Ландау "икону" со словами: "Дау, у
нас, физиков, есть свой бог, этот бог Ландау".
    У  Дау  была  так  высока  мера  человечности. В те дни я не
подозревала,  что  природа  создала  его  гением.  Я тогда смела
сравнивать   Дау   с   окружающими   людьми.   И,  конечно,  все
проигрывали! Вспомнила свою пошлую игру в любовь с Л... Время от
времени мы встречались. За это время он "освоил" пять чужих жен.
    -  Колечка,  милый, если я стану твоей любовницей, ты так же
быстро  бросишь  и  меня,  как Нину, Милочку, Наташу и других. И
после меня следующим будешь говорить, как мне сейчас говоришь, о
своих  бывших возлюбленных. Когда я вижу тебя под своими окнами,
я тебе верю, но уподобиться тем девицам, которые приходят к Дау,
я не могу.
    Так мы с Колечкой беседовали в небольшом пустынном скверике,
который помещался напротив нашего дома.
    -    Кора,   откуда   у   тебя   такие   изощренные   методы
издевательства?  Порой мне кажется, что ты меня любишь, ты умна,
я  часто  прибегаю  к твоим советам в своих делах. Но, поверь, я
начинаю терять голову, я уже жить не могу, не видя тебя.
    У  меня  мелькнуло  в  памяти что-то из Бальзака: "Заставить
загореться  одним  из тех желаний, которые испепеляют". Жидковат
он для таких желаний. Нет, он не мой герой!
    - Ты, Коля, слишком избалован женщинами. А потом заявишь: "Я
разлюбил тебя...".
    - Слишком трезвая голова у женщины не украшает ее. Порой мне
хочется послать тебя ко всем чертям. Разорвать те путы, которыми
ты меня опутала!
    -  Коля,  но  с  разрывом  наших  отношений  моя жизнь может
оборваться.  Коля,  я  говорю  очень  серьезно.  Я так ценю наши
короткие  встречи,  я не могу обойтись без наших свиданий, в них
заключается  вся моя жизнь, - говорила я очень серьезно, а перед
глазами стоял Дау!
    -  Ты  любишь  меня,  а  хранишь верность своему повелителю,
несмотря на его параллельных девиц.
    -  Коля,  с  его  параллельными  я  уже примирилась. А ты? Я
поехала  с  тобой на месяц в Сочи, и тебя в первый же день увела
новая блондинка.
    -  Кора,  если  я  брошу все: Москву, семью, карьеру, возьму
кафедру в Алма-Ате, ты уедешь со мной?
    -  О,  Коля,  на  край  света  пойду за тобой! Одно условие:
никаких  параллельных.  Только  как  же  ты  оставишь свой новый
корпус? - ехидно спросила я.
    - Да, я запутался. Что-то у меня не получается.
    - Колечка, давай сбежим в Алма-Ату.
    -  Кора,  это  не  шутка.  Со  всего  мира  идут письма. Мой
эксперимент ни у одного ученого в мире не повторился.
    -  Коля,  это  естественно, они по правде хотели вылечить от
белокровия своих подопытных мышей. Н.Н., выступая по телевизору,
очень помог тебе составить карьеру.
    - С Н.Н. я заключил договор: он меня проводит в академики, а
я  буду  тянуть  в  академики  его  зятя  Г.,  ведь ему неудобно
протаскивать собственного родственника.
    Ритуалы,  навязанные  Колечкой,  мне  осточертели.  Иногда я
забывала,  что в такое-то время должна стоять и смотреть, как он
марширует  под  моими  окнами,  совершая  оздоровительный моцион
после ужина, то на его зов должна выскакивать на липовую аллею и
выслушивать  длинные  нудные  жалобы,  как тернист путь в науке,
когда  пробиваешься  только  локтями.  "Твоему Л.Д. вольготно: у
него  сто  процентов  еврейской  крови,  а  я еврей только на 50
процентов. Мне наука дается с трудом" и т.д. и т.п.
    В один из понедельников у нас в доме были иностранные гости.
Я  не  смогла  выскочить  на 15 минут, как он просил, на липовую
аллею.  Я  вообще  стала  избегать  встреч, Колечка начал писать
длинные записки, опуская их в почтовый ящик.
    -  Коруша,  что  ты  сидишь  все время дома? Сейчас, когда я
подъехал  к воротам нашего дома,  Коля дежурил около твоих окон.
Попытался  незаметно  улизнуть.  Я,  конечно, не подал виду, что
заметил его.
