хотели
сопротивляться, то была просто форма выражения  своего  отчаяния;  драться
или ложиться под поезда никто всерьез не собирался. Кое у кого  оставались
еще надежды на интеллигенцию, к тому времени еще не окончательно вымершую.
Однако это славное в прошлом племя в  лучших  своих  традициях  продолжало
непримиримую междуусобицу по множеству проблем теоретической  экономики  и
политики  и  никак  не  могло  договориться,  по   примеру   средневековых
схоластов, относительно того - сколько  же  демонов  могут  уместиться  на
острие иглы. Интеллигентам было не до практики,  что,  кстати  сказать,  и
выяснилось вскоре после того, как они, для самих себя неожиданно, получили
власть. Как неопытный футболист, к которому вдруг случайно попадает мяч  и
он настолько потрясен этим фактом и тем,  что  есть  возможность  по  мячу
ударить, что никак не может сообразить, куда же именно мяч отдать; так что
первый  же  подоспевший  соперник  отбирает  у  него   мяч   без   всякого
сопротивления, а в  лучшем  случае  он  пробивает  в  аут,  чем  эпизод  и
заканчивается. Итак, власть вроде бы могла особо не горевать - если бы  не
два обстоятельства.
     Первым из этих обстоятельств было то, что они - очередные правители -
никак не могли не помнить, что живут они в России,  а  Россия,  как  всему
миру известно, - великая держава и просто не может такой не быть.
     Вторым - множество наглядных свидетельств того, что на  деле  мир  об
этом Благополучно (и не без оснований) забыл. То  есть  признавалось,  что
когда-то нечто подобное действительно имело место, но когда это было?
     Когда в России правил царь Горох или усатый дядя Джо. Однако  где  те
времена? А потому - кто сейчас станет сколько-нибудь серьезно считаться  с
Россией, которая давно уже не великая? Да, безусловно,  она  не  перестала
быть серьезной силой.  Однако  при  нынешнем  ее  экономическом  положении
только абсолютный безумец  мог  бы  вознамериться  использовать  оружие  и
развязать войну; ему бы просто не позволили даже ближайшие соратники.
     Если же паче чаяния что-либо подобное все же началось  бы,  то  конец
наступил бы быстро и  с  Россией  вообще  было  бы  покончено  -  если  не
навсегда, то на достаточно долгое время, лет на сто по меньшей мере. Иными
словами, не было больше никаких оснований считаться с Россией в чем бы  то
ни было.
     С нею и не считались.
     Приближение столетнего юбилея если не  загранице,  то  хоть  какой-то
части россиян напоминало о былом величии и  вызывало  вполне  естественное
чувство горечи. Чувство, сильное до такой  степени,  что  среди  некоторых
генералов и политиков  всерьез  обсуждалась  мысль  затеять  с  кем-нибудь
войну, в которой Россия будет обречена на поражение. Победителям  придется
потом Россию - или то, что  возникнет  на  ее  месте,  -  подкармливать  и
помогать  вылезти  из  дерьма.  Тут  поминались   прецеденты   более   чем
полувековой давности: судьба разбитых в великой войне Германии  и  Японии.
Этих мыслителей, однако, урезонивали, указывая, что и Германию,  и  Японию
восстановил и поднял в конечном итоге не кто-то со  стороны,  но  сами  же
немцы и японцы; им просто помогли создать необходимые для  этого  условия,
работать же они были  готовы  до  последнего  дыхания.  В  России  всерьез
работать если кто-то и хотел, то не более чем один из сотни; остальные  же
девяносто девять мешали бы ему действием или бездействием. Что же касается
денег, то, сколько их России ни дай, все равно разворуют так, что и запаха
не останется. Так что проигрывать войну не  было  смысла,  а  значит  -  и
начинать ее. Тем более что  армия  желанием  выходить  на  поле  брани  не
очень-то горела.
     Жизнь ее и в мирное время была скудной донельзя,  а  рассчитывать  на
военную поживу не приходилось. Да и союзников вроде бы не было.
     А Россия тем временем шла к  своему  концу.  И  хотя  о  Тройственном
разделении  разговор  еще   не   начался   (это   случилось   позже,   при
интеллигентском правлении), но всякому, кто давал себе труд  задуматься  о
судьбе родины, становилось ясно, что надо либо начинать суетиться, подобно
известной мыши, тонувшей в крынке молока, либо учинить лихой пир во  время
чумы - и ложиться помирать.
