ва желанья:
  Лить слезы и страданье показать.
  Амор на них кладет свою печать --
  8 Вокруг венцы от горечи рыданья.
  Так помыслы, исполненные муки,
  Упорствуют и в сердце восстают.
  11 И Бог любви измучен их тоской.
  Но скорбные рыдают и поют:
  Мадонны имени в них слышны звуки
  14 И много слов о смерти всеблагой.
  XL
  После этих треволнений в тот период времени, когда многие  странствуют,
чтобы увидеть  благословенное изображение, оставленное нам  Иисусом Христом1
как свидетельство о  прекраснейшем Его лике, который ныне созерцает моя дама
в своей славе, случилось, что пилигримы проходили по одной из  улиц, которая
находится  почти  посредине  того  города,  где  родилась,  жила  и   умерла
благороднейшая  дама.  Пилигримы  шли,  как  мне   казалось,  погруженные  в
размышления.  Думая  о  них, я  сказал самому себе:  "Мнится  мне,  что  эти
пилигримы из дальних стран  и вряд ли они слышали даже рассказы об этой даме
и  ничего о  ней не знают.  Мысли  их  заняты другим,  а не  тем,  что здесь
происходит. Вероятно,  они думают о дальних  своих друзьях, нам  неведомых".
Затем я говорил самому себе: "Знаю, что, если бы они были из ближней страны,
в  их облике  так или  иначе отразилось бы их смущение, когда  они  проходят
посреди  скорбного  города".  Затем  я говорил самому себе: "Если бы  я  мог
задержать  их хотя  бы  на короткое  время, я  бы вызвал  слезы в их  глазах
прежде,  чем  они  покинут этот  город,  так  как сказал  бы слова,  которые
заставили  бы  плакать  всякого, их услышавшего". Затем, когда они исчезли с
глаз  моих,  я  решился сложить сонет, чтобы выразить то, что я  говорил про
себя. И,  желая с большей силой вызвать  сострадание, я задумал написать его
так, как будто  бы  я в  действительности  обращался к пилигримам.  Тогда  я
написал  сонет, начинающийся:  "Задумчиво  идете, пилигримы..."  И я  говорю
"пилигримы",  следуя  широкому  смыслу  этого  слова.  Известно,  что  слово
"пилигримы" может иметь  более  широкое и  более  узкое  значение. В широком
смысле "пилигримом"  называется всякий пребывающий вне своей родины  в узком
смысле "пилигримами" называются лишь те, кто идут к дому  Святого Иакова или
оттуда  возвращаются. Следует знать,  что существует три  названия  для  тех
людей,  которые   путешествуют  для   служения  Всевышнему:  они  называются
"пальмоносцами",  так  как  они отправляются  в  заморские пределы  и  часто
приносят оттуда пальмовые ветви  они называются "пилигримами", когда идут  в
Галисию2, так как гробница Святого Иакова находится дальше от его отечества,
чем  усыпальницы других  апостолов  они называются "ромеями",  направляясь в
Рим,-- туда и шли те, кого я называю "пилигримами".
  Этот  сонет  я  не делю, ибо он  достаточно  ясен из предпосланного ему
толкования.

  Задумчиво идете, пилигримы,
  И в ваших мыслях чуждые края.
  Вы миновали дальние моря,
  4 В скитаниях своих неутомимы.
  Не плачете, неведеньем хранимы,
  Проходите, все чувства затая,
  А всех людей пленила скорбь моя,
  8 Печали их -- увы! -- неутолимы.
  Но если б захотели вы внимать
  Тем вздохам сердца, что всечасно внемлю,
  11 Оставили б, рыдая, град скорбей.
  Покинуло блаженство эту землю,
  Но то, что можем мы о ней сказать,
  14 Источник слез исторгнет из очей.
