Филип ФАРМЕР
   Мир дней 1-3

   ПРОТЕСТ
   МЯТЕЖ
   РАСПАД


                              Филип ФАРМЕР

                                 ПРОТЕСТ

("Мир дней" #1). Пер. - З.Гуревич.
Philip Jose Farmer. Dayworld (1985) ("Dayworld" #1).



                              МИР ВТОРНИКА

                                  Органическое Содружество Земли
                                  Орган Управления Северной Америкой
                                  Штат Манхэттен
                                  Общее население Манхэттена: 2.100.000
                                  Ежедневное население Манхэттена: 300.000
                                  Район Гринвич Виллидж
                                  Дом на пересечении Бликер Стрит и Канала
                                  Кропоткина (в прошлом Авеню Америкас)
                                  РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц Новой Эры
                                  1330 год Д5-Н1 (День-пять, Неделя-один)
                                  Временной пояс 5, 12:15 утра


                                    1

     Когда  начинают  лаять  охотничьи  собаки,  лиса  и  заяц  становятся
братьями.
     Сегодня Джефу Кэрду, как той лисе, предстояло услышать собачий лай.
     Однако пока, стоя в звуконепроницаемом цилиндре,  он  еще  не  слышал
ровным счетом ничего. Хотя, если бы он и находился снаружи, все равно вряд
ли  мог  что-нибудь   разобрать.   Кроме   него   самого   да   нескольких
органиков-пожарных и работников технических служб - живых людей  в  городе
не было.
     За несколько минут до того, как войти в цилиндр и  закрыть  за  собой
дверь, Джеф отодвинул скользящую панель на одной из  стен.  За  панелью  в
нише пряталось крохотное устройство, которое давно уже  он  подсоединил  к
сети электропитания. Джеф  голосом  активировал  это  устройство,  заранее
позаботившись о том, чтобы к цилиндру,  в  котором  он  сейчас  находился,
нельзя было приложить "дестоунирующую" силу.
     Благодаря этому  компьютер,  постоянно  ведущий  наблюдение  за  всем
происходящим в городе, получал информацию о наличии этой силы, даже  когда
она отсутствовала.
     Цилиндр или, как все его называли, "_с_т_о_у_н_е_р_" Джефа  ничем  не
отличался  от  таких  же  цилиндров,  принадлежавших   каждому   здоровому
взрослому гражданину. Изготовленный из плотной  серой  бумаги,  с  круглым
окошком диаметром около фута в  двери,  он  стоял  на  одной  из  торцевых
поверхностей. Бумажные стенки цилиндра, подвергнутые вечному "окаменению",
оставались нерушимыми и постоянно холодными.
     Обнаженный, расставив ноги на толстом диске, установленном  в  центре
цилиндра, Джеф ждал. Его надувная копия,  из  которой  воздух  сейчас  был
выпущен, лежала в сумке на полу.
     В  других  цилиндрах,  расставленных  по   комнате,   также   замерли
неподвижные фигуры - жизнедеятельность  молекул  людей,  отправляющихся  в
стоунер,  замедлялась  после  специальной  электромагнитной  обработки,  в
результате которой все тело становилось настолько прочным и  твердым,  что
сломать или даже сжечь его  было  совершенно  невозможно.  Только  алмазом
удалось бы сделать на нем царапину. После подобной  обработки  температура
тела значительно падала,  хотя  и  не  до  такой  степени,  чтобы  на  нем
осаждалась находящаяся в воздухе влага.
     Внезапно в одном из расположенных в комнате цилиндров, так же как и в
сотнях тысяч других точно таких же разбросанных по всему городу,  энергия,
автоматически передаваемая из  дисков,  заструилась  по  замершим,  словно
статуи, телам. Будто невидимый кий, ударивший в  кучу  биллиардных  шаров,
энергия подхлестнула застывшие в неподвижности молекулы. Шары  разлетелись
врассыпную, подчиняясь законам,  установленным  матушкой-природой.  Сердце
окаменевшего человека, ничего не подозревавшего  о  том,  что  его  биение
прервали, завершило очередной удар.  В  точности  через  пятнадцать  минут
после  полуночи,  люди,   населявшие   Манхэттен   Вторника,   больше   не
представляли собой несъедобные и негниющие тыквы. На протяжении  следующих
двадцати трех часов и сорока минут они  снова  будут  обычными,  уязвимыми
земными существами, которых легко можно ранить или убить.
     Джеф толчком открыл дверь  и  ступил  на  пол  просторной  подвальной
комнаты. Он слегка наклонился, согнувшись в талии, так что висящая на  шее
идентификационная табличка  повисла  в  воздухе.  Затем,  когда  он  снова
выпрямился,  зеленый  диск,   окруженный   семиконечной   звездой,   опять
успокоился на его солнечном сплетении.
     Как только  приложили  дестоунирующую  энергию,  полился  ровный,  не
имеющий определенного источника, свет. Как это случалось  каждое  утро  во
Вторник, Джеф увидел  сплошные,  не  отбрасывающие  теней,  светло-зеленые
стены, четырехфутовой ширины контуры телеэкрана, свисающего с  потолка  до
самого  пола,  все  тот  же  толстый  коричневатый   ковер   с   рисунком,
напоминающим вихрь или водоворот, а также неизменные "стоунеры" - двадцать
три цилиндра и ящика, вполне напоминавшие горбы. Двадцать  застывших  лиц,
словно фотографии в рамках,  выглядывали  из  круглых  окошек;  двенадцать
взрослых в вертикальных цилиндрах и восемь юных, лежащих  горизонтально  в
ящиках и молча уставившихся в потолок.
     Через несколько секунд после того, как  Джеф  покинул  свой  стоунер,
одна из женщин - Озма Филлмор Ванг, маленькая, с высокой грудью, худощавая
и  длинноногая  -  вышла  из  своего  цилиндра.  Широкие,  крупные   скулы
выделялись на ее лице, формой своей напоминавшем сердце.  Большие,  черные
глаза женщины окутывала паутина легких морщинок, а длинные и прямые волосы
отливали глянцевым  блеском.  Озма  широко  улыбнулась,  обнажив  крупные,
белоснежные зубы.
     На ней не было ровным счетом ничего, кроме обычной  идентификационной
звезды с диском посередине, губной помады на губах и теней  на  веках.  На
тело  женщины  красками  было  нанесено  изображение   крупного   зеленого
кузнечика. Насекомое стояло на задних лапах, а раскрашенные в черный  цвет
грудные соски Озмы формировали его  черные,  неподвижно  застывшие  глаза.
Иногда, когда Джеф занимался с женой любовью, ему начинало  казаться,  что
он и в самом деле совокупляется с насекомым.
     Озма подошла к нему, и они поцеловались.
     - Доброе утро, Джеф.
     - Доброе утро, Озма.
     Она повернулась и повела его в соседнюю комнату. Джеф  протянул  было
руку, чтобы шлепнуть жену по пышной ягодице, напоминающей формой яйцо,  но
тут же отдернул руку.  Даже  самый  незначительный  стимул  мог  мгновенно
воспламенить  ее.  Он  не  сомневался,  что  Озма  может  изъявить   самое
неожиданное желание, вроде того, чтобы заняться любовью  прямо  здесь,  на
ковре, перед лицом безмолвных и невидящих свидетелей.  Все  это,  конечно,
как-то по-детски беззаботно, но Озма и впрямь во многом  очень  похожа  на
ребенка. Ей нравится, когда ее поведение называют ребячеством.  Для  детей
каждая  секунда  рождает  новый  мир,  который  неизменно  кажется   более
удивительным и достойным восхищения, чем предыдущий.  Однако...  можно  ли
Озму назвать хорошим художником?
     Но какое значение это имело для самого  Джефа?  Он  любил  ее  такой,
какая она есть.
     В соседней комнате стояли стулья, диваны,  несколько  столов  и  даже
стол для пинг-понга. Тут же находился снаряд  для  спортивных  упражнений,
бильярдный стол и телевизионные экраны. Одна из дверей вела в  спальню,  а
вторая - в служебные помещения. Выйдя  через  эту  дверь,  Озма  сразу  же
повернулась и по ступеням направилась в холл. Слева размещалась кухня. Они
прошли направо и, миновав холл,  вновь  повернули,  вступив  на  еще  один
лестничный пролет. Наверху располагались четыре спальни, каждая  со  своей
отдельной ванной. Озма прошла впереди мужа в  ближайшую  спальню,  которая
автоматически осветилась, едва они переступили порог.
     В одном конце этой просторной  комнаты,  у  завешенного  шторой  окна
стояла огромная двуспальная кровать;  у  противоположной  стены,  рядом  с
большим, круглым окном - стол с зеркалом. По соседству размещались  полки,
уставленные пластиковыми ящиками со щетками, расческами  и  косметическими
принадлежностями. На каждом ящике красовалось имя его владельца.
     Еще   в   одной   стене   имелось   сразу    несколько    дверей    с
именами-табличками. Джеф вставил один из уголков  своей  идентификационной
звезды в отверстие той двери, на которой стояло его имя и имя Озмы.  Дверь
открылась и сразу же зажегся свет, осветивший полки с их  личными  вещами.
Джеф взял с одной из них скомканный в шарик кусок материи, повернулся,  и,
поместив причудливый мячик между большим и указательным пальцами, несильно
щелкнул по нему. Шарик, разбрасывая по сторонам снопы электрических  искр,
развернулся и превратился в длинную, совершенно  гладкую  зеленую  рубаху.
Джеф надел ее на себя и затянул на поясе ремень. С другой  полки  он  снял
пару носков и ботинки. Надев ботинки, он закрепил их на ногах, сильно сжав
ладонями верхние отвороты, которые при этом герметически закрылись.
     Озма, склонившись над постелью, поправляла простыни.
     - Все чисто и убрано, как положено, - сказала она.
     - Понедельник всегда четко соблюдает установленные домашние  порядки.
Нам повезло гораздо больше, чем  многим,  кого  я  знаю.  Остается  только
надеяться, что Понедельник не переедет в другой дом.
     Повернувшись, Озма произнесла специальное кодовое слово. Стена  сразу
же заискрилась светом и ожила: на  ней  появилось  трехмерное  изображение
джунглей, составленное из гигантских  травянистых  растений,  напоминающих
огромные лезвия. Несколько лезвий  наклонились,  и  из-за  них  показалось
какое-то  существо  с  выпуклыми  черными,  как  у  насекомого,   глазами,
уставившимися на них.  Антенна  на  голове  существа  слегка  подрагивала.
Подняв заднюю ногу, оно  потерлось  выпуклой  жилой  о  траву.  В  комнате
прозвучало стрекотание кузнечика.
     - Выключи, ради Бога! - взмолился Джеф.
     - Это помогает мне заснуть, - ответила Озма. - Правда,  сейчас  я  не
могу сказать, что мне хочется спать.
     - Я предпочел  бы  подождать  до  тех  пор,  пока  мы  хорошенько  не
отдохнем. Так всегда лучше выходит.
     - Не знаю, не знаю, - сказала Озма. - Почему бы не подойти к проблеме
по-научному? Давай поставим опыт. Сделаем  это  один  раз  перед  сном,  а
второй после, а уж потом сравним.
     - Поверь мне, я знаю: это две разные вещи.
     - Что мы тут беседуем, словно декабрь с апрелем, дорогой?
     Озма легла на кровать, широко разбросав руки и ноги.
     - Храм Экстаза не защищен и перекидной  мостик  опущен.  Вперед,  сэр
Галахад [в средневековых легендах Британии, образующих  т.н.  "артуровский
цикл", рыцарь, сын Ланселота; единственный, кому явился Священный  Грааль;
воплощение отваги и благородства], вонзите свое верное копье.
     - Боюсь, могу угодить в ров с водой, - улыбаясь, подыграл ей Джеф.
     - Ах ты, бездельник! Опять хочешь меня с ума  свести?  Давай  вонзай,
ты, малодушный рыцарь, или опущу на тебя чугунные решетки!
     - Ты что, опять смотрела повтор "Рыцарей Круглого Стола"?  -  спросил
он.
     - Они меня возбуждают. Как вспомню: все эти дикие мужчины на  лошадях
и девицы, которых соблазняют трехглавые людоеды. И все  метают  копья.  Ну
давай, Джеф! Поиграй со мной!
     - Где тут мой Святой Грааль? -  произнес  он,  опускаясь,  и  шутливо
добавил: - Или это более походит на Святую кашицу?
     - Ну что я могу поделать, если я переполнена? Если  будешь  и  дальше
тянуть, я тебя разукрашу и спущу в туалет. Не порти  настроение,  Джеф.  Я
люблю пофантазировать.
     "Куда же делся старый, добрый, незатейливый секс?" - подумал про себя
Джеф, а вслух произнес:
     - Я только что принял обет молчания. Чем я хуже безумного  монаха  из
Шервудского Леса. Вот и зови меня так.
     - Продолжай, продолжай, ты же знаешь, я обожаю, когда ты  произносишь
грубости...
     Спустя пятнадцать минут Озма продолжала их обычный разговор:
     - Ты уже обратился за разрешением?
     - Нет, - тяжело дыша, ответил Джеф. - Забыл.
     Она перевернулась, чтобы видеть его лицо.
     - Ты же говорил, что хочешь иметь ребенка.
     - Да. Только... ты знаешь, у меня  было  так  много  неприятностей  с
Ариэль. Все время сомневаюсь, нужно ли заводить еще одного.
     Озма нежно потрепала его по щеке.
     - Твоя дочь - замечательная женщина. Так в чем дело?
     - После того, как умерла ее мать, неприятностей более чем достаточно.
Она сделалась очень нервной, зависимой. К тому же Ариэль  слишком  ревнует
меня к тебе, хотя какие у нее могут быть для этого основания?
     - Не думаю, что ты прав, - заметила Озма. - Ну, да дело не в этом.  Я
спросила, в чем состоят неприятности. Так в чем? Ты  что-то  скрываешь  от
меня?
     - Нет.
     - Ну ладно, поговорим обо всем за завтраком, - сказала она,  -  если,
конечно, ты можешь подождать.  Знаешь,  я  была  уверена,  что  ты  хочешь
ребенка. Хотя у меня самой и были некоторые опасения.  Я  -  художница,  и
должна все отдавать своему искусству, конечно, за исключением того, что я,
кстати сказать, с большой радостью, даю тебе. Но ребенок? Скажу честно,  я
не очень уверена, что это нужно. Тогда...
     - Да, да, мы не раз  говорили  об  этом,  -  вставил  Джеф,  подражая
хриплому  голосу  жены,   звуки   которого   иногда   напоминали   скрежет
шлифовального  круга  при  соприкосновении  с  камнем.  -  Каждая  женщина
является творцом в том смысле, что она способна создать  шедевр  -  родить
ребенка. Однако не все женщины могут считаться хорошими художницами. Но  я
именно такая. Хотя рисованием для меня вся жизнь не исчерпывается.
     Озма ударила его по руке своим маленьким кулачком.
     - В твоем исполнении мой голос звучит слишком уж помпезно.
     - Вовсе нет, - Джеф  поцеловал  жену.  -  Спокойной  ночи.  Поговорим
потом.
     - Так и я  о  том  же.  Скажи  только  сегодня  ты,  наконец,  подашь
прошение?
     - Обещаю.
     Хотя у них имелась возможность  послать  прошение  по  телевизионному
каналу - благо мониторов в комнате  было  более  чем  достаточно  -  шансы
существенно возрастали в том случае, если бы  Джеф  воспользовался  своими
связями как  _о_р_г_а_н_и_к_  (эвфемизм  -  служащий  полиции,  защищавшей
интересы "органического"  правительства).  Джеф  вполне  мог  бы  добиться
личной встречи с одним из высоких чинов Бюро Воспроизводства,  которому  в
свое время он оказал немало услуг. В этом случае запрос пошел бы  в  обход
медлительных официальных каналов. Но и тогда прошло  бы  никак  не  меньше
субгода, прежде чем  Бюро  вынесло  бы  свое  решение.  Впрочем,  Джеф  не
сомневался, что ответ будет положительным.  За  то  время,  пока  прошение
будет рассматриваться, он мог бы передумать и отозвать его.
     Озма,  конечно,  при  этом  сильно  рассердится.  Значит,  необходимо
придумать веское оправдание. Да и вообще, многое еще  может  случиться  до
дня Страшного суда.
     Озма быстро заснула, а он  еще  некоторое  время  лежал  с  закрытыми
глазами, перед которыми стояло лицо Ариэль.  Совет  иммеров  отклонил  его
запрос о возможности посвящения Озмы. Он этого и ожидал, надеясь,  правда,
что аналогичная просьба  в  отношении  Ариэль  будет  удовлетворена.  Дочь
иммеров, она неизменно проявляла интеллигентность, легко адаптировалась  и
имела все основания на право приобщения к иммерам.  Существовало,  правда,
одно... в некоторых вопросах она демонстрировала определенную  психическую
неустойчивость. По этой причине Совет мог и  отклонить  ее  просьбу.  Джеф
никогда не ставил под  сомнение  тот  факт,  что  Совет  должен  проявлять
большую осторожность. Но сейчас Джефа мучила душевная боль.
     Иногда он искренне желал, чтобы Джильберт Чинг Иммерман не  изобретал
своего  эликсира,  или  химической  смеси,  или,  как   уж   это   назвать
по-научному, того, что замедляет старение человека. Он  жалел  также  и  о
том, что Иммерман - раз уж он много обвеков тому назад открыл свой эликсир
и теперь с  этим  поделать  ничего  нельзя  -  не  сделал  его  достоянием
общественности. Но Иммерман после долгих и мучительных  раздумий  все-таки
посчитал, что его изобретение не способно принести  добро  человечеству  в
целом.
     В результате получилось так, что общество стоунеров устранило  многие
поколения, которые могли появиться на свет, если бы сами стоунеры не  были
бы изобретены. Для достижения физиологически полноценного  двадцатилетнего
возраста человеку необходимо было провести на земле сто сорок облет. Таким
образом, каждые сто сорок лет терялось  шесть  поколений.  Кто  мог  точно
сказать, сколько гениев и святых,  не  говоря  уж  об  обычных  людях,  не
появились на свет после перехода на новую систему?  Кто  знает  наверняка,
сколько  возможностей  упустило  человечество  на  пути  прогресса  науки,
искусства и политического устройства?
     Иммерман считал, что существующая ситуация весьма плоха. Однако, если
скорость старения и рождения повысить в семь  раз,  потери  стали  бы  еще
большими.  В  этом  случае  общество  в  целом,   именуемое   Органическим
Содружеством Земли, сделалось бы еще более статичным, и  изменения  в  нем
стали бы протекать еще более вяло.
     Было или нет решение Иммермана правильным с этической  точки  зрения,
он принял  его.  В  результате  сегодня  существовало  секретное,  скрытое
сообщество - семья иммеров.
     Однако Иммерман оказался не столь самолюбивым, чтобы  держать  секрет
при себе и поделиться им только с потомками и посвященными в семью.  Тогда
иммеры  непременно  превратились  бы  в  потенциальных  революционеров   и
противников правительства. Неизбежно началась бы медленная, едва  уловимая
по внешним признакам революция, в процессе которой  они  внедрились  бы  в
верхние и средние эшелоны Содружества. Добившись власти, иммеры,  конечно,
не стали бы менять структуру правительства. У них не было желания отменять
стоунеры. Единственное, от чего они страстно хотели  избавиться,  так  это
постоянное, пристальное наблюдение правительства за своими гражданами. Это
не только сильно докучало людям, но и унижало их человеческое достоинство.
Кроме  того,  подобное  положение   ни   в   коей   мере   не   вызывалось
необходимостью, хотя правительство и утверждало, что это так.
     "Только находясь под надзором вы  можете  стать  свободными",  -  так
звучал один из выдвинутых им лозунгов. Именно он чаще других встречался на
уличных транспарантах.
     Джеф Кэрд впервые услышал об обществе  иммеров  от  своих  родителей,
когда  ему  исполнилось  восемнадцать  лет.  Он  предстал  перед  Советом,
который, проверив его устойчивость,  признал  состояние  юноши  более  чем
удовлетворительным. Джефа спросили тогда, не хочет ли  он  стать  иммером.
Он, конечно же, изъявил такое желание. Кто  же  откажется  от  возможности
прожить более долгую жизнь? И  какой  интеллигентный  молодой  человек  не
хочет  работать  для  того,  чтобы  добиться  большей  свободы  и   занять
приличную, связанную с получением властных полномочий должность?
     Только  спустя  несколько  сублет  Джеф  понял,  какое   беспокойство
испытывали его родители, раскрывая перед ним тайну иммеров. А что  если  в
силу каких-либо внутренних противоречий, о которых  они  могли  просто  не
подозревать, сын вдруг отказался бы  присоединиться  к  тайному  братству?
Даже несмотря на то, что вероятность предательства со стороны  Джефа  была
ничтожной. Совет иммеров не позволил бы ему оставаться в живых. Тогда  его
ждала бы незавидная судьба: глубокой  ночью  его  похитили  бы  сонного  и
подвергли процедуре окаменения, после чего упрятали бы так,  что  никто  и
никогда не  смог  бы  найти  никаких  следов.  Несомненно,  для  родителей
подобный поворот стал бы жестоким ударом.
     Когда в один прекрасный момент Кэрд осознал