ающий время.
     - Десять часов, - сказал он. - Как раз вовремя.
     Другой  экран  фиксировал  все  его  действия  и  слова.  Он  поможет
государственным наблюдателям определить,  что  Репп  нигде  не  задержался
между моментом, когда он вставил кончик идентификационной звезды в прорезь
на двери кабинета, и той  секундой,  когда  он  вошел  в  дверь.  Артистам
визуального жанра платили не за то количество часов, которые  они  провели
на работе. Условия оплаты оговаривались у каждого в контракте, который они
заключали с Департаментом  Искусств.  Средства  на  их  счета  зачислялись
еженедельно, а сама сумма изменялась в соответствии со  статусом  артиста,
закрепляемым правительственным указом. Если проект  завершен  вовремя,  то
артисту не нужно компенсировать определенную часть средств,  выданных  ему
как бы в кредит. При  досрочном  выполнении  проекта  артисту  начислялась
премия. В тех  случаях,  когда  правительственный  комитет  по  визуальным
искусствам  высоко  оценивал  качество   законченного   проекта,   артисты
награждались   дополнительной   премией.   Артистам   при    необходимости
разрешалось для окончания  проекта  в  соответствии  с  графиком  или  для
повышения  художественных  достоинств  затрачивать  на  его  осуществление
столько времени, сколько они пожелают.
     Подобный  порядок  у  большинства  артистов  восторга   не   вызывал.
Фактически почти все, включая Реппа,  испытывали  к  этим  правилам  самое
настоящее отвращение. Единственное, что  они  могли  с  этим  поделать,  -
организовать формальное выражение протеста.  Несколько  раз,  правда,  без
особого успеха они прибегали к этой мере.
     Тем не  менее,  хотя  выполнение  графика  являлось  с  точки  зрения
правительства определяющим моментом, если, конечно, не считать  соблюдения
бюджетных ограничений, наблюдатели пристально,  следили  за  тем,  сколько
времени артисты проводят на работе.
     Некоторые порядки не изменились с древних времен, с тех далеких дней,
когда еще существовал Голливуд. Репп,  например,  получал  тройную  плату,
поскольку являлся одновременно главным сценаристом, главным  режиссером  и
ведущим актером. Для сохранения за собой этих постов  он  использовал  все
свое влияние,  в  том  числе  и  как  иммера,  на  Комитет  по  визуальным
искусствам. Политические игры и поединки  стоили  Реппу  многих  свободных
вечеров и кучу кредиток - в рекламных целях  приходилось  давать  шикарные
вечеринки, однако игра стоила свеч. Сохрани  он  такое  троевластие  и  на
время следующего шоу, очень скоро Репп смог бы перебраться в новую,  более
просторную квартиру. Если, конечно, удастся ее найти.
     Работа  продвигалась  довольно  гладко,  если  не   считать   споров,
постоянных ссор и выпадов в его адрес со стороны  завистников.  Без  этого
вряд  ли  можно  представить  себе  телевизионный   бизнес   и   индустрию
эмфаториев. Подобные вещи неизбежны и пора бы привыкнуть к ним. Первые две
сцены, предусмотренные графиком работ на сегодняшнее утро,  снимались  все
снова и снова, пока, наконец, не удалось довести  их  до  совершенства.  У
Реппа  произошел  короткий,  но  очень  жаркий  диспут  с  государственным
цензором Бакаффой по поводу  использования  голографических  титров.  Репп
доказывал, что они отвлекают внимание  зрителей  и  совершенно  не  нужны,
поскольку и без того  уже  использовались  в  таком  количестве  шоу,  что
публика давно выучила все различные слова наизусть. Бакаффа  настаивал  на
том, что такие слова, как  "ниггер",  "итальяшка",  "костоправ",  "пушка",
"менты", "морфинист" и тому подобные,  будут  непонятны  по  крайней  мере
половине публики. В целом для правительства в конечном счете не  столь  уж
важно, понятны ли древние слова публике или нет. Оно безусловно  требовало
включения в постановку поясняющих титров - и все тут.
     Репп,  конечно,  проиграл,  однако  он  все-таки  испытал   некоторое
удовлетворение, доведя Бакаффу чуть  ли  не  до  слез.  Ну  ничего,  пусть
отрабатывает  свою  зарплату  -  не  зря  же  ему   платят   еще   и   как
правительственному информатору.
