лет этак триста али более взад, здесь их предки жили. Да только я так сужу, какие у амазонии предки могли быть... тьфу... шалавы беспутные...
     - Амазонки, что ли? Я-то думал, что это легенда, сказка.
     - Ну, их всяк по-разному кличет, кто амазониями, кто духобабами, ты вона по-своему обзываешь. А что сказка, так ты у Щуплого спроси, они ему о прошлом году стрелу так крепко в зад вогнали, что всей заставой вытаскивали. Я прав, Щуплый?!
     Воспоминания о прошлогодних событиях почему-то очень сильно изменили радостное до этого момента настроение ехидного парня. Он весь сжался, и в глазах промелькнула искра ненависти. Единственное слово, которое он выдавил из себя, было: "Курвы..."
     - Ну, в общем, бардаку в те времена хватало, и очень это господам не нравилось. Да кому ж понравится, когда лес твой, а сделать ты с ним ничегошеньки не могешь: ни зверя набить, ни деревцов порубить. Терпел король, терпел, а апосля того, как наемный анженер, гном из Махакана, в горной гряде, что отсель на востоке, у самого Кодвуса, алмазную жилу обнаружил, кончилось королеве терпение. Скумекав, что благородные вассалы его для войн лесных не сгожи, созвал он охотничье ополчение, ну охотников, стал быть, да браконьеров и обещал, на короне поклявшись, шо коль ополченцы лес очистют, то жить в нем свободно будут. Ну вот, очистили и до сих пор живем. Жизня-то здесь хоть и опасная, да зато без хозяйских батогов и налогов. Так и началось оно, братство лесное.
     - Ну вот, а кто говорил, что королю не служите?
     - Конечно, не служим, нам до него дела нет, как и ему, впрочем, до лесной жизни. Он с нами торгует, дерево, меха и прочую всячину имеет. Шахоперов его мы к алмазам пускаем, даже охрану у прииска держим. Все чин по чину. Договор никто, стал быть, не нарушает. Да и как его король нарушит, коль нужны мы ему.
     - Интересно только, для чего, если Лес от племен уже очистили?
     - От них-то да, еще годков пятьдесят назад, да токо не только они кровь-то портят. Амазонии, те по Лесу до сих пор бродят, не переловить их зараз, сколь ни пытались.
     - Курвы, мать их... - озлобленно прорычал Щуплый.
     - Да к тому ж границу-то охранять надо, народец в Кодвусе бандюжный, все время наведывается. Раньше грабить ходили, а тепереча все больше торговать желают, да токмо вот беда, налогов в казну платить не хотют... как это по-вашему, по-ученому... контрабанда. Королевские людишки дороги да равнины перекрыли, таможенные посты поставили, ну, те, значит, сразу сюда, через лес поперли. Вот и ловим их, грешных, бандитов, стал быть... Коль они мирно, то бишь без драки, ловятся, обратно выпихиваем, а коль за луки да ножи хватаются, так вяжем и королевским сдаем. Договорчик об этом тоже имеется.
     - Ага, так, стало быть, выдаете, а кто меня только сейчас уверял, что вам до меня дела нет, что могу куда угодно пойти?
     - А ты не кипятись, я мужик темный, сам того договорчика не читал, да вообще, если честно, грамоте не обучен. Только одно знаю, мы тех ловим, кто сюда прется, а кто тудать, так то не наша забота. Пущай об этом у кодвусовских голова болит. Да и Богорт, старшой наш, указ дал, имперцев не трогать, а наоборот, им всяко помогать, да к нему, на главную заставу для разговора препроваживать.
     - А после беседы, знакомство с батогом да шибеницей случайно не предусмотрено?!
     - Не-а, не боись, мы народ простой, такой ерундой не тешимся, да и до королевских войн дела тоже нет, мы лес охраняем. Зачем ваш брат Богорту понадобился и шо это за разговор такой, не спрашивай - все едино не знаю, да токмо со вчерашнего дня уж целая дюжина беглых имперцев по заставе шарахается, надоели, аж жуть.... Ну шо, посидели, отдохнули, лясы поточили, пора и в путь.
     - Погоди, я же вроде бы еще и не согласился с вами идти.
