Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
бережного с ней обращения. И так до тех пор, пока не появится ядро.
Тогда наступит очередь более настойчивых, но одновременно все же не
лишенных осторожности методов. Очень часто пациент впадает в состояние
агонии эмоциональной природы, конечно, не физической. В каждом из нас
сидит ребенок, который боится побоев и плачет, даже когда никакой угрозы
нет.
Дункан не ответил. Внутри у него все кипело, но несмотря на это ни
единый мускул на лице не шелохнулся. В мозгу, словно от касания двух
оголенных электрических проводов, распласталась мгновенная вспышка, белая,
с синими краями. Надувшееся брюхо? Переполненная психика? Свет поблек, но
прежде Дункан успел увидеть лицо ребенка, лет десяти или около того,
который улыбался ему сквозь текущие по щекам слезы.
Дункан застонал, едва сдержав рыдания, и хотел было заговорить с
Каребарой, но передумал.
В древности, когда преступников вешали, они в последние мгновения,
теряя опору под ногами, наверняка чувствовали такой же шок неотвратимости.
То лицо... ведь это было его лицо... Однако не оттого разум его
беспорядочно скакал с одной мысли на другую, словно вступил на устланный
раскаленной проволокой пол и бешено пляшет на нем. Дункан отчетливо понял,
что ребенок этот вовсе не Джеф Кэрд. Это был он, Дункан, и еще Кэрд,
поселившийся в том же самом теле.
Значит, Джефферсон Сервантес Кэрд, которого он считал исходной,
первоначальной личностью, лежавшей в фундаменте его "я", на самом деле был
лишь первым из последующих искусственных _с_о_з_д_а_н_и_й_. Он первым
сформировался в сознании того мальчика, вырос в утробе его воображения, а
затем вышел в свет под именем Дж.С.Кэрда. Значит, этот мальчик был в
действительности первым из восьми, а не семи, отдельных, независимых
психотипов. Бивольф, естественно, не в счет.
- Я сказал что-нибудь странное? - удивился Каребара.
- Сегодня это уже второй раз, - заметила Сник. Несмотря на
проявляемое нетерпение и скуку, она, судя по всему, пристально наблюдала
за ним.
- Какая-то вспышка. Все уже прошло. Я даже не могу точно описать, что
это было.
Каребара встал.
- Увидимся после обеда, ну, скажем, часа в два. Начнем работать над
Дунканом.
Он направился прочь, но потом вдруг остановился и повернулся.
- А вы не лжете мне? Бивольф - действительно всего лишь роль и не
более?
- Откуда мне знать? - сказал Дункан. - Я ведь без сознания, когда вы
допрашиваете меня.
- Но сейчас-то вы в здравом уме и должны бы понимать, что говорите.
Вопрос не такой уж сложный: играете вы роль этого человека или вы и есть
он?
- Мне кажется - я говорю правду. Хотя, конечно, произнося эти слова,
я на самом деле могу лгать. В вашем распоряжении единственный способ
определить, лгу я или нет, - опрыскать меня туманом. Но вся штука в том,
что я умею лгать и под его действием.
Каребара вознес руки к небу и, бормоча что-то себе под нос, удалился.
Итак, он видел лицо ребенка, но не знал его имени.
Что заставило его исчезнуть мгновенно и безвозвратно, словно запись,
стертая с ленты? Какие неведомые магнитоментальные сдвиги полярности в
мгновение ока стерли - или кажется, что стерли, может, они где-то
притаились - воспоминания Кэрда об этом ребенке? А из памяти семи других?
Некие импульсы тоже отозвали из их памяти картины воспоминаний? Дункан не
объединял их воспоминания - откуда ему было знать, успели ли они
разглядеть промелькнувшее лицо мальчика?
- Друг мой! - загромыхал Кэбтэб. Открыв дверцу, он вглядывался в
глубь высокого, футов семи, специального контейнера для хранения
продуктов. Подобные ящики по старой памяти называли холодильниками, хотя
холод давно уже не применялся для сохранения продуктов. - Дунк! Мне
кажется, что ты запутался так же, как когда-то я сам! Я верил в то, что в
нашей вселенной существует множество богов, а ты веришь, что в теле твоем
живет сразу несколько душ. Я давно уже понял, какую чушь я извергал!
