му  пространство  -  а
устроился я удачно, и виден  был  почти  весь  зал,  -  я  обнаружил,  что
известный мне американец, к разговору с  которым  я  внутренне  готовился,
утратил, похоже, надежду отыскать меня и нашел себе другого собеседника, а
именно - Липсиса. Естественно, слышать их я не мог;  попытался  читать  по
губам - но  когда  говорят  по-английски,  меня  нередко  ожидает  фиаско.
Неподалеку от них все тот же суетливый официант с подносом застыл, как  бы
выбирая новый маршрут. Он их наверняка слышал.

     Ну что же, спасибо,  произнес  я  мысленно.  Часть  информации,  ради
которой я и пришел сюда, передана и мною получена. Их операция  утверждена
и начата. Значит, я действительно приехал вовремя. Будет много сенсаций.
     Есть над чем подумать. Теперь хорошо было бы удалиться  в  благостную
тишину гостиничного номера. Но главные дела на этом приеме у меня  еще  не
сделаны. Терпеливо жду, как и  рекомендовал  мой  иранский  друг.  Его  я,
кстати, тоже больше  не  вижу  "между  здесь",  как  говорилось  в  старом
анекдоте. Уверен, что он сейчас докладывает шейху...
     Но  эта  мысль  оказалась  ошибочной.  Потому  что  не   успела   она
завершиться точкой, как сам шейх Абу Мансур появился в зале.
     Он неторопливо, как и диктовал его статус, спустился по  лестнице  со
второго  этажа.  Не  один,  разумеется;   ему   невместно   находиться   в
одиночестве. Но кроме лиц, которым положено не отрываться  от  него  более
чем на метр-другой, в окружении  шейха  находился  человек,  которому  там
вроде бы совершенно не полагалось пребывать: экс-каперанг Игорь Седов,  он
же -  частное  лицо  Изя  Липсис,  двоеподданный  гражданин.  Добился-таки
аудиенции. Любопытно: с каким результатом?
     Какие-то предположения можно было сделать, уже  внимательно  поглядев
на их лица. Шейх Абу Мансур был  серьезен,  губы  его  выражали  некоторое
неудовольствие с едва уловимой примесью презрения; и хотя Изя, державшийся
на полшага сзади, продолжал усердно шевелить губами, шейх ни на  миллиметр
не поворачивал головы в его сторону, и нельзя было сказать - слышит ли  он
его вообще. Что касается Изи, то мина его была скорее лимонно-кислой,  чем
какой-либо другой. Иными словами, результат был если  не  налицо,  то,  во
всяком случае, на лицах.
     Так-то оно так; но и шейх, и Липсис были людьми весьма опытными.  Так
что  усердно   показываемое   ими   отчуждение   на   самом   деле   могло
свидетельствовать как раз о  противоположном.  Вот  если  бы  они  ласково
улыбались друг другу - это говорило бы о провале переговоров. А такая  вот
мрачность на глазах у десятков заинтересованных  дипломатов,  журналистов,
разведчиков и прочих  наводит  скорее  на  противоположные  выводы.  Очень
интересно...
     Еще не успев ступить на пол, шейх Абу Мансур медленно повел  взглядом
влево; то есть в моем направлении.  Увидел  меня.  Я  немедленно  тронулся
навстречу ему. Он слегка кивнул. И, сойдя с лестницы, повернул направо - в
сторону личных апартаментов посла, куда никого  не  приглашали,  поскольку
территория эта для участников приема не предназначалась.
     Однако к шейху запрет, разумеется, не относился; он  беспрепятственно
скрылся за двустворчатой дверью.
     Я осторожно встал, чтобы не побеспокоить говорунов. Изя  оказался  на
пути; я отрицательно качнул головой, чтобы он  не  вздумал  заговорить  со
мной. Но он даже не удостоил меня взгляда -  мы  разминулись  с  ним,  как
автомобиль с фонарным столбом, ко всеобщему  удовольствию.  Он  лишь  едва
заметно мигнул левым подфарником, и все. Я подошел к  запретной  двери,  и
она распахнулась передо мною, как если бы я носил титул  по  меньшей  мере
эмира, повелителя правоверных. На исчезающе малый миг я даже  почувствовал
себя таким. Но тут же отогнал наваждение.

