хал вдоль белого частокола по  Бликер  Стрит,  потом  свернул  на
велосипедную дорожку, которая тянулась параллельно  каналу.  Двое  мужчин,
которые, стоя на набережной, ловили рыбу, проводили  его  взглядами.  Кэрд
продолжал  путь.  На  велосипедной  дорожке,  хотя  это  и   противоречило
правилам, как всегда было довольно много пешеходов. Те из них, кто замечал
на его груди полицейскую эмблему, уступали ему путь,  однако  дорожку  при
этом покидать не собирались. Другие не удосуживались проделать даже это.
     Пора наводить здесь порядок, отметил про себя Джеф. Однако  будет  ли
от этого толк,  ведь  пешеходам  придется  заплатить  лишь  незначительный
штраф. Да уж. Его дочь, Ариэль,  историк,  рассказывала  ему  о  том,  что
жители Манхэттена традиционно без почтения относились к правилам дорожного
движения. Даже сегодня, когда  общее  уважение  к  закону  весьма  велико,
совершается  так  много  мелких  нарушений,  что  органики  обычно  просто
стараются не замечать их.
     За ночь воздух немного охладился, но сейчас  становилось  все  жарче.
Однако заметный, прохладный ветерок, что-то около пятнадцати миль  в  час,
помогал ему двигаться вперед, обдавая при этом живительной прохладой. Небо
над головой было совершенно безоблачным. Дождь не шел уже двенадцать дней,
причем восемь раз за это время термометр поднимался выше 112  градусов  по
Фаренгейту. Джеф по-прежнему крутил педали,  ловко  объезжая  пешеходов  и
время от времени посматривая на гладь канала - футов на десять ниже уровня
мостовой.  По  каналу  в  обе  стороны  плыли  лодки  и  надувные   водные
велосипеды. Встречались и небольшие баржи - их тянули  маленькие  буксиры,
отбрасывающие водяную реактивную струю. Вдоль дорожки  стояли  в  основном
двухэтажные строения самых  различных  архитектурных  стилей,  то  и  дело
перемежаемые шестиэтажными  жилыми  домами  или  небольшими  коммунальными
универмагами.  Вдали,   справа   возвышалось   гигантское   сооружение   -
единственный небоскреб на всем  острове,  известный  под  названием  Башни
Тринадцати Принципов. Центр этого сооружения приходился на то  место,  где
некогда возвышался Эмпайр Стэйт Билдинг, знаменитый небоскреб, разрушенный
пять веков тому назад.
     Джеф  Кэрд  уже  миновал  двенадцать  мостов  через  канал,  когда  в
шестидесяти футах впереди он заметил  прохожего,  бросившего  на  мостовую
банановую кожуру. Джеф посмотрел по сторонам, но ни одного органика вокруг
он не заметил. Может быть, действительно, правду говорят, будто  органиков
можно встретить везде, за исключением тех  мест,  где  они  в  самом  деле
нужны. Ничего не попишешь - придется этим делом заняться ему самому.  Джеф
взглянул на наручные часы. Чтобы вовремя доложить о своем прибытии, у него
оставалось всего пятнадцать минут.  "Опять  опоздаю,  -  подумал  он.  Ну,
ничего, простят - на сей раз причина уважительная".
     Джеф затормозил  и  остановился.  Нарушитель,  низкорослый  худощавый
мужчина с бледным лицом - уже эти обстоятельства  сами  по  себе  способны
вызвать подозрение - неожиданно для себя обнаружил рядом полицейского.  Он
замер, а потом, ухмыльнувшись, принялся глазеть по сторонам. Сняв с головы
огромную, коричневую, защитную шляпу, под которой открылась  беспорядочная
копна каштановых волос, он напряженно ждал.
     - Она просто выпала у меня из  руки,  -  жалобно  протянул  он.  -  Я
собирался ее поднять.
     - Именно поэтому вы и пошли в другую сторону? - заметил Кэрд.
     - Вы находитесь уже в двенадцати футах от брошенного мусора.  Кстати,
около стены имеется урна.
     Кэрд указал на вмонтированный в стену телеэкран.

                               НЕ МУСОРИТЬ
                         ГРЯЗЬ - ЭТО НЕЭСТЕТИЧНО
                              АНТИСОЦИАЛЬНО
                                НЕЗАКОННО
                      О ВСЕХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ СООБЩАТЬ
                        ПО КАНАЛУ СВЯЗИ 245-5500

     Кэрд ногой откинул стопор и, поставив  велосипед  и  открыв  сумку  в
корзине, покоящейся над  передним  колесом,  извлек  из  нее  ярко-зеленую
коробочку. Выдвинув из нее экран, он произнес:
     - Пожалуйста, вашу идентификационную карту.