    -  Понимаешь,  Зайка, его не устраивает моя любовь! Я вообще
не могу понять, что ему еще надо? Вот, прочти, что он мне пишет:
    "Вчера  вечером  я  сделал последнюю попытку внести какую-то
ясность  в  наши  отношения.  Результат  этой попытки можно было
предвидеть  заранее. Я, конечно, знал, что в понедельник вечером
вы  будете  сильно  заняты. Но, быть может, именно поэтому вы бы
смогли  показать,  что 15 минут времени для встречи с человеком,
которого  вы любите, у вас всегда найдется. К сожалению, вы были
верны  себе  и  отказались  от  встречи.  Отказались так, как вы
всегда отказываетесь от встречи с неугодными вам людьми.
    Хочу  напомнить,  что  в  воскресенье  вы мне сказали, что с
разрывом со мной кончится вся ваша жизнь. Однако первая же самая
скромная  просьба  - встретиться, хотя бы на 15 минут, - и вы не
смогли.  О себе могу сказать прямо, что не было, кажется, такого
дела,  которое  я не отложил бы ради встречи с вами. Я знаю, что
это  плохо,  нельзя  откладывать дела, но степень увлечения вами
была  слишком  сильна,  за  отношения  с вами я заплатил дорогой
ценой.  Нервная  система  расшатана до предела. Начиная с вас, я
впервые  по-хамски  стал  обращаться  с  женщиной.  К вам у меня
выросла  глухая  и  глубокая  ненависть.  Так  можно  ненавидеть
хозяина,  от  которого  зависишь, но который полностью подавляет
тебя.  Ведете вы себя потрясающе. Полное отсутствие какого-то ни
было  влияния  на  вас,  ничто  не  вошло  в вашу жизнь и в вашу
психологию  от  встречи  со  мной,  в  вас  внедрили  психологию
параллельных.  Из  вас  сделали  нечто,  вообще  не  похожее  на
человека,  вы  просто  красивая  вещь.  Весь идейный стиль ваших
отношений  был  издевательством  над  моим внутренним миром. Это
была  адская ломка всех привычных понятий. Все ваши отношения ко
мне  были  нечестными. И в последний понедельник вы не только не
нашли  возможность  выбежать, как это сделала бы любая женщина в
данных  отношениях,  на 15 минут, но даже не подошли к окну, что
делали  раньше.  Я  вас  очень хорошо понимаю, Кора. Вас тяготит
необходимость  делить  с кем-то душу. Вам нужно говорить, что вы
самая  красивая,  самая лучшая, самая любимая. В ответ на это вы
будете  принадлежать человеку. Мне очень тяжело, но быть с вами,
значит  полностью  презирать  себя.  Что же вы сделали, Кора, из
отношений,  которые могли тянуться, как голубое счастье, многие,
многие годы".
    - Коруша, ты собираешься ему отвечать на это письмо?
    - Даунька, я просто не знаю, что ему написать. Из его письма
я только усвоила, что счастье окрашено в голубой цвет.
    - Давай я тебе продиктую.
    - О, Зайка, пожалуйста.
    - Коруша, пиши:
    "Милый  Коля!  Не  знаю, что писать тебе. Все это напоминает
какой-то  кошмарный  сон,  где  понять  ничего  нельзя и все так
безнадежно перепутано. К сожалению, ясно только одно: я напрасно
мечтала о том, что ты влюблен в меня. Ты влюблен только в самого
себя, а мои чувства и переживания тебе глубоко безразличны. Тебе
приятно  считать себя жертвой, а я, увы, только предлог. Во всем
твоем  длинном письме я тщетно искала хоть одно слово нежности и
любви  ко  мне.  Все только жалость к самому себе в воображаемом
горе.  Что же, ты прав, так продолжаться не может. Ты с какой-то
злобной  радостью топчешь в грязь мою любовь и все то красивое и
благородное,  что  было  между нами! Можешь утешать себя мыслью,
что причинил много горя "бедному извергу". Прощай, будь счастлив
с  другими.  А  если  сказать  правду, то этого товара у тебя по
горло. Кора".
    С  каким  злорадством  я отсылала это письмо, продиктованное
Даунькой.  Моими  были  только  последние  10  слов. Я всю жизнь
берегу  это  письмо,  продиктованное Даунькой от моего имени Л..
Стиль  письма  мне  так  дорог,  я  так  много писем получала от
Дауньки  в  таком  же  стиле.  Он  был  у Дау более чем блестящ.
Короткие, умные фразы, сказано сильно, и все уместилось на одной
странице.
    Москвичи чаще всего обращались к Дау по телефону. У Дау была
специальная   книжка,   где   строго   записывалась  очередность
посещений,  дни,  часы,  все  минуты  были  рассчитаны,  и  наша
комната-библиотека   никогда   не  пустовала,  кто-нибудь  решал
задачи. Посетителей Дау встречал внизу сам.