     Я не часто чувствую стесненность, разговаривая Людьми Власти;  но  на
сей раз поначалу немного смутился. Очень уж внушительным выглядел  шейх  -
как и большинство из них, когда не затягиваются во фраки или смокинги.  Их
играет не только свита, но и облачение, каждая складка  которого  источает
Восток, по сравнению с которым мы часто  оказываемся  столь  же  наивными,
сколь простодушен Запад по сравнению с Русью. Однако  я  быстро  пришел  в
себя: в моей жизни то была далеко не первая  такая  встреча  и  как  вести
себя, выказывая уважение, но не теря-достоинства, я был научен уже давно.
     Мы обменялись приветствиями, и он сразу заговорил о деле;  сказалось,
наверное, западное воспитание, полученное им  в  молодости  и  позволявшее
порою  пренебрегать  протоколом.  Говорил  он  на  прекрасном  английском;
видимо, ему было доложено, что по-арабски я говорю весьма коряво - да и то
на сирийском, а не на аравийском диалекте.
     - Я рад видеть вас в этом городе, - проговорил он.
     - Я вас - еще более, сейид. Если позволите  мне  быть  откровенным  -
скажу, что не ожидал видеть  вас  здесь  сразу  же  после  ид  ал-курбана,
великого праздника.
     Между его усами и бородой на миг блеснули зубы:
     - Каждый день хорош для дел веры.
     - Следовательно, я смею надеяться: ваше прибытие означает, что вопрос
о поддержке со стороны друзей решен окончательно - и в нашу пользу?
     Медленным движением он огладил коротко подстриженную бороду.
     - Не совсем так, му'аллим (не знаю, почему он  решил  именовать  меня
именно таким образом, но спрашивать  не  стал).  Прежде  чем  решиться  на
безоговорочную поддержку, мы хотим понять: чем на самом  деле  станет  для
России монархия - и чем может стать для нее сближение  с  Истинной  верой?
Долговечным бывает лишь то, что  закономерно,  или,  как  говорят  у  рас,
органично.  А  люди,  которые  никогда  не  вводили  меня  в  заблуждение,
посоветовали мне разговаривать не с официальными экспертами, но  именно  с
вами. Видимо (тут он позволил себе  чуть  улыбнуться),  журналисты  всегда
лучше информированы. В зависимости от того, что вы скажете  -  искренне  и
чистосердечно, - и будет зависеть  наше  окончательное  решение.  Если  мы
сочтем ваши доводы неубедительными - уйдем в густую тень и будем наблюдать
со стороны за исполнением предначертаний Аллаха, не более того.
     Чего-то в этом роде я и ожидал. И наклонил голову:
     - Я готов к такой беседе, государь. Но боюсь, что мне  придется  быть
несколько многословным. Впрочем, этим Восток не удивишь.
     - Говорите, - сказал он кратко. - Все, что вы  скажете,  -  лишь  для
узкого круга.
     - Итак, сейид, - начал я...

     Когда я закончил (через полчаса примерно), шейх после  краткой  паузы
уточнил:
     - Иными словами, процесс этот, по-вашему, является естественным?
     - Точно так же, как то, что вода течет под уклон, сейид.
     Он провел ладонью по бороде.
     - Я подумаю над тем, что вы рассказали. Вы, конечно, не думаете,  что
открыли нам что-то новое...
     - Разумеется, нет, государь.
     - Но всегда  полезно  узнать,  как  все  выглядит  с  противоположной
стороны. Поэтому я вам благодарен.
     - Противоположная сторона - это ведь не мы, - осмелился поправить я.
     - Мнение Запада мы узнаем через других людей,  -  тут  же  осадил  он
меня.
     И как бы для того, чтобы смягчить резкость, добавил:
     - У этого есть своя польза. Например,  мне  стало  известно,  что  вы
сейчас подвергаетесь достаточно серьезной опасности. Как  сказал  в  своей
касыде  великий  Рудаки...  -  Он  опустил  веки  и   прочитал   медленно,
выразительно:

                Он умер. Караван Шахида
                покинул этот бренный свет.
                Смотри, и наши караваны
                увлек он за собою вслед.
                Глаза, не размышляя, скажут:
                "Одним на свете меньше стало",
                Но разум горестно воскликнет:
                "Увы, сколь многих больше нет!"

