окушается на внутреннюю свободу, унижает человеческое
достоинство,  ревность  - порок, не имеющий никакого отношения к
любви.  И  он  исключил  этот  порок  полностью  из собственного
сознания.
    Ландау  своим  ученикам  всегда говорил: "Бойтесь растратить
отпущенное  вам  время  на мелкие, недостойные человека дела". И
еще  Дау глубоко верил, что человек рожден для счастья на земле.
Человек  сам должен научиться быть счастливым. Дау был учителем,
что  называется, с большой буквы. Он стремился научить всех быть
еще  и  счастливыми.  Его всегда будоражила мысль - как сделать,
чтобы на свете было как можно больше счастливых людей.
    -  Дау,  эта совсем молоденькая девушка, зачастившая к тебе,
неужели она физик?
    -  Это  моя  новая ученица, и учу я ее счастью. Она страстно
влюблена,  а  ее  возлюбленный  жениться  не хочет. Я помогаю ей
женить его на себе.
    -   Как?   Ты   способствуешь  открытию  мелкой  лавочки?  -
Понимаешь, Коруша, здесь такая ситуация, что его надо женить для
его же счастья.
    Несколько  месяцев  спустя сияющий Дау мне сообщил: "Коруша,
они уже поженились. Я был у них в гостях. Более счастливого мужа
не встречал!".
    Как-то  вечером  в  конце  войны к нам зашел Алиханьян, сели
ужинать.   Дау  вскочил,  сказав:  "Артюша,  я  больше  не  могу
переносить  твоего  кислого вида! Хочу видеть тебя счастливым! У
тебя  есть  все  для  счастья!  Столько  девушек мечтает о твоем
внимании. Нита сейчас уже живет в Москве. Ты ей звонил?".
    - Ну что ты такое говоришь, Дау. А вдруг к телефону подойдет
Митя?
    - Митя сидит за роялем и телефонных звонков не слышит. Тогда
это  я  сделаю  я. Кстати, я и Мити не боюсь. Нита физик, она не
работает. Митя слишком переполнен музыкой, а вдруг она скучает?
    Дау  подошел  к  телефону, под диктовку Артюши набрал номер:
"Ниточка,  приветствую  вас в Москве. Говорит Дау. Сейчас у меня
сидит Артюша и очень скучает. Если вы свободны, приезжайте к нам
ужинать. Коpa очень хочет с вами познакомиться. Ваш шофер знает,
где наш институт. Квартира два. Мы вас ждем".
    Минут  через  20  к нам приехала Нина Васильевна Шостакович,
жена   знаменитого   композитора:  золотоволосая  с  золотистыми
глазами.  Ужин  прошел  очень весело. Алиханьян - сиял! Вся наша
квартира  наполнилась  звонким  смехом  Ниточки (так ее называли
все). Как красиво она смеялась. Впервые я слышала в смехе и звон
хрусталя,  и переливы серебряных колокольчиков. Алиханьян поехал
ее  провожать.  Проводив  гостей,  Дау рассказал мне, что Артюша
впервые   увидел  Ниту,  сбегавшую  по  лестнице  Ленинградского
университета  к  своему жениху Шостаковичу, поджидавшему ее. Она
весело смеялась и навек покорила Артюшу.
    Нита - физик. Она кончала физфак в Ленинграде, была влюблена
в   своего   жениха,   который  еще  мальчиком  стал  знаменитым
композитором. Вскоре они поженились.
    Артюша  встречался с разными девицами, но своей первой любви
был пылко предан все годы, вероятно, поэтому он не женился.
    -  Дау,  но  Нита этого стоит. Как смеется! Тряхнет головой,
отбросив   золото   волос,   и   зазвенел  хрусталь  с  серебром
колокольчиков. Она бесконечно обаятельна.
    На  следующий  день  Алиханьян просто ворвался к нам: "Кора,
Дау,  Ниточка  согласилась  сегодня  поужинать в ресторане, если
будете вы и Дау! Нас угостят замечательным шашлыком по-карски. Я
уже все заказал!".
    Я  Ниту  искренне полюбила. Она у нас стала часто бывать. Ее
младшему  ребенку  Максиму  исполнилось  7  лет, и она поступила
работать  к Алиханьяну. Его лаборатория находилась на территории
"капичника".   Это  были  годы,  когда  Сталин  нашел  в  музыке
Шостаковича   что-то   несовместимое  с  социализмом.  Она  была
"слишком"   революционной.   Звуки   сатанинской   силы  чего-то
требовали,  куда-то  звали.  Но  главное  было  в том, что Запад
называл  его  гением  века  в музыке. В ответ на это Шостаковича
лишили  основной  зарплаты,  а к его произведениям цензура стала
так    придирчива,    что   пришлось   начать   преподавание   в
консерватории,   чтобы   содержать   семью.  Ниточкина  зарплата
понадобилась.