     Тогда именно и возникла, вернее, воскресла  в  кругу  людей,  готовых
ради блага государства работать и даже чем-то жертвовать, идея реставрации
монархии. Люди эти были из числа тех, кто, формально не будучи властью, во
многом осуществлял ее. Одни  -  подсказывая  решения,  другие  -  выполняя
указания  сверху.  Люди  эти  не  составляли  никакого  тайного  общества,
заговора, партии и тому подобного. Просто они достаточно хорошо знали друг
друга, общались и во внеслужебное время - на даче,  рыбалке  или  в  бане,
скажем,  и  за  рюмкой  нет-нет  да  и  затрагивали  в  разговоре   близко
интересовавшие их темы.
     Разговоры, естественно, велись не под стенограмму. И тем не  менее...
записал же кто-то разговор, имевшийся у меня на кассете. Каким образом эта
запись была получена - на этот вопрос у  меня  пока  не  возникло  точного
ответа. Предположений, конечно,  было  несколько.  Возможно,  разговор  по
чьему-то поручению (можно лишь догадываться, по  чьему)  был  уловлен  при
помощи  наилучшей  по  тем  временам  ап-паратуры  подслушивания,   дающей
возможность записать то, что говорится в закрытом помещении с  расстояния.
Другое предположение:  аппаратура  была  установлена  там,  в  этой  бане,
заблаговременно, кого-то очень интересовали собиравшиеся там люди.  Третий
вариант: кто-то из участников разговора принес записывающее  или  хотя  бы
передающее устройство с собой, желая для каких-то своих целей иметь запись
предстоящей беседы. Можно предположить также, что  необходимое  устройство
было закреплено на теле кого-то из обслуживающего персонала.  Это,  кстати
объясняет неровность записи. Видимо, носитель аппаратуры то приближался  к
источникам речи, то вынужден был от них отдаляться.
     Однако это все частности. Главным же является  то,  что  запись  была
сделана, а сегодня и попала в мои руки. По сути дела, запись эта  содержит
всю информацию, необходимую для решения вопроса,  и  сегодня  беспокоящего
многих историков, тщащихся объяснить, почему  монархический  всплеск  2017
года, одной стороны, начался так внезапно и  так  успешно  а  с  другой  -
почему он оказался столь  кратковремен  ным  и  повсеместно  затух  как-то
сразу, словно по команде. У меня теперь есть все основания  полагать,  что
именно так оно и было: по команде.

     У себя в номере я через наушники снова  проеслушал  запись  -  раз  и
другой. И успел запомнить достаточно много. Между прочим, и то, что важный
вопрос об источнике денег, выходит, был поставлен именно тогда.
     Если...
     Если, разумеется, такой разговор в действитель ности имел место. А не
являлся театральной поста новкой режиссера, заинтересованного в цикле моих
статей.
     Об этом нужно было  думать,  предполагать,  сомневаться,  убеждаться,
выдвигать аргументы и контраргументы.
     Кассеты кассетами, но нужен был еще и анализ денты,  и  анализ  самой
записи. И голосов. Если  это  не  постановка,  а  подлинный  разговор,  то
звучащие в нем голоса обязательно должны быть записаны еще где-нибудь.
     Люди, близкие к власти, не могли хоть раз-другой не  попасть  в  лапы
нашего  брата-журналиста.  Но  все  это  требует  специальной  аппаратуры,
серьезных профессионалов, времени... Одним словом, сейчас приходилось либо
принимать подлинность документа на веру, либо не принимать.
     Разумеется, меня вывели на эти записи не  случайно.  Из  разговора  с
американцем было ясно:  принимая  мою  персону  за  серьезного  сторонника
европейских Романовых, от меня будут ждать разгромной  статьи,  написанной
на основании нового материала; статьи, в которой, как  дважды  два,  будет
доказано, что никакой азиатской ветви царствовавшего дома  на  самом  деле
нет и что претендент просто-напросто сконструирован  группой  заговорщиков
еще четверть века тому назад. Появление в  русской  и  европейской  печати
такой статьи накануне референдума  и  Великого  Избрания  свело  бы  шансы
Искандера если не к круглому нулю,  то,  во  всяком  случае,  к  величине,
крайне незначительно от него отличающейся.