Существует только один Бог, а у тебя только одна душа! Ты просто
заблуждаешься, точно так же, как заблуждался я. Забудь эту бессмыслицу,
будто во плоти твоей обитает семь душ. Живи так, словно душа у тебя
одна-единственная, и скоро вновь почувствуешь себя цельным и единым!
- Это не так просто, - заметил Дункан. - Ты смог покинуть свой
пантеон только после того, как тебе явилось некое мистическое откровение.
Думаешь, я смогу обойтись без какого-то видения? Я могу прождать его всю
мою жизнь во мраке и умереть в ожидании света.
- Видение? - повторил Кэбтэб. - У меня не было никаких видений! Все
произошло само собой. Еще секунду назад я был проповедником нескольких
богов, но уже в следующее мгновение я ощутил себя певцом Бога единого и
неделимого. Создателя нашего. Я слезно вошел в широкую открытую дверь, вот
и все.
- Много же времени вам понадобилось, чтобы повторить открытие фараона
Ахенатена, сделанное еще восемь тысяч лет назад, - вставила Сник. -
Думаете, есть смысл болтать о подобном сверхъестественном вздоре?
- Сестра моя, - сказал падре, сопровождая слова довольно злой
улыбкой, - вам не хватает чувства уважения к другим людям.
- Да прекратите вы! - воскликнул Дункан, взметнув вверх руку, словно
регулировщик на перекрестке. - Давайте не затевать подобные споры. У нас
есть о чем подумать поважнее. Ты, Тея, умаляешь чувство его собственного
достоинства. Если ты сомневаешься в значимости его религиозных верований,
ты отрицаешь уникальность этичности Кэбтэба. Ты отрываешь часть этой
личности, лишая его цельности, бьешь по его самолюбию, самооценке. Ты
обвиняешь его в заблуждении, но Кэбтэбу необходимо верить в свою правоту.
- В любом случае, если мы хотим выбраться отсюда живыми, нам следует
действовать вместе. Кроме того, не забывайте - за нами все время следят.
Неужели нужно напоминать об этом? КУКОЛКА очень настороженно относится к
раздорам в своих рядах. У них свои методы обращения с теми, кому, как им
представляется, нельзя доверять.
Краска чуть схлынула с красного от негодования лица Кэбтэба. Он делал
видимые усилия, чтобы расслабиться.
- Ты прав, брат Дункан. Приношу свои извинения, сестра Пантея. Моя
реакция была слишком бурной. И все-таки я советую вам в будущем быть
поосторожнее в своих выражениях.
- Во многих отношениях вы хороший человек, - сказала Сник. - Вы
храбрый, на вас можно положиться в критической ситуации, когда требуется
быстро принять решение. Но когда вы не можете справиться со своей
глупостью...
- Тея! - пытался остановить ее Дункан.
- Я по крайней мере способен соображать! А вы даже не можете понять,
что КУКОЛКА - это... - загрохотал Кэбтэб.
- Замолчите! Оба замолчите! - буквально завопил Дункан. - Я же
сказал, что за нами следят! Они записывают все на пленку - каждое
движение, каждое выражение лица, каждое слово. Ведите себя как взрослые,
ради Бога! Повторяю, мы должны действовать дружно и согласованно!
- Я прощаю вас, сестра Тея, - сказал падре.
- Вы прощаете меня? - не успокаивалась Сник. - Вы, богословский
блудник! Да вы в один день переключились с пантеизма на монотеизм! Вы...
Дункан будто катапультировался из своего кресла.
- Ну все, достаточно! Хватит, я говорю! Убирайтесь отсюда оба!
Отправляйтесь в свои комнаты! Если не будете вести себя как разумные люди,
вы мне здесь не нужны! Мне надо многое обдумать. Я хочу тишины. Вон!
- А как мы можем уйти? - удивился Кэбтэб. - Мы же пленники, ты что,
забыл?
Дверь открылась, и в комнате появились двое охранников. Один из них,
державший в руке пистолет, указал на дверь.
