ау все равно умрет, а у нее есть Гарик.
    Вот какие бывают интеллигентные люди. А я ведь была в дружбе
с ней! Вот так, друзья по черный день!
    Я  слышала,  как  вошел  Гарик,  что-то  спросил,  а на меня
навалилась    всепоглощающая,    невыносимая    тяжесть    моего
существования.  Я  не  могла  открыть  глаза  и  пошевельнуться,
сказать моему мальчику, что я жива. Не хватало сил. Гарик вызвал
"скорую".  Меня  начали колоть, потом врач сказал, что меня надо
немедленно  забрать  в  больницу:  давление  60  на 40, и сердце
сдает.
    В  моем  опустошенном  мозгу  возникла мысль: "Это они мне в
больнице   хотят  сообщить  об  уже  состоявшейся  смерти  Дау".
"Больница" - это слово наводило ужас:
    -  Нет,  нет.  В больницу ни за что! Я не хочу в больницу, у
меня нет сил! Умоляю насильно не везите в больницу!
    Я  беспомощно цеплялась сама не знаю за что. Хотелось верить
в  надежду  на  жизнь  Дау.  Кто-то подошел и сказал: "Пожалейте
сына.  Ему  будет очень тяжело ухаживать за вами. Вас необходимо
госпитализировать".
    Приехала моя племянница Майя. Она сказала:
    - Кора, ведь Гарик все ночи напролет проводит у твоей двери.
    Бедный  мой  мальчик.  Я этого не знала. Согласилась ехать в
больницу.
    - Майя, а ты останешься с Гариком?
    - Да, останусь.
    -  Ты  только  сразу что-нибудь продай. Все деньги из дома у
меня забрали Лившицы. Корми Гарика.
    - Хорошо. Я все сделаю.
    В  больнице  Академии  наук меня уже три дня ждала отдельная
комфортабельная  палата. Но в ней нет телефона, и я не знаю, что
там  в  больнице  №  50.  Наступила ночь. В сердце вполз щемящий
страх.  Все  еще  звенят  слова:  "Надежды  больше  нет.  Ландау
умирает".  Что-то  мешает лежать. Это оказались радионаушники. Я
положила  их  на  тумбочку.  Вдруг в тишине ночи раздались тихие
траурные   мелодии.  Они  неслись  с  тумбочки  из  невключенных
наушников.   Я   тщательно   завернула  их  в  толстое  мохнатое
полотенце,  запрятала в тумбочку. Но траурные мелодии нарастали.
Звуки  шли  из  розетки радиосети. К этой душераздирающей музыке
еще  добавился  странный  шелест бумаги. Открываю глаза: на меня
сыпятся  газеты,  в  которых  некрологи,  некрологи,  некрологи!
Газеты   издают   удушливый   запах  свежей  краски.  Я  начинаю
задыхаться,  с трудом надеваю халат, цепляясь за стены, открываю
дверь  в  коридор.  Там приглушенный свет, запах краски и музыка
исчезли. Навстречу идет медсестра.
    - Почему вы не спите?
    -  Сестричка,  милая,  где-нибудь  на  этаже  есть городской
телефон? - Сейчас глухая ночь. Куда вы будете звонить?
    -  В  больницу  №  50.  Там  дежурный  физик  снимет трубку.
Медсестра  привела  меня  к телефону. Набрав номер, я спросила о
состоянии Ландау. Ответили сейчас же: "Улучшений нет". Видно, им
там не до сна.
    - А Федоров у него?
    -  Да! Федоров не отходит от Ландау. Если бы не он, мы давно
уже  потеряли  бы  Дау. Кора, я узнал вас. С вами говорит Семен.
Как вы себя чувствуете? Говорят, что вы в больнице?
    - Да, Семен, я звоню из больницы. Спасибо! До свидания!