     Продолжая держать в руке  так  и  не  надкушенный  банан,  нарушитель
приподнял висящую  на  шее  табличку.  Кэрд  подтянул  к  себе  цепочку  и
закрепленную на ней  семиугольную  звезду,  обрамленную  диском.  Один  из
остроконечных выступов звезды он вставил в прорезь коробки.
     На экране появилось:

                           ДОРОТИ ВУ РУТЕНБИК
                           CZ-49V-27-8b-WAP412

     Кэрд  пробежал  глазами  по   строкам   биографии   и   взглянул   на
дополнительные данные, высветившиеся на экране вслед за именем  и  номером
нарушителя. За Рутенбиком числилось четыре  ранее  совершенных  нарушения,
однако все они относились к проявлениям сентиментальности и никак не  были
связаны с замусориванием улиц. Таким образом, ни предыдущие правонарушения
Рутенбика, ни  его  сегодняшний  проступок  не  давали  Кэрду  достаточных
оснований для установки наблюдения за ним со спутника.
     Нарушитель придвинулся, чтобы тоже посмотреть на экран.
     - Простите меня, офицер, - попросил он.
     - А вы подумали о своих согражданах?  Что,  если  кто-нибудь  из  них
поскользнулся бы на брошенной вами кожуре?
     - Да, да, я виноват. Не подумал. Понимаете, офицер, у меня так  много
забот. У меня больной  ребенок  и  жена  пьет.  Два  раза  я  опоздал  без
уважительной причины - так посчитало начальство. Что они  могут  знать?  Я
только и думаю, что о своих неприятностях. У вас ведь тоже свои  проблемы.
Или, раз вы органик, у вас и забот никаких нет. Но  поверьте,  у  меня  их
хватает. Да и у всех достаточно. Простите меня. Это не повторится.
     Кэрд, почти приложив губы к передней стенке коммуникационного  блока,
вызвал архивную службу. На экране появилась полная информация  из  личного
дела Рутенбика, из которой следовало, что тот уже не раз представал  перед
органиками с теми же оправданиями. Кроме  того,  оказалось,  что  детей  у
Рутенбика нет, а жена оставила его три недели назад.
     - Если вы не разрешите мне сейчас уйти, я опять опоздаю, и мне  опять
срежут кредит. Я этого не вынесу, у меня сейчас очень маленький заработок.
Семья едва перебивается.
     Государство  гарантирует  всем  гражданам   минимальный   прожиточный
минимум. Рутенбик знал, что Кэрд проверил его рассказ и все-таки продолжал
врать. А ведь для него не было секретом, что будучи пойманным на  лжи,  он
лишится по крайней мере еще одного кредита.
     Кэрд вздохнул. Ну что заставляет людей так себя вести?
     Праздный вопрос. Уж об этом Кэрду следовало бы знать. Сам-то он  ведь
преступник куда белее серьезный,  чем  Рутенбик,  который  на  самом  деле
совершил лишь небольшие правонарушения. Но Кэрд все же верил - по  крайней
мере  он  всегда  убеждал  себя  в  этом,  -  что  между  ним  и   другими
преступниками существует большая разница. По  его  убеждению,  от  обычных
правонарушителей  он  принципиально  отличался.  К  тому  же,  если  из-за
неуместного  сочувствия  он  отпустит  Рутенбика,  то   сам   подвергнется
опасности. Несомненно, его нарушение было не только оскорбительным,  но  и
опасным.
     А я никому не причиняю вреда.
     По  крайней  мере  -  сейчас.  Но  если  поймают  меня,   многим   не
поздоровится. Джеф достал из сумки  фотоаппарат  и,  удерживая  его  двумя
пальцами и прицелившись сквозь крошечное увеличительное стекло,  нажал  на
спуск. Через секунду появилась фотография, которую  он  вставил  в  другую
щель коммуникационного блока. На дисплее появилось сообщение  о  том,  что
фотография передана и  внесена  в  соответствующий  файл  и  что  виновный
действительно Рутенбик. Кэрд зачитал информацию об обвинении,  назначенном
им Рутенбику, в коммуникатор. Спустя несколько секунд экран вновь ожил,  и
на нем возникло сообщение о  фиксации  обвинения  в  архиве  и  на  личном
идентификационном диске нарушителя.
     Кэрд протянул диск Рутенбику.