     - А куда деться-то? Не хочешь - не иди, да только самому тебе из леса не выбраться. Вон сам-то два дня по болотам плутал, а далеко ушел? Вон за той опушкой как раз поле начинается, где вам рога обломали.... Одному тебе никак не можно: или в болоте утопнешь, или звери пожрут, так не артачьси, выбора у тебя все равно нету.
     "Этот наполовину одичавший охотник действительно прав, одному не выйти, не добраться до границы, - подумал Дарк, - к тому же согреться у костра и отоспаться за надежным частоколом лесной заставы абсолютно не помешало бы".
     - Ну, что ж, ты прав, - сказал он уже вслух, - посмотрим, что за разговор ко мне у твоего Старшого.
     До заставы, точнее, лагеря Лесного Братства, добрались быстро, еще до захода солнца, хотя путь был "усеян не розами", а колючками, репейниками и прочей липучей растительностью. Порою группе приходилось пробираться через густые заросли кустарника, рвущего одежду и раздирающего в кровь лицо. Если еще в самом начале пути Дарк пытался запомнить дорогу к лагерю, то буквально через полчаса отказался от этого неблагодарного занятия. Они то петляли по оврагам, то ходили кругами по одному и тому же месту, а порою казалось, что группа идет в обратную сторону. "Наверное, они боятся, что я запомню обратный путь, поэтому специально петляют, сбивают с толку... - думал Дарк, - может, облегчить всем жизнь и честно признаться, что, несмотря на все мои познания в военной топографии, я окончательно запутался. Тогда можно будет прямиком пойти на заставу, не наматывая бессмысленные версты". Немного погодя Дарк понял, насколько абсурдными были его предположения.
     Большую часть пути они шли в абсолютном молчании, держась друг за другом след в след. Охотники общались между собой исключительно жестами, боясь нарушить священную тишину леса. Это походило на какой-то причудливый язык пантомимы, так, например, когда Щуплый, идущий впереди, поднимал руку с открытой ладонью и держал ее вертикально, это означало "тише, дурни, дайте вслушаться", а когда рука горизонтально опускалась ладонью вниз - "лягте на землю и заткнитесь". Но самое худшее, когда выставлялась рука со сжатым кулаком и большим пальцем по направлению к земле, а затем разжималось определенное количество пальцев, например, два. Такой знак предупреждал: "Опасность, впереди двое чужих".
     Только однажды Щуплый показал его, и они с Кудрявым тут же упали на землю. Охотник прижался вплотную к Дарку и накрыл его сверху полами своего маскировочного плаща. Через минуту послышался легкий хруст сучьев, и на поляне показались две амазонки, плавно передвигающиеся пружинистой кошачьей походкой. Держа луки наготове, то есть уже с взведенной тетивой и наложенной на седловину стрелой, они медленно шли, прислушиваясь к тишине и внимательно осматриваясь по сторонам. Сомнений быть не могло, если их чуткие уши уловят хотя бы малейший шорох, или глаза заметят какое-либо подобие движения, то они моментально выстрелят, а уж потом будут разбираться, кто или что это было. Их не заметили, девицы легко закинули луки за спину и пошли дальше по своим делам. Чуть погодя продолжили путь и охотники. Дарку было интересно это происшествие, и он пытался расспросить Кудрявого, но тот, видно, исчерпал запас красноречия на этот день, ответил очень сжато и уклончиво: "Хотя у нас с ними щас мир, но встречаться неохота, мало ли шо кому примерещится..." "Ага, бывали случаи, - добавил шепотом Щуплый, - ей примерещится, шо ты за лук схватился, а потом твои кости, могет быть, через годик-другой в овраге найдут. Зверье так обгложет, шо и не поймет никто, отчегось ты копыта отбросил". Разговор был исчерпан, да и что тут можно было добавить? Лес опасен, и кто хочет выжить, должен быть осторожен.
