей  квартиры  рамы
металлических сеток от мух, которые нам недавно сделали.
    - Не может быть.
    - Да, да, правда, пойди, проверь сам.
    -  Да,  Женька не растерялся, сетки он упер. Я пойду к нему,
скажу, чтобы он их вернул. Вернувшись от Женьки, он сказал:
    -  Коруша,  Женька  обнаглел  и нахально заявил, что он наши
сетки  от мух не вернет, так как ему такие сетки делать никто не
будет, а мне по моей просьбе могут сделать еще раз. Корочка, мне
пришлось с ним согласиться.
    Когда  я  полностью  привела  квартиру  в порядок, Дау решил
пригласить  свою маму. Она очень хотела познакомиться со мной. Я
уговорила Дау устроить званый большой вечер человек на двадцать,
нечто  вроде нашей запоздалой свадьбы. Маму Дау я заочно уважала
и даже преклонялась. Она дала жизнь такому человеку!
    Тщательно готовила ей комнату.
    - Коруша, ты что здесь все время усиленно трешь? Ты думаешь,
мама это оценит? Она к бытовым мелочам безразлична.
    Я  знала,  мама  Дау  была  профессор, имела печатные труды,
заведовала  кафедрой,  читала  лекции  студентам.  Но  когда она
прожила  у нас неделю, я была покорена. Так вот откуда у Дау это
очарование,  это обаяние. Нет, это был не профессор в преклонном
возрасте,  это  была  комсомолка, комсомолка 20-х годов. Так она
воспринимала  жизнь, такие передовые были у нее взгляды. Так она
была молода не по возрасту, а по своей сути.
    Свадебный  подарок  она не забыла привезти. Она подарила мне
старинное  столовое серебро. О таких свадебных подарках я только
читала  в  романах.  Она  была  очень рада, что ее сын, наконец,
женился.
    - Дау, почему мама приехала одна? Твой папа заболел?
    -  Нет,  он здоров. Я просто его не приглашал. Он зануда, он
разводит скуку, я его не выношу!
    Когда наступил наш первый званый вечер, стол был накрыт, Дау
весь  светился  и  сиял.  В порыве восторга он обратился к маме:
"Мама,  ну,  наконец,  скажи правду. Может быть, я все-таки дитя
любви? Неужели ты такому скучнейшему типу, как мой отец, ни разу
не   изменила?   Я   все-таки   надеюсь:  ты  просто  не  хочешь
признаваться. А на самом деле я есть "дитя любви".
    Еще  гостила у нас Любовь Вениаминовна, вдруг ночью меня как
током  подняло  с постели. Неясная тревога. Тихонечко, приоткрыв
дверь  в  спальню  Дау,  увидела  -  постель  не  смята и пуста,
осмотрела  всю  квартиру  - его нигде нет. Накинув легкий халат,
понеслась в институт. Дау появляется спокойный, сияющий в дверях
института, освещенный алой зарей встающего солнца.
    - Ты почему не спишь? Что тебе здесь надо?
    -  Дау,  ты вчера так и не лег спать? После ужина ты сказал:
"Коруша, ложись, я на минутку зайду в библиотеку института".
    -  Коруша,  но моя минутка несколько затянулась. Смотрю, уже
светло, взошло солнце.
    Его мама встретила нас на пороге.
    - Что случилось, почему Кора плачет? (Видно, я ее разбудила,
когда искала Дау по квартире.)
    -  Коруша  плачет  по  глупости.  Я  с  вечера  засиделся  в
библиотеке, она перепугалась, решила, что меня украли!
    После  1968  года  ученики  Ландау не раз писали, что Дау на
семинарах, слушая их доклады, узнавал о новых работах зарубежных
физиков.  У Дау просто был ключ от библиотеки института. Нередко
он  проводил  там  долгие неурочные часы. Кроме того, зарубежные
ученые  присылали ему на домашний адрес свои новые работы еще до
их публикации.

    Уложив  Дау спать, я спустилась в кухню. Любовь Вениаминовна
не  спала,  мы  решили  выпить  чаю  и  очень  хорошо,  сердечно
поговорили.  Не  знали  мы,  что  это  наш  первый  и  последний
разговор:  вскоре  она  умерла. Удар случился на лекции, которую
она читала студентам. Так красиво ушла из жизни мать Дау.
    В то утро мы проговорили несколько часов. Она меня спросила:
    -  Кора,  скажите,  вы  согласились  стать  женой  Левы - вы
согласны с его взглядами на брак?