  XLI
  Затем две  благородные дамы попросили меня послать им  мои стихи. Думая
об их достоинствах, я решился написать для них  нечто новое  и послать новые
мои  стихи вместе  с  другими произведениями   таким  образом я  надеялся  с
большими   почестями   удовлетворить  их  просьбу.  Тогда  я  сложил  сонет,
повествующий  о моем состоянии,  и послал им его с предыдущим сонетом и тем,
что начинается: "Пусть скорбь моя звучит в моем привете..."1
  Сонет, мною тогда сочиненный, я начал так: "За сферою..."  Он  содержит
пять частей.  В  первой  части  я открываю, куда  направляется мой  помысел,
именовав  его  одним  из  его  проявлений2.   Во  второй  я  говорю,  почему
поднимается  он столь  высоко, то  есть о том, кто его возносит. Из  третьей
явствует, что я  видел, так как я упомянул о некой  даме, которой  воздается
честь на небесах. И тогда  я  называю  мой помысел  "духом-пилигримом",  ибо
духовно восходит он  горй и, как пилигрим, покинув  свою родину, остается  в
горних  пределах.  В четвертой  части я  говорю, что он  видел  ее  в  таком
измененном облике, что я не смог уразуметь его  рассказа. Должно понять, что
помысел мой вознесся, дабы постичь достоинства благороднейшей дамы, на такую
высоту, что разум мой не дерзнул за  ним последовать3. Поистине наш разум  в
сравнении с присноблаженными  душами не более как слабое око  в сравнении  с
солнцем  об этом говорит Философ во второй книге своей "Метафизики". В пятой
части повествуется, что  я не  в  силах был уразуметь, куда  влечет меня мой
помысел, а также  проникнуть  в чудесные свойства моей дамы,-- я понял  лишь
одно: что этот  помысел заключил в себе образ  моей дамы, ибо я  непрестанно
слышу в сердце  своем ее  имя. В конце пятой части я говорю "дамы  дорогие",
чтобы понятно было, к кому я  обращаюсь.  Вторая часть  начинается так: "И в
сердце..."   третья:  "И, достигая  область  вожделенья..."   четвертая: "Не
понял  я..."  пятая: "В  моей душе  скорбящей..." Необходимо еще  тщательнее
подвергнуть делению этот  сонет и утонченнее объяснить его  все же, думается
мне, можно удовлетвориться этим истолкованием,  поэтому я не  буду утруждать
себя дальнейшими подразделениями.

  За сферою предельного движенья
  Мой вздох летит в сияющий чертог.
  И в сердце скорбь любви лелеет Бог
  4 Для нового Вселенной разуменья,
  И, достигая область вожделенья,
  Дух-пилигрим во славе видеть мог
  Покинувшую плен земных тревог,
  8 Достойную похвал и удивленья.
  Не понял я, что он тогда сказал,
  Столь утонченны, скрытны были речи
  11 В печальном сердце. Помыслы благие
  В моей душе скорбящей вызывал.
  Но Беатриче -- в небесах далече --
  14 Я слышал имя, дамы дорогие.
  XLII
  После этого сонета явилось мне чудесное видение, в  котором я узрел то,
что заставило меня принять решение не говорить больше о благословенной, пока
я  не  буду в  силах  повествовать  о  ней более достойно1. Чтобы достигнуть
этого,  я  прилагаю  все  усилия,  о  чем  она  поистине  знает.  Так,  если
соблаговолит  Тот, Кем все  живо, чтобы жизнь моя продлилась  еще  несколько
лет, я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не было сказано ни об одной
женщине2. И пусть  душа моя по  воле владыки  куртуазии вознесется3 и увидит
сияние моей дамы, присноблаженной  Беатриче, созерцающей  в славе  своей лик
Того, "qui e t  er om ia  aecula  e edictu "*.



    Данте Алигьери.
    Вопрос о воде и земле. Du ia


  Всех  и каждого, кто  увидит  это писание,  Данте Алигьери, флорентиец,
ничтожнейший  среди подлинно  философствующих, приветствует именем Того, кто
есть источник истины и свет.
  Да будет всем вам ведомо, что,  когда я находился в Мантуе, встал некий
вопрос,  по  поводу которого  многократно  возникал  шум,  касавшийся больше
внешней  видимости,  чем  существа  дела,  так  что  вопрос  этот  оставался
нерешенным. Вот почему, будучи  с детства  воспитываем в неуклонной любви  к
истине, я не мог потерпеть, чтобы помянутый вопрос  оставался необсужденным,
и мне приятно было  раскрыть в отношении него правду, а равно и опровергнуть
контраргументы,--  как из любви к истине, так и  из ненависти ко лжи. И дабы
недоброжелательство многих, привыкших сочинять неправду в отсутствие  людей,
которым  они завидуют,  не изменило  бы  как-нибудь за  моей  спиной  хорошо
сказанное,  мне  захотелось,  кроме  того,  на  этих  листах,  писанных моею
собственной рукой,  оставить  то решение,  которое было  мною предложено,  и
очертить пером форму всей диспутации.