     Растет прост и не лишен изящества.
     Однако именно в случае подлинности  записей  я  такой  статьи  писать
никоим образом не стану. И записей  этих  в  обозримом  будущем  никто  не
увидит.
     Они останутся объектом исторического анализа, не более.
     Совсем другое дело, если выяснится,  что  записи  -  липа,  подделка,
артефакт. В таком случае статья может быть написана и опубликована - и  на
следующий же день вся ее аргументация будет подвергнута разгрому.
     Доказав,  что  записи  -  фальшивка,  можно  скомпрометировать   весь
Европейский блок и тем в немалой степени ослабить  их  позиции.  Доказать,
сколь неблаговидными способами стараются они устранить  конкурента,  чтобы
усадить на российский престол своего  претендента,  будь  он  хоть  трижды
законным.
     Во всяком случае, так это выглядело в первом приближении. Однако пока
позиция на доске оценивалась и комбинация продумывалась лишь на  один  ход
вперед, а нужно было - на три-четыре, а еще лучше - на пять-шесть.
     Потому что в варианте с фальшивкой на  тот  простой  ход,  который  я
только что просчита,  наверняка  мог  иметься  ответ,  весьма  возможно  -
неожиданный и сильный.  Например?  Ну  хотя  бы  доказать,  что  фальшивка
сработана самими сторонниками Искандера именно для того, чтобы обвинить  в
ее  фабрикации  Евроблок.  Если  такой  вариант  рассчитан,  то  наверняка
существуют и доказательства того, что липу изготовили именно азороссы. Так
или иначе, спешить с публикацией не было ни  малейшего  смысла.  А  записи
надо быстренько упрятать туда, откуда их непросто будет достать кому бы то
ни было. Потому что подождав немного и убедившись в том, что  я  вовсе  не
спешу воспользоваться попавшим в мои руки  материалом,  его  попытаются  у
меня изъять и передать более  сговорчивому  мастеру  сенсаций.  Пристроить
записи в надежное место надо было немедленно; однако  мне  не  хотелось  и
оставаться  совершенно  без  материала.  Наверняка  мне  удастся   улучать
минутки, чтобы еще и еще раз слушать  и  обдумывать  услышанное.  Так  что
нужна была копия. Вообще требовалось много чего: кассета, машина, надежный
сейф... Все это надо было  успеть  сегодня.  Начиная  с  завтрашнего  утра
времени на такие операции у меня может просто  не  остаться.  Вот  так-то.
Прощай, свободный вечерок...
     Долго предаваться сожалениям я не стал. Прежде реего спустился в холл
и там, в одном из киосков, купил одну кассету. Нынешние кассеты были  куда
более емкими, чем употреблявшиеся  тридцать  лет  назад.  Оригинал  записи
лежал, понятное дело, в моем кармане: оставлять его в  номере  решился  бы
только умственно неполноценный человек.
     Купив кассету и заодно оглядевшись по сторонам, я вернулся в номер  и
переписал текст при помощи своего портативного универсального магнитофона.
Пока аппаратик мотал  ленту,  я  раздумывал  над  тем,  как  с  наименьшей
затратой времени и сил выяснить, назначался ли в какую-то из  южных  стран
(вероятнее всего - Аравийского полуострова) новый посол  в  середине  2017
года, а если назначался, то кто именно. Если мне повезет и  окажется,  что
он еще жив, можно будет попытаться с его  помощью  расшифровать  некоторые
намеки из тех, что содержались в записанном разговоре, но  не  поддавались
однозначному истолкованию. Поразмыслив, я пришел к  выводу,  что  вряд  ли
смогу получить нужную информацию непосредственно в МИДе:  у  меня  там  не
было добрых знакомых, а пока обзаведешься ими - время пройдет,  его  же  и
так у меня было не много.
     Самым  разумным  будет  -  порыться  в   периодике   тех   времен   в
Государственной  библиотеке;  в  каком-нибудь   из   официальных   изданий
что-нибудь да найдется. Не сегодня, конечно,  и  не  завтра;  сегодня  все
оставшиеся часы скорее всего уйдут на  аренду  машины  и  поиск  надежного
места для моего нового приобретения - этой вот самой записи,  да  и  копии
тоже. Укрыть  их  надо  было,  разумеется,  в  разных  местах.  Сам  собой
напрашивался вариант: абонировать сейфы в двух банках. Добраться до такого
укрытия если и не  совершенно  невозможно,  то,  во  всяком  случае,  куда
труднее, чем вскрыть мой номер,  где  приличного  тайника  не  оборудуешь.