    - Что вы, с этим согласиться невозможно! С этим можно только
примириться.  Особенно  сейчас.  Его  здоровье  подорвано. Я так
счастлива,  что  выселился  Женька  с  женой,  они  очень любили
соблюдать   экономию.   Прошло  мало  времени,  а  Дау  уже  так
поправился. Мне удалось ликвидировать его фурункулез. В Харькове
я  читала  курс  лекций  по  пищевой  химии и очень слежу за его
питанием.  Работаю  я  рядом,  с  утра  готовлю обед и в перерыв
прибегаю кормить его.
    - Кора, почему вы не возьмете себе домашнюю работницу?
    -  Я  с  ними не умею обращаться, а потом я сама очень люблю
домашнюю  работу:  заботиться  о  Дау, ухаживать за ним - это не
работа,  это  большое наслаждение. Я так давно мечтала стать его
женой и передать свои функции постороннему человеку не могу. Дау
очень  нравится,  как  я  готовлю,  он  тоже  считает,  что  без
посторонних жить уютнее.
    -  Кора,  Лева  со мной очень откровенен. Он в вас влюблен с
1934   года.   И   пока  все  его  любовницы  существуют  только
теоретически?
    - Да, пока это так. Когда он переехал в Москву, он стал меня
"воспитывать".  Я  сначала  взбунтовалась. Потом в этот страшный
год  я  поняла,  что  бывают  в жизни вещи пострашнее ревности и
любовниц,   особенно  любовниц,  существующих  теоретически.  Он
более,  чем  другие,  восприимчив  к  женской  красоте, и это не
порок!
    "Колоссальная  сила -- любовь любимого". Не помню, где писал
об   этом   Бальзак,  но  суть  в  том,  что  сила  любви  прямо
пропорциональна   значимости  личности.  После  смерти  Дау  его
назвали  гением.  Сила  его любви к женщинам была велика, а пока
всех женщин олицетворяла я одна.

Глава 19

    После   выселения   Женьки   наше   счастье  стало  поистине
безоблачным.  Дау  по  субботам  решил  устраивать  нечто  вроде
вечеринок.   Собиралось   очень   много   интересных,   веселых,
остроумных  людей.  А  Женька  еще  с  харьковских времен усвоил
привычку  подшучивать над Дау, выставляя на смех его неловкости.
Все эти подшучивания Женьки над Дау мне ужасно не нравились.
    В одну из суббот он, выпив лишнего, здорово "перегнул палку"
в своих паясничаниях. Проводив гостей, я бегом поднялась наверх:
спешила  выплеснуть свое негодование. Женька был с Дау. Подлетев
к Женьке, я надавала ему звонких пощечин, приговаривая:
    - Не сметь из Дау строить шута!
    Даунька, улыбаясь, наблюдал эту сцену. Сдачи Женька мне дать
боялся, он возопил:
    - Дау, скажи, я ведь шутил!
    И Дау сказал:
    -  Кора  права.  Мне  эти твои дурацкие шутки давно надоели.
Теперь ты усвоил, надеюсь, больше они повторяться не будут?
    Женька ушел. Я повисла на шее у Дау и разрыдалась:
    - Даунька, ненаглядный мой, как он посмел так издеваться над
тобой?
    -  Успокойся, Коруша, у тебя это очень красиво получилось. Я
бы  не догадался отучить его таким путем. А потом ты ошибаешься:
я не "ненаглядный", я - наглядный, я - квантово-механический!
    Как-то  были  у  нас  физики и математики. Все с восхищением
говорили  о  сверхъестественной  работоспособности  Дау  и о той
счетной  машине,  которая  находится  у  него  в  мозгу. Тогда я
впервые  узнала,  что Дау никогда в своих расчетах не пользуется
ни  логарифмической линейкой, ни таблицами логарифмов и никакими
справочниками.  Все  эти  сложнейшие  математические  расчеты он
производит моментально сам. И я решила: те клетки мозга, которые
у  нас, смертных, занимают ревность, зависть, корысть, злобность
и  разные  другие  низменные  черты характера, этих клеток у Дау
нет,  его  мозг  составляет  мощная машина железной логики и еще
счетно-математическая  машина.  Хорошо,  что  осталось место для
клеток любви к женщинам, в том числе и ко мне.
    -  Даунька,  посмотри,  какой я тебе купила кожаный красивый
портфель.
    -  Да,  красивый,  только он мне не нужен. Я в баню не хожу.
