о том,  что  я  окаменел.  Он  пробежит  глазами  по  всем
двенадцати экранам и убедится, что никто из его подопечных не спрятался  в
спальне или еще где-нибудь. Он, конечно же, захочет удостовериться, что  я
не укрылся в данной,  и  включит  масс-детектор.  Надеюсь,  он  не  станет
всматриваться в окна цилиндров Вторника, чтобы определить, всели на месте.
А  ведь  он  вполне  может  проделать  это".   Дункан   рассчитывал,   что
бдительность  дежурного  к  концу  смены  притупилась,  и  он   устал   от
утомительного и одноообразного напряжения.
     Дункан начал отсчитывать минуты. Когда закончилась пятая, он  уже  не
сомневался, что уловка его сработала. В течение следующих пятнадцати минут
он будет волен поступать по своему усмотрению. Город полностью окаменел, в
каком-то смысле увял так же быстро, как растение, которое  библейский  Бог
вырастил для пророка Ионы. Дежурный и охранники в эту минуту сами залезали
в свои цилиндры, до того, как обитатели Среды выйдут из стоунеров, и новый
персонал больницы приступит к выполнению своих обязанностей, оставалось не
менее двенадцати минут.
     У него было в запасе еще и некоторое дополнительное время. Сигнальные
лампочки, соответствующие тому цилиндру, в  втором  сидел  сейчас  Дункан,
гореть не будут,  и  у  дежурного  из  Среды  не  возникнет  необходимости
проверять эту комнату.
     Однако Дункану надо было покинуть больницу еще до того, как проснутся
жители наступающего дня. Лучше всего выбраться на волю  раньше,  чем  люди
появятся на улицах.
     Дункан встал и толкнул дверь цилиндра. Она отворилась, и Дункан вышел
из стоунера, испытывая странное, непривычное чувство - сейчас за ним никто
не следил. Он был свободен от всевидящих глаз. Необычная  свобода  немного
беспокоила: он отвык от нее. Теперь он был действительно один.
     "Да возьми же себя в руки, слабак, - ругал он себя. - Ты получил  то,
что хотел, а паникуешь. Вот так обработали. Приучили  чувствовать  себя  в
безопасности только под наблюдением правительственных  соглядатаев,  когда
уж точно нет никакой возможности сделать зло ни другим, ни себе".
     Однако неподходящее время раздумывать об иррациональных  мотивах.  Он
затеял трудную и  тяжелую  работу,  которую  необходимо  проделать,  чтобы
выбраться из этой комнаты, если, конечно, это вообще возможно.
     Стенки   цилиндров   были   бумажно-тонкими.   Собственно,   стоунеры
действительно изготавливали из бумаги, которую  предварительно  подвергали
стоунирующей  обработке.  В  результате   движение   молекул   значительно
замедлялось, и материал приобретал чрезвычайную прочность,  становясь  при
этом очень тяжелым. Дункан  отсоединил  кабель,  по  которому  подводилась
энергия, от стены позади стоунера Среды и потащил его к большому  круглому
окну. Затем, ухватившись за верхний край  цилиндра,  он  наклонил  его  на
себя, совсем немного. Если бы эта штуковина вдруг отвалилась,  кто  знает,
успел бы он отскочить или оказался бы погребенным под его массой.  К  тому
же, если стоунер упадет на пол, поставить его уже  не  удастся  -  это  уж
точно.
     Затем  Дункан  начал  перекатывать  наклоненный  цилиндр  сначала  на
несколько дюймов вправо, потом  влево  -  после  каждого  маневра  стоунер
продвигался к цели на один дюйм. Между тем хронометр  на  стене  неумолимо
отсчитывал бегущие секунды. Крупный пот заливал  глаза,  Дункан  хрипел  и
стонал, все время поглядывая на возрастающие цифры. "Время, время, - думал
он. - Величайшая неизбежность, непобедимая и вечная. Самое безразличное из
всех явлений и понятий. Возможно, Время - именно так, с большой буквы -  и
есть  истинный  Бог.  Если  это  действительно  так,  вот   чему   следует
поклоняться, вот что следует боготворить. И пусть оно  остается  в  вечном
равнодушии к тому, как к нему относятся".