  Итак, вопрос стоял о положении и фигуре (т.  е. о форме) двух стихий, а
именно  воды  и  земли  и здесь  под  словом "форма"  я понимаю ту,  которую
Философ в "Продикаментах" относит к четвертому виду качества.  Притом вопрос
был ограничен  следующей  проблемой  как  началом всей подлежащей  отысканию
истины: вода  в  своей  сфере,  то есть  в  своей  естественной  окружности,
оказывается  ли  где-нибудь  выше,  чем  выступающая  из  вод  суша,  обычно
называемая обитаемой  четвертью земли. И доказывалось, что да, на  основании
многих  доводов,  из  которых  я,  опустив  кое-какие  из-за  легковесности,
сохранил пять, имевших видимость известной убедительности.
  Первый   довод  был  таков:  невозможно,   чтобы  у  двух  окружностей,
неодинаково  отстоящих  друг от друга,  был один и  тот же центр  окружность
воды и окружность земли неодинаково отстоят друг от друга   следовательно...
и  т.  д.  Далее  аргументация  велась  так:  если  центр земли  есть  центр
вселенной, что подтверждается всеми, а все, что в мире имеет положение иное,
находится  выше,  то  делалось  заключение, что окружность  воды  выше,  чем
окружность земли,  ибо  окружность  охватывает со  всех  сторон этот  центр.
Бульшая  посылка  главного  силлогизма выводилась  как будто  из  того,  что
доказано в геометрии,  а меньшая  посылка -- из показаний чувств, так как мы
видим, что в одном месте окружность земли охватывается окружностью воды, а в
другом месте нет.
  Более благородному телу приличествует более благородное место   вода --
более благородное тело, чем  земля  следовательно,  воде приличествует более
благородное  место.  И  так как место тем благороднее,  чем оно  выше, из-за
большей близости к благороднейшему объемлющему телу, то есть к первому небу,
следовательно...  и т. д. Я не говорю,  что место воды  выше  места земли, а
следовательно, вода выше земли, коль скоро положение места и положение того,
что находится в этом месте, друг  от друга не отличаются.  Бульшая и меньшая
посылка главного силлогизма этого довода в качестве очевидных опускались.
  Третий  довод  был следующий:  всякое  мнение, противоречащее показанию
чувств,  есть  плохое мнение  полагать, что вода  не находится  выше  земли,
значит  противоречить  показанию  чувств   следовательно,  это  есть  плохое
мнение. О первой посылке утверждалось, что она явствует из слов Комментатора
в  толковании  третьей  книги  "О   душе"   вторая,  или  меньшая,   посылка
доказывалась  на  основании опыта  моряков,  которые, находясь в море, видят
горы ниже себя   и  они доказывают,  ссылаясь  на то, что  видят  эти  горы,
поднявшись  на мачту, с палубы же  корабля не видят, а  это,  надо полагать,
происходит оттого, что земля значительно ниже и не достигает хребта моря.
  В-четвертых,  аргументировалось так:  если бы земля не была  ниже воды,
она  была  бы совершенно  безводной, разумеется в  открытой  своей части,  о
которой вопрос ставится  и  тогда не было бы ни источников, ни рек, ни озер
противоположное  этому  мы наблюдаем   потому  истинным  является  суждение,
противоположное  тому, из  которого этот вывод следовал,  то есть вода  выше
земли.  Следствие  доказывалось  на основании  того,  что  вода  естественно
перемещается книзу,  и  так как  море есть начало всех  вод (что является из
слов Философа в его "Метеорах"), то, если бы море не было выше,  чем  земля,
вода  не  двигалась  бы  к этой  земле, коль скоро  при всяком  естественном
движении воды исходное начало движения должно находиться выше.
  Далее аргументировалось  в-пятых: вода явно  наиболее  следует движению
Луны, что  видно из прилива и отлива моря  поскольку, стало быть, круг  Луны
эксцентричен,  представляется разумным, чтобы вода в  своей сфере  подражала
эксцентричности круга Луны и, следовательно, сама была эксцентричной  и, так
как этого не может быть иначе как при условии, что она  выше земли (это было
показано в первом доводе), следует то же самое, что и раньше.