- Вы, двое, следуйте за нами.
Сник вышла быстро и спокойно.
- Благословляю вас, сыны мои, - сказал падре. - Я не сомневался, что
вы будете следить за нами как ангелы-хранители.
Кэбтэб направился к выходу, поворачиваясь на ходу к Дункану, улыбаясь
и подмигивая. Хорошо, что за спиной у него не было экранов, и наблюдатели
скорее всего не заметили этот жест падре. Так же как и тот сигнал, который
сам Дункан подал ранее своим друзьям, призывая их инсценировать ссору.
Наверняка наблюдатели подумали, что у него просто затекла рука. Коллеги
неплохо ссорились. Теперь не было никаких сомнений, что происходящее в его
комнате не просто записывалось на пленку, чтобы просмотреть ее позже. За
ними постоянно следили. Наблюдатели, без сомнения, имели приказ
вмешиваться, если что-нибудь покажется им подозрительным или повлечет
неприятности.
Собственно, он так и думал, просто хотел убедиться.
Однако Дункан не считал, что вся эта сцена - сплошная игра. Наоборот,
Кэбтэб и Сник достаточно откровенно выразили свое отношение к религии, их
гнев был подлинным.
Отбросив эти мысли, Дункан сконцентрировал свое внимание на лице
мальчика. Однако усилия ни к чему не привели - лицо не возникало. Потратив
на это занятие целый час, Дункан дал себе отдых, позволяя мыслям течь
свободно. Может быть, купаясь в потоке подсознания, он увидит проплывающее
где-то рядом лицо этого ребенка или заметит нечто связанное с ним.
Наступило время ленча - на вращающейся полке перед ним появилась еда.
Ел он машинально, почти не ощущая вкуса. Солнце зашло за угол башни, и
окно, выходящее на запад, потемнело. Дункан решил заняться упражнениями.
Он раз двести пробежал трусцой из одного конца комнаты в другой, а затем
принялся взбираться по воображаемой веревке. Пройдя двадцать раз на руках
через комнату и проделав три сотни отжиманий, он принял душ. Подставив
тело под струю воды, Дункан помимо воли вернулся к "проблеме идентификации
личности" - так называл ее Каребара. Сам Дункан искренне считал эти
изыскания пустой тратой времени. И все же сейчас, заключив с самим собой
соглашение не препятствовать свободному течению мыслей, какими бы
неожиданными путями они ни струились, не останавливать свой разум, в какие
бы закоулки он ни забрался, Дункан даже не пытался сосредоточиться на
более актуальных и насущных вопросах.
Отбросьте философический налет, окружающий личность человека.
Забудьте о многих тысячах книг и фильмов, посвященных этой теме. Что
тогда? Личность отдельного homo sapiens сводится к его телу, объединяющему
его разум, его действия и реакции в любую секунду. Или в любую
микросекунду, если речь идет о самых незначительных различиях. Не стоит
углубляться в вопрос о том - сформировалась ли личность в результате
наследственности или под влиянием окружающей среды, или от взаимодействия
и того и другого. Истоки черт личности - отдельный вопрос.
Человек - это то, что он делает и о чем думает в каждую секунду. Он
никогда не остается неизменным во времени.
Личность - это поток, облаченный в кожу, и поток вне этого мешка из
кожи, но обретший форму благодаря ему.
Когда-то жил человек по имени Джефферсон Сервантес Кэрд. Он обладал
собственной индивидуальностью, как и все люди, от нее Бог не освобождает
даже идиотов или полностью парализованных. Эта индивидуальность менялась
со временем вместе с изменением его тела и состояния разума. Неизменным
оставался только закрепленный за ним ярлык - его имя - Джефферсон
Сервантес Кэрд. Затем изменился и ярлык. Он стал Робертом Аквилайном
Тинглом. Но только по Средам. Тингл не был просто Кэрдом, играющим роль
Тингла. Каждую Среду на рассвете Кэрд _п_р_е_в_р_а_щ_а_л_с_я_ в Тингла. В
Четверг он _с_т_а_н_о_в_и_л_с_я_ Джеймсом Свартом Дунски, в Пятницу Уайтом
Бампо Реппом. В Субботу наступало время Чарльза Арпада Ома, в Воскресенье
- Томаса Ту Зурвана, уличного проповедника, Отца Тома, ревностного
приверженца религии, резко контрастирующего с другими шестью личностями,
которые сплошь были агностиками или атеистами. По Понедельникам личность
претерпевала еще одну метаморфозу, _п_р_е_в_р_а_щ_а_я_с_ь_ в Вилла Мачлака
Ишарашвили.
Каждый из этих людей был по-своему уникален, но в то же время они не
могли полностью забыть друг о друге. Поскольку Кэрд состоял связным тайной
организации, переходящим из одного дня в другой, и передающим сообщения
между днями, он должен был помнить - кем он являлся в других
обстоятельствах. Фактически он сохранял часть воспоминаний обо всех своих
личностях. Слова "_н_е_з_а_б_ы_т_о_е_" и "_в_о_с_п_о_м_и_н_а_н_и_я_" были
ключевыми. Все дни, несмотря на метаморфозы своей личности, он следовал по
определенному пути, который предопределялся ограниченной памятью о других
персонах. В определенном смысле эти воспоминания вытекали из других
персон, а их природа, их пределы помогали ему правильно ориентироваться в
его незаконной деятельности. Они прорывались к нему голосами тех шестерых,
похороненных в глубине него. Голоса эти - неотчетливые, но все-таки
достаточно сильные - помогали, советовали ему, доносясь из каких-то
временных гробниц.
Один мешок из кожи оказался в состоянии вместить сразу несколько
личностей. Люди, у которых наблюдается расслоение личности, время от
времени оказываются во власти то одной, то другой из них. Различие между
этими людьми, рассудок которых серьезно и необратимо поврежден, и Кэрдом
состояло в том, что он отдавался во власть своих образов добровольно.
Только в самом конце он потерял способность управлять чередованием ролей.
Тогда под угрозой смерти все семеро, забыв о принципах, вступили в схватку
за влияние.
Сейчас Дункан размышлял о том, способен ли он освободиться от своей
настоящей индивидуальности Дункана, растворить ее и вернуться в личность
Кэрда. Придется ли ему, чтобы добиться этого, схватиться и победить
поочередно, в хронологическом порядке всех семерых? Если бы удалось
пробиться к самому началу, к главному образу - к Кэрду, он смог бы стать
им. Тогда он узнал бы, в чем состоит та тайна, которой, как считает
правительство, он владеет. Ему стало бы известно, как он оказался на
первых ступеньках сегодняшнего положения.
Хороший шанс, хотя вряд ли те, кто оказался сегодня его тюремщиками,
желали его превращения в Кэрда. Дункан думал, что человеку, который
допрашивал его в Среду, этому "Руггедо", это вовсе не понравится. Ему
нужно было только одно - открыть способ, благодаря которому Дункану
удавалось лгать в парах ТИ. И это все. По крайней мере, создавалось такое
впечатление.
Почему эта часть памяти Дункана оказалась совершенно разрушенной,
погребенной под обломками отрывочных воспоминаний? Неужели он сделал это
сознательно, чтобы быть уверенным: если его поймают, он просто не сможет
ничего рассказать органикам? Или в какой-то момент он решил, что у него
более не осталось сил исполнять роли других людей и новых превращений ему
уже не выдержать? Вероятно, его психика оказалась на пределе возможного
напряжения, резервуар, хранящий энергетические запасы души, оказался
исчерпанным.
В этот момент дверь неожиданно отворилась. Появился Каребара, а
следом за ним - Сник и Кэбтэб. Товарищи Дункана выглядели посвежевшими, и,
казалось, не имели более друг к другу никаких претензий.
- Я думал над тем, как нам следует работать, - сообщил профессор. - И
мне кажется, мы пошли по ложному пути, стараясь добраться до той личности,
которой известен способ трансформации. Надо попробовать другой подход. Вы
будете оперировать в сознательном состоянии и, оставаясь Бивольфом,
постараетесь изобрести свои приемы заново. Раз вам удалось это, когда вы
были Кэрдом, сможете сделать и как Бивольф. Ведь независимо от того, в
каком образе вы пребываете, ваши творческие способности остаются все теми
же. Вот где потенциал открытия.