    - С собой наверх возьмите только ручку, чистой бумагой я вас
обеспечу, все книги и портфель оставьте внизу.
    Как-то  на  очередной  звонок  открыла дверь я. Поднявшись к
Дау,   сказала:   "Даунька,   там   к  тебе  пришел  симпатичный
мальчик-школьник".  Этот школьник недолго просидел в библиотеке,
а  когда  он  ушел,  сияющий  Дау  мне  сказал:  "Коруша, это не
школьник,  а  студент первого курса, он на редкость талантлив, я
из него сделаю настоящего теоретика". Это был Алеша Абрикосов.
    Письма  к Дау шли со всех концов страны. Писатели, студенты,
школьники,  пионеры, молодежь из армии. Приходили письма даже из
мест  заключения  от  молодежи.  Международная  почта  была тоже
обильной.  Почтовый  ящик  не  вмещал  всей корреспонденции. Мне
пришлось  вместо  почтового  ящика  прорезать  щель  для почты в
двери. Писем было всегда много.
    Дау  на все письма отвечал сам. Этого общения с людьми он не
мог  доверить Лившицу как своему секретарю. У Дау мысль работала
быстрее  рук,  он  диктовал  ответы  на  письма  в  секретариате
института  машинисткам.  Умные,  доброжелательные  слова слетали
легко, четко, искренне, так же, как и его публичные выступления,
они были блестящими, без подготовки, без шпаргалок! Как студенты
любили  его  выступления!  Он говорил коротко, но умно, дельно и
красиво.
    Для  лекций Ландау в МГУ отводились самые большие аудитории,
но  мест  всегда  не  хватало.  Студенты сидели на полу, двери в
коридор  открыты,  там  тоже  толпа  студентов, тишина. Молодежь
ловила  каждое  слово,  сказанное  Ландау. А Лившиц после смерти
Ландау посмел написать в журнальной статье следующие слова: "Ему
вообще было трудно излагать свои мысли". Какая ложь!

Глава 30

    Все  чаще  приезжали  ученые из разных стран, все чаще у нас
дома были приемы. В те годы Дау очень много работал.
    -  Коруша,  я  сегодня иду к Капице на ленч. Анна Алексеевна
будет кормить мозг мира.
    -  Заинька, милый, ну, пожалуйста, постарайся запомнить, что
ты  там будешь есть. Мне надо знать, когда этот мозг мира придет
к нам на ленч, чем его угощать.
    - Постараюсь.
    И когда вернулся домой:
    - Дау, ты никуда не заходил после ленча?
    - Нет, я прямо от Капицы.
    - Но я вижу, ты чем-то расстроен.
    -  Да, пожалуй, за этим ленчем у Капицы мне было очень не по
себе!  Понимаешь,  за  столом много ученых со всего мира, и все,
все  наперебой  говорили  только о моих работах, расхваливая их.
Неужели  эти  иностранцы  не понимали: ведь неприлично, будучи в
гостях  у  всемирно  известного физика Капицы, без конца хвалить
только  работы  Ландау,  хотя  у Капицы есть очень много хороших
работ.  К  триумфу я безразличен, но Анна Алексеевна могла убить
меня молнией своего взгляда. А сам я плохо себя чувствовал перед
Петром Леонидовичем. Я очень искренне и глубоко уважаю его, ведь
он при сталинизме спас мне жизнь, я это всегда помню.
    - Дау, что ты ел на ленче?
    -  Что  я  ел?  Коруша,  кажется, жареную лягушку. Ну как ты
можешь  спрашивать меня о такой ерунде? Я никогда не знаю, что я
ем.  Я  ем,  если вкусно, и не ем, если невкусно. А что? Вот это
меня  никогда  не  интересовало.  Помнить, что ты ел, это просто
невозможно.
    Воистину интеллект с желудком не в дружбе!
    И  уж  к слову будет сказано. Как-то во время войны в Казани
мне  удалось на рынке раздобыть кусок парной телятины. Жаркое из
телятины  за  обедом  Дау назвал очень вкусным, а когда в тот же
день  подошел  ужин,  и  он узнал, что на ужин тоже телятина, он
сказал:  "Как,  и  на обед телятина, и на ужин телятина! Коруша,
это   очень  скучно".  Но,  подойдя  к  столу,  увидев  холодную
телятину,  нарезанную  ломтиками,  он с восторгом воскликнул: "А
вот такую телятину я с удовольствием съем не как телятину, а как
колбасу".  -  "Пожалуйста, можешь есть ее как шоколад, но только
съешь. Не каждый день удается достать такие продукты".