  Таким образом, основываясь на этих доводах и не помышляя о  других, они
пытаются доказать, что их мнение истинное, то есть мнение тех, кто полагает,
будто  воды  выше открытой, или  обитаемой, части земли,  хотя  о  противном
свидетельствуют  и чувства и разум. Ведь, основываясь на чувствах, мы видим,
что по  всей земле реки стекают  как в южное,  так и в северное  море, как в
море восточное, так и в море западное, чего не было бы, если бы начала рек и
протяжение их русл не находилось  выше поверхности  моря.  Что  же  касается
разума, это станет ясным  дальше   и будет доказано это многими доводами  --
при выяснении  или решении вопроса о положении  и форме двух стихий, как это
уже намечено было выше.
  Порядок  будет таков. Во-первых, будет доказана невозможность того, что
воды в какой-нибудь части своей  окружности выше, чем выступающая из нее или
открытая земля. Во-вторых, будет доказано, что эта выступающая земля повсюду
выше,  чем  вся  поверхность   моря  в  целом.  В-третьих,  будут  выдвинуты
возражения против  доказанного  и даны опровержения  их. В-четвертых,  будет
показана финальная и действующая причина этого более высокого положения, или
выступания  земли  из  воды.  В-пятых, будет  дано опровержение  аргументов,
приведенных нами выше.
  Я говорю, следовательно, в отношении первого пункта, что, если бы вода,
рассматриваемая  в  пределах своей  окружности,  была  где-нибудь выше,  чем
земля,  это по необходимости происходило бы одним  из двух указываемых далее
способов:  либо  вода  была  бы эксцентричной, как утверждали первый и пятый
доводы, либо вода, будучи концентричной, имела бы какой-нибудь бугор и здесь
выступала бы над  землею  иных способов  нет, что  достаточно ново для того,
кто  вдумается  в  это.  Но  ни  то  ни  другое  невозможно   следовательно,
невозможно и то, из чего или благодаря чему получалось либо то, либо другое.
Вывод явствует  на основании "места" тоники, называемого locu  a  ufficie ti
divi io e cau ae  невозможность консеквента станет явной из того, что  будет
доказано дальше.
  Таким  образом,   для   уяснения   последующего   нужно   сделать   два
предположения:  во-первых, что  вода естественно движется  книзу  во-вторых,
что  вода  есть  от природы  текучее  тело,  не  ограничиваемое  посредством
собственной границы. И если кто-нибудь станет отрицать  оба эти принципа или
один  из них, то к  нему предлагаемое  дальше решение не относится   ведь  с
отрицающим принципом какой-либо науки не следует вести спора в пределах этой
же самой  науки, как явствует  из первой книги "Физики"  притом эти принципы
найдены посредством чувств и индукции, каковым  свойственно  такие  принципы
отыскивать, что явствует из первой книги "Никомаховой этики".
  Итак,  до  опровержения  первого  члена   консеквента,  я  говорю,  что
невозможно воде быть эксцентричной.  Доказываю я это так. Если  бы вода была
эксцентричной, получались бы три невозможных следствия. Первое --  что  вода
была бы способна естественным образом  двигаться и кверху и книзу  второе --
что вода не двигалась бы книзу по той  же  линии, что и земля  третье -- что
тяжесть   предицировалась  бы  омонимически   о   той  и  другой.  Все   это
представляется не только ошибочным, но и невозможным.