    Это был тот самый Семен, которого Даунька спешил спасать! Он
сказал,  что  Федоров  не  отходит. Это сообщение Семена вселяло
какие-то крохи надежды. - Сестричка, я посижу здесь у окна.
    - Нет. Пойдемте, я вас уложу.
    - Ведь я все равно не засну.
    - Давайте я вам сделаю укол, заснете от укола.
    - Но там в палате какой-то запах. Там надо все проветрить.
    - Хорошо, я проветрю и через десять минут приду за вами.
    Когда  сестра  опять  водворила меня в палату, снова на меня
стали  сыпаться газеты с некрологами и удушливой краской. Тайком
я  выбралась  из  палаты  и устроилась в темном углу коридора. С
рассветом вошла в палату. Все галлюцинации исчезли.
    В  десять  часов  утра пришел главный врач Хотько. Я впилась
глазами  в  его лицо. Оно было спокойно. Добрые глаза. Нет, этот
человек не принес мне страшной вести. Он сказал:
    - Я только что получил сообщение из больницы № 50. Состояние
академика Ландау выравнивается. Температура упала. Этой ночью из
Америки  прилетел самолет, он привез специально для Ландау новые
страшной силы антибиотики. Физики сразу их доставили в больницу,
и  смерть  отступила.  Эти  антибиотики потушили пожар в легких.
Вечером  я  еще  раз  зайду  к вам, как только получу сведения о
вашем муже. Но мне доложили, что вы ночь провели вне палаты. Вам
нужно  успокоиться  и  набраться  сил. Ведь вам придется ставить
мужа на ноги.
    Эти  слова в буквальном смысле слова оказались пророческими!
Этот  бог ужасно плохо создал тело человека. Оно слишком ранимо,
слишком  беззащитно. А куда же подевались те дьяволы, которые за
роспись  человеческой  кровью скупали души? Где разыскать такого
дьявола?  За  жизнь  Ландау  не только я, все его ученики-физики
продали бы свои души!
    На  все религии, на всех богов я затаила зло. Почему с таким
пакостным  человеком,  как  Женька Лившиц, все так благополучно?
Почему  бог  открыл  ему  зеленую  улицу в жизни? Сегодня он дал
слово  Дау  отвезти его не в Дубну, а лишь на Московский вокзал.
Завтра  без  зазрения  совести  взял  свое  слово  назад - из-за
отсутствия совести как таковой.
    Терзаясь такими мыслями, я лежала в палате. Вошла медсестра:
    - Вас сейчас будет осматривать профессор-психиатр.
    - Меня? Психиатр? А зачем? Мне психиатр не нужен.
    -  Это  вам  так  кажется,  а в наше нервное отделение очень
часто   к   больным  приглашают  психиатров  из  психиатрических
лечебниц.
    -   А   бывают   случаи   перевода  из  вашего  отделения  в
психиатрические?
    - Конечно, бывают.
    Вошел психиатр и с ним врач Зарочинцева. Интуиция подсказала
мне скрыть ночные галлюцинации.
    - Как спали?
    - Я не спала.
    - У вас было ощущение страха? Вы боялись войти в палату?
    - Нет, вы ошибаетесь. Я звонила в больницу № 50.
    - Всю ночь?
    -  Консилиум профессоров мне сообщил, что мой муж этой ночью
умрет.
    -  Но  ведь  сегодня  вам уже сообщили, что состояние вашего
мужа выравнивается?
    - Да, я узнала об этом в 10 часов утра, но в сознание он еще
не пришел.
    - У вас очень напряжены нервы. А галлюцинации у вас бывают?
    - Да, были, - умышленно сделав паузу, добавила, - в детстве,
когда  я  болела сыпным тифом, а сейчас не бывают. Алчные огни в
глазах психиатра погасли.
    После визита врачей сразу пришла Майя.
    -    Корочка,    мне    сказали,    что    тебя   осматривал
профессор-психиатр. Зачем тебе психиатр? - Маечка, просто в этом
отделении  это  очень  принято.  Профессор  был явно разочарован
результатом  своего  визита.  Потом  Майя  взволнованно сказала:
"Вчера поздно ночью, когда ты уже была в больнице, а Гарик спал,
позвонила жена Лившица. Она сказала, что Евгений Михайлович брал
для  Дау  в  библиотеке  книги, ему их нужно срочно вернуть. Они
пришли  вместе  и  взяли  не  только  книги. Они еще забрали все
подарки, полученные им в день своего пятидесятилетия. Что теперь
делать?".
    - Ничего. Если Дау будет жить, Женька прибежит и все вернет.
А  Дау  будет  жить!  Не  верить  этому я не могу. Состояние уже
выравнивается.
    -  Кора,  ты  сама  достань  деньги,  с  комиссионными такая
волокита, и потом я не знаю, что именно продавать.
    -  Маечка, предложи своим соседям что-нибудь из хрусталя, за
ним все охотятся. У меня много уникального хрусталя.
    - Хорошо. А что тебе принести?
    -  Маечка,  мне  ничего  не  нужно.  У меня на нервной почве
спазмы  пищевода. Я могу пить только горячий чай и суп, а этим я
здесь обеспечена.
    Как-то врач, выслушивая мое сердце, сказал:
    - Вы знаете, что у вас в груди опухоль?
    -  Да,  знаю.  Мне  на  9  января  была назначена операция в
онкологическом  институте,  но  после  7 января я совсем об этом
забыла.
    -  Сейчас  вас  оперировать  нельзя,  подлечим сердце, тогда
сделаем операцию.
    18  января  Маечка  мне сообщила, что Институт физпроблем не
будет  выплачивать  заработную  плату  академику Ландау, а я так
ждала  17-го  числа, чтобы обеспечить сыну нормальное питание. У
него, по моей вине, большая нагрузка: надо учиться и работать!
    -  Майя,  почему  Гарику не выдали денег отца в институте? -
Ему  заявили,  что  согласно новому закону от 2 января 1962 года
травмы,  полученные  в выходные дни, не оплачиваются. Этот закон
направлен  на  борьбу  с пьянством и хулиганством. Гарик получил
свои  20  рублей,  я  продаю  твой хрусталь знакомым. На питание
Гарику пока хватает.

    -  Нет,  Майя,  надо  одолжить  денег, но у кого? Все друзья
должны  Дау.  Подумают,  что  я  требую долги. Это неудобно. Вот
только  один  академик  Кикоин - верный муж, он не одалживался у
Дау.  Ты найди дома в телефонной книжке его телефон, попроси его
зайти ко мне в больницу. Он бывал у нас в доме и любит Дау.
    Вечером того же дня академик Кикоин вошел ко мне в палату, а
я  спасовала.  Оказалось,  что просить денег у чужих трудно. Или
меня   парализовала  его  сухость?  Никакого  участия,  никакого
расположения к себе я не почувствовала. Попросить у него денег я
не  смогла.  Не  помню,  как  я объяснила свою просьбу навестить
меня, на душе было мутно.
    Через несколько лет я встретилась с этим важным академиком и
рассказала  ему,  что  просила  зайти в больницу, чтобы одолжить
денег для сына, на обед!
    -  О,  как  же  я  сам  не  догадался предложить вам помощь,
узнать, есть ли у вам в чем-нибудь нужда?
    Наступил  февраль.  Там,  в далекой 50-й больнице, состояние
Дауньки   как-то  стабилизировалось!  Сказали:  будет  жить.  Но
сознание упорно не возвращалось. Это очень пугало. Меня перевели
на   шестой  этаж  в  хирургическое  отделение.  Была  назначена
операция  по  удалению  упухоли  в  левой груди. Перед операцией
пришла Маечка. Спросила:
    - Ты операции не боишься?
    -  Все  мои  страхи  связаны  только с тем, почему у Дау так
долго не возвращается сознание.