Да, любитель Муравьев, ты снова направился по ложному пути, словно
одно из твоих насекомых ошибочно движется по присыпанной сахаром дорожке,
куда бы она ни вела. Только не надейся, что я скажу тебе об этом.
- Прекрасно, - произнес Дункан вслух. - Приступим.
27
Плавательный бассейн занимал сорок футов в длину и пятнадцать в
ширину при высоте десять футов. Само помещение - пятьдесят в длину и
двадцать в ширину. Хотя звуки в нем распространялись слабо - значительно
умереннее, чем в большом общественном бассейне, слышно было достаточно
хорошо. Дункан и его товарищи ныряли, колотили ногами по воде, с шумом
плавали, пока двое вооруженных охранников стерегли их. Начиная с Четверга,
их сопровождали в это большое помещение - часть комплекса - для ежедневных
физических занятий. Вся троица была голой, но охранники конечно же не
сводили глаз со Сник. Дункан улучил момент, когда он и Сник прыгнули в
воду, а сильные шлепки Кэбтэба по воде покрывали звук, и прошептал:
- Надо найти способ поговорить. У меня есть план.
Должно быть, охранник заметил движение губ. Он заорал:
- Эй, вы! Никаких разговоров! Иначе конец вашим удовольствиям в
бассейне!
Дункан поднял руку в успокаивающем жесте и поплыл, бормоча: "Чтоб
твой колокол оторвался!". Зная, что за ним наблюдают экраны со стен и
потолка, он, говоря с ней, прикрыл ладонью рот. Вполне вероятно, что
мониторы способны распознавать артикулируемые звуки.
Чуть позже, когда Сник отплыла и он убедился, что охранники перевели
взоры на нее, Дункан тихо сказал:
- Падре, я кое-что придумал. Надо обсудить.
- Здесь не место, - ответил Кэбтэб и, перевернувшись в воде, нырнул.
Час удовольствий кончался, охранник дунул в свисток и препроводил
Кэбтэба до дверей раздевалки. Падре вытерся, натянул рясу и вскоре
появился. Затем в раздевалку проводили Сник. Потом настала очередь
Дункана. Он чувствовал, что все тщетно. Возможность поговорить возникала
только, когда они были втроем в бассейне, в течение экспериментов или во
время общего обеда в комнате Дункана. И всякий раз за ними неотрывно
наблюдали.
Эксперименты ознаменовались лишь отсутствием успеха. Тысячи вопросов
Каребары, его настойчивые, иногда ловкие ходы никак не могли вонзиться в
твердую, как платина, оболочку психики Дункана. Сник и Кэбтэб искренне
стремились помочь профессору, но их предложения оказывались бесполезными.
Даже идеи Дункана, появившиеся после просмотра видеозаписей опытов
(некоторые ленты уже явно подверглись цензуре), оказались бесплодными.
Каребара беспокоился больше других. Он скрывал это, но отчаяние его
становилось очевидным. Отчасти оно объяснялось просто: в случае неудачи
его могли перевести черт знает куда. Ему выдадут новую идентификационную
карточку и направят на опасное дело. А может, Каребара не без оснований
опасается, что его стоунируют и упрячут. Этот выход самый простой и
наименее рискованный для КУКОЛКИ.
Ежедневное посещение бассейна помогло Дункану определить планировку
части этого жилищного комплекса. Комната Кэбтэба, меньшая по площади, чем
у Дункана, располагалась рядом с ней, к северу. Затем комната Сник - еще
меньшая. А за ней и последующим коридором, очевидно, была стена,
отделявшая апартаменты другого правительственного чиновника, а может, еще
один коридор. Путь из этих трех комнат в бассейн непременно шел в южном
направлении через широкий коридор. Он был весь увешан темными и светлыми
экранами, перед которыми внизу стояли мраморные пьедесталы с мраморными же
бюстами. Дункан узнал лица Юлия Цезаря, Александра Македонского,
Наполеона, Чингисхана, Ванг Шена.