    Меня  всегда тревожил аппетит Дау. Он очень мало ел. Бывало,
в  зимнюю  пору  достанешь свежую клубнику, поставишь перед ним:
"Даунька, пожалуйста, съешь!".
    - Подожди, Коруша, возможно, я ее съем, но позже.
    Гости  к  обеду и ужину всегда меня радовали. Это прибавляло
Дау  аппетита.  Раньше  всегда  у  нас  обедал Артюша. Теперь он
приходил вместе с Нитой, ведь они работали у нас в институте.
    В  один  прекрасный  день  мне удалось купить в комиссионном
магазине импортный холодильник. Нита, увидев его, просто ахнула:
    - Кора, откуда у вас холодильник?
    - Из комиссионного. Хотите, я и вам куплю.
    - Разве это так просто?
    Когда  мы  с  Нитой  привезли  им  домой  холодильник, Митя,
конечно,  сидел,  уткнувшись  в  рояль. Когда же до его сознания
дошло,  что в их быт входит холодильник, он вскочил, бросил ноты
на  рояль,  удивленно и радостно сказав: "Неужели я теперь смогу
есть твердое сливочное масло!".
    На  семейных  торжествах  Шостаковичей всегда присутствовали
Дау,   я   и  Артюша.  Митя  никогда  не  угощал  гостей  своими
произведениями.  Всех  притягивал  роскошно  сервированный стол.
Сменялись   разнообразные   блюда  и  пироги,  вызывая  возгласы
восхищения.  Иногда  в разгар веселья появлялся Максим в длинной
ночной  рубашке.  Митя устрашающе громко говорил: "Нита, я давно
говорю,  Максима  надо  сдать  на  базу! На базу его! Если он не
спит,  безо  всяких  разговоров  -  сдать  его на базу!". "База"
заставляла малыша очень быстро залезать под одеяло.
    Дау  так  понравилась  реакция  Максима на "базу", что он на
следующее  утро  тоже  пообещал  своего годовалого сына сдать на
"базу". Эта шутка повторялась до автомобильной катастрофы.
    Часто  после работы Нита и Артюша заходили к нам. Все вместе
ходили  в кино, театры, рестораны. Наконец, с Нитой я побывала в
Большом театре на "Спящей красавице" и других спектаклях. А Митя
много  работал.  Он всегда был переполнен музыкой и без рояля не
мог.
    Был  такой случай, когда он переехал из Ленинграда в Москву,
а   Нита  еще  не  вернулась  из  эвакуации.  Прошел  слух,  что
Шостакович   один  и  плохо  устроен  (хотя  квартиру  ему  дали
хорошую).   Из   Союза  композиторов  приехала  комиссия,  чтобы
проверить  эти  слухи. На звонок в дверь Митя вышел сам, став на
пороге,  чтобы не дать войти в квартиру, и стал уверять, что ему
ничего  не  нужно, он благодарит и категорически отказывается от
всякой  помощи.  Члены  комиссии  были  настойчивы  и в квартиру
вошли:  в  совершенно пустой квартире стоял рояль со стульчиком,
около  рояля  -  газеты вместо постели, на окне - бутылка из-под
кефира.  Митя  был смущен и растерян: начнут устраивать его быт,
следовательно, мешать, а ему ведь нужен только рояль!
    Казалось,  Митя не замечает отсутствия Ниты. Он был рад, что
она  стала  работать. Хозяйство вели две домашние работницы. Быт
Ниту никогда не интересовал. Когда мне случалось заходить к Ните
запросто,  Митя  с  грустной  неудовлетворенностью вставал из-за
рояля. Был всегда очень застенчив и как бы растерян.
    Как-то  из  института Дау пришел вместе с Нитой. Он разводил
руками  в  недоумении,  говоря: "Нита, Долматовский очень плохой
поэт, почему Митя должен писать музыку на его стихи?".
    - Дау, неужели вы не понимаете? Стихи Долматовского нравятся
Сталину. Митя просто счастлив: теперь цензура не будет запрещать
его музыку - стихам Долматовского открыта зеленая улица.
    Финансовые  дела семьи стали поправляться. Америка попросила
разрешения  исполнить  одно  из  новых произведений Шостаковича.
Разрешили.  Был  заплачен  гонорар  в  10  тысяч  долларов. Ните
удалось  даже попросить прислать за эти деньги одежду для семьи.
