раницу. В "Огонек" взяли мое эссе  о
Параджанове, приезжал фотограф снимать его работы.

   9 июля. Икша. Как только по ТВ или по радио раздается плохая  музыка  или
дилетантское пение - я сразу бросаюсь слушать. И каждый раз не обманываюсь -
это поют барды! Отбираю по крупицам, вернее - по  ноткам.  Я  согласился  на
болгаро-советскую копродукцию, которую предложил болгарский "Военфильм" -  в
надежде покончить с войнами раз  и  навсегда.  Меня  прельстила  возможность
показать таких бардов, как  Окуджава,  Высоцкий,  Галич,  Макаревич...  Пишу
сценарий.  Осенью  должен  быть  всесоюзный  фестиваль  бардовской  песни  в
Таллине. Воображаю.

   21 июля.  Неделю  живем  в  Москве,  дел  невпроворот.  В  день  рождения
Маяковского ему всегда делали его любимые вареники с вишнями. Потом до конца
своих дней 19 июля Л.Ю. всегда звала  друзей,  которых  угощали  варениками.
Теперь этим занимаемся мы с Инной, кто это будет делать после нас? Никто.
   Позавчера Инна налепила вареников (я только выбивал косточки  из  вишен),
пришли Мариолина*, Алла, Элик с  Ниной,  Элизабет  Хедберг**  -  было  очень
симпатично. Кроме того, я не видел ни одного человека на земле, кто не любил
бы вареников.
   Рина Зеленая сломала ногу, я ходил навещать ее в  больницу,  и  она  мною
командовала.

   11 сентября. С 1 по 5 сентября -  в  Ленинграде,  осмотр  для  фильма  об
Ахматовой.  Убийственное  впечатление  производит   Фонтанный   дом,   яркое
воплощение бандитского лозунга "Война дворцам!" Разорение, грязь, разгром, в
котором сегодня там пребывает Институт Арктики. На комнате,  где  жила  Анна
Андреевна, висит табличка "Лаборатория холода". Когда мы  туда  вошли,  одна
сотрудница сказала: "Ахматова? Да, мы в школе проходили "Постановление"".  О
том, что здесь была квартира Пунина и что долгие годы  жила  Ахматова  -  не
говорит ничто.
   Понравилось мне в ремесленном училище имени Жданова(!). Под  руководством
поклонницы А.А. ребята  собрали  ее  первоиздания,  фотографии,  портреты  и
документы, соорудили стенды  и  открыли  музей,  куда  приходят  посетители.
Ремесленники читают стихи Ахматовой  на  вечерах,  которые  здесь  регулярно
устраивают. Раиса Беньяш* завещала  музею  свою  старинную  мебель  красного
дерева, рояль, канделябры, портьеры и т.п. И  ребята  устроили  в  отдельной
комнате интерьер начала века  с  большим  живописным  портретом  Альтмана  -
сделали очень хорошую копию.
   Огромное впечатление на меня произвело Царское село - места, связанные  с
Ахматовой - а там все связано с  нею.  "Вот  на  этой  скамейке  мне  всегда
объяснялись в любви" - и скамейка эта тут же, извольте радоваться. "И  туда,
туда, скорее Камероновой галереей". Странно, но галерею эту я увидел впервые
только сейчас, а думал, что я ее знал всегда. "За спиною книги в ранце были,
возвращались мы с тобой из школы" - это о  Гумилеве  -  их  путь  лежал  под
аркадами торговых рядов, вот и мы идем сейчас теми  же  местами,  и  я  даже
купил в писчебумажном пару фломастеров... Необыкновенно красивая осень, день
ясный, и шуршат кленовые листья. Там же один маленького  роста  старичок,  с
детства  обожающий  Ахматову,  устроил  в  своей  малюсенькой  однокомнатной
квартирке музей А.А., сам живет на кухне,  но  и  там  висят  самодеятельные
чудовищные портреты поэта. А вообще много интересных вещей, и очень само  по
себе трогательно.
   В Ленинграде два враждующих клана - Пуниных и Гумилева.
   Был у Ирины Николаевны Пуниной и Анны Каминской*, они живут все  там  же,
на проспекте Ленина, где была последняя квартира  Ахматовой.  Показывали  ее
вещи, но все рукописи в Публичке и Пушкинском доме. Там тоже будем  снимать.
Договорились, что Аня будет консультировать.  Видел  у  них  фото  лагерного
кладбища, где похоронен Н.Н.Пунин.  Над  его  могилой  простой  крест  и  на
дощечке - "№ 40".
   Замечательная статья Юрия Карякина "Не надо наступать на грабли" -  ответ
анониму. История ждановщины и Ахматовой. Следует иметь в виду, что аноним  -
это сын А.Жданова.

   12 сентября. Была Ирина Альтман, которая  приехала  по  делам  в  Москву.
Бодрая, величественная, остроумная, все еще красивая,  в  модных  серебряных
цепях. Войдя, первым делом спросила: "Водки дашь?"  Хотя  не  выпивоха.  Про
Альтмановский портрет Ахматовой сказала, что Анна Андреевна его  не  любила.
"А вы бы любили, если бы выписали все ваши  кости?"  -  спросила  она  Инну.
Мастерская Альтмана была высоко, в мансарде, и А.А. шла по крыше,  гремя  по
железу, и заходила к художнику через окно. Ирина знает всех  и  вся,  смешно
разговаривала. Например, про А. Толстого, как он ей сказал: "Сегодня у  меня
был такой стул, что жалко было воду спускать".

   2 октября. С 25  по  1  октября  командировка  в  Болгарию  по  "Бардам".
Заварилось. Чувствую, что основное творчество мое будет направлено на  отлов
более или менее знаменитых  исполнителей.  Они  будут  прятаться.  Остальные
будут ловить меня, чтобы я их поместил в картину. И прятаться буду я.
   В Болгарии жили неподалеку от Благоевграда, в Рильском  монастыре.  Тихо,
богобоязненно и отрешенно. Но как только попадали в  город,  сатана  начинал
там править бал: фестиваль политической песни "Алый мак". Жара плюс 38, все,
что могло, ухало, грохало,  кричало,  вопило,  грозило,  дымило,  стучало  и
оглушало децибелами, от которых у меня содрогались внутренности. Ни о  каких
мелодиях не могло быть и речи.

   9 октября. Первого октября вернулся, четвертого  поехал  в  Ленинград  по
"Ахматовой". Снимали "Кресты" ("Под красною, ослепшею стеною"), Царское село
- красотища! - архив в публичке Салтыкова-Щедрина. Целая пачка  квитанций  с
подписью Ахматовой о переводе денег в лагерь Льву Гумилеву и описи  вложений
в посылки. Ее мемуарные наброски еле читаются, ибо сделаны  карандашом.  Что
будет со временем? Я заказал фото для фильма.

   [30 октября. Вчера забрали остатки архива Л.Ю. и В.А.  в  ЦГАЛИ.  Я  тоже
отдал свой архив, там открыли мой фонд.
   По ТВ понравился "Риск" Барщевского, антисталинский фильм  про  ракеты  с
некоторыми недоговорками.

   5 ноября. В Доме кино видел документальную ленту "Алов", где  лучше  всех
говорит Параджанов, потом Наумов. Все остальное плохо.

   21 ноября. Вечер Элика  был  очень  хороший  (за  исключением  нескольких
номеров). Просто  национальное  торжество.  Очень  здорово  говорил  Элик  о
гнусностях прошлого и борьбе за гласность в настоящем. Потом  был  такой  же
славный и шикарный банкет.
   А через день Оля родила мальчика. Сейчас у Элика навороты с ТВ, его вечер
в Останкино кастрировали и  он  ругается  с  ними  вплоть  до  ухода  с  ТВ.
Сволочи.]

   Для картины об Ахматовой можно дать эпиграф:

   А что если вдруг окажется, что такая
   одинокая, такая "несегодняшняя" Ахматова
   будет современницей тем, кто придет
   завтра и послезавтра?
   Софья Парнок, 1923 год.

   Декабрь. Я поднимаюсь по отлогой, но все равно какой-то трудной  лестнице
на четвертый  этаж,  в  квартиру  Льва  Николаевича  Гумилева.  Он  живет  в
Ленинграде на Большой Московской, с женою Натальей Викторовной.
   Сердце мое бьется учащенно по причине и долгих  ступеней  и  от  ожидания
увидеть сына двух знаменитых поэтов со столь ужасной судьбой всех троих.
   Дверь открывает Лев Николаевич. Он небольшого роста, плотный, удивительно
похож на Ахматову в  старости.  Что-то  восточное  в  лице,  особенно  когда
улыбается или смеется. Его прабабка - татарка:

   Мне от бабушки-татарки
   Были редкостью подарки...

   - Вы не против, если мы посидим на кухне? Я много курю, а жена не  любит,
когда в комнате дым.
   Сидим на кухне, приходит Наталья  Викторовна.  Она  художница,  оформляет
книги. Говорим о нужных мне фото, какие-то вопросы, приносят коробку,  и  мы
отбираем то, что подходит. Появляется женщина с  чайником,  потом  парень  в
майке и шлепанцах - как персонажи пьесы. Гремит мусорное ведро.
   Лев Николаевич беспрерывно курит, комментируя фотографии. Среди  них  те,
тюремные, с номерами на груди, которых я никогда не  видел,  и  они  впервые
будут "опубликованы" в  нашем  фильме.  Он  лукаво  улыбается  и  говорит  с
одышкой: "Вы думаете, это наша квартира? Ничего подобного. Коммуналка. Но мы
довольны, по крайней мере знаем, кто именно за нами следит. И  сосед  всегда
достанет бутылку, не  надо  стоять  в  очереди.  Вообще,  публика  приятная.
Хотите, зайдем в комнату?"
   Комната большая и высокая, о двух окнах. Три больших стола  -  обеденный,
его письменный и ее рабочий. Много книг, три  портрета  Николая  Гумилева  и
небольшой   барельеф   Ахматовой.   Под   стеклом   на   столе    фотография
Гумилева-мальчика с бабушкой и матерью, снятая в Мраморном дворце, где  Анна
Андреевна жила в начале двадцатых.
   Лев Николаевич родился в 1912 году, детство проводил  главным  образом  с
бабушкой, матерью Н. Гумилева, в Слепнево. Анне Андреевне,  видимо,  некогда
было им заниматься при ее переездах, романах  и  драмах.  Но  во  время  его
арестов она делала все возможное и невозможное:

   Семнадцать месяцев кричу,
   Зову тебя домой.
   Кидалась в ноги палачу,
   Ты сын и ужас мой...

   В 1939 году его арестовали в первый раз.  Молоденький  наш  оператор  Юра
Сосницкий наивно спросил:
   - Что же вам инкриминировали, Лев Николаевич?
   - Что! Тогда было  два  обвинения.  Те,  кто  выезжал  за  границу,  были
шпионами, кто нет - террористами. Я был террористом.
   И он хрипло засмеялся.
   - А-а-а, скажите... вас следователи... это... ну, били?
   Л.Н. размахнулся и показал удар:
   - Вот так. С восьми вечера и до восьми утра. Несколько месяцев подряд.
   Беломорканал, Норильск, фронт... Вернулся он  в  декабре  1945  и  жил  в
Фонтанном доме. Университет. Он стал востоковедом,  впоследствии  выдающимся
ученым, защитил диссертацию, но на работу его не взяли, а  через  год  после
защиты диссертации, 6 ноября 1949 года, арестовали вновь.  И  когда  веревку
затягивали на его шее, Ахматова вынуждена была написать  панегирик  Сталину.
Об этом - у Александра Галича:

   Ей страшно и душно и хочется лечь,
   Ей с каждой секундой ясней,
   Что это не совесть, а русская речь
   Сегодня глумится над ней.
   ...
   Скрипели слова, как песок на зубах,
   И вдруг расплывались в пятно.
   Белели слова, как предсмертных рубах
   Белеет во мгле полотно.

   - Лев Николаевич, вы видели протокол обыска  6  ноября  49-го  года?  Там
подпись Ахматовой...
   - Как же я мог его видеть, раз меня арестовали и увели?
   Я показал ему протокол обыска, копию которого мне сделали для съемки.  Он
надел очки:
   - Хм-м... Значит фамилии этих трех негодяев  -  Мнюк,  Соболев  и  Богин?
Интересно, что с ними нынче...
   Я протянул ему копию квитанции Лефортовской тюрьмы с подписью Ахматовой -
о переводе ему двухсот рублей. Анна  Андреевна  приезжала  в  Москву  каждый
месяц, передавала в окошко тюрьмы деньги и получала расписку. Свою  знакомую
она просила запомнить, что деньги ей давала Мария Петровых.
   Прочитав расписку вслух, Лев Николаевич долго молчал, потом взял сигареты
и вышел.
   1988
   3 января. В конце 1987 хоронили Райкина, а 88-й начинаем с похорон  Наума
Гребнева...
   Новый год встречали у Божовичей, выключили  телевизор-разлучник  и  очень
симпатично сидели до трех ночи, пока не пришло такси, вызванное нами  за  10
дней! Год Дракона - что он нам сулит? Начинается он с похорон.
   В конце года получили открытку  от  Янгфельдта*  с  припиской  от  Иосифа
Бродского. А вчера Янгфельдт с  семейством  были  у  нас  в  гостях.  Привез
Нобелевскую речь Бродского, они с Лялей были  на  вручении  и  подробно  все
рассказали и показали фото. Ляля спела две песни (на видео), симпатично.
   Занимаюсь "Бардами" и "Ахматовой".  Идут  вечера  Галича!!!  Кто  бы  мог
предположить, что мы доживем до этого?

   26 января. Сегодня хоронили Венечку Дормана, гроб не открывали -  видимо,
он страшно изменился - рак... Ужасно его жаль.
   Сегодня же правительственная телеграмма  от  Камшалова  и  от  Климова  о
присвоении мне звания Заслуженного деятеля искусств РСФСР. Такова ля ви...

   6 февраля. Открытка от Головицера из Нью-Йорка: "Не хотел Вас огорчать до
последней минуты. У Гены обнаружили опухоль в голове. Хуже не бывает.  Вчера
навестил его  в  очередной  раз  в  больнице,  в  отдельной  комнате  с  ТВ,
холодильником. Выглядит хорошо, но весь в себе, в своих думах. Вы,  наверно,
в курсе, что вызвали Кирилла. Что к этому  добавить?  Страшно  и  несуразно.
Надеюсь, что у Вас все хорошо. Нежно целую, Ваш Валерий".
   Но мы уже знали - Майя, вернувшись из Бостона, сказала нам,  что  у  Гены
спид. Ужасно!
   11 февраля. "Когда я вернусь!.." А.Галича.  Спектакль  по  песням  в  2-х
частях. Молодые артисты замечательно читали и пели его стихи. Меня поразило:

   ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ
   Под утро, когда устанут
   Влюбленность и грусть и зависть,
   И гости опохмелятся
   И выпьют воды со льдом,
   Скажет хозяйка - хотите
   Послушать старую запись?
   И мой глуховатый голос
   Войдет в незнакомый дом.

   И кубики льда в стакане
   Звякнут легко и ломко.
   И странный узор на скатерти
   Начнет рисовать рука,
   И будет бренчать гитара,
   И будет крутиться пленка,
   И в дальний путь к Абакану
   Отправятся облака...

   И гость какой-нибудь скажет:
   - От шуточек этих зябко,
   И автор напрасно думает,
   Что черт ему сам не брат!
   - Ну, что вы, Иван Петрович, -
   Ответит ему хозяйка -
   Бояться автору нечего,
   Он умер сто лет назад...

   16 февраля. На студии какая-то  разболтанность,  фильмы  никто  не  хочет
принимать (о чем мы всю жизнь  мечтали),  готовую  картину  "Анна  Ахматова.
Листки из дневника" я смотрел сам с друзьями, которых встретил  в  коридоре.
Замечательно читает Демидова.
   Иконография, сохранившаяся у меня после работы над фильмом, мне  особенно
дорога. И потому, что добывал я ее всеми доступными и недоступными путями, и
потому,  что  там  -  Ахматова.  Многие  фотографии  я  никогда   не   видел
опубликованными, и они впервые появились у нас в картине. Вот Анна Андреевна
и Пунин во дворе Фонтанного дома.

   И ты мне все простишь:
   И даже то, что я не молодая,
   И даже то, что с именем моим,
   Как с благостным огнем тлетворный дым,
   Слилась навеки клевета глухая.

   "Фонтанный дом" - эти два слова  можно  часто  увидеть  под  ее  стихами.
Бывший дворец графа Шереметева  -  Фонтанный  дом  -  после  революции  стал
филиалом  Русского  музея  и  директором   его   был   назначен   выдающийся
художественный критик Николай Николаевич Пунин. (Мы в институте  учились  по
его учебнику истории искусств.) Когда в 24-м году Анна  Ахматова  связала  с
ним свою судьбу, она поселилась во флигеле  Шереметевского  дома,  где  жила
семья Пуниных - он, его жена Анна Евгеньевна с дочерью  Ириной,  а  потом  и
внучка Аня - и прожила с ними более тридцати лет, считая  эту  семью  своею.
Когда же Пунин ушел от Ахматовой, она осталась  с  ними,  они  переезжали  с
квартиры на квартиру и поддерживали друг друга. Как так?  А  вот  так!  Анна
Евгеньевна (во всяком случае в последние предвоенные годы) относилась к Анне
Андреевне хорошо и, когда та  заболела,  поместила  ее  в  отдельную  палату
больницы, где работала врачом. Там и познакомилась Ахматова с  Гаршиным.  Он
был ученый. Это был последний ее роман, большой, серьезный. Гаршин остался в
блокаде, он писал ей в Ташкент, просил ее приехать, чтобы соединить  судьбы.
Он встретил ее на вокзале, и там она узнала, что между ними все кончено - во
время голода ему спасла жизнь одна женщина-блокадница и он из  благодарности
на ней женится...
   Квартира на Фонтанке была большая, барская.  В  силу  ряда  обстоятельств
Анна Ахматова в разные годы  жила  в  разных  комнатах.  То  часть  квартиры
опечатывалась после арестов, то нечем было топить и  жить  приходилось  там,
где теплее, то Пуниных уплотняли.
   Еще перед войной  там  поселилась  семья  Смирновых,  с  их  детьми  Анна
Ахматова дружила. Об одном из братьев, Вале Смирнове, погибшем в  Ленинграде
- стихи:

   Постучись кулачком - я открою.
   Я тебе открывала всегда.
   Я теперь за высокой горою,
   За пустыней, за ветром и зноем,
   Но тебя не предам никогда...

   Сохранилась фотография - Анна Андреевна с Валей. Другой мальчик в блокаду
умер от голода, и труп его  мать  долго  держала  в  ванной  комнате,  чтобы
получать хлебную карточку...
   Одну из комнат во время съемки фильма я восстановил: туда привезли  точно
такую мебель, что там стояла раньше,  а  все  аксессуары  были  подлинные  -
занавеси, книги,  картины,  посуда,  письменный  прибор  и  лампы.  Это  все
сохранилось в семье Пуниных. На кресле у окна  лежала  белая  шелковая  шаль
Анны Андреевны.
   Во  время  войны,  в  Ташкенте,  Ахматова  дружила  с  Еленой  Сергеевной
Булгаковой. За сыном Елены Сергеевны С.Е. Шиловским  была  замужем  красивая
молодая латышка Дзидра. (Позже она работала у нас на студии.) И  вот  Дзидра
мне рассказала, что Ахматова должна была выступать,  а  у  нее  было  только
черное старое и поношенное платье. Дзидра же незадолго перед тем вернулась с
родителями-дипломатами из Англии, и в чемодане у  нее  сохранились  какие-то
заграничные одежки. Они с Еленой Сергеевной  пошли  на  барахолку,  выменяли
кофточку на белую  шелковую  шаль,  расшитую  гладью,  и  подарили  ее  Анне
Андреевне.  Ахматова,  накинув  ее  на  старое   платье,   сразу   приобрела
торжественный вид. Это был единственный ее наряд в те годы. В шали этой  она
снята с Пастернаком, в ней выступала на злополучном вечере в Колонном зале в
конце войны, который вызвал гнев Сталина. Она имела большой успех,  и  вождь
грозно спросил: "Кто организовал успех?!" Так пишут, но я не уверен, что это
правда.
   Шаль хранится в семье Пуниных.
   Перед войной в Фонтанном  доме  сделали  Институт  Арктики,  реанимировав
старый лозунг "Война дворцам!"
   При виде зеркального зала, превращенного в  бухгалтерию,  мне  захотелось
плакать. Он рядом с комнатой, где жила  А.А.,  этот  знаменитый  зал  работы
Кваренги, где когда-то за зеркалами прятался император Павел и  подслушивал,
что о нем говорят бальные гости  Шереметевых.  Я  иду  мимо  будуара  Параши
Жемчуговой, в котором по-хозяйски  расположилось  АХО,  и  мне  вспоминается
бессмертный "Геркулес": "И кроватей не дам, и умывальников. Полыхаев".
   Сотрудникам института были выданы пропуска, а  поскольку  Пунины  и  Анна
Андреевна продолжали жить во флигеле (до 1952 года) и  ходили  через  ту  же
проходную, их им выдали тоже. Вот что это такое:

   № 44.
   Ахматова Анна Андреевна.
   Должность - жилец.

   Листая старые бумаги и фотографии, я узнал о человеке, о котором мало что
известно и написано мало. Но постепенно...
   В 1914 году А.А. у Н.Недоброво познакомилась с молодым  офицером  Борисом
Анрепом. Между ними начался  платонический  роман,  но  человека  этого  она
помнила всю жизнь. Он уезжал на фронт, и она подарила ему черное кольцо.

   И, простивши нрав мой вздорный,
   Завещала перстень черный, -

   писала А.А. про свою бабушку. И  этот  перстень  навсегда  был  увезен  в
Англию.
   Она надписала ему "Вечер" 13.2.1916 г.:

   Одной надеждой меньше стало,
   Одною песней больше будет.

   А до этого еще были стихи:

   О, как ты часто будешь вспоминать
   Внезапную тоску неназванных желаний
   И в городах задумчивых искать
   Ту улицу, которой нет на плане...
   О нем.
   А после его отъезда:

   Ты, росой окропляющий травы,
   Вестью душу мою оживи, -
   Не для страсти, не для забавы,
   Для великой земной любви.

   И это, несомненно, был его голос, что "звал утешно":
   Оставь свой край глухой и грешный,
   Оставь Россию навсегда.

   Но навсегда уехал он, стал художником-мозаистом. Пока можно было, подавал
о себе вести, пару раз присылал посылки  и  получил  ответ:  "Дорогой  Борис