Разумный вариант, слов нет. Однако - не тут-то было...
     В суре двадцатой Корана,  в  айяте  сто  тридцать  третьем,  сказано:
"Отчего бы не пришел он к  нам  с  ясным  знамением  от  своего  Господа?"
Знамений полным-полно, надо только уметь их видеть и  понимать;  не  даром
там же сказано: "А разве не приходило к ним явное доказательство в  первых
свитках?"
     Мне ждать знамения пришлось недолго. Пока шла перезапись,  я  включил
ящик, где по семнадцатому каналу показывали криминальные  новости.  И  мне
уже через минуту прямо на блюдечке выдали это самое  знамение.  Оно  имело
вид сообщения о том, что минувшей ночью произошло  вооруженное  ограбление
депозитария "Интербанка" - одного из тех двух,  что  я  наметил  себе  для
помещения  своего  материала.  Работали  серьезно,   пошли   на   мокруху,
сигнализация промолчала, видимо, налет  был  подготовлен  профессионально.
Сейфы были вскрыты, вложения, естественно, исчезли.
     Совершившееся я расценил как явное  доказательство  наивности  своего
плана. Нет, рисковать не  станем.  После  такого  ограбления  я  наверняка
заработа бессонницу, если с нехорошим упрямством осуществлю этот  вариант.
Собственно, это было естественно: он лежал на поверхности  -  значит,  был
плох.
     Еще хуже могла бы быть лишь попытка отдать материалы  на  хранение  в
один из знакомых мне корреспондентских пунктов крупных европейских газет.
     Там работают прекрасные люди, но  все  они,  увы,  журналисты,  и  за
жареную новость продадут остатки совести. Нет,  это  было  все  равно  что
пытаться  сохранить  кочан  капусты,   упрятав   его   в   козлятник.   Не
вытанцовывается. А  больше  никаких  вариантов  сию  минуту  в  голову  не
приходило. Не в гостиничный же сейф сдавать, на самом деле!
     Ладно, решил  я,  решение  проблемы  наверняк  есть,  оно  у  меня  в
подсознании, но нужно дать ему время  на  вызревание,  и  оно  проклюнется
само. А пока этого не произошло - придется не расставаться с кассетами  ни
днем, ни ночью. Мое тело, конечно, не  сейф;  но  оно  хотя  бы  постоянно
охраняется весьма заинтересованным стражем - персонально мною. Хорошо, что
материал в сумме составляет лишь три аудиокассеты; а если бы мне  пришлось
прятать, скажем, Британскую энциклопедию? Тут  не  обойтись  было  бы  без
прозрачных компакт-дисков и ноутбука для них; но я  чаще  обхожусь  весьма
скромными диктофоном и  аудиоплейером.  И,  поскольку  аппаратики  эти  по
совместительству  выполняют  еще  и  множество  других  задач,  ими  стану
довольствоваться и впредь.
     Пока я  приходил  к  этому  выводу,  магнитофон  закончил  работу.  Я
аккуратно упаковал кассеты, разложил их по  внутренним  карманам  пиджака.
Теперь взять машину становилось просто  необходимостью:  рисковать  своими
карманами, передвигаясь в  московском  общественном  транспорте,  было  бы
слишком  легкомысленно.  Мне  не  раз  уже  приходилось  слышать,  что   с
преступностью в столице наконец покончено  раз  и  навсегда.  Может,  я  и
поверил бы в это, не попытайся некто подстрелить меня  уже  дважды.  Да  и
тогда, пожалуй, не уверовал бы. Нельзя за два десятка лет  вывести  то,  с
чем не удавалось разделаться за предшествовавшее тысячелетие. Можно только
навести макияж, способный обмануть разве что юнцов.
     Собираясь покинуть номер, я уже не в первый раз пожалел, что хожу без
оружия. Однако пистолет в отличие от диктофона  не  является  обязательным
орудием производства для журналиста. Его наличие надо как-то объяснять.