     Перед самой заставой путники натолкнулись на большой отряд охотников. Судя по чистоте и сухости одежды было видно, что группа возвращалась из продолжительного рейда, большая часть которого прошла по болотной местности. Присоединившись к отряду, можно было уже не прятаться и громко разговаривать, чем и занялись его спутники. Дюжина солдат - большой отряд по меркам лесной жизни, напасть на них никто не осмелился бы. Вскоре вышли на широкую лесную тропу. Как пояснили охотники, такие большаки в лесу соединяли между собой заставы и основные торговые пути, по ним перевозили припасы, товары на продажу и прочие крупные грузы, сопровождаемые всегда большой охраной. Движение здесь было крайне редким, и в одиночку на большаке появляться не рекомендовалось.
     Уже перед самыми спасительными воротами лагеря с ним поравнялся Кудрявый и дал знак остановиться. После того как их обогнал последний охотник, попутчик заговорил: "Слышь, служивый, не знаю, как у тебя разговор с Богортом сложится, но вот те добрый совет. Если в Кодвус один пойдешь, смени одежу. Мне щас кум рассказал, они на обходе были, овраг нашли, а в овраге том десяток мертвых имперцев свалено. Раны рубленые, да от стрел. Дело явно амазоний".

***

     Несмотря на уединенность и, как следствие, техническую отсталость жизни лесного люда, в большинстве своем состоявшего из проведших в лесу всю свою жизнь охотников да беглых крестьян, лагерь был построен на славу. Даже самый придирчивый имперский инженер был бы удивлен изобретательности и прагматичности расчетов строителей. Имея под рукой лишь дерево, им удалось соорудить воистину чудо военно-лесной архитектуры. Со всех сторон лагерь был окружен двумя рядами высокого частокола, через каждые двести футов были установлены крытые стрелковые башни. Частокол окружен широким рвом. Перед воротами - небольшая сторожевая башня, используемая для защиты подъемного механизма перекидного моста. По внешнему периметру укрепления были разбросаны смотровые посты, с которых отлично просматривалась местность перед заставой.
     Внутреннее устройство лагеря ничем не отличалось от обычного поселения: деревянные домики с навесами, огромный общинный амбар, кузня, торговые ряды и двухэтажный терем старосты. Да.... У присутствующего здесь вполне могло сложиться впечатление, что он находится в обычном большом поселке. Лубочную картину мирной деревенской жизни портил лишь вид людей, снующих между домами. Хотя в лагере было много женщин, а под ногами то и дело сновала грязная полуголая детвора, большинство все равно составляли мужчины, и их нельзя было назвать мирными пахарями. Почти у каждого за спиной висел лук, а к поясу была привязана палица или длинный охотничий нож, получивший в простонародье красочное название "пыряло". В толпе резко выделялись стражники, одетые в усиленную кожаную броню, обшитую сверху стальными шипастыми пластинами.
     Кудрявый покинул Дарка на площади у "дома" старосты, предупредив напоследок, чтобы тот не сильно доставал с расспросами жителей и "не лез к бабам". Как он считал, лучше всего, если Дарк подождет разговора со Старшим неподалеку отсюда вместе с другими беглыми импер-цами, расположившимися рядом с кузницей.
     Действительно, около кузни сидели кружком два десятка солдат в знакомых черных мундирах, офицеров среди них не было. Беженцы удивленно и опасливо косились на офицерскую форму, но лишь немногие из них вскочили на ноги, отдали честь и начали поспешно очищать запыленную форму. "Поражение сильно отразилось на дисциплине... - отметил про себя Дарк, - ...еще вчера - организованное и боеспособное войско, а сегодня - стадо баранов с помятыми физиями". Однако подойти к солдатам и поднять дисциплину зуботычинами он не успел. Сзади подошел стражник и как мог вежливо просил следовать за ним к Богорту.
     "А какое мне дело до них теперь? Кто я - офицер побитой армии, которого самого могут вздернуть на первом же суку", - размышлял Дарк, уверенным армейским шагом следуя за стражей.
     Шагая по дороге, он пытался представить, как выглядит главный королевский лесничий, человек, внушающий уважение лесному люду и одновременно заставляющий считаться с собой знатных вельмож и прочих дворцовых прихвостней, человек сильной воли, звериной силы и хитрого, изворотливого ума. Приложив все усилия, чтобы объединить эти весьма противоречивые черты в одном человеке, Дарк представил образ двухметрового бородача крепкого телосложения, державшего в руках огромный двуручный топор. Богорт не обманул его ожиданий, за исключением того, что топора у него в руках не было.