     -  Сейчас  я  вас  отпускаю,  -  сказал  он.  -  Вам  не  обязательно
представать перед судом немедленно. Можете явиться после  работы.  Бросьте
кожуру куда положено и можете идти.
     Лицо Рутенбика вполне соответствовало  его  жалобному  хныканью.  Оно
было вытянутым и узким.  Тонкий  нос,  свисающий  вниз,  тесно  посаженные
маленькие водянистые голубоватые глаза,  короткая  челюсть  и  подбородок,
которому  не  удалось  оформиться  в  материнском  чреве.  Сутулые  плечи,
непричесанные  волосы  и  изношенная  рубаха  дополняли  его  портрет.  От
подобного  неряхи  Кэрд   вряд   ли   мог   ожидать   чего-нибудь,   кроме
подобострастия. Действительно, о том, что произошло дальше, он  не  мог  и
подумать.
     Рутенбик расправил цепочку с идентификационной табличкой  на  шее  и,
опустив глаза, зашагал прочь. Внезапно он резко повернулся и издал  жуткий
вопль. Его лицо хорька превратилось  вдруг  в  нечто,  напоминающее  морду
разозленной дикой кошки. Он сильно толкнул пожилую  женщину,  которая  как
раз в это время оказалась между ним и Кэрдом. Та рухнула на Джефа, повалив
его на велосипед, при падении он позвоночником проехал по его педали. Джеф
взвыл от боли, не успев даже подняться, как Рутенбик,  высоко  подпрыгнув,
обеими обутыми в тяжелые сандалии ногами опустился на  его  грудь.  Воздух
словно из надутого шарика вышел из легких, не позволив даже  вскричать  от
боли, - педаль еще раз впилась в спину.
     Рутенбик ухватился за раму;  поднял  велосипед  и  побежал  с  ним  к
каналу,  куда  с  размаху  и  зашвырнул  машину.  Сумка  Кэрда  вместе   с
коммуникационным устройством полетела в воду.
     Собравшись с силами  и  восстановив  дыхание,  рыча  от  гнева,  Джеф
поднялся на ноги и бросился вперед. Рутенбик повернулся,  будто  собираясь
убежать, но затем вдруг припал на одно колено, резко крутанулся обратно  и
ухватил протянутую руку Кэрда. Уцепившись за нее, он повалился  на  спину,
и, быстро подняв одну ногу вверх, уперся ею в  живот  Джефа,  который  под
силой  последовавшего  затем   толчка   перевернулся   через   вероломного
нарушителя и полетел в воду, едва не рухнув при этом на проплывавшую  мимо
лодку.
     Вынырнув на  поверхность  и  захлебываясь  более  от  гнева,  чем  от
набравшейся в рот воды, Джеф увидел над  собой  ехидно  усмехающееся  лицо
Рутенбика.
     - Ну, свинья, как тебе это нравится?
     Вдоль кромки велосипедной дорожки, у воды, выстроилось еще  несколько
человек.
     - Задержите его, - закричал Кэрд, однако люди внезапно исчезли. -  Вы
отказываетесь выполнять долг  органика!  -  но,  кроме  двух  ухмылявшихся
мужчин в лодке, слушать его было уже некому. Они помогли Джефу забраться в
лодку и подвезли к лестнице чуть ниже моста на Двадцать  третьей  Западной
улице. Когда он, наконец,  выбрался  на  дорожку,  Рутенбика  уже  и  след
простыл. Воспользовавшись портативным телефоном, вмонтированным в наручные
часы, Джеф позвонил в участок и попросил прислать водолазов, чтобы достать
из воды его велосипед, сумку и  коммуникатор.  Оставшуюся  часть  пути  на
работу он прошел пешком.
     Полицейский участок на пересечении Двадцать третьей Восточной улицы и
Вуменвэй  авеню  занимал  четверть  большого  шестиэтажного  здания,   оно
тянулось на целый квартал. Оставляя за собой  мокрый  след,  угрюмый  Кэрд
проковылял по дорожке к зданию; по обеим ее сторонам стояли  облаченные  в
униформу,  окаменевшие  фигуры  полицейских,   погибших   при   выполнении
служебных обязанностей. Они застыли в непринужденных, естественных  позах,
хотя при жизни далеко не все были столь же подтянуты и энергичны. У самого
входа на высоком  шестифутовом  гранитном  пьедестале  возвышалась  фигура
Абеля Ортега по прозвищу "ищейка", который когда-то был  руководителем,  а
затем и партнером Кэрда. Приходя сюда, Джеф неизменно  здоровался  с  ним,
несмотря на то, что  некоторые  из  его  коллег  находили  в  этом  что-то
нездоровое. На этот раз он молча миновал статую Ортеги, не посмотрев в его
сторону.