     В десять минут  второго  во  время  съемок  третьей  сцены  произошло
непредвиденное: нога главного героя вдруг сжалась на экране,  укоротившись
чуть ли не вдвое - сломался  голографический  проектор.  Техники  пытались
обнаружить причину, но ничего  не  получилось,  поскольку  аппаратура  для
выявления неисправностей сама в этот момент внезапно отказала.
     - Прекрасно, - сказал Репп. - До обеда осталось всего двадцать минут.
Можно поесть и сейчас. Надеюсь, когда мы вернемся, технику уже приведут  в
порядок.
     Перекусив, он вышел в широкий коридор первого  этажа,  где  находился
буфет. Солнце, беспрепятственно бьющее через огромные - от пола до потолка
- окна, блестело на его ковбойском костюме, а каблуки  весело  постукивали
по каменному полу. Многие узнавали его, а  некоторые  даже  останавливали,
чтобы взять автограф. Он послушно повторял в их  магнитофоны  свое  имя  и
идентификационный номер, добавлял пару слов о том, как он рад их видеть  и
шел дальше. Случился с ним и один довольно неожиданный, хотя и  не  совсем
неприятный  инцидент.  Какая-то  красивая  молодая  женщина  не  на  шутку
пристала к нему, умоляя увести ее на его квартиру или пойти к ней, где  по
ее словам, он мог проделать с ней все, что его душе угодно.  Он  элегантно
пытался охладить ее пыл, но когда женщина, упав на колени,  обхватила  его
руками, не оставалось ничего другого, как подозвать органиков.
     - Никаких претензий, - сказал он. - Только проследите, чтобы  она  не
мешала нам работать.
     - Я люблю тебя, Уайт! - кричал женщина ему вслед. - Оседлай меня, как
пони! Выстрели в меня, как револьвер!
     Покраснев от смущения, но не в  силах  скрыть  самодовольную  улыбку.
Репп вошел в лифт. "Господи Иисусе!" - пробормотал он себе под нос.
     Поскольку, расставаясь, они с женой обещали  друг  другу  вести  себя
целомудренно, он ни разу за время ее экспедиции в Чили не спал с женщиной.
Однако у него хватало честности признаться себе, что  его  воздержание  не
основывалось на возвышенной  морали  или  недостатке  желания.  Он  просто
нуждался в отдыхе от секса, требовалось "перезарядить свои батареи".  Хотя
в каждом дне, кроме Воскресенья, у него была жена, а  в  Четверг  даже  не
одна, и таким образом имелась неплохая  возможность  постоянно  набираться
новых  впечатлений,  подобно  петуху  в  сельском  курятнике,  порой   его
абсолютно  не  привлекала   перспектива   новых   впечатлений   и   свежих
переживаний. Его гонады исповедуют систему  или  арифметику,  отличную  от
используемой рассудком.
     Чувствуя себя в приподнятом состоянии - страстное желание  незнакомки
сильно пощекотало его самолюбие, - Репп вошел в  свой  кабинет  и  сел  за
стол. На экранах скопилось довольно много сообщений в  его  адрес,  причем
одно - безусловно самое для него важное -  от  жены  Джейн-Джон.  Лицо  ее
лучилось счастьем - в следующую Пятницу она возвращалась домой.  Пропустив
ее через стоунер, завтра, в Субботу, ее погрузят в самолет,  и  в  тот  же
день она прибудет в аэропорт Манхэттена. Оттуда дирижабль доставит тело  к
зданию Башни Тринадцати Принципов. Утром в  следующую  Пятницу  он  должен
забрать ее. Если Репп не сможет приехать туда в  назначенное  время,  жена
возьмет такси.
     Джейн-Джон Вилфорд  Денпасат  была  красивой  темнокожей  женщиной  с
лишенными пигмента белесыми  волосами  и  прошедшими  такую  же  обработку
глазами.
     "Работа мне очень нравится, но и она становится утомительной:  каждый
день меня возят от места раскопок до ближайшей станции  со  стоунерами  за
двести миль. И по тебе я ужасно скучаю. Скоро увидимся,  хвастун  ты  мой.
Дождаться не могу".
     Несмотря на подобное признание, ожидание для нее  не  было  столь  уж
обременительным. Человек в бессознательном состоянии неспособен мучиться и
страдать, он даже нервничать неспособен. Да и он сам, хоть и не будет  все
это время  до  следующей  Пятницы  покоиться  в  цилиндре,  станет  другим
человеком или, вернее, другими людьми, а потому тоже отдохнет от мыслей  о
своей  сегодняшней  жене.  Общество  Новой  Эры  несомненно   имеет   свои
недостатки, но и преимуществ у него немало. Контроль и умеренность, зуб за
зуб, бери,  но  и  отдавай,  утраты  и  выгоды  -  вот  как  можно  кратко
сформулировать его суть.