     Он увидел Старшого сразу, как только переступил порог большой залы с высокими бревенчатыми сводами и огромными, с человеческий рост, окнами. Стены были завешаны звериными шкурами и прочими охотничьими трофеями: головами медведей, кабанов, оленей и жуткого вида пресмыкающихся. В центре стоял широкий дубовый стол, на одном конце которого лежал недоеденный окорок и стояли кубки с вином разной степени наполненности, на другом конце была свалена куча всевозможного оружия, начиная от изящного инкрустированного кинжала и заканчивая дубиной, напоминающей по размеру скорее таран. Как раз посередине, между остатками недавнего ужина и импровизированным арсеналом, сидел рыжий кудрявый великан, напряженно размышляя над содержанием какого-то письма и крутя в руке изрядно обгрызенное гусиное перо. Чуть позади стола стоял невысокий жилистый человек в форме королевского глашатая. Увидев форму имперского офицера, он широко раскрыл рот и изумленно выпучил глаза.
     Видно, на Богорта все же снизошло озарение, быстрым росчерком пера он дописал письмо и запечатал свиток сургучом. Получив долгожданный ответ, глашатай отвесил почтительный поклон Лесничему и быстро проскользнул к двери. Уже переступая порог, он был остановлен звучным басом лесного великана:
     - Конрат, ты его не видел... ни его, ни тех, что у кузни... Меня знаешь, шутить не люблю!!!
     Когда дверь за посыльным закрылась, великан повернулся лицом и окинул Дарка острым, оценивающим взглядом.
     - А я думал, ты посолидней будешь. И как это тебе удалось Щука с братьями завалить, да еще голыми руками? Колдун, шо ли?
     - Никак нет, да и руками-то только одного, последнего...
     - Чо стоишь, садись, да из кувшина пивка плесни, разговорчик имеется. Токмо сразу те скажу: ты дворянин, мне тоже баронский титул пожалован, но мы в лесу, и говорить по-человечески будем, то есть просто и без выкрутасов. Хитрости, уловки и прочие реверансы для дворцов оставим. Коль чо не ясно, спроси сразу, отвечу.
     Идея поговорить "по-простому" была воспринята с воодушевлением. Если честно, то "при дворцах" Дарку так и не удалось побывать, как там разговаривают, он не знал. Конечно, пару раз слышал вычурный слог заезжих в армию чиновников, но повторить эти красноречивые изъяснения он точно бы не смог. "Не ясно" ему было все, то есть сама лесная жизнь с ее странными правилами и законами. Он только соприкоснулся с ней, только начал ощущать, но вряд ли Богорт за пару минут мог бы объяснить что-то. Жизнь вообще нельзя объяснить, ее можно только прочувствовать. Поэтому, не тратя времени на напрасные разговоры ни о чем, то бишь "о жизни", Дарк напрямую задал два, как ему казалось, самых важных вопроса: "Почему возник такой живой интерес к его скромной персоне?" и "Что вообще от него надо?" На первый вопрос Богорт ответил сразу, они не успели даже осушить по одному кубку, второй - стал темой для долгого разговора.
     Впервые охотники приметили его еще на поле во время драки с мародерами. Золото, украшения на убитых, брошенное оружие и раскиданное в спешке продовольствие интересовало не только армейских интендантов, и в этом не было ничего удивительного. Поразило совсем другое. В отличие от привычной для него системы хозрот, входящих в состав регулярных имперских частей, интенданты филанийского короля использовали куда более простой и дешевый метод. Для сбора трофеев нанимались местные мужики с их же снаряжением. Половина добычи отдавалась армии, а вторая - тут же покупалась интендантами по очень заниженным ценам. Попытка сокрытия имущества пресекалась жестоко. Нечего и говорить, что во время войны самое ценное - продовольствие, особенно в деревнях, находящихся рядом с театром военных действий. Мужикам запрещалось забирать с собой найденную провизию, но они могли ее выкупить за деньги от продажи трофеев и тоже по "очень выгодным" ценам. Таким образом, всю прибыль получала армия, а мужики - по паре мешков картошки.
     Эта на удивление простая и эффективная система обдирания крестьян и была причиной того, что на поле Дарк натолкнулся не на увальней из хозроты, а на грозу округи по кличке Щук, да еще вместе с его родными братьями. Веселая семейка не давала жить спокойно всей округе, их побаивался даже местный граф. С охотниками тоже часто возникали ссоры, до поножовщины, правда, доходило редко, но мордобой по кабакам да сеновалам был частым явлением.
     Каково же было удивление охотников, в то утро после боя вышедших на сбор трофеев, когда один израненный и еле державшийся на ногах человек без оружия умудрился "успокоить" всю троицу, да еще за пару минут. Не удивительно, что весть об этом выдающемся событии в мгновение ока облетела весь лагерь и достигла ушей самого Старшого. У Богорта тут же появились планы на этого незаурядного человека.
     - Налей-ка еще, совсем пересохло, пока болтал, и себе подлей, коль здоровье позволяет. Кстати, где биться так научился?
     - У меня учитель была Джер, эльфийка...
     - Не знаю, но шустрая, видать, бабенка была, навроде наших лесных девок, амазонок то бишь.... Ну, вот о них сейчас и поболтаем, но только учти, дело серьезное. Своих мужиков на него пускать жалко, тех "увальней в черном", что во дворе - бестолково, пусть лучше в Лагере поработают - мож, че хорошее и выйдет. А за дело тебе браться придется, только учти, отказаться не можешь. Сделаешь дело - до Кодвуса доберешься, и я в жизни тебе обязан буду, а это немало. Откажешься - сразу в цепи и к филанийскому палачу на забаву, так что слушай и не перебивай по пустякам.
     Мир в Лесу был хрупким, а положение Братства - весьма шатким. При дворе постоянно плелись интриги, цель которых, как не трудно догадаться, заключалась в роспуске Лесного Братства. Оно мешало всем: подрывало устои государства, развращало крестьян и самое главное - контролировало Лес. Придворным лизоблюдам, за кознями которых явно прослеживалась рука принца Генриха, было абсолютно безразлично, сколько солдат погибнет, защищая лесную границу государства от диких племен амазонок и контрабандистов. Их интересовало другое - лесные богатства и полный контроль за приисками. Несмотря на все их усилия, король чтил традиции и занимал жесткую позицию: "Братство было, есть и будет!", поэтому прямо говорить о разгоне вольницы никто не решался, зато то и дело пытались спровоцировать все новые и новые лесные конфликты. Так, например, результатом одной из таких провокаций явилось то, что полгода назад Богорт получил королевский указ о начале очередной войны с амазонками, войны на полное уничтожение инородных племен. Амазонок Богорт не любил, но воевать ему не хотелось по многим причинам: во-первых, он потеряет много верных ему людей, во-вторых, останется без прибылей от лесных промыслов, в-третьих, необходимо будет ослабить охрану шахты и пограничных с Кодвусом участков Леса, что приведет к очередному наплыву в страну контрабандистов и уголовников прочих мастей, как следствие - обвинение лично его в грубых просчетах и бездействии в трудное для страны время, последующее снятие с должности, а возможно, и роспуск Братства. И самое главное - лесная война не битва двух армий, она может растянуться на месяцы или годы, и еще неизвестно, кто победит в ходе бесчисленных мелких стычек, засад и внезапных ночных нападений. Он не настолько глуп, чтобы ввязаться в бессмысленную бойню.
     В тот же день Богорт отправил курьера обратно с письмом весьма льстивого содержания, в котором заверял короля в том, что верное ему Братство немедленно примется за уничтожение банд беспутных девиц, снующих по лесу. А через полчаса доверенный гонец вручил Агнете, предводительнице амазонок, личную просьбу Лесничего - уйти из указанных в письме участков Леса. Агнета согласилась, так как разговаривала с Богортом на одном языке - языке взаимных компромиссов. Через две недели Братство доложило королю об успешном выполнении его воли: "...Лес очищен, и жалкие остатки девиц скрылись в горах Кодвуса. Просим разрешения на переход границы для даль