     Соленый пот  разъедал  глаза.  Наконец,  задыхаясь,  Дункан  поставил
стоунер на основание и отошел в угол комнаты,  примериваясь,  куда  ударит
верхняя часть цилиндра, если удастся  его  опрокинуть.  Дункан  выругался,
мысленно прочертив взглядом в воздухе дугу, которую опишет  верхняя  часть
цилиндра при падении. Нет, окно не пострадает. Досадуя на  самого  себя  -
зачем было ругаться и нервничать, сбивая с  таким  трудом  восстановленное
дыхание, - Дункан подошел к стоунеру, встал позади него и принялся толкать
его, пока тот не наклонился в направлении стены. Затем  он  обошел  вокруг
стоунера, подставил под него плечо и, обхватив  обеими  руками,  попытался
перекатывать  его.  Мышцы  стонали  от  напряжения,  словно  призывая  его
ослабить усилия, сжалиться над ними. Дункан, тяжело дыша,  все-таки  сумел
продвинуть цилиндр на несколько дюймов вперед.
     Еще одна подобная операция, на сей раз к южной  стене,  -  и  цилиндр
занял нужное положение. Дункан улыбнулся.
     Оставалось десять минут до того, как город наполнится жизнью.
     В действительности на  Манхэттене  в  это  время  спали  не  все  его
обитатели. Полицейским,  отдельным  служащим  муниципалитета,  пожарным  и
водителям  скорой  помощи  и  некоторым  другим  разрешалось  выходить  из
цилиндров раньше, чем всем остальным. Таких, однако, было немного, и никто
из них не знал, что какой-то объявленный вне закона нарушитель дня сбежал.
     Сбежал!
     Улыбка лишь высветила ощущение реальности: он еще не свободен. Он еще
не выбрался из той тюрьмы, в которой  пробыл  так  долго.  А  если  это  и
удастся ему, кто знает, долго ли он пробудет на воле.
     Ужасно хотелось отдохнуть,  но  времени  уже  совсем  не  оставалось.
Подойдя к западной стене, Дункан уперся в нее спиной напротив того  места,
где  раньше  стоял  цилиндр  Среды.  Затем   он   сгруппировался,   словно
устремившийся вперед бегун, и уперся правым каблуком в основание  стены  у
самого пола.
     Словно выстрел стартера раздался в его  голове.  Дункан  подскочил  и
бросился вперед.  Несколько  больших  шагов  с  разбега  -  и  он,  высоко
подпрыгнув, отбросив корпус назад, вложив всю силу в удар,  обеими  ногами
толкнул верхнюю часть цилиндра. Несмотря на крик, который Дункан  издал  в
момент удара, словно надеясь,  что  он  добавит  ему  силы,  -  ничего  не
произошло.
     Дункан упал на спину, перевернулся и оказался на всех четырех.
     Повернувшись, он застонал от бессилия. Если стоунер и покачнулся,  то
не настолько, чтобы упасть.  Силы  Дункана  оказались  явно  недостаточно.
Цилиндр стоял, словно неприступная крепость,  будто  к  нему  никто  и  не
притрагивался. Дункан медленно поднялся.  Позвоночник  ломило,  и  Дункану
показалось, что его вот-вот сведет судорога.  Если  это  случится,  с  ним
покончено. Придется забыть о своем плане, распрощаться с надеждами.
     Дункан быстро проскочил в ванную и  налил  в  стакан  холодной  воды.
Выпив  ее,  он  решительно  подошел  к  цилиндру  Четверга.   Неимоверными
усилиями,  затратив  пять  минут,  Дункан  оттащил   стоунер   от   стены,
поворачивая его тем же способом, как и первый, и  установил  под  углом  к
нему. Выравняв оба стоунера относительно  друг  друга,  он  позволил  себе
минутный отдых. До пробуждения жизни  на  острове  осталось  всего  четыре
минуты.
     Еще пять минут ушло на то, чтобы поставить стоунер Пятницы туда,  где
прежде был цилиндр Среды. Теперь все три цилиндра стояли в ряд. Один около
стены, второй посередине комнаты и третий в нескольких футах от окна.
     "Деяния Геркулеса - ничто по сравнению с  тем,  что  удалось  сделать
мне, - подумал Дункан.  -  А  ведь  могучий  герой  древности  имел  мышцы
помощнее моих да и времени для работы поболе".
     Боль в  спине  напомнила  ему,  что  времени,  на  которое  он  может
рассчитывать, оставалось все  меньше.  Прошла  уже  целая  минута,  как  к
цилиндру Среды подвели дестоунирующую мощность.