     Ни один из экранов не показывал ни единого шахматного хода  с  самого
Вторника. Репп почувствовал разочарование: не  было  хода  и  сегодня.  Он
вспомнил  Янкева  Гриля  -  Джимми  Крикета  -  и  почувствовал  искреннее
сожаление, что партия их вынужденно прервалась. Где Гриль сейчас? Все  еще
играет у столика в парке на Площади Вашингтона? Или угодил в тюрьму? Сидит
в цилиндре в ожидании  суда?  Или  уже  приговорен  и  подвергнут  вечному
окаменению?
     Все остальные сообщения касались его работы. Самое главное напоминало
ему, что вечером он должен в качестве гостя посетить шоу ИЛЛ. К 7:30  надо
быть в студии и ровно в 8:00 он выходит в эфир.
     Никто из иммеров не пытался установить с ним  контакт  ни  лично,  ни
через экран. "Это упущение вполне можно считать добрым предзнаменованием",
- подумал Репп.



                                   21

     По окончании рабочего дня Репп приехал на  такси  домой.  Попотев  на
тренажере, он принял душ и легко поужинал. Ровно в 7:25 он прибыл в Здание
Башни Тринадцати Принципов и в 7:30 уже был в  студии,  где  его  встретил
секретарь хозяина шоу. Раса Ирвина Ленина Лундквиста. Попивая  кофе,  Репп
знакомился  со  списком  гостей  на  экране,  перечнем  предложенных   для
обсуждения вопросов и предложениями,  адресованными  лично  ему,  -  здесь
предлагались темы, по которым Репп мог бы высказаться со свойственным  ему
остроумием.
     В 8:40 Репп покинул студию. Выступлением своим он был вполне доволен,
хотя несколько замечаний Лундквиста и застали его врасплох. Участие в  шоу
ИЛЛ (название его образовывали первые буквы имени ведущего - Ирвина Ленина
Лундквиста)  обеспечивало  Реппу  еще  большую  популярность  в  обществе.
Лундквист, по прозвищу Серый Монах - Служитель  Разума,  мог  кому  угодно
сделать прекрасную рекламу. Он  избегал  дешевой  показухи  и  предпочитал
выбирать  для  своих  программ  серьезные,  высокоинтеллектуальные   темы.
Интерьер его  студии  отличался  простотой  и  призван  был  воспроизвести
средневековую монашескую келью - по крайней мере, в том виде, в каком  она
представлялась самому Лундквисту. Облаченный в серую робу ведущий сидел за
столом, установленным на платформе, более чем  на  фут  возвышающейся  над
уровнем пола, где  устанавливались  кресла  для  гостей.  Благодаря  этому
создавалось впечатление, будто Лундквист подобно средневековому испанскому
инквизитору ведет допрос обвиняемых - своих гостей. В этот  вечер  ведущий
обрушил на Реппа целый поток язвительных вопросов и  комментариев,  однако
тот с честью выходил  из  затруднительных  ситуаций,  неизменно  заставляя
зрителей смеяться. Однажды он даже поинтересовался у Лундквиста, когда тот
собирается принести дыбу и орудия пыток? Поскольку  зрительская  аудитория
шоу ИЛЛ состояла главным образом из людей  сравнительно  образованных,  по
крайней мере тех, кто считал себя таковыми, Репп  мог  не  опасаться,  что
подобные намеки останутся непонятыми. По этой причине он и подвергал  себя
насмешкам  и  оскорблениям,  согласившись  принять  участие  в  программе.
Принимая решение об участии в шоу, Репп рассчитывал проявить себя во  всей
красе.  Особенно  важным  представлялось  ему   то   обстоятельство,   что
Лундквист, хотя  и  относился  к  своим  гостям  с  очевидным  презрением,
приглашал только тех, кто по своему интеллектуальному уровню ни в чем  ему
не уступал.
     Лундквист атаковал Реппа под тем предлогом, что у него якобы ветреный
и неопределенный характер.
     - Вы, Рас Репп, - говорил он, - постоянно меняете роли и свой  облик.