Она  стала щеголять в американских туалетах. Еще звонче зазвучал
ее смех, а глаза сияли счастьем. Она еще больше похорошела, а за
ней, как тень, всюду следовал Артюша.
    Иногда я думала: Митя за музыку смеха так беззаветно полюбил
Ниту  с  юных  лет.  Многие  молодые женщины, поклонницы таланта
Мити,  усыпая  его  квартиру  цветами, горели желанием приручить
гениального  композитора.  Цветы  принимала  Нита,  а композитор
сидел, уткнувшись в рояль. В один из вечеров тех лет Митя, Нита,
я  и  Дау  были у Мишы Литвинова (сына Максима Максимовича). Его
молоденькая  жена  Флора  успела  родить  троих  детей  (будущих
диссидентов).  На  Митю она смотрела как зачарованная. Все вышли
на  прогулку. Стояла дивная летняя ночь. Шли шеренгой. Дау рядом
с  Митей оживленно беседовали. Потом их обоих назовут гениями, а
ведь  гении не так уж часто встречаются на планете! Оба обладали
обаянием  таланта,  чисто человеческим обаянием и, вместе с тем,
были  так  непохожи  друг на друга. Митя рассмеялся, остановился
(это было на Малокаменном мосту): "Вы только послушайте! Мне Дау
сказал, чтобы я обратил внимание на Флору. Я действительно боюсь
на   нее   смотреть,  ведь  она  может  забеременеть  от  одного
взгляда!".
    На  Черноморском  побережье  я  всем санаториям предпочитала
"Ривьеру",  а  Нита  и  Митя  отдыхали в более комфортабельном -
"Правде".  Мы часто встречались. Однажды по дороге в "Правду" за
мной  увязался какой-то тип. Я не дала повода для знакомства. На
белоснежной  лестнице санатория меня встречала Нита. В это время
радио   санатория  передавало  музыку  Шостаковича.  Незнакомец,
обращаясь  ко  мне  и  Ните,  стал музыку поносить. Нита, звонко
рассмеявшись,  сказала:  "Я  лично  физик, но многие восхищаются
музыкой моего мужа Шостаковича". Тип в одно мгновенье исчез, как
бы растворился под музыку Шостаковича.
    Когда  Нита  приезжала  ко  мне на Ривьеру, как из-под земли
появлялся  Артюша  и  увозил  Ниту  на своем роскошном "Бьюике",
который  он  купил  у  армян-репатриантов. За рулем сидел шофер,
Артюша  машину  не  водил. А Митя? Митя нашел в санатории рояль,
был  всегда  окружен  поклонниками  своего  таланта  и просто не
замечал   отсутствия   Ниты.   Алиханьян   организовал   научные
экспедиции  на Алагез и стал увозить Ниту в Армению на несколько
месяцев,  преподнося  ей все красоты Армении: Ереван с Араратом,
Севан, фрукты незабываемых ароматов.
    Когда  Ландау  был приглашен Армянской академией наук, Дау и
меня встречали Артюша и Нита. И мы побывали в библейских местах.
    Приехав  в  Москву,  я  с большим огорчением узнала от общих
знакомых,  что  кроткий, застенчивый, просто "святой" Митя вдруг
обнаружил  отсутствие  Ниты.  Он стал ревновать и даже бушевать,
изливая  свои  чувства в музыке. Возвращение Ниты все расставило
по своим местам.
    Посещая  Шостаковичей  в  обществе Артюши, я стала замечать,
что  Нита всегда старалась отодвинуть подальше от Мити рябиновую
настойку.  Гениальный композитор много работал, но в те годы его
не  ценили,  как  должно.  Алиханьян  же  преуспевал сверх меры:
армянский   академик,   член-корреспондент   АН  СССР,  директор
Ереванского  физического  института.  Когда  Капица был в опале,
Артюша выстроил под свои московские лаборатории роскошное здание
в   конце   парка,  у  пруда  над  Москвой-рекой.  По-моему,  он
отстроился  за  счет  Армии.  Правда, когда Кентавр вернулся, он
быстренько  вытряхнул  Артюшу  и  поселился там сам, но до этого
момента было еще далеко.
    Да,  еще  Берия  подарил  братьям  физикам  Абуше  и  Артюше
Алиханьянам  вагон  имущества,  вывезенного  из  Германии, и они
приняли  эти подарки. Их принципы не были такими строгими, как у
Ландау. Тогда многие физики принимали щедрые подарки.