    Однажды  к  обеду  с "мозгом мира" я замариновала судака, за
которым  специально  ездила на Оку. Маринованный судак получился
отменным.  Моим  иностранным  гостям он пришелся очень по вкусу.
Они  стали  наперебой  спрашивать  рецепт.  Не  зная английского
языка,  попробуйте объяснить. В голову пришли им понятные слова,
и я сказал: "Это секретно". Все гости долго и искренне смеялись.
Иностранцам-физикам было знакомо русское слово "секретно".

Глава 31

    В  один  прекрасный  день  весной 1961 года Даунька с буйной
радостью ворвался в кухню: "Коруша, пришла телеграмма: Нильс Бор
прилетает  в  Москву.  Мы завтра едем на Шереметьевский аэродром
встречать Нильса Бора, его жену Маргарет и сына Ore".
    Как  был  счастлив  Дау,  узнав  о  приезде  Нильса Бора. На
Шереметьевском   аэродроме  Дау  так  сиял,  просто  парил.  Мне
казалось,  что  сейчас  у  него  появятся  крылья  и  он полетит
навстречу своему легендарному учителю.
    Свой   первый  визит  в  Москве  Бор  нанес  Ландау.  Как  я
готовилась  к этому приему! Даже цветы подобрала в одной гамме с
сервировкой  стола.  Награда  была  большая:  Маргарет,  войдя в
столовую  с  мужем,  сказала  по-русски:  "Как  все  красиво  вы
сделали!".  Оказывается, собираясь в Москву, они изучали русский
язык.
    Это  был  последний  приезд величайшего физика нашей эпохи в
Советской  Союз.  Сознавая  свою причастность к созданию атомной
бомбы, он горел желанием внести свою лепту в дело разоружения, в
дело борьбы за мир, хотел обсудить эту проблему с Н.С. Хрущевым.
    Будучи  у  нас в гостях, он поделился своими соображениями с
Дау,  сказав,  что  записался на прием к Хрущеву: "Мне пообещали
свидание,  и  я  с завтрашнего дня буду сидеть в гостинице ждать
телефонного звонка, чтобы узнать день и час приема".
    Ведущие  физики  Москвы Капица, Алиханов и другие готовились
принять  у  себя  Нильса  Бора.  Он обещал после приема в Кремле
посетить их.
    Напрасно  Алиханов  ежедневно  заготовлял шашлыки. Никого не
смог  посетить  легендарный  физик.  Около недели тщетно ждал он
телефонного звонка. А потом уехал!
    Дау, ежедневно его посещавший, разворачивая газету, говорил:
"Вот  сегодня  Никита Сергеевич принимает в Кремле доярок, вчера
он  принимал свекловодов, а для Бора у него нет времени. Но ведь
великий Бор - гость страны. Это просто неприлично!".
    О  Нильсе и Маргарет Бор Дау мне рассказывал еще в Харькове:
в  Дании  есть  огромный  роскошный дворец. Его некогда выстроил
миллионер-пивовар  для  самого  выдающегося человека Дании. Этот
дворец по своей красоте соперничает с королевским дворцом. В нем
живет  со  своей семьей Нильс Бор. Еще с харьковских времен жена
Бора  Маргарет  представлялась мне женщиной, похожей на королеву
(живет  в  таком  дворце!).  Я  не  ошиблась:  в ней было что-то
королевское.  Она привезла мне в подарок красивый воздушный шарф
небесно-голубого цвета. Меня поразили ее слова: "Так трудно было
в  Копенгагене узнать, что жена у Дау блондинка". Я до слез была
тронута  тем, что семья Бора, собираясь в Москву, интересовалась
мной. Такое и присниться не может. Это просто фантастика.
    Нильс  Бор  привез  в  подарок  Дау  чашу  литого серебра. Я
вспомнила,  что  у  меня  есть колье из аквамаринов стариннейшей
работы,  и  подумала, что оно очень подойдет Маргарет, тем более
что украшений на ней не было. Поздно вечером, когда они уходили,
при  прощании я надела Маргарет свой подарок. Колье произвело на
всех  большое  впечатление,  даже  Бор сказал по-русски: "О, это
настоящая  старина".  А  когда  все разошлись, Дау мне с большой
гордостью   и   глубоким   значением   сказал:  "Коруша,  можешь
гордиться:   ты   в   своем  доме  приняла  настоящего  великого
человека".
    Бор  рассказывал  очень  много  интересного. В кабинете Дау,
взяв  в руки огромную золотую медаль Макса Планка, которую среди
ученых  мирового  масштаба  имеют только пять человек (Эйнштейн,
Бор,   Гейзенберг,   Паули   и   Ландау),  он  весь  просветлел,
улыбнувшись  своей  доброй  улыбкой. Ему было очень приятно, что
его ученик Дау имеет эту поистине международную награду.
    Накануне второй мировой войны об атомном оружии поговаривали
во  всем  мире,  особенно  в  мире науки. Всех пугала мысль, что
расщепление  было  открыто  именно  в Германии. Все боялись, что
немцы  оборудуют  свои  военные корабли атомными двигателями или
вдруг устроят атомный взрыв.
    Я  помню,  однажды  в  неурочный  час Петр Леонидович Капица
срочно вызвал Дау к себе домой. Когда Дау вернулся, я спросила:
    - Дау, что-нибудь случилось?
    -  Нет,  Коруша,  пока  еще  ничего.  Просто Петр Леонидович
попросил  меня  теоретически  опровергнуть  возможность создания
атомной  бомбы.  Он  сказал,  что ему надоело слушать и читать о
том, что атомный взрыв возможен.
    - Ты согласился?
    - Нет, Коруша. Я сказал Петру Леонидовичу, что атомную бомбу
обязательно сделают. И атомный взрыв, возможно, тоже произойдет.
А первую бомбу сделают обязательно в Америке, примерно лет через
десять.
    Этот разговор состоялся в 1940 году.
    Так   беззаботно   мы  разговаривали  с  Дау  о  возможности
производства атомной бомбы. Вернее, беззаботность была во мне. Я
в  те  времена  была слишком счастлива, чтобы придавать значение
тому,  что  где-то  в буржуазной стране фашисты пришли к власти.
Вслух я сказала что-то очень легкомысленное по этому поводу. Дау
вдруг стал очень серьезен:
    -  Коруша,  ты  не  права. Фашизм это международное зло. Это
касается всех.

Глава 32

    Уже после войны в 1955 году вышла книга Лауры Ферми "Атомы у
нас дома". Книга хорошая, интересная. Лауре Ферми очень повезло:
она писала книгу о живом муже!
    Очень  интересные  факты,  но многое из того, что написано в
этой  книге,  нам  рассказывал еще сам Нильс Бор. О самом Нильсе
Боре написано замечательно, красочно и очень правдиво. Кое-что я
процитирую. (Эти цитаты, занимающие всю главу, здесь опущены)

Глава 33

    Физический     факультет     Московского    государственного
университета  ежегодно  в  начале  мая  устраивает  карнавальный
праздник  "День  Архимеда". Дау всегда был почетным гостем таких
торжеств.  К  физфаку  университета  собиралось  все  московское
студенчество.  Приезд  Нильса Бора в мае 1961 года совпал с этой
датой.  Дау  условился с Бором, что он со своей семьей приедет к
нам, а от нас мы все вместе поедем на "День Архимеда" в МГУ.
    Начинался  праздник  на  крыльце физфака. Обширное крыльцо в
виде  сцены,  на  котором  появлялись Архимед, Ньютон, Фарадей и
другие.  Их  костюмы  соответствовали  тем эпохам, в которые они
жили.  Все  было  театрализовано.  Сценаристами,  режиссерами  и
артистами  были студенты-физики. Все было злободневно, остроумно
и очень интересно.
    Заканчивался  праздник  в  обширном  конференц-зале главного
корпуса  МГУ. Физики всегда сами сочиняли пьесу и всегда это был
неповторимый  шедевр остроумия. Попасть туда было непросто: ведь
все московское студенчество не вместит никакой конференц-зал.
    Когда  на  крыльце физфака появилась высокая стройная фигура
Ландау,  студенты  закричали от восторга, а когда Дау в микрофон
объявил,   что  в  этом  году  на  праздновании  "Дня  Архимеда"
присутствует  сам  Нильс Бор, произошло что-то невероятное: море
студенческой  молодежи закипело, взволновалось, взревело и пошло
на   физфак.   Высокими   валами   волн.   Оглушительная  овация
сопровождалась  трубным гласом: "Бор - Ландау! Бор - Ландау! Бор
- Ландау!".
    Мы поняли, что не сможем пробиться в конференц-зал. Стихийно
к   крыльцу   физфака  стали  пробиваться  студенты-атлеты.  Они
образовали  живое кольцо. В этом кольце шли с женами Нильс Бор и
Ландау.   Даже   такое   путешествие   было  небезопасно.  Когда
студент-атлет  выдыхался,  его  заменял  другой.  Цепь студентов
ликовала.