Это форма вашего существования. Достаточно перечислить лишь  некоторые  из
ваших  картин,  передающих  эту  страсть,  эту  зависимость   от   внешних
обстоятельств, которая проявляет  саму  суть  вашей  натуры.  Или,  вернее
сказать, отражает нехватку, отсутствие у вас четко выраженного  характера.
Возьмем, например, такие постановки, как "Граф  Монте-Кристо",  "Одиссей",
"Протей в Майами", "Елена из Трои", "Кастер и сумасшедшая лошадь  или  Две
Пересекающиеся   Параллели".   Все   эти    шоу    наполнены    всяческими
переодеваниями, галлюцинациями и иллюзиями, касающимися внешности, то есть
изменения  формы,  а   следовательно,   кажущегося   изменения.   Довольно
любопытно, что вы наиболее известны  как  человек,  пишущий  самые  лучшие
вестерны. Фактически, вас  считают  автором,  возродившим  жанр  вестерна,
который последнюю тысячу лет практически не  существовал.  Хотя  некоторые
полагают, что и слава богу.
     И все же те ваши работы, которые привлекали к себе внимание  критиков
и даже горячее одобрение некоторых из них, вряд ли можно отнести  к  этому
жанру. Надо, конечно,  исключить  из  этого  списка  ваше  шоу  "Кастер  и
Сумасшедшая Лошадь". Это наиболее известный из ваших вестернов.  Кастер  и
человек по кличке Сумасшедшая Лошадь обуреваемы идеей перевоплощения.  Они
отправляются к  какому-то  лекарю,  приобретают  способность  к  изменению
внешнего вида, принимают форму друг друга и доводят до смерти  всех  своих
врагов. Ни один из них не подозревает, чем  занимается  другой.  В  итоге,
Кастер в облике Сумасшедшей Лошади убивает  Сумасшедшую  Лошадь  в  облике
Кастера, а затем, лишившись  возможности  изменить  внешность,  становится
жертвой белых.
     Лундквист улыбнулся своей печально знаменитой улыбкой, которую  среди
прочего некоторые даже сравнивали с вагиной с зубами.
     - Из одного весьма надежного источника мне стало известно,  что  ваша
текущая работа "Диллинджер не умер" основана на идее, которая удивительным
образом связана с  предыдущей.  Ваш  главный  герой,  древний  преступник,
грабящий  банки,  сбегает  от  ФБР  -  органиков  двадцатого  столетия,  -
волшебным образом превратившись в женщину. Добивается он успеха  благодаря
тому, что сумел уговорить свою чувиху, то есть любовницу, по  имени  Билли
Фречетл, индеанку из племени Меномини, живущего в Висконсине, отвести  его
в запретное для посетителей жилище Великого Белого Зайца,  шамана  племени
Меномини. Этот человек - персонаж древней  индейской  легенды  и  народной
сказки - наделяет Диллинджера способностью превращаться в нужное  время  в
женщину.
     И вот, когда ФБР уже вышло на его след,  Диллинджер  уговорил  Джимми
Лоуренса,  мелкого  плута,  дни  которого  вследствие  сердечной   болезни
сочтены, выступить в роли него. Затем сам он  превращается  в  Энн  Сэйдж,
владелицу публичного дома в Чикаго. Саму Энн Сэйдж его друзья  похищают  и
прячут в Канаде. Затем,  если,  конечно,  человек,  рассказавший  мне  ваш
сюжет, не ошибся, действие развивается  следующим  образом:  Диллинджер  в
облике Энн Сэйдж отправляется в Биографический театр с Лоуренсом в  облике
Диллинджера,  предварительно  оповестив  об  этом  ФБР.  ФБР  стреляет   в
псевдо-Диллинджера и убивает его. Диллинджер в качестве Энн Сэйдж избегает
наказания.
     Лундквист ехидно усмехнулся, а зрители в студии громко засмеялись.
     - Другими словами, ваш герой принимает внешность женщины,  становится
женщиной. Я слышал, вы планируете снимать продолжение этого шоу. Следующая
часть будет называться "Ружья и Половые Железы"... - Лундквист ухмыльнулся
еще раз, а зрители снова рассмеялись, - ...в которой Диллинджер испытывает
значительные  трудности  в   трактовке   социального,   экономического   и
эмоционального облика женщины. Он, то есть она, вступает в  брак,  заводит
детей, а затем снова возвращается к  преступной  жизни  в  качестве  особы
женского пола, создавшей банду из сыновей и их боевых потаскух. Эта  особа
делает весьма экзотическую,  если  не  сказать  невероятную,  карьеру  под
именем Ма Баркер, однако в конце концов ее  убивают  органики  -  итоговая
сцена впечатляет: пистолет  героини  поблескивает  в  последнем  отчаянном
жесте, призванном подчеркнуть ее стойкость и непреклонность.