    Главное  -  Митя  был  в загоне, а Алиханьян процветал. Ните
импонировало  видеть  Алиханьяна у своих ног. Когда она бывала в
Ереване  вместе  с  экспедицией,  ей отдавали должное и как жене
великого   композитора,  и  как  спутнице  Алиханьяна,  которого
Армения очень почитала и прочила ему большое будущее в науке. На
каком-то  торжественном  ужине  с  шампанским  у  нас  дома Нита
бросила  Артюше  такую  фразу:  "Артюша, когда вы откроете новую
частицу  и  станете  нобелевским  лауреатом,  тогда я, возможно,
оставлю  Митю  и выйду за вас замуж". Конечно, сказанное звучало
шуткой, но во взгляде Артюши я прочла собачью покорность.
    Через год приборы Алиханьяна на горе Алагез зарегистрировали
новые  частицы!  В  Физическом  институте  Армении  был  устроен
большой  бум.  А  московские физики отнеслись недоверчиво, стали
проверять.  О,  я  помню,  было много шума! Ландау стал горой на
защиту Алиханьянов: это только ошибка, наврали приборы! Ошибки в
экспериментах бывают, приборы соврать тоже могут, в честность же
человека-физика  Ландау  твердо  верил.  А я вспомнила Ниточкину
фразу,  с  кокетливым  вызовом  брошенную  Артюше.  Вероятно, он
просто  свихнулся  от  своей великой любви к чужой жене. Порой я
замечала,  как он с восточным пламенем ревновал Ниточку к самому
Мите.
    Приближалось  время очередной экспедиции, Митя стал серьезно
возражать  против  поездки  Ниты:  в  последнее  время она стала
сильно   терять  в  весе,  талия  стала  совсем  девичьей.  Нита
согласилась  лечь в больницу на обследование. Две недели длилось
обследование в кремлевской больнице. Врачи уверили Митю, что его
жена  совершенно  здорова.  Перед отъездом Нита и Артюша зашли к
нам.  Нита  помолодела  и была жизнерадостна. В Москве наступала
зима,  а  в  Ереване  стояла  золотая  осень,  такая  щедрая  на
вкуснейшие  плоды.  Это  время  года  Нита  привыкла проводить в
Ереване. Пошел пятый год, как она стала работать у Алиханьяна.
    Осеннее   солнце   Армении  всегда  привлекает  на  гастроли
артистический  мир  Москвы. В ту роковую для Ниты осень там были
Вертинский,  Утесов и многие другие. Когда экспедиция Алиханьяна
спускалась с Алагеза, интеллигенция Еревана отмечала это событие
банкетами  вместе  с  артистами.  Жена знаменитого композитора и
Алиханьян  были  всегда  в числе звезд. Едва под утро закончился
банкет,   Нита   попала  на  операционный  стол.  Непроходимость
кишечника,   срочная,   безотлагательная  операция.  Оперировали
лучшие хирурги Армении. Непроходимость устранили, но потревожили
злокачественную опухоль сигмовидной кишки. Это место в кишечнике
-  белое  пятно  для рентгена. Ведь несколько месяцев назад Нита
прошла полное обследование, и опухоль не была обнаружена.
    Уложив   Ниту   на   операционный   стол,   Артюша  помчался
телеграфировать  Мите.  Шостакович с сыном мгновенно прилетели в
Ереван.  А Нита через два часа после операции пришла в сознание,
сказала: "Какое счастье, что операция уже позади", - улыбнулась,
закрыла  глаза  и  умерла.  Легко,  спокойно, как уснула. Артюша
усадил Шостаковичей в самолет, а сам в специальном самолете один
с  пилотом сопровождал гроб с телом Ниточки. Гроб был свинцовый,
как  бы серебряный, с красиво изогнутой стеклянной крышкой, и мы
увидели  Ниточку  как спящую красавицу в хрустальном гробу. Были
белый  снег  и  черная земля могилы, которую Артюша усыпал алыми
розами.  Все  годы  после  смерти  Ниты в день ее похорон могила
всегда была усыпана алыми розами, пока жив был сам Артюша.
    В  тот трагический день на похоронах Митя крепко держался за
Артюшу, чтобы устоять на непослушных ногах. И после похорон Митя
ни  на шаг не отпускал Артюшу. Целый месяц прожил Артюша у Мити,
бережно выхаживая его. Их соединила любовь к прекрасной женщине.
    Возвращаясь с похорон Ниты, Дау грустно читал стихи:
И перед пастью гильотины,
Достав мешок для головы,
Палач с галантностью старинной
Спросил ее:" Готовы ль Вы?".
В ее глазах потухли блестки,
И, как тогда в игре в серсо,
Она поправила прическу
И прошептала: "Вот и все!".