     Итак, он уже вышел из графика. И все же сейчас дальнейшее усилие  над
собственным телом могло плохо кончиться. Нравилось ему это или нет,  нужно
было срочно устранить последствия травмы. То, что  при  этом  он  рисковал
быть пойманным, особого  значения  уже  не  имело:  двигаться  дальше,  не
выполнив процедуру самовосстановления, он уже не мог.
     Медленно Дункан  опустился  на  четвереньки,  мышцы  спины  горели  и
подрагивали. Осторожно перевернувшись, он лег на спину и, глядя в потолок,
вытянул ноги, а затем, умиротворенный, закрыл  глаза.  Ему  удалось  очень
быстро, почти мгновенно перейти в то состояние разума, которое  он  обычно
называл "поиск". Он так часто, долго и упорно  проделывал  эти  упражнения
прежде, используя любую возможность, любую  паузу,  будь  то  пять  минут,
десять или целых два часа, что вхождение в нужное состояние  давалось  ему
теперь необычайно легко:  иногда  он  едва  успевал  подумать  о  заветных
буквах. Они постоянно висели в его мозгу, словно яркие  кометы  на  ночном
небе. Отсчитав последние секунды задуманного срока,  Дункан  почувствовал,
как сползает куда-то вниз, скользит все  ниже  и  ниже,  то  сжимаясь,  то
расширяясь, сглаживая острые изгибы собственного тела. Это было похоже  на
стремительный крутой спуск в машине  в  извилистом,  погруженном  во  мглу
туннеле.
     Затем Дункан вдруг почувствовал, что  летит  сквозь  мрак,  а  где-то
внизу валяются огромные груды монолитных, тускло  светящихся  блоков.  Это
измученные мускулы его спины.
     "Я приветствую вас, мои  мышцы,  -  широчайшую  мышцу  спины,  фасцию
поясницы, нижнюю заднюю зубчатую, а также ромбовидную и межостистую, ваших
ближайших союзников и друзей".
     Боль, резкая, беспощадная боль на миг пронзила поясницу. Длилась  она
каких-то полсекунды, а затем исчезла. Обливаясь потом, Дункан встал. Мышцы
его, по крайней мере, на какое-то мгновение,  наполнились  упругой  силой,
словно скрипичные струны, готовые излить чудодейственную музыку  Бетховена
или его любимого композитора Туди Свэнсона Кая.
     В комнате было тихо. В других  помещениях  этого  дома  и  в  тысячах
комнат  во  всем  городе  сейчас  становилось  шумно.  Люди,  только   что
выбравшись из стоунеров, готовились войти в Среду, окунуться в  отведенную
им одну седьмую часть недели. Многие из них, конечно, сразу же  направятся
спать, сдавшись с помощью машин сна чарам Морфея, чтобы к  началу  рабочей
смены встать бодрыми и отдохнувшими. В этом  здании  первая  смена  сейчас
садится  за  еду;  некоторые  завтракают,  расположившись  напротив  своих
мониторов. Так они и будут есть, не спеша присматривая за заключенными. За
его комнатой следить никто не станет.  Существовала,  правда,  вероятность
того, что в больнице  появится  новый  заключенный,  которого  поместят  в
комнату Дункана. Хотя вряд ли это произойдет так быстро.
     На улице все еще было темно. В окна бил дождь. "Народу на улицах пока
еще не будет много", - подумал Дункан.
     Он подошел сзади к цилиндру Пятницы, уперся в него ногой, а спиной  -
в стену и начал  подниматься  по  его  поверхности  вверх.  Добравшись  до
верхней части стоунера, Дункан занял положение, подобное тому,  в  котором
эмбрион находится в утробе  матери,  прижав  колени  к  груди  и  упершись
подошвами в  холодную  серую  поверхность  цилиндра.  Немного  передохнув,
Дункан начал выпрямляться. Лицо  его  скорчилось  в  гримасе  невероятного
усилия. Цилиндр начал медленно наклоняться в противоположную сторону.
     Внезапно, потеряв опору, Дункан упал  и,  проехав  спиной  по  стене,
свалился на бок. Удар оказался сильным, но не настолько, чтобы он не  смог
сразу же подняться на ноги. В это  время  цилиндр  Пятницы,  покачнувшись,
рухнул  на  соседний  стоунер,  принадлежавший  Четвергу,  а  тот,  описав
короткую дугу, с треском ударился о следующий. Получив столь  мощный  удар
от своего молчаливого собрата, стоунер Среды, как  и  рассчитывал  Дункан,
начал наклоняться, словно в замедленной съемке, и в конце концов со  всего
маху шлепнулся своей верхней частью в самый центр большого круглого окна.