     - Вы поняли? Не только тот, о ком вы заботитесь, но и вы сами. И  вот
мы  решили  в  какой-то  мере  обезопасить  ваше  пребывание  здесь.  Так,
разумеется, чтобы это вас нимало не стесняло. Я покачал головой:
     - Очень  благодарен.  Но  новые  люди  непременно  обратят  на   себя
внимание...
     - Новых не будет, - сказал он. -  Теперь  самое  время  пожелать  вам
успешной деятельности. И в особенности  -  на  предстоящем  съезде  партии
азороссов.
     И кивком шейх дал понять, что аудиенция окончена. Я признал, что  для
аравийского деятеля он был очень пристойно информирован.
     Но я уже чувствовал себя созревшим и для неприятного  разговора;  мир
состоит не из одних лишь удовольствий. Желающий установить со мною контакт
наверняка уже разыскивает меня и вот-вот заглянет сюда.  Выйдем  на  люди;
пусть он увидит меня и начнет первым.
     Я вернулся в зал. Когда я попал в поле зрения  американца,  в  глазах
его что-то мелькнуло - словно сработал затвор фотокамеры, установленный на
выдержку в одну тысячную. Больше ничто в лице не изменилось; надеюсь,  что
и в моем тоже. Мы направились навстречу друг другу. Я представился:
     - Бебер,  журнал  "Добрососедство",  Аугсбург,   Бавария.   А   вы...
Минутку...
     По-моему, мы уже встречались, мистер... э-э?..
     Он промедлил на долю секунды больше, чем следовало бы; видимо, у него
возникли колебания в выборе своего  имени:  раз  я  его  помнил,  домашняя
заготовка, рассчитанная на незнакомого, не годилась. А то имя, которым  он
назывался тогда, захоти я проверить,  могло  бы  засветить  его.  В  конце
концов он решил, видимо, пойти на риск.
     - Мистер Вебер, - сказал он весьма дружеским  тоном,  -  моя  фамилия
Стирлинг, и я смело могу назваться вашим сородичем по  газетному  племени.
Именно поэтому хотелось бы  поговорить  с  вами  о  деле.  Найдется  здесь
спокойный уголок? Суть в том,  что  у  меня  имеется  для  вас  любопытное
предложение.
     - К сожалению - или к счастью, - не могу пожаловаться  на  недостаток
работы.
     - О, в этом я более чем уверен. Выполнение моей просьбы не  потребует
больших затрат времени, но - при этом могу обещать - принесет вам  немалые
выгоды. Теперь  и  в  будущем.  Сейчас  я  прошу  только,  чтобы  вы  меня
выслушали.
     Соглашаясь выслушать, я пока что не рисковал ничем.  Так,  во  всяком
случае, мне подумалось.
     - О'кей, - сказал я. - Пожалуй, вон  в  том  углу  нас  будут  меньше
беспокоить.
     Указанное мною пространство находилось близ  оркестра,  затруднявшего
подслушивание. Стирлинг оценил мою предусмотрительность и кивнул.
     Очень кстати подвернулся официант.  С  бокалами  в  руках  мы,  после
непродолжительных маневров, добрались до  выбранного  места.  Здесь  можно
было перекинуться словом-другим, не делая тему беседы всеобщим достоянием.
Разумеется, тут не хватало  условий  для  серьезного  разговора,  и  самым
разумным оказалось бы назначить время и место настоящей встречи; но похоже
что ему не терпелось добиться полной ясности относительно  моего  статуса,
чтобы уже на ее результатах строить планы дальнейшего общения со мной.
     - Как вам нравится  сегодняшняя  Москва?  -  спросил  Стирлинг  таким
тоном, словно был полномочным представителем этой страны  и  этого  города
или хотя бы его жителем на протяжении лет этак десяти. Это было,  конечно,
несколько нахально; но - лишь внутренне усмехнулся.
     - Продолжает меняться, - ответил я. - Даже быстрее, чем я ожидал.  Но
я не уверен, к лучшему ли.
     - То есть вы полагаете - к худшему?
     - Нет. Я ведь сказал: не уверен. Не знаю. Очень давно не был здесь.
     Вот осмотрюсь, тогда смогу сделать какие-то выводы. Но что-то мне, во
всяком случае, нравится - если говорить о деталях.
     Я провоцировал его на выпад; он воспользовался подставкой.