  Заключение разъясняется  так.  Пусть небо будет  изображено посредством
окружности, на  которой обозначено три  креста, вода -- посредством той, где
обозначено два, а  земля  --  где  один  и пусть  центром неба и земли будет
точка, где стоит А,  а центр эксцентричной  воды -- точка, где стоит  В, как
это  видно на вычерченном  здесь  чертеже.  Я утверждаю, следовательно, что,
если  вода находится в А и имеет  открытый  для нее проход, она  естественно
будет двигаться к В, ибо всякое тяжелое тело  естественно  движется к центру
своей  окружности   и  так  как  движение  от  А к  В  есть  движение кверху
(поскольку  А  находится абсолютно  внизу  в  отношении всего прочего), вода
станет естественно двигаться вверх.  И  это была та первая невозможность,  о
которой говорилось выше. Кроме того, пусть в Z находится комок  земли и  там
же   --  некоторое  количество  воды  и  пусть  отсутствует  всякая  помеха
поскольку,  стало  быть,  по  сказанному,  все  тяжелое  движется  к  центру
собственной окружности,  земля станет двигаться по прямой  линии к А, а вода
--  по прямой  линии к В  но это должно будет происходить  по разным линиям,
как явствует  из чертежа  сказанное не только невозможно, но этому посмеялся
бы  Аристотель,  если  бы  услышал.  И  это  было  второе,  что  нужно  было
разъяснить. Третье  же я разъясняю так: тяжелое и  легкое суть страдательные
состояния простых тел, движущихся прямолинейно  притом  легкие тела движутся
кверху,  а тяжелые -- книзу. Ведь я подразумеваю под тяжелым и  легким нечто
способное  к движению,  как  полагает  это Философ  в  сочинении  "О небе  и
вселенной".  Если, таким образом,  вода  двигалась бы  к В,  а  земля  к  А,
поскольку обе они тяжелые тела, они двигались бы книзу в разные места, а для
этого не может быть одно и  то же основание, коль скоро  одно  положение  --
абсолютно низкое,  а  другое --  низкое  относительно. И так как  различие в
отношении  целей  свидетельствует  о различии в том,  что  ради  этих  целей
существует,  ясно,  что  у  воды  и   у   земли  будет  различное  основание
подвижности   а так  как различие  основания вместе с тождеством обозначения
создает  эквивокацию, что явствует из слов  Философа  в "Антепредикаментах",
то, следовательно,  тяжесть омонимически предицируется о воде и земле, и это
был  третий пункт  заключения, который надлежало разъяснить.  Таким образом,
это  становится  ясным  на основе  подлинного  доказательства из  рода  тех,
посредством которых  я доказал неверность того,  что вода не эксцентрична. И
это  был первый  член консеквента  главного  заключения,  который  надлежало
опровергнуть.
  Для  опровержения  второго  члена  консеквента  главного  заключения  я
говорю: равным образом невозможно,  чтобы вода была  бугристой. Доказываю  я
это так. Пусть  небо  --  там, где помечено четыре креста, вода  -- где три,
земля -- где два, а центр земли и  концентричной с  нею воды  пусть будет D.
Притом  нужно заранее заметить  себе, что вода не может быть концентричной с
землей иначе как при условии, если земля в какой-то своей части  будет иметь
бугор, поднимающийся над окружностью, описанной вокруг центра, что  ясно для
тех,  кто сведущ  в математике. Если окружность  воды  в какой-нибудь  части
выступает, пусть бугор воды будет Н, а бугор земли G  затем следует провести
линии, одну от D к Н и другую от D к F  тогда ясно, что линия, проходящая от
D к HB, длиннее, чем линия от D до F, а потому вершина ее  выше, чем вершина
другой  и, так как та и другая в вершине своей касаются поверхности воды, не
переходя  за  нее,   ясно,  что  вода   бугра  будет  выше  по  сравнению  с
поверхностью,  обозначенной F. Коль скоро,  стало  быть, там нет препятствия
(если  истинно предположенное  ранее),  вода бугра  будет опадать,  пока  не
сравняется в D с  центральной или правильной окружностью  и тогда невозможно
оставаться или существовать бугру,  что и требовалось доказать. Кроме  этого
сильнейшего доказательства, можно еще с известной вероятностью показать, что
у  воды  нет бугра,  выступающего за правильную  ее  окружность, ибо то, что
может совершаться  посредством одного, лучше,  если  совершается посредством
одного,  чем посредством многого  но выступание земли над поверхностью  воды
может  происходить  посредством  одного-единственного  земляного  бугра, как
станет ясным  дальше   следовательно, у  воды бугра  нет, если Бог и природа
всегда делают  и  хотят того,  что лучше,  что явствует  из слов Философа  в
книгах  "О небе  и  вселенной" и во второй книге "О возникновении животных".
Таким образом, достаточно уясняется  первый  пункт,  а именно что невозможно
воде  в какой-то  части своей окружности  быть более  высокой  (т.  е. более
удаленной от центра  мира, нежели поверхность нашей обитаемой земли), и  это
было первое по п