     Пластмассовое окно вылетело из обрамляющей его рельефной рамы,  будто
иллюминатор  во  время  авиакатастрофы.  Все  это  сопровождалось  ужасным
скрежетом, какой способен произвести только пластик,  бьющийся  о  камень.
Кувырканье трех цилиндров произвело, наверно, столько же шума, что и храм,
некогда повергнутый  Самсоном  [Самсон  -  герой  ветхозаветных  преданий,
наделенный невиданной физической силой; филистимляне  приводят  плененного
Самсона в храм и заставляют забавлять собравшихся; Самсон сдвигает с места
два средних столба храма, обрушивая все здание на собравшихся]. Пол трижды
покачнулся  и  завибрировал,  будто   во   время   землетрясения.   Сквозь
образовавшийся проем хлестал дождь. Теперь стал слышен и гром.
     Дункан отчаянно сожалел о том, что не  успел  проделать  все  это  до
наступления времени дестоунирования. Люди, находившиеся в здании, возможно
и не слышали шума от падения цилиндров, но вот не  почувствовать  вибрации
было  никак  нельзя.  Им,  конечно,  понадобится  некоторое  время,  чтобы
определить ее причины. А ему-то сейчас как раз время и  было  более  всего
необходимо. Хорошо бы, если выбитое окно подольше не обнаружили.
     Дункан подхватил матрас с кровати и вытолкнул его  в  круглый  проем.
Дождь охладил его лицо. Высунувшись наружу, в  свете  уличных  фонарей  он
увидел, что матрас, немного накренившись,  лежит  на  кустах  у  основания
здания. Прекрасно. Кусты, прогнувшись под давлением матраса, смягчат  удар
при падении.
     Дункан взобрался в проем, напоминавший огромную букву "О",  ухватился
за его  края  и  высунулся  на  улицу.  Ощущение  было  такое,  словно  он
выглядывает  из  люка  космического  корабля,  собираясь  отправиться   на
малоизвестную, но безусловно таящую в себе опасность планету. Примериваясь
к расстоянию до матраса, он прыгнул вниз.



                                    2

     Он приземлился на спину на  мягкий  матрас,  и  по-весеннему  зеленые
кусты смягчили удар. Не испытывая боли, он  на  четвереньках  выбрался  из
кустов, встал и несколько секунд стоял неподвижно, выжидал.  Потоки  дождя
быстро пропитали одежду, молнии ярким светом освещали двор, так что  любой
человек, идущий по дорожке к зданию, сразу  же  заметил  бы  его.  Вокруг,
однако, никого не было.
     Дункан оказался первым,  кому  удалось  выбраться  из  этого  здания.
Теперь предстояло узнать,  сможет  ли  он  также  стать  первым  пациентом
странной больницы, которому действительно удалось сбежать из нее.
     Он затолкал матрас за обломанные кусты, забросив туда же  пластиковое
окно. К  стоянке  около  подъезда  подрулила  какая-то  машина,  и  Дункан
поспешил спрятаться в  кустах.  Из  машины  вышли  мужчина  и  женщина  и,
укрывшись под зонтами,  побежали  по  дорожке  к  главному  входу.  Машина
уехала. Дункан медленно прошел через двор к  его  северо-восточному  углу,
затем свернул на Сто двадцать вторую Западную улицу и  направился  к  реке
Гудзон. Двигался  он  с  таким  видом,  словно  направлялся  по  какому-то
обычному и вполне законному делу, не сомневаясь при  этом,  что,  попадись
ему  навстречу  патруль  органиков,  они  непременно  остановились  бы.  С
непокрытой головой, без плаща он несомненно выглядел подозрительно.
     Без происшествий ему удалось добраться до Западной  Риверсайд  Драйв.
Лишь несколько пешеходов и велосипедистов видели его за это время.  Дункан
направился  на  юг,  чтобы  обогнуть  выступающую  часть  Гранте  Парка  -
вытянутую узкую и длинную полоску из камней и грязи. Гробница Гранте  была
разрушена еще во время первого великого землетрясения, случившегося  около
тысячи облет тому назад, и с тех пор ее так и не восстановили.  Он  прошел
под высокими опорами  Риверсайд  Драйв  и  вошел  в  парк  Риверсайд.  Еще
несколько минут потребовалось, чтобы добраться до реки. Прежде всего нужно
было преодолеть длинный пролет высокой каменной лестницы и  взобраться  на
верх  гранитной   дамбы,   построенной   для   предотвращения   затопления
Манхэттена. Уровень реки уже на  пятьдесят  футов  превышал  самую  низкую
точку острова, а гигантские шапки полярного льда все еще продолжали таять.