     Однако мой информатор, имеющий доступ к банку  данных,  говорит,  что
Энн Сэйдж дожила до весьма преклонных  лет  и  определенно  не  претерпела
существенных перемен внешности и тем более - пола. Ма  Баркер  родилась  в
1872 году нашей эры, тогда как Диллинджер появился на свет  в  1903.  Даже
при самом буйном воображении трудно представить, чтобы  эти  два  человека
могли показаться похожими. Подобное только  вам  могло  придти  в  голову.
Знаете, Рас Репп, даже знаменитому артисту дозволено не  все,  даже  самый
талантливый может зайти слишком  далеко.  Я  считаю,  что  свобода  вашего
художественного воображения затащила вас в сказочную страну умалишенных. -
Он сделал ударение на последнем слове.
     - Эти двое жили так давно, что исторический анахронизм не столь уж  и
важен. Согласны? Тогда почему вы не ввели в действие, ну, например, Робина
Гуда? Я полагаю, он вполне мог бы преобразоваться в свою подружку Мэриан!
     Аудитория улюлюкала и орала.
     - Как вы считаете, не  являются  ли  ваши  повторения  в  теме,  ваша
неспособность   сформулировать   какую-нибудь   иную   идею,    постоянное
обсасывание проблемы самовыражения  личности,  прямым  указанием  на  вашу
собственную беззащитность  и  на  глубокие  сомнения  относительно  вашего
собственного статуса? Не кажется ли вам, что такая несомненная  умственная
нестабильность требует проверки правительственными психиатрами?
     Аудитория просто бесновалась.  Репп  был  буквально  ошеломлен  такой
неожиданной трактовкой его драмы. Обдумывая ответ, он  мысленно  перебирал
всех своих коллег: кто из них явился источником утечки информации о  новой
картине?
     Когда крики и стенания толпы утихли, он решил, что не позже следующей
пятницы начнет собственное расследование. Конечно, в  нерабочее  время.  А
сейчас надо как-то противостоять натиску Лундквиста.
     Он встал с кресла, заложил большие пальцы  за  ремень  и  вразвалочку
прошелся по сцене к возвышению. Отсюда он мог  сверху  вниз  наблюдать  за
Лундквистом, несмотря на то, что  кресло  его  тоже  было  приподнято  над
уровнем сцены. Ведущий  продолжал  улыбаться,  однако  глаза  его  сердито
моргали. Ему, очевидно, не нравилось смотреть на гостя снизу вверх.
     - Ну что ж, слова ваши довольно круты. Я, правда, рад, что, произнося
их, вы улыбались. Будь это старые добрые времена, я бы просто врезал вам в
нос.
     Лундквист, а за ним и зрители затаили дыхание.
     - Но сегодня у нас цивилизация, и насилие не в почете. По контракту я
обещал не преследовать вас, что бы вы обо мне ни говорили.  И  вы  связаны
таким же обязательством. Ваша программа не  песет  ничего  положительного.
Фигурально говоря, это удар по башке или еще кое по чему.  Она  напоминает
выдавливание глаз, жевание ушей и не то грызню аллигаторов, не то медвежью
схватку.
     Так вот, я заявляю, что вы лгун, постоянно извращающий слова и факты.
Из  шестидесяти  фильмов,  которые  я  сделал,  только   девять   касаются
превращений и смены ролей. Любому идиоту ясно, что я совершенно равнодушен
к проблеме самоопределения  и  самовыражения  личности.  Что  же  касается
вашего  необдуманного  и  злонамеренного  замечания  о   моей   умственной
неустойчивости, то хочу заметить, что  если  бы  я  и  испытывал  какие-то
сложности, то нашел бы силу вам этого не демонстрировать.  Видите,  как  я
спокоен? Смотрите на руки! Разве они трясутся? Вовсе нет, но даже если  бы
они дрожали, кто смел бы упрекнуть меня в этом?
     На самом деле меня. Рас Лундквист, можно с полным основанием  назвать
Бахом драмы. Я способен сыграть бесконечное число вариаций,  оттолкнувшись
от едино