    -  Кора,  а  ведь  я  в  итоге распродам весь твой хрусталь.
Скажи, неужели Кикоин отказался одолжить тебе денег?
    -  Маечка, он был так благополучен, так поглощен собственным
достоинством. Человеческой доброты, на которую был так щедр Дау,
у  Кикоина вовсе нет! Продавай весь хрусталь. Даунька считал его
бесполезным, а эти предметы теперь приносят пользу.
    - А кроме Кикоина к тебе никто не приходил?
    -  Нет,  никто. Ведь все друзья поглощены здоровьем Дауньки.
Это  так  естественно!  Если  бы  я  смогла, я бы тоже помчалась
сейчас в больницу № 50. Туда приезжают корреспонденты всех стран
и фоторепортеры тоже.
    - Но у тебя было много приятельниц! Все они жены физиков.
    -   Майя,   ведь  все  друзья  по  черный  день,  это  очень
горько,такова жизнь. Как-то у нас в гостях была Лидия Чуковская.
Специально  в  ее  честь  я приготовила свой знаменитый вишневый
пирог.  Уходя, она сказала: "Ты знаешь, Дау, я твою Кору не могу
принять всерьез! Она просто елочная игрушка".
    -  Кора,  эта  дочь  Чуковского  просто  крокодил,  я  с ней
встречалась.
    - Майя, я не восприняла ее мнение как комплимент.
    Личность  Дау  была настолько яркой и интересной, что все не
принималось  в  расчет,  все  как-то  переставало существовать в
сравнении  с ним, с этим "ДАУ". После ухода Чуковской я все-таки
тогда  сказала  ему: "Разве она не знает, что елочные игрушки не
могут  печь  такие  пироги?".  Дау рассмеялся: "Корочка, она так
сказала  из-за  твоей красоты!" - "Нет, Дау, меня она восприняла
как  предмет. В этом есть большой смысл. У меня, вероятно, очень
легкомысленный вид".

Глава 8
    В  больнице  я  всегда  напряженно  ждала  визита главврача,
который  ежедневно  информировал  меня о состоянии Дау, надеясь,
что  он  войдет  и  скажет:  "Ваш муж пришел в сознание!" Ведь в
литературе,  в  театре,  в  кино,  где  очень  талантливые  люди
стремятся   воспроизвести   жизнь   такой,  как  она  есть,  все
тяжелобольные  наконец  открывают  глаза,  приходят  в сознание,
тревоги  исчезают, возвращается счастье. Мне пришлось убедиться:
в  жизни все сложней, жизнь бывает жестока! Доброта, терпимость,
человечность, где вы?
    Наступил   день   операции.   Лежа  на  операционном  столе,
чувствую:  главный хирург больницы АН СССР вводит местный наркоз
совсем  не  в то место груди, где находится моя опухоль. Пытаюсь
помочь:
    -  Доктор,  там,  где  опухоль, есть большой след от пункции
онкологов.
    Хирург Романенко заорал:
    - Не мешать, не разговаривать, не вам меня учить, работаю по
карточке, все знаю!
    Ночью  бинт  сполз,  и  я  легко  обнаружила свою нетронутую
опухоль. Утром зашел Романенко:
    - Как себя чувствуете после операции?
    - Доктор, моя опухоль осталась при мне.
    - Не может этого быть!
    -  Посмотрите,  вот  опухоль,  на  ней  яркий  след  пункции
онкологов.
    - Да, и очень большая опухоль! А что же я вам вчера вырезал?
    - Вам, доктор, лучше знать.
    -   Вы  не  возражаете,  если  я  сейчас  же  возьму  вас  в
операционную? Через полчасика за вами приедет коляска.
    За  эти  полчаса  все  хирургическое  отделение  высыпало  в
коридор. Все знали: вчера удалили опухоль, а сегодня снова везут
в операционную, следовательно, дела плохи! После операции пришла
Майя, очень испуганная:
    -  Кора,  я  уже  все знаю! Тебе делали повторную операцию и
полностью удалили грудь!
    - Откуда ты это взяла?
    - Уже весь институт об этом говорит. Неужели это сплетня?
    -  Да нет. Вчера хирург ошибся. Сам не знает, что вырезал. А
сегодня  он  сказал,  что  это  настоящая  опухоль,  и послал на
анализ.
    - Тебе сказали, когда будет известен результат анализа?
    - Сказали, но я не помню.
    - Не боишься положительного анализа?
    -  Нет,  всю  жизнь хочу умереть раньше Дау. Майя, ты была у
Дау? Как он?
    -  Все  так  же.  Сказали:  будет  жить.  Но  в  сознание не
приходит.
    - Майя, а что говорит Федоров?
    - А он не разговаривает. Ему говорить некогда. Он боролся со
смертью.  Он  14  суток  не отходил от Дау, ел, спал на ходу, на
15-е  сутки  заявил  консилиуму: "Теперь Ландау не умрет". После
такого  подвига  наконец  вышел из больницы, чтобы отоспаться за
все две недели.
    - Майя, но сейчас-то он бывает у Дау?
    -  Бывает  -  не  то  слово.  Он отходит от Дау только спать
домой.
    - Теперь расскажи, как там Гарик?
    -  Гарик тоже неразговорчив. Оставляю ему продукты на утро и
вечер,  а  днем прихожу готовить ему обед. Тебе что принести? Ты
так исхудала и плохо выглядишь.
    -  Мне  ничего не нужно. Сон я совсем потеряла. Если начинаю
засыпать  со  снотворным, в мозг начинает звонить телефон. Когда
мне  Гращенков сообщил про мозговую операцию, я очень напряженно
всю  ночь ждала телефонного звонка, утром потеряла сознание. Так
вот  теперь  только сомкну глаза, начинает звонить отсутствующий
телефон.  Маечка,  как  только  снимут  швы, обещали выписать из
больницы.
    Через   несколько   дней   в  палату  вошла  очень  красивая
врач-хирург Елизавета Казимировна. Она вся сияла:
    - Я к вам с очень радостной вестью!
    Рывком вскочила с постели:
    - Муж пришел в сознание?
    - Нет, нет! Ваша опухоль оказалась доброкачественной!
    Без сил опустилась на подушку.
    - Как? Вы не рады?
    - Спасибо. Просто я совсем забыла про свою опухоль.

Глава 9

    Так   медленно   тянется  время  в  больнице,  как  угнетают
больничные  стены,  как  хочется увидеть Дау, уже не умирающего!
Это уже так много!
    Когда    отсутствующий    телефон    изводит   меня   своими
пронзительными   звонками,  я  ночью  тайком  пробираюсь  в  тот
отдаленный   конец  больничного  коридора,  где  есть  окно,  из
которого  видны  верхушки  деревьев  парка нашего института. Так
приятно  на  них  смотреть,  там  наш  дом,  где спит мой Гарик.
Надеюсь,  он  спит  спокойно.  Он  тоже уже знает, что наш папка
будет жить!
    У  этого окна было радостно встречать новый день, любоваться
синевой  рассвета,  нестись  к  ярким, счастливым дням прошлого!
Когда счастье пропитывало, как аромат!
    Время  мчится  в  вечность,  во  вселенной  все  мчится, все
находится  в  непрерывном  движении. Только бы нежность и любовь
оставались  постоянными всегда! В этом лучшем из миров так много
человеческого  горя! Непонятно, за что чтут богов? Ведь животный
мир бог сотворил ужасно, особенно человека. Устроил омерзительно
его  пищеварение,  не  по  своему  подобию. Сам-то изволит жрать
"амброзию"  и  пить  "нектар".  Эта  пища  богов  или  полностью
усваивается,   или  вырабатывает  ароматный  навоз.  Об  этом  в
евангелиях  не сообщается. Вот растительный мир у него получился
куда  удачнее. Жить в неведении, не знать трагедий человечества,
как деревья, трава, цветы. Прекрасен кусочек японской поэзии:
Луна посеребрила все вокруг.