     Мимо дежурного сержанта Кэрд прошел, не удосужившись даже ответить на
его приветствие. Заинтригованный сержант прокричал ему вслед:
     - Эй, инспектор, а я не знал, что идет дождь! Ха-ха!
     Не отвечая на удивленные взгляды, Кэрд  покинул  просторное  приемное
отделение и прошел через холл, затем свернул  в  раздевалку.  В  одном  из
шкафчиков он выбрал для себя сухую рубаху и переоделся, повесив мокрую  на
вешалку.
     Поднявшись в лифте на третий этаж, Джеф прошел в свой кабинет.  Экран
на столе сообщил ему то, что  и  без  того  не  вызывало  у  него  никаких
сомнений. Необходимо  сразу  же  позвонить  майору  Рикардо  Валленквисту.
Однако сначала он зачитал свой устный отчет компьютеру, а затем просмотрел
архивный файл Рутенбика - последний известный адрес обвиняемого был:  Кинг
Стрит, 100. Кэрд связался с двумя патрульными, дежурившими в том районе, и
попросил их проверить квартиру. В ответ он услышал, что пять  минут  назад
это уже сделано: Рутенбик не приходил домой и не явился на работу.
     Скорее всего сие означало, что он уже этого и  не  сделает.  Совершив
открытое нападение на официальное лицо -  первое  из  числившихся  за  ним
тяжких  преступлений  -  он,  вероятно,  отправился   в   район   "минни",
расположенный по соседству с Гудзон Парком. Там селились те,  кто  жил  на
минимальный гарантированный доход, по тем или  иным  причинам  отказываясь
работать. Нередко именно там и скрывались преступники,  которых  с  охотой
укрывали местные жители. Время от времени органики совершали рейды в  этот
район  и   неизменно   возвращались,   поймав   нескольких   преступников,
находившихся в розыске. Настало время прочесать район еще раз.
     Кэрд заказал кофе себе в кабинет, и, потягивая горячую жидкость,  сам
немного остыл. Вспомнив свое купание, Джеф рассмеялся. Действительно, если
взглянуть на случившееся с ним со стороны, сцена вполне  может  показаться
комичной, даже несмотря на пережитое унижение. Увидев  подобный  эпизод  в
кино, он наверняка нашел бы его очень смешным. Что и говорить,  он  должен
отдать должное Рутенбику. Кто бы мог ожидать, что  этот  нытик  и  сопляк,
совершенно ничего из  себя  не  представляющий,  способен  проявить  такую
смелость и силу?
     Выследить его - дело нехитрое. Можно поручить  это  патрульным.  Кэрд
выключил  дисплей  и  хотел  было  приказать  соединить   его   с   офисом
Валленквиста,  но  тут  вспомнил,  что  собирался  запросить  лицензию  на
рождение ребенка. Однако не успел он ввести код отдела приема заявлений  в
Бюро Населения, как  на  настенном  телевизионном  экране  появилось  лицо
Рикардо Валленквиста по прозвищу "Большой Дик".
     - Доброе утро, Джеф!
     Пухлое красное лицо Валленквиста буквально лучилось.
     - Доброе утро, майор.
     - Мое сообщение видели?
     - Да, сэр. У меня было одно срочное дело. Я только что собирался...
     - Зайдите ко мне, Джеф. Прямо сейчас. У меня есть  нечто  интересное.
Поважнее, чем заурядная кража или контрабанда дистиллированной воды. Нужно
поговорить лично.
     - Сейчас иду, майор, - поднялся Кэрд.
     Валленквист всегда придавал преувеличенное значение личным контактам,
а  пользование  электронными   средствами   коммуникации   считал   чем-то
предосудительным. Слишком они безличны и равнодушны. Нередко из уст майора
Валленквиста можно было услышать  тираду,  вроде  следующей:  "Электроника
создает барьеры! Волны, экраны! Вы не имеете возможности узнать  человека,
с которым говорите, вам не понять, нравится он вам  или  нет.  У  вас  нет
способа позволить ему узнать вас.  Разговор  с  помощью  машин  совершенно
обезличен.  В  этом  случае  вы  не  более  чем  привидения.  Для  общения
необходимы плоть и кровь. Нужен контакт, непосредственный запах,  ощущение
собеседника. Электричество неспособно  передать  нюансы  души,  внутренние
импульсы и порывы. Только встреча лицом к  лицу,  нос  к  носу  может  это
обеспечить. Лишь одному Богу известно, насколько мы лишились человечности.