     Конечно, имела место  попытка  нападения,  однако  о  ней  я  властям
официально не заявил - и следовательно, ее как бы  и  не  было.  Самое  же
выгодное для человека положение - это когда ему ничего не нужно объяснять,
потому что ни у кого не возникает никаких  вопросов.  Азбучная  истина.  А
вообще-то отсутствие пистолета вовсе еще не  означало,  что  я  совершенно
безоружен. Но пусть кое-какие из моих маленьких  секретов  останутся  пока
при мне.
     Итак, я собрался, еще раз убедился в том, что ornnia mea -  в  данном
случае то omnia, что могло понадобиться при найме машины, -  mecum  porto,
снял с двери "сторожа" и тоже сунул в карман, вышел в  коридор,  захлопнул
дверь за собой и направился к выходу. На сей раз совершенно  открыто,  ибо
цель, к достижению которой я стремился, была сейчас до смешного легальной.
Слежки за собой я пока не заметил. По телефонной книге  я  заранее  выбрал
место,  где  собирался  взять  машину;  совсем  недалеко   по   московским
масштабам, туда можно было за десять  минут  добраться  пешком.  Так  я  и
поступил.
     Машину я взял без труда и волокиты. Обошлось это дороже, чем я думал,
исходя из  германских  норм,  но  не  намного.  Сел  за  руль,  выехал  на
набережную,  постоял  немного  неподалеку,  от   Дубль-Арбатского   моста,
обдумывая, каким способом стану я выяснять то, что мне хотелось выяснить -
для собственноп спокойствия. Не  зря  сказано  в  той  же  двадцатой  суре
"Каждый выжидает, выжидайте и вы,  а  потом  вы  узнаете,  кто  обладатель
ровного пути и кто шел по прямой дороге!"



                             Глава четвертая


     Путь мой, правда, трудно было бы  назвать  прямым:  пришлось  изрядно
покрутить баранку и постоять на тормозах, то карабкаясь на второй  и  даже
третий ярус Кольца, то снова снижаясь - все было забито до того,  что  шли
бампер в бампер, - пока я не добрался наконец до Воротниковского и  в  нем
разыскал местечко, где удобно было припарковаться, чтобы оставшуюся  сотню
метров пройти пешком. На этот раз  я  никого  не  играл,  выглядел  просто
достаточно пожилым человеком среднего достатка - каким и являюсь на  самом
деле.
     К интересовавшему меня  дому  в  Воротниковском  переулке  я  подошел
спокойно, не вертя головой и  не  тараща  глаза  ни  на  что,  наоборот  -
рассеянно глядя перед собой и стараясь лишь  боковым  зрением  фиксировать
все, что происходило поблизости. Дом был как дом -  построенный  в  первые
годы нового века на месте старых деревянных развалюх, в которых со времени
оно обитали сперва сущие и бывшие театральные актеры, а потом  вообще  кто
попало.  Я  остановился  перед  кирпичным  корпусом  о  шести   этажах   с
одним-единственным   подъездом.   Такие   тогда   строили   кратковременно
процветавшие фирмы для своих  сотрудников.  В  окнах,  как  и  полагается,
виднелись занавесочки и цветочки, лишь в паре окон - жалюзи  американского
типа. Около дома стояли три машины - две "Волги", постарше  и  поновее,  и
один "опель" почтенного возраста, на котором я, например,  не  рискнул  бы
показываться в центре города. Улица была тихой,  тротуары  почти  пусты  -
потому, может  быть,  что  час  магазинных  закупок  уже  минул,  а  время
возвращения с работы для большинства местных обитателей еще не  наступило.
Все это меня вполне устраивало.
     Я посмотрел на часы.  Мое  время  тоже  пока  еще  не  пришло.  Люблю
приходить заблаговременно - в театр, на вокзал, к дому интервьюируемого, а
также в банк, куда отношу чеки с суммой  жалованья.  Лучше  обождать,  чем
догонять - таков мой девиз.
     Ждать можно  по-разному.  Сегодня  на  вокзале  (воспоминание  тяжело
ударило  изнутри  в  виски)  я  ожидал  прогуливаясь;   на   вокзале   это
естественно, однако сейчас шататься взад-вперед, когда ты виден и: каждого
окна, показалось мне  излишне  вызывающим  Но  эта  часть  была