     - Вы уверены, что  нравится?  -  спросил  он  серьезно.  Я  столь  же
серьезно ответил:
     - Судите сами. Город строится, и на этот раз впервые, быть может,  за
всю свою историю строится хорошо, на высоком современном уровне. Не думаю,
что увиденное мною здесь своей архитектурой, качеством постройки и отделки
хоть немного уступает тому, что воздвигается ну хотя бы на  вашей  родине.
Можно, конечно, дискутировать о стиле - но не более того.
     - Не слишком ли поспешное суждение? Вы не живете здесь  уже  двадцать
лет...
     - Двадцать один, если быть точным.
     - Тем более. Неужели за это время вы, обитая на западе, не выработали
объективного взгляда на то, что происходит в этой стране?
     - Напротив, считаю, что именно это мне и удалось.
     - Мне рекомендовали вас как специалиста по новой ситуации в России.
     Откровенно говоря, не знал за вами таких  достоинств.  Но  что  вы  -
видный журналист, было нам известно и раньше, мы обратили на вас  внимание
достаточно давно. И, скажу прямо, нам всегда нравилось то, что  вы  писали
об этой стране, ее проблемах и способах их разрешения.
     - Ну, может быть, все эти  характеристики  весьма  преувеличены.  Но,
собственно, какова тема нашего разговора? Могу вам чем-нибудь помочь?
     Буду рад - в свободное время, разумеется.
     На его лице обозначился намек на улыбку; вероятно,  она  должна  была
означать: "Да какое же свободное время может быть у нас с вами..."
     - Специалисты мне назвали именно вас.  И,  кстати,  я  верю,  что  вы
обладаете достаточной информацией  для  серьезных  выводов.  Вы  ведь,  не
сомневаюсь, давно уже стали европейцем. Вы не азиат, не так ли?
     - Мое мироощущение, как и большинства моих соотечественников,  всегда
зависит от географических координат, - ответил я. - В Европе мы  чувствуем
себя европейцами. В отличие от вас, в любой  стране  продолжающих  ощущать
себя американцами - и никем другим. Если говорить точнее - мы хотели  быть
европейцами. Я бы сказал даже - очень хотели. И не наша вина  в  том,  что
этого не произошло. Хотя многим порой уже представлялось, что суп сварен.
     - Ну а вам не хотелось бы отведать этой  похлебки?  Не  там,  где  вы
провели столько лет, а тут, дома?
     - М-м... Вопрос несколько неожиданный. Допустим, я  не  отказался  бы
попробовать   ложку-другую.   Но   мне   кажется,   что   поезд   с   этим
вагоном-рестораном уже ушел.
     - А мне представляется,  что  мнение  старого  континента  может  еще
измениться. Кстати, не только я так считаю. Если, конечно, Россия  и  сама
все еще хочет того же.
     - Трудно сказать. Может быть,  если  найти  способ  внушить  ей,  что
смотреть надо все-таки на Запад, тенденции могли бы измениться.  Но  каким
путем?
     Стирлинг внимательно посмотрел на меня.
     - Путь один: создание мирового общественного мнения.  Россия  даже  и
сегодня все еще достаточно восприимчива к нему. Бескровный путь.
     - Ага, - стал я соображать вслух. - И для участия  в  создании  этого
общественного мнения вам, кроме прочих, понадобился я?
     - Как нам известно, у вас есть читатели и в России, и в  Европе,  что
для нас одинаково важно.
     - Следовательно, вы хотите, чтобы я что-то написал?
     - Всякое дело должно выполняться специалистом, мистер Вебер.
     - Что же именно? И для кого?
     - Не беспокойтесь. Для кого - это наша забота. Зато вы сразу  выйдете
на широкий мировой простор.
     - Заманчиво. Ну и?..
     - Ну и, разумеется, ваш труд будет соответственно вознагражден.
     Поверьте мне: такие гонорары вам и не снились.
     - Знаете, сны у меня бывают самые необузданные. Так что  хотелось  бы
несколько больше конкретности.
     Он  назвал  сумму,  пригнувшись  к   моему   уху,   хотя   за   шумом
располагавшегося рядом оркестра никто и так бы не услышал.
     Я непроизвольно поднял брови и недоверчиво усмехнулся:
     - Это серьезно?
     - Мистер Вебер!..
     - Хорошо. Допустим, я вам поверил и вы меня наняли. Но что я  должен,
по-вашему, написать и на каких материалах основываться?
     - Как вы, возможно,  слышали,  происхождение  восточного  претендента
достаточно  туманно.  Скорее  всего  он  не  имеет  никакого  отношения  к
правившей династии.
     Я пожал плечами:
     - А какая, собственно, разница? Принадлежность к Романовым  вовсе  не
является непременным условием избрания на царство. Да и кроме того  -  это
слухи весьма небесспорные.
     - Так вот, туман там гораздо гуще, чем вам представляется. И дело  не
в том - Романов он или нет. Дело - в обмане, в стремлении  обмануть  целую
страну да и весь мир...
     - Это было бы, конечно, возмутительно. Но где доказательства?
     - Есть. Вы получите материалы, убедительно свидетельствующие об этом.
     На их основании вы напишете цикл больших и серьезных статей,  которые
докажут,  что  все  аргументы  относительно  его  принадлежности  к   дому
Романовых  -  сплошной  вымысел  и  фальсификация.  Начнете,   разумеется,
спокойно  и  солидно,  с  возникновения,  допустим,  самого  движения   за
реставрацию монархии в России - чтобы привлечь внимание читателей.  А  уже
затем - нокаутирующий удар по претенденту, которого  поддерживает  Восток.
Необходимо подчеркнуть его полную инородность для России.
     - Такие документы на самом деле существуют?
     - Вы будете держать их в руках.
     - Они у вас с собой?
     Стирлинг  поднял  голову,  чтобы  гримасой   отогнать   официанта   с
напитками, который вот уже в третий раз подходил к нам.
     - Разумеется, я их  не  таскаю  в  кармане.  Речь  идет  о  подлинных
документах... Но я расскажу вам, где и как их получить. Объясню немедленно
после того, как получу ваше согласие.
     - Когда вам нужна первая статья?
     - Вы знаете,  что  на  днях  открывается  Чрезвычайный  съезд  партии
азороссов, на котором восточному претенденту будет объявлена официальная и
всемерная поддержка. Эта партия - по сути дела, его предвыборный штаб.
     - Знаю. Я должен дать в мой журнал материалы об этом  съезде.  Как  и
обо  всей  кампании.  Регулярно  освещать  ее.  Кстати,  съезд  называется
Программным, а не...
     - Прекрасно. Первая статья должна выйти непосредственно перед началом
съезда.  Быть  может,  для  следующих  вам  пригодятся  и   некоторые   из
делегатских  выступлений.  Что  же  касается  вашей  главной  работы,   то
необходимо, чтобы в предпоследний, в крайнем случае -  в  последний,  день
съезда газета с разоблачительной статьей была в продаже.
     - Ну что же... Срок приемлемый.
     - Итак, вы согласны?
     - Да. Если, конечно, ваши документы будут убедительны.
     - О, не сомневайтесь.
     Мы подержались за руки. Хватка у него была твердой.
     - Теперь слушайте...
     Опять-таки на ухо он объяснил мне, когда, где и как я смогу  получить
нужные мне исходные материалы.
     - О'кей, - сказал он в заключение. - Очень рад тому, что вы оказались
разумным человеком. Простите, что отнял у вас столько времени.
     - Все  в  порядке,  не  беспокойтесь.  Я  люблю  поговорить.   Давний
недостаток. Особенно когда разговор заканчивается контрактом. Кстати,  как
и когда будет произведен расчет?
     - В день опубликования каждой статьи.
     - Не подходит. Публикация - это ваши  проблемы.  В  день  сдачи  мною
материала. Мой счет  в  Аугсбургском  отделении  "Дойче  банка",  запишите
номер. В евро, пожалуйста, не в долларах.
     - Все будет сделано, как вы скажете, - заверил он.
     - Благодарю вас.
     - Да, кстати, вы действительно полагаете, что  референдум  выскажется
за реставрацию?
     - Третья попытка обычно оказывается удачной. А вы хотите  обязательно
видеть Россию республикой?
     Стирлинг пожал плечами, однако выражение его  лица  говорило,  что  с
наибольшим удовлетворением он вообще не видел бы  на  карте  мира  никакой
России; просто белое пятно с предостерегающей надписью: Hinc sunt  leones.
А вокруг - высокий  забор.  Как  в  зоопарке.  Я  улыбнулся  ему  со  всей
возможной приятностью.
     Разумеется, я был приглашен на прием не ради разговора с иностранцем.
И не только для получения как бы со стороны информации о  начале  операции
по устранению восточного претендента: передать мне  это  успели,  к