Необходимо сделать все, чтобы сохранить ее. Плоть к плоти, глаза в  глаза.
Личный контакт и ощущение партнера".
     "Все это, конечно, очень мило, - думал Кэрд, поднимаясь  в  лифте,  -
единственная  неприятность  состоит  в  том,  что  Валленквист  -  большой
любитель лука - он уничтожал его за завтраком, в обед и на ужин - и  когда
он говорит о запахе, невольно возникают неприятные  ассоциации.  Если  так
настаиваешь на личном контакте, можно было бы и не есть  его  три  раза  в
день".
     Кабинет Валленквиста был раза  в  два  больше  помещения,  в  котором
работал Кэрд. Так оно и  должно  быть.  Однако  сам  майор  превосходил  в
объемах своего подчиненного лейтенанта самое большее на  четверть.  Ростом
шесть футов семь дюймов он весил двести восемьдесят семь фунтов, и  добрые
девяносто из них было лишними. Департамент  здоровья  давно  и  пристально
следил за ним, однако благодаря своим  связям  майор  не  позволял  врачам
особенно докучать ему. А из второстепенных  бюрократов  никто  не  решался
преследовать  руководящего  майора-органика;  к  тому  же  наблюдатели  из
Департамента  здоровья  сами  не  отличались  худобой  и  весьма  неохотно
расставались  с  собственным  жиром.  Зато  уж  от  людей  маленьких,   не
обладающих властью и  могуществом,  они  неизменно  требовали  неуклонного
выполнения всех предписаний вплоть до последней буквы. И это в  то  время,
когда общество официально считалось бесклассовым.  Так  было  всегда,  так
будет и впредь.
     При виде вошедшего Кэрда майор поднялся из своего  огромного  обитого
мягкой тканью кресла и, сцепив свои руки, пожал их. Кэрд  проделал  то  же
самое со своими.
     - Садись, Джеф.
     Кэрд сел в  кресло.  Валленквист  обошел  вокруг  стола,  увенчанного
сверху чем-то вроде серпа, и уселся на край  стола,  наклонившись  вперед.
"Еще свалится. Тоже мне, шалтай-болтай, - подумал про себя Кэрд. - Но  эта
игрушка по крайней мере не объедается луком".
     - Как жена, Джеф? - улыбаясь, спросил Валленквист.
     Джеф почувствовал, как холодок пробежал по его  спине.  Неужели  Озма
совершила что-то противозаконное?
     - Прекрасно.
     - По-прежнему раскрашивает насекомых?
     - По-прежнему.
     Валленквист разразился громким смехом и хлопнул Джефа по плечу.
     - Молодец, не так ли! Не знаю, искусство ли то, что  она  делает,  но
зато какое внимание со стороны публики. О ней знают все. Я слыхал,  что  в
ее честь уже устраивают приемы.
     Кэрд  расслабился.  Майор  просто  ведет   обычный   подготовительный
разговор. Чтобы собеседники успокоились, настроились друг на друга - это в
его стиле: нос к носу, глаза в глаза, плоть к плоти.
     - А как поживает дочь? Ариэль... Маузер... так кажется ее зовут?
     - Прекрасно.
     - А вы продолжаете преподавать в Университете Восточного Гарлема?
     Валленквист кивнул, и челюсти его  прихлопнулись,  словно  паруса  на
ветру.
     - Хорошо, хорошо. Так, значит, вечеринка? И кто  там  будет?  Я  знаю
кого-нибудь?
     - Наверняка. Ничего особенного, подобные события в артистическом мире
-  явление  обычное.  Прием  дает  Малькольм  Чанго  Кант,  куратор  музея
Двадцатого века.
     - Конечно, конечно, я слышал о нем. Правда, я в эти  круги  не  вхож.
Хорошо, что вы имеете информацию  оттуда.  Органик  должен  знакомиться  с
людьми других профессий.
     "Вы бы сильно удивились,  узнав  скольких  таких  людей  я  знаю",  -
подумал Кэрд, продолжая поддерживать  разговор  и  расспрашивая  майора  о
здоровье, о жене, детях и внуках.
     - Прекрасно, - отвечал тот, - лучше и быть не может.
     Наконец,  Валленквист  сделал   паузу.   Кэрд   нарочно   отвернулся,
продолжая, однако,  рассматривать  майора  уголками  глаз.  Еще  несколько
секунд, и он, почувствовав,  что  тот  готовится  сообщить  нечто  важное,