    Киношники  Армении создали художественный фильм в честь Ниты
и  Артюши,  только в нем Нита погибает на фронте, а Артюша опять
"почти"  открывает  новые частицы. Однако при жизни открытия его
обошли, из жизни он ушел тяжело - рак желудка.
    Сейчас  уже и Мити нет, есть Дмитрий Дмитриевич Шостакович -
великий  композитор  века! И имя его, и музыка его - бессмертны!
Он познал радость творчества, славу, большую любовь, без которой
счастье   человека   не   бывает   полным.  Узнал  он  и  горечь
несправедливости,    всю    беспомощность,    когда   приходится
доказывать,  что  ты  не "верблюд". Его не обошли муки ревности,
настоящее человеческое горе - потерять горячо любимую жену.

    Сейчас,  анализируя  прошлое,  я  пришла  к  убеждению,  что
серьезного  романа  у  Ниты  с  Артюшей не было и быть не могло:
гениальная личность Мити бессознательно устанавливала расстояние
между  ними.  Артюша  был  примитивен. Преклоняясь перед могучим
талантом  Шостаковича,  он не мог себе позволить украсить голову
Мити  рогами,  он стремился отвоевать Ниту у Мити. Его тщеславию
очень  бы  импонировало, если бы Нита, оставив гениального мужа,
предпочла его. Ниточку это только забавляло, а Артюшу бесконечно
воспламеняло.
    Была  игра, как у нас с Колечкой. Ведь никто не сомневался в
наших  интимных отношениях. Разница только в том, что Артюша был
действительно  влюблен  в  Ниту,  а  Колечке  позарез нужно было
только  имя  моего мужа в корыстных, карьерных целях. Продираясь
только   локтями,   он   стал  академиком.  Сейчас  с  легкостью
подписывается   под   работами  своих  талантливых  сотрудников,
достойно  "водит руками". Так Дау говорил о руководителях такого
класса,  околонаучных  работниках. И еще у Мити была обаятельная
внешность,  озаренная  его гениальностью, чего никак нельзя было
сказать  о  бедняге  Алиханьяне:  невысок,  линия ног стремилась
скорее  к  окружности, нежели к прямой линии, рано стал лысеть -
наружность весьма заурядная.
    -  Даунька,  сегодня  за  обедом  ты,  кажется, проповедовал
иностранным  гостям о свободной любви? Я уловила несколько слов,
но ничего не поняла.
    -  Нет,  Коруша, когда они все из института ввалились к нам,
то устремились в ванную мыть руки. Потом стали хвастаться, что в
их квартирах по нескольку ванн. Я им сказал, что у меня семья из
трех  человек,  одной  ванны нам вполне достаточно. И хотя у вас
много   ванных   комнат   в  квартире,  вы  лишены  элементарной
человеческой свободы. Вот, к примеру, вы влюбились в жену вашего
сотрудника  по  университету. Вы можете за ней поволочиться? "Ну
что  вы! У нас это строжайше запрещено. Я сразу попаду в "черный
список".  Наши  попечители  меня  выгонят  вон,  никакие научные
заслуги не помогут и конец научной карьере". А в нашей свободной
стране  интимная  жизнь  человека  никого  не  волнует.  Я  могу
влюбиться  в  чужую жену, и никакие попечители мне не страшны. И
ты знаешь, Коруша, они с трудом в это поверили.
    - Дау, мне Женька сказал, что завтра в Москву прилетает твой
издатель из Лондона Максвелл. Вероятно, я должна приготовиться к
его приему?
    - Нет, нет, что ты. Он только однофамилец великого физика, я
с  ним  встречаться  не  собираюсь,  он просто делец, миллионер.
Говорить  мне  с  ним  не о чем. Вся техническая работа лежит на
Женьке, а я "не такая, я иная, я вся из блесток и минут".
    В один из дней Дау сказал мне:
    -  Коруша,  сейчас  был  телефонный  звонок  из Министерства
культуры. В Москву приехал американский писатель Митчелл Уилсон.
Ты была в таком восторге от его последней книги "Брат мой - враг
мой". Так вот, он в министерстве сказал, что хочет познакомиться
с физиком Дау. Ему дали наш адрес, и сейчас он на пути к нам.
    -  Даунька,  я  не  успею съездить в центр купить что-нибудь
особенное к ужину? Все-таки такой гость!
    -  Нет,  не успеешь, да и это лишнее. Американский писатель,
вероятно,  хочет  узнать, как живут советские ученые, а живем мы
неплохо. Пусть будет все как обычно, по-домашнему.
    Ужинали на кухне. На ужин была жареная утка, яблочный пирог,
зернистая  икра  и  коньяк.  Я  была  счастлива, когда наш гость
сказал  по-русски: