Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
ьмой после январских ид и
тринадцатый до февральских календ.
И.Н.Голенищев-Кутузов.
Жизнь Данте
Данте родился во второй половине мая 1265 г. В это время солнце
находилось в созвездии Близнецов это сочетание, как свидетельствует
древнейший комментатор к "Божественной Комедии" ("Оттимо"), по поверьям,
считалось особенно благоприятным для занятий науками и искусствами. В своей
поэме Данте обращается к светилам, предвозвестившим его рождение:
О пламенные звезды, о родник
Высоких сил, который возлелеял
Мой гений, будь он мал или велик!
Всходил меж вас, меж вас к закату реял
Отец всего, в чем смертна жизнь, когда
Тосканский воздух на меня повеял.
("Рай", XXII, 112--117)
В XIII в. еще не велись записи о рождении флорентийских граждан.
Поэтому особенно важно астрономическое свидетельство самого Данте. Однако
стихи "Рая" не указывают точной даты можно лишь заключить, что автор
"Божественной Комедии" появился на свет между 14 мая и 14 июня. Нотариус сер
Пьеро Джардини из равеннского окружения великого флорентийца сказал
Боккаччо, что Данте родился в мае. Слова его заслуживают доверия. Год
рождения подтвержден "Хроникой" Джованни Виллани. По флорентийскому обычаю
Данте был крещен в первую страстную субботу, т. е. 25 марта 1266 г., в
баптистерии Сан Джованни. Только там, в сердце Флоренции, спустя много лет
Данте желал, чтобы его увенчали поэтическими лаврами по античному обычаю:
В ином руне, в ином величье звонком
Вернусь, поэт, и осенюсь венком,
Там, где крещенье принимал ребенком.
("Рай", XXV, 7--9)
Он не возвратился на родину. Лавры возложил на его чело посмертно -- 14
сентября 1321 г.-- сеньор Равенны Гвидо Новелло.
Данте с детства запомнил предание о том, что семья его происходит от
римского рода Элизеев, участвовавших в основании Флоренции. Он слышал
рассказ о прапрадеде Каччагвиде -- "сыне Адама", сопровождавшем в походах на
сарацин императора Конрада III (1138--1152). Император посвятил Каччагвиду в
рыцари. Доблестный паладин пал в бою с мусульманами. Данте в XVI песни "Рая"
называет Каччагвиду "отцом", никогда не упомянув имени своего отца --
Алагьеро де'Алигьери. Каччагвида был женат на некой даме из ломбардской
семьи Альдигьери да Фонтана. Во Флоренции Альдигьери прозвучало как
Аллигьери (с двумя "л"), а затем Алигьери (по-латыни Алагьер). Этим именем,
ставшим фамильным, назван был один из сыновей Каччагвиды, потомками которого
были дед Данте, Беллинчоне, и отец -- Алигьери (второй). Воинственность и
непримиримость в борьбе Данте унаследовал от пращура, Каччагвиды,
политическую страстность -- от деда, Беллинчоне, непримиримого гвельфа, не
раз изгонявшегося из Флоренции. Дед вернулся на родину в 1266 г., после
поражения императорской партии, когда в бою под Беневентом пал 26 февраля
король Сицилии Манфред, сын Фридриха II, и в Неаполе при поддержке папы
воцарился Карл Анжуйский. Беллинчоне изучил "трудное искусство возвращаться
во Флоренцию", которое его великий потомок так и не постиг. Он с
удовольствием наблюдал, как его сторонники разрушают дома гибеллинов,
которые были осуждены на изгнание с тех пор власть во Флоренции
окончательно перешла в руки гвельфов. Алигьери второй, отец Данте, человек
ничем не примечательный, по-видимому, оставался во Флоренции и в период
владычества гибеллинов -- он, вероятно, не принимал участия в политической
борьбе. Поэтому Данте родился во Флоренции, а не в чужом городе, как
впоследствии сын флорентийца-изгнанника Франческо Петрарка.
В юные годы Данте слышал не только легенды о древней Флоренции, которая
еще не знала раздоров и наслаждалась патриархальными нравами, но также
предания о Фьезоле и о троянских деяниях. Он внимал повестям о кровавых
преступлениях, о страшной мести, изгнаниях, тиранах, клятвопреступниках. В
"Божественной Комедии" запечатлелись образы ранних лет: непохороненное тело
светловолосого короля Манфреда посреди Беневентского поля предательский
взмах меча Бокка дельи Абати, отрубившего руку флорентийскому знаменосцу в
роковой для гвельфов битве при Монтаперти (об этом событии 1260 г., может
быть, рассказал ему дед) гибеллин Фарината, спасший родной город от
разорения. Во Флоренции каждый младенец рождением своим был как бы
предопределен стать членом одной из двух враждующих партий. Семья Алигьери в
XIII в. была гвельфской. Приверженность гвельфам наиболее влиятельных
граждан Флоренции -- крупных купцов, промышленников, банкиров, влиятельных
юристов -- объясняется прежде всего их стремлением отстоять свою финансовую,
а следовательно, и политическую независимость от притязаний императорской
партии. Поэтому гвельфы Флоренции искали опоры в папском Риме, а с 1266 г. и
в Неаполе, где воцарилась Анжуйская династия, враждебная империи
флорентийская купеческая сеньория стремилась также сохранять самые лучшие
отношения с французскими королями, так как была связана тысячами уз и
финансовыми интересами с Францией, на территории которой скрещивались
торговые пути во Фландрию, Бургундию и Англию. Там закупалась шерсть для
флорентийских мастерских, продавалось итальянское цветное сукно. Внешней и
внутренней политикой флорентийских гвельфов руководили богатые старшие цехи,
которые иногда вступали в союз с цехами ремесленников и давали некоторые
привилегии своим меньшим братьям. Бесправный плебс (слуги, подмастерья,
наемники, мелкие торговцы, чернорабочие), "тощий народ", призывался к
политическим выступлениям лишь иногда для борьбы с противником той или иной
группировки "жирных", стоявших у власти. В городе издревле обосновались
феодалы, выгнанные из своих замков, находившихся на территории
Флорентийского графства. Они выстроили в самой Флоренции башни, высота
которых определялась постановлениями сеньории. В смутные времена они
запирались в своих твердынях, которые становились опорными пунктами уличных
боев. Магнаты, к которым причислялись и наиболее древние семьи патрициев,
получившие рыцарское достоинство, постоянно были недовольны существовавшими
порядками. В зависимости от семейных традиций и обстоятельств они примыкали
то к гвельфам, то к гибеллинам. В постоянных распрях с соседними городами
магнаты и рыцари были полезны Флорентийской республике как военная сила, но
в дни мира права их урезывались расчетливыми купцами. Некоторые из магнатов
стремились стать сеньорами и тиранами, как гордый атеист гибеллин Фарината
дельи Уберти, с презрением взиравший на Дантов "Ад" (песнь Х), или один из
предводителей гвельфов -- "большой барон" Форезе Донати. Однако магнатам не
удалось основать во Флоренции династию -- всю власть, как известно, в начале
XV в. захватил "князь купцов" Козимо Медичи.
Политические группировки на родине Данте в XIII в. возникали обычно в
зависимости от интересов и домогательств влиятельных лиц, стремившихся к
гегемонии. По словам поэта, все было непостоянно во Флоренции к ней
обращаясь, он говорит:
Тончайшие уставы мастеря,
Ты в октябре примеришь их, бывало,
И сносишь к середине ноября.
За краткий срок ты столько раз меняла
Законы, деньги, весь уклад и чин
И собственное тело обновляла!..
("Чистилище", VI, 142--147)
В непрестанной борьбе групп, движимых корыстными интересами, напрасно
было бы искать "прогрессивные" течения. Историки XIX и ХХ вв. нередко
модернизировали и вульгаризировали события XIII столетия. Так, например,
некоторые итальянские довоенные историки, объявив Черных гвельфов
"предтечами фашистов", приписывали им важнейшую историческую миссию
(развитие капитализма и отечественной буржуазии). В романтической
историографии XIX в. можно встретить крайнюю идеализацию Белых гвельфов,
которым приписывались самые демократические свойства, причем игнорировалось
то обстоятельство, что во главе их стояли банкиры Черки и что в их среде
было не меньше магнатов, чем в рядах Черных известно также, что изгнанные
из Флоренции в 1302 г. Белые немедленно заключили союз с гибеллинами.
Из сохранившихся в архивах скудных документов о семье Данте нам
известно, что Алигьери владели домами и участками земли во Флоренции и ее
окрестностях они были людьми среднего достатка. Отец Данте, вероятно юрист,
не брезговал ростовщичеством и по флорентийскому обычаю давал деньги в рост.
Он был женат дважды. Мать Данте умерла, когда поэт еще был ребенком. Ее
звали Белла (вероятно, Изабелла): в нотариальном акте 1332 г. читаем:
"Domi e Belle, olim ... matri Da ti " ("Госпоже Белле, некогда... матери
Данте"). Отец Данте умер до 1283 г. Восемнадцати лет от роду Данте стал
старшим в семье. него были две сестры: одну из них звали Тана (Гаэтана)
другая, чье имя нам неизвестно, вышла замуж за Леоне ди Поджо, герольда
флорентийской коммуны. Племянник Данте, Андреа ди Поджо, очень походил
внешним обликом на своего знаменитого дядю. С Андреа был знаком Боккаччо,
получивший, как можно предполагать, от него некоторые сведения о семье
Алигьери. Молодая дама, которая склонилась над ложем больного поэта ("Новая
Жизнь", XXIII), была одной из сестер Данте. Франческо, брат Данте, в декабре
1297 г. считался юридически совершеннолетним, т. е. ему было не менее 18
лет этим временем датирован документ, из которого мы узнаем также, что
вместе со старшим братом он взял взаймы порядочную сумму денег -- 480
золотых флоринов. Изгнанный в 1302 г. из Флоренции, Франческо Алигьери
вернулся на родину враждебная партия Черных его не преследовала, и он смог
оказать Данте и его семье некоторую помощь. В 1332 г. Франческо купил
участок земли близ города, где и проживал под старость.
Когда снова разгорелась война между Флоренцией и ее гибеллинскими
соседями, Данте принял участие в военных походах. В "Божественной Комедии"
несколько раз упоминается битва при Кампальдино (11 июня 1289 г.), в которой
войска Ареццо были разбиты наголову. Данте также находился среди
флорентийцев, осаждавших замок Капрону близ Пизы. Есть достаточно оснований
утверждать, что Данте учился в школе правоведения в Болонье1, где
познакомился с поэтом и впоследствии знаменитым юристом Чино да Пистойя.
Болонского поэта Гвидо Гвиницелли Данте назвал в "Божественной Комедии" (так
же как Каччагвиду и Брунетто Латини) своим отцом. Гвиницелли явился
основоположником того "сладостного нового стиля", который восприняла и
развила флорентийская поэтическая школа во главе с Гвидо Кавальканти.
Боккаччо пишет в своей лекции об "Аде", что дама, в которую был влюблен
Данте, звалась Беатриче, что она была дочерью богатого и уважаемого
гражданина Фолько Портинари (умершего в 1289 г.) и женою Симоне де'Барди из
влиятельной семьи флорентийских банкиров. На свидетельствах Боккаччо
основывается идентификация благороднейшей и несравненной госпожи "Новой
Жизни" с Беатриче, исторически существовавшей во Флоренции. Следует
заметить, что мачеха Боккаччо, Маргарита деи Мардоли, дочь монны Лаппы,
рожденная Портинари, приходилась троюродной сестрой Беатриче. В конце 1339
г. Боккаччо мог еще застать в живых госпожу Лаппу или слышать в семье ее
рассказы о прошлом. Несмотря на то, что Боккаччо порой и присочинял к
биографии Данте некоторые подробности, это свидетельство заслуживает
доверия.
В своем юношеском произведении "Новая Жизнь" ("Vita Nuova"), написанном
в начале 90-х гг. XIII в., вскоре после смерти Беатриче (1290), Данте почти
ничего не говорит о событиях своего времени. Его "малая книга памяти" (так
называет Данте "Новую Жизнь") написана в стихах и прозе. Примечания к
сонетам и канцонам "Новой Жизни" напоминают провансальские razo de tro ar2.
Но молодой флорентийский поэт оживил систему поздних провансальских
комментаторов. "Новая Жизнь" -- первый психологический роман в Европе после
гибели античной цивилизации и вместе с тем лучший сборник лирических стихов
Высокого Средневековья.
В начале повествования мы узнаем, что автор видел впервые Беатриче,
когда ему было девять лет, а ей почти исполнилось девять. Числа "девять" и
"три" во всех произведениях Данте многозначимы и неизменно предвозвещают
Беатриче. Числом "девять" отмечено ее младенческое явление отроку Данте и ее
появление на флорентийском празднестве в то весеннее время, когда она
предстала взору юноши в полном расцвете своей красоты. Беатриче умерла,
когда совершенное число "десять" повторилось девять раз, т. е. в 1290 г. На
страницах "Новой Жизни" ничего не сказано определенно о месте, времени,
людях: события происходят в "неком" городе в одной из глав Данте скачет на
коне, удаляясь от этого города, по берегу быстрой и прозрачной реки, но поэт
не называет ни Флоренции, ни Арно. Догадливые комментаторы высказывают
предположение, что Данте направлялся на Кампальдинское поле битвы или к
стенам осажденной флорентийцами Капроны. Иногда поэт, как бы нехотя разжимая
губы, упоминает имя благороднейшей госпожи -- Беатриче.
В "Новой Жизни" чередуются сны. Владыка Амор, являвшийся уже
сицилийским поэтам в облике молодого и гордого сеньора, говорит с поэтом то
по-латыни, то на народном языке о смысле и природе его чувств, дает ему
наставления, укоряет, предвозвещает грядущие бедствия. Он предстает также в
одеждах пилигрима, а в сновидении Данте за спиной Амора можно угадать
крылья. Сам автор раскрывает его аллегорическую сущность в XXV главе,
ссылаясь на риторику древних, прибегая к авторитету Вергилия, Лукана,
Горация и Овидия (те же поэты, вместе с Гомером, принимают его в свой круг в
IV песни "Ада").
Данте не сразу преодолел уже застывший тосканский литературный стиль,
наследие сицилийцев и Гвиттоне д'Ареццо. В первых главах "Новой Жизни"
встречаются слишком осложненные "гвиттонеанские" сонеты, в которых звучат
ламентации, привычные для уха тех, кто знаком с поэзией XIII в. Эти жалобы и
сетования, эти укоры немилосердной смерти, похитившей цвет юности, порой
прерываются выразительными стихами, достойными будущего великого мастера.
От провансальцев и их последователей в Италии Данте воспринял обычай
таить имя своей дамы. Она сокрыта условной завесой. В честь "дамы защиты",
подменяющей настоящую владычицу сердца, он пишет стихи, не вошедшие в "Новую
Жизнь". Можно предположить, что к ним принадлежит одно из лучших юношеских
произведений поэта -- сонет, посвященный Гвидо Кавальканти, о трех
прекрасных дамах, которые вместе со своими возлюбленными плывут по морю в
ладье, зачарованной волшебником Мерлином. Данте столь преуспел в своей
выдумке, что в городе стали говорить, "нарушая границы куртуазии", о его
увлечении. Тогда Беатриче "отказала ему в спасительном своем приветствии" и
повергла его в отчаяние. В ее присутствии на свадебном пиру поэт ощущает
непреодолимый трепет. Он почти лишается чувств, возбуждает сострадание
друзей:
И в этот миг мне Бог любви вещает:
"Беги отсель иль в пламени сгори!"
Лицо мое цвет сердца отражает.
Ищу опоры, потрясен внутри
И опьяненье трепет порождает.
Мне камни, кажется, кричат: "Умри!"
(XV, 4--5)
По прошествии некоторого времени, в обществе благожелательных дам,
которые расспрашивали поэта о целях столь необычной любви, Данте отвечает,
что все его стремление заключается лишь в спасительном приветствии его
госпожи и повелительницы. Дамы весьма резонно замечают, что то, что он
пишет, а также его поведение не соответствуют этим словам. Действительно,
стихи Данте были исполнены горечи и рокового ощущения обреченности они не
успокаивали, а тревожили душу. Автор "Новой Жизни" в это время воспринимал
власть любви трагически, как его первый друг, великолепный кавалер и еретик
Гвидо Кавальканти. Пристыженный укорами мудрых дам, Данте решился изменить
свой поэтический стиль. Знаменитой канцоной "Лишь с дамами, что разумом
любви владеют" ("Новая Жизнь", XIX) он начал цикл стихов, прославляющих
Беатриче. Его стихи должны возвестить недостойному миру чудесное явление
благороднейшей дамы:
Ее узреть чертог небесный рад,
Ее хвалой хочу я насладиться...
(XIX, 9)
Вторая часть "Новой Жизни" свидетельствует о возврате автора к лирике
старшего Гвидо. Все же поэзия Данте этого периода полна страстностью,
которая прорывается, как пламя вулкана, над водами смиренномудрых хвалений.
Беатриче проходит по улицам Флоренции еще земная, еще в обществе женщин, а
не ангелов, но в ореоле небесного совершенства:
В ее очах Амора откровенье,
Преображает всех ее привет.
Там, где проходит, каждый смотрит вслед
Ее поклон -- земным благословенье.
(XXI, 2)
Та же система образов выражена с еще большей силой в другом сонете:
Приветствие владычицы благой
Столь величаво, что никто не смеет
Поднять очей. Язык людской немеет,
Дрожа, и все покорно ей одной.
Сопровождаемая похвалой,
Она идет смиренья ветер веет.
Узрев небесное, благоговеет,
Как перед чудом, этот мир земной.
(XXVI, 5--6)
В стихах "Новой Жизни" усовершенствовался "сладостный новый стиль"
итальянской поэзии середины XIII в. Одной из главных особенностей этого
стиля была гармония стиха, органически связанная с глубоко пережитыми
чувствами. Система художественной выразительности сочеталась у поэтов
Флоренции с литературными идеями, возникшими из претворенных в образы
философских умозаключений различных мыслителей (Аристотель, Платон, Бернард
Клервосский, Альберт Великий, Фома Аквинский, Аверроэс). От
естествоиспытателей Греции (в арабско-латинской интерпретации) поэты
"сладостного нового стиля" заимствовали учение о духах жизни, души и разума,
объяснявшие психофизиологическую систему наших восприятий. Данте и его
друзья были знакомы с правоведением Болоньи, с латинской риторикой и
поэтикой Цицерона, Квинтилиана и Горация. Они прекрасно знали поэзию
трубадуров и были начитаны в французской литературе XII--XIII вв. В XXIV
песни "Чистилища" Данте говорит представителю старой тосканской школы
Бонаджунте из Лукки:
...Когда любовью я дышу,
То я внимателен ей только надо
Мне подсказать слова, и я пишу.
("Чистилище" XXIV, 52--54)
Но это утверждение первичности вдохновения и внутреннего голоса Амора
не противоречило стилистическим поискам и философским чтениям. Данте лишь
утверждал, что без вдохновения напрасны все ухищрения риторов и все знания
мудрецов. В душе поэта должна царствовать любовь.
Восхваляя прекрасную даму, подательницу милостей и чудес, Данте
предчувствовал в сновидениях ее смерть. Роковым предзнаменованиям посвящена
вторая канцона "Новой Жизни". После смерти Беатриче Данте оплакивал ее
успение в стихах, но не пожелал сообщить подробностей о горестном событии в
прозе своей "книги памяти". В конце "Новой Жизни" повествуется о некой
"сострадательной даме", взгляды которой утешали Данте.
Образ юной красавицы, полной любви и сожаления к тоскующему Данте, все
более овладевал его сердцем. Далее мы узнаем о возврате поэта к былой любви,
о его раскаянии, о чудесном видении, ему представшем. Беатриче является в
тех кроваво-красных одеяниях, в которых он увидел ее впервые в детстве.
Данте кажется, что весь город охвачен великою скорбью, которую ощущают и
пилигримы из дальних стран, проход