     Поверхность дамбы в самом узком месте составляла в ширину около сотни
футов. Дункан пересек ее и спустился с другой стороны по лестнице в  район
порта. Здесь располагалось несколько довольно больших  здании,  начиненных
магазинами, складами и офисами  коммерческих  судоходных  компаний.  Между
ними ютились маленькие гаражи для частных лодок, в основном принадлежавших
членам правительственной элиты. Дункан вошел в ближайший из них, обнаружил
там обычную гребную шлюпку и,  раскрыв  створку  двери,  вывел  шлюпку  на
открытую воду. Дождь не стихал, продолжая хлестать изо всех сил, и течение
быстро погнало судно к противоположному берегу.  Добравшись  до  него,  он
почувствовал себя разбитым и замерзшим.
     Затем еще около часа пришлось дрейфовать вдоль высокого берега. Дождь
за это время  стих,  и  облака  начали  рассасываться  словно  по  велению
матушки-природы. Уходите, будто говорила она, порезвились и хватит.
     По реке двигались и другие лодки, в основном  суда  с  электрическими
моторами, приводимыми в  действие  магнитогидродинамическими  установками.
Почти все они толкали  перед  собой  или  тащили  караваны  барж,  лишь  в
нескольких сидели неугомонные рыбаки, отправлявшиеся на утренний лов. Вряд
ли они могли видеть его, огоньки на их судах казались тусклыми и далекими.
     Когда, наконец, берег стал более пологим, Дункан причалил,  вышел  из
шлюпки, оттолкнул ее веслом, а затем, швырнув его в воду, углубился в лес.
Это  был  государственный  заповедник  штата  Нью-Джерси.  Верхняя   треть
огромного лесного массива была выделена  в  зону  Национального  парка;  в
районе проживало около ста тысяч человек. Если считать по всем семи дням -
почти семьсот тысяч. Это были по большей части смотрители лесов, ученые  -
зоологи и ботаники, инженеры-генетики, органики, люди, занятые в  торговле
и в сервисе, а также их семьи. Жили здесь и фермеры, однако они  льнули  к
деревням, тут и там разбросанным по лесу.
     Теперь,  когда  облака  расступились,  а  гром   и   молния   стихли,
спутники-наблюдатели могли беспрепятственно следить за всем  происходящим.
К счастью, его, по крайней мере пока он остается под деревьями,  они  вряд
ли обнаружат.
     Крупные капли холодной влаги после недавнего дождя падали на  него  с
листьев и кустов. Холмистая  местность  мешала  быстрой  ходьбе.  Побродив
немного вслепую в темноте, оцарапав лицо и руки о колючки,  он  обнаружил,
наконец, нависшую сверху скалу. Дункан  забрался  под  нее  и,  укрывшись,
заснул. Спал он плохо, часто вздрагивая и  просыпаясь.  Наступил  рассвет.
Дункан ощутил сильный голод.
     Покинув укрытие, он отправился в южном направлении, по  крайней  мере
таковы были его намерения. Впервые он вдруг  подумал,  что  в  этой  глуши
вполне может умереть от голода. Дункан был горожанином и понятия не имел о
способах выживания в условиях природы.
     Вскоре утреннее солнце вступило в свои права, пробиваясь  в  просветы
между деревьями, и Дункан немного согрелся.  Это  несколько  улучшило  его
состояние, но усталость и голод отнюдь не уступали своих позиций. Он решил
двигаться на восток до тех пор, пока не доберется до  побережья.  Конечно,
там у органиков появится куда больше шансов обнаружить его, но,  с  другой
стороны, ему наверняка удастся найти какую-нибудь деревню или  ферму,  где
можно будет украсть еду.
     Минут через десять  нечто  неожиданно  промелькнувшее  меж  вершинами
деревьев заставило его  прижиться  к  стволу,  спрятаться  за  ним.  Нечто
светло-зеленое, на фоне голубого неба и темно-зеленое на фоне листвы. Хотя
Дункан  едва  успел  заметить  странный  предмет   краешком   глаза,   ему
показалось, что это летательный  аппарат  органиков.  Аппарат  не  издавал
никаких звуков, а те, кто сидел в нем,  наверняка  внимательно  следят