О, как бы мне хотелось родиться вновь сосною на горе!
    В  нашем  мире  не  все  совершенно,  так часто прекрасное и
истина  идут  не  в  ногу.  Дау по своей человечности и по своей
работе на науку мог олицетворять истину!
    Моя  любовь  к  нему  была  прекрасна.  Это она, моя любовь,
подняла  меня  в  небывалую  высь,  поставила  рядом  с  гением,
заставила  шагать  по  кривым дорогам жизни. Шагать с ним в ногу
было немыслимо. И я стала петлять.

Глава 10
    Был  такой  чудесный  бал.  Наш  курс  праздновал  окончание
университета.  Вдруг  жгучий  пристальный взгляд остановил меня.
Передо  мной как вкопанный стоял высокий, гибкий, стройный юноша
с  непокорной,  вьющейся  шевелюрой и с ослепительно блестящими,
огненными  глазами. Нас кто-то познакомил. Он не отходил от меня
весь вечер. Я танцевала только с ним. Он представился: "Дау".
    - Дау, вы любите танцевать?
    -  Нет, я не музыкален, танцевать научился с большим трудом.
Уж  очень  заманчива была цель! Я вообразил, что если буду уметь
танцевать,  то  на любом танцевальном вечере смогу выбрать самую
красивую  девушку  и  на  глазах  у всех буду ее обнимать. Поняв
ложность  этих  объятий, бросил танцевать. С вами танцую - боюсь
уведут. Когда я вас увидел - принял за фею!
    Жила   я  в  центре.  Старый  харьковский  университет  тоже
находился  в  центре.  В те годы центр Харькова был невелик. Шли
пешком.
    - Теперь вы химик?
    - Нет, еще не совсем.
    - Но ведь это был ваш выпускной вечер?
    - Да, мы закончили учебный цикл университета, а теперь целый
год   отведен   на  диплом.  Многие  уезжают  делать  диплом  на
производстве, вот и решили отпраздновать наш выпуск сегодня.
    - А вы не уезжаете?
    -  Нет,  я  в  военно-химическом  институте буду делать свой
диплом. Дау, у вас странное имя.
    -  Это не имя. Это моя кличка. Мое имя Лев, но посмотрите на
меня.  Какой из меня Лев? Я, скорее, заяц! Мои друзья из фамилии
Ландау  взяли  только  окончание  "дау".  Эта кличка лучше моего
имени.
    - Так вы Ландау?
    - Да. А что?
    - Я много слышала о вас.
    - О, только всему не верьте. Все так все преувеличивают!
    - Я не думала, что вы так молоды.
    - Я молод?
    - Конечно.
    - Ну, от вас мне это приятно слышать, а в молодых ученых мне
уже надоело ходить!
    - Вас все студенты очень любят.
    - Ну, далеко не все.
    - Вот мы уже и пришли. Я живу в этом доме.
    -  Я  бывал  в  этом  доме, живу рядом, в Юмовском тупике, в
физтехе. Живу в Харькове уже два года, преподаю в университете и
в  мехмате. Я очень люблю студенческую молодежь, не пропускаю ни
одного  студенческого  вечера.  Почему  я  вас  сегодня встретил
впервые?  Вы нигде не бываете? Вас невозможно не заметить, Кора,
вы очень красивы!
    - Ну, а теперь преувеличиваете вы!
    - Женщины ничего не могут понимать в женской красоте. Ценить
красоту  женщины  могут  только  мужчины  и  то  далеко  не все.
Настоящая  красота  женщин - это очень редкий и очень ценный дар
природы, поистине дар божий! Это больше, чем талант!
    - Вы так цените красоту женщины?