Предпочитаю домашнюю ванну.
    - Разве портфели нужны только для бани?
    - А зачем они еще?
    -  Ты  в  МГУ  читаешь  лекции  студентам,  разве у тебя нет
конспектов к лекциям?
    -  Конечно,  нет. Никогда у меня нет никаких тезисов. У меня
все в голове. Даже когда я на заседании Академии наук докладываю
о  своей  новой  работе,  она у меня только в голове. Портфель -
обременительная вещь, я никогда не пользуюсь "шпаргалками".
    - Даунька, ты сегодня вечером свободен?
    - У меня сегодня лекция докторам физико-математических наук.
    -  Но  ведь  на  прошлой  неделе  ты мне сказал, что читаешь
последнюю лекцию.
    -  Да, та лекция должна была быть последней. Но они меня так
просили,  они  только начали кое-что понимать, материал оказался
для них очень трудным, я согласился повторить цикл лекций.
    -  И  этот  трудный цикл лекций докторам наук тытоже читаешь
без  шпаргалок?  -  Ну  конечно.  Я  просто хорошо знаю предмет,
который  читаю.  Как  прекрасна была весна 1941 года, счастливая
поpa моей жизни. Пошел второй год, как я стала женой Дау. Он все
так  же  в  меня  влюблен, все так же обещает, что скоро заведет
новых  любовниц,  а сам не может отвести своих пламенных глаз от
меня. Я таю в его объятиях, и кажется, что могу вся раствориться
и улететь.
    Сегодня  выходной день, в который пришлось отменить утреннюю
гимнастику.  По  выходным  дням  я  должна крепко спать, пока не
проснется  Даунька.  Он  тихонечко  начнет открывать дверь в мою
спальню  -  сначала появится голова - убедившись, что сплю, весь
засияет.  Ему  надо  дать  возможность  разбудить меня поцелуем.
Оказывается,  это  было  его заветной мечтой много лет. Я живу в
каком-то  сказочном  сне,  как  только выселился Женька со своей
женой и домработницей. "Коруша, какой я был дурак, я не замечал,
что  они  так  нам  мешают.  В  любви  свидетели  излишни. Какое
счастье,  что  ты  каждый  день со мной. А женитьба мне принесла
выгоды:  ты теперь сама покупаешь себе цветы, сняла и эту заботу
с меня".
    Любовь.  Дау.  Москва.  Я живу в Москве с Дау. И, наконец, я
его  жена.  Все  введенные  Женькой  экономии  выброшены  вон. В
выходной  день,  пока  Дау  принимает  ванну, я готовлю завтрак.
Чашку  шоколада  к  завтраку  Дау  приготовляла по науке, ведь я
стала  еще и кондитером. Столовая на первом этаже, огромное окно
выходит во двор. Яркий солнечный день.
    -  Коруша, смотри, какие красавцы. Целых два офицера. Откуда
эти военные взялись у нас в институте?
    - Дау, это они меня вчера провожали из центра, когда я ехала
к  портнихе  на  примерку. В центре у меня была пересадка, и они
меня  проводили  до  самого порога моей Муси. На примерке я была
больше  часа.  Вышла, а они не ушли. Опять безмолвно последовали
за мной через всю Москву до самых ворот нашего института.
    -   "Безмолвно".   Как   тебе  не  стыдно!  Почему  сама  не
заговорила,  почему  не  пригласила их к себе? Они действительно
кого-то ищут.
    Дау  быстро  выскочил на порог, подошел к военным, пригласил
их,  говоря:  "А  я  знаю,  кого вы ищете. Пойдемте, я вас с ней
познакомлю".
    Смущенные  офицеры  представились.  Дау  очень  гостеприимно
усадил  их  завтракать.  Очень  весело поговорил с ними, а потом
заявил,  что  у  него  срочная  работа в библиотеке института на
несколько   часов   и   быстро  смылся,  оставив  меня  с  моими
"поклонниками".   Яркость,   доброжелательность,  приветливость,
искренность  Дау,  видно, поразили моих гостей. Они в один голос
спросили:
    - Кто это?
    - Он же вам сказал, что он Дау.
    - Этого мало.
    - Он мой муж, физик.
    - Ваш муж?
    Оба как по команде вскочили, стали извиняться.
    - Вы так молоды и уже замужем. А почему ваш муж сразу ушел?
    -   Он   даже   поставил   нас   в  известность,  что  будет
отсутствовать   несколько  часов,  предоставив  вам  возможность
флиртовать с