начит, так. Сегодня на совещании большинство партий выскажется  за
поддержку Александра. Это уже известно.
     - Приятно слышать.
     - Не думаю. Это единственное, чего до сих пор не хватало  до  взрыва.
До серьезного выхода масс на улицы. До крови. Александр,  ваш  претендент,
уже приговорен. И вся его команда - тоже. Ты в том числе. Потому что  -  к
твоему сведению - в городе полно неучтенного оружия. Сейчас его не  видно,
но в нужный миг оно окажется в нужных руках.
     Это я и без него понимал. Но меня интересовали подробности.
     - Но ведь это бессмысленно. Мусульман от этого  ни  в  Москве,  ни  в
стране меньше не станет, и никто с ними ничего не сделает - слишком дорого
это их врагам обошлось бы.
     - Нам еще дороже обойдется, если воцарится Александр!
     - Ничуть не бывало.  Дороже  всего  России  обходится  то,  что  есть
сейчас.
     Президент и его команда все еще глядят  на  Запад,  через  океан,  не
понимая, что искать там нечего. Он  -  провинциальный  политик,  не  более
того. Весь в прошлом. А Западу мы нужны не как  великая  держава,  но  как
конгломерат слабосильных государств. И не  потому,  что  они  такие  бяки.
Просто в геополитике не бывает ни любви, ни ненависти, ни добра,  ни  зла.
Ты ведь в курсе готовящегося Тройственного раздела?
     Европейская Россия, Сибирь, Дальний Восток - независимые государства!
     - Ерунда. Китай нам поможет...
     - Да; в  обмен  на,  самое  малое,  Забайкалье...  Ну  почему  вы  не
понимаете: единственные, кому наши территории не нужны, - это Мир  ислама.
Им нужна торговля, а прежде всего  -  политический  флагман  представитель
исламских стран в Совете Безопасности - и так далее. А вы несете  какую-то
чушь. Да и не будет никакой крови - поверь моему газетному чутью.
     - Будет, будет. Ты ничему не поможешь - только погибнешь сам.
     Собственно, у меня нет даже права говорить с тобой об этом...  Пойми,
мы не допустим такого перелома, мы - большой бизнес.  Нам  все  еще  нужны
западные технологии... Мы не можем их лишиться.
     - И не лишитесь.
     - Как же это?
     Я чуть было не сказал ему: "Да потому, что контрольные  пакеты  акций
многих западных фирм, обладающих этими самыми технологиями,  давно  уже  у
шейхов - непосредственно или через третьих и четвертых  лиц..."  Но  знать
это было ему необязательно. И я сказал лишь:
     - Уж поверь мне. Я больше твоего поездил по миру. Так что если хочешь
и в дальнейшем благоприятствия в делах - отойди в сторонку лучше сам.
     - Вот еще!
     - Не  веришь.  Ладно.  Сегодня  в  три  часа   у   тебя   встреча   с
представителем "Интел Супертекнолоджи". Собираетесь подписать контракт. Не
подпишете. Они попросят отложить на  начало  июня.  Твердо  обещаю.  Тогда
поверишь? Северин, по-моему, слегка опешил.
     - Ты... Откуда ты...
     - У меня - своя информация. А в начале июня  они  могут  подписать  с
тобой, но могут и вообще  отказаться.  И  зависеть  это  будет  от  твоего
поведения...
     Я и действительно мог повлиять на это дело. Шейх Шахет абд-ар-Рахман,
занимавшийся в России не одной только нефтью,  уже,  должно  быть,  прибыл
сюда на заседание,  и  я  найду  возможность  переговорить  с  ним.  Такая
операция у меня не планировалась, все подучилось экспромтом - но, кажется,
могло принести какую-то немедленную пользу.
     - А если хочешь, - сказал я, взяв Северина за пуговицу и глядя ему  в
глаза, - чтобы все обошлось, то ответь мне на пару  вопросов.  Первый:  ты
знаешь, кто подлежит устранению - по плану, о котором ты говорил?
     - Многие...
     - Меня интересуют люди из числа главных азороссов. Шестерки не нужны.
     - Погоди, погоди... - Он, похоже, всерьез растерялся. -  Я  не  очень
хорошо помню. Значит, так... Этот... Лепилин... Потом  -  тот  фашист,  не
помню, как его. Дальше - Веревко, фамилия запоминается. Пахомов...
     - А Бретонский? Генерал Филин? Священник? Отец Николай?
     - Н-нет... Точно нет.
     - Ясно. А Делийский?
     - По-моему, не упоминался...
     - По-твоему - или точно?
     - Ну, я же не заучивал специально!
     - Вот и напрасно, Коля. Я не знаю, есть ли у кого-нибудь списки людей
из вашего лагеря. Учти одно: террор России надоел хуже горькой редьки.  Но
до сих пор мы управиться с ним не могли. Выход  один:  сперва  прибрать  к
рукам, а потом уже решать - как с ним и что. Сперва  заиграть  в  дудочку,
как гаммельнский крысолов; а куда этих крыс вести - решится  впоследствии.
Но до того они еще успеют пошуметь. Ты ведь не хочешь, чтобы твою  фамилию
увидели в черной рамочке?
     Северин лишь растерянно качал головой.
     - Ну спасибо, - сказал я ему. - Желаю удачи.
     Я и в самом деле был ему благодарен: теперь я знал с кем из азороссов
мне действительно стоит беседовать, а кто не представляет  более  никакого
интереса.

     Сегодня  многопартийное  совещание  не  блистало  такой  слаженностью
действий, как позавчера, и отцы-партократы появлялись на сцене по  одному,
выходили - кто лениво, кто чуть ли не выпрыгивал из-за кулис.
     Там было самое подходящее место для бесконечных споров:  поддерживать
ли идею монархии, а  если  поддержать  -  то  каких  требовать  уступок  и
возмещений, и кого рекомендовать будущему государю выдвинуть в премьеры, и
- самое главное - какому же государю.
     Кто-то по  соседству  от  меня  вполголоса  интересовался,  насколько
болезненным бывает обрезание, без которого нет мусульманина, как, впрочем,
и иудея. А спрашивал он скорее всего именно у иудея. Я встал  самого  угла
сцены, выжидая.  Вскоре  показался  и  нужный  мне  деятель  -  тот  самый
священник, на которого  указал  вчера  Бретонский.  Почти  одновременно  с
иереем появился и сам историк, сразу увидел меня, кивнул почти как старому
приятелю и что-то сказал духовному лицу, после чего и оно обратило на меня
свое внимание и приблизилось к рампе.
     - Чем могу вам помочь? - Вопрос был задан в  весьма  доброжелательной
манере.
     - Я журналист и хотел бы...
     - Я уже наслышан. Но не здесь, разумеется, и не сейчас...
     - Сделайте одолжение, назначьте, время и место.
     - Самое лучшее - у меня в храме. Как  ни  странно,  я  вновь  получил
приход.
     Мне  это  обстоятельство  показалось  не  столько  странным,  сколько
многозначительным. Но я не стал распространяться на эту тему.
     - Увы - я не в курсе...
     - Храм святителя Николая... В народе храм называют Никола на сене...
     Если вы знаете, где располагается Министерство иностранных дел...
     - Разумеется. О, я заметил эту церковь.
     - Правильно будет сказать "храм".
     - Простите...
     - А время - ну что же, меня устроило бы сразу после завершения  этого
заседания. Я сегодня не служу, так что смогу уделить вам  часок,  а  может
быть, и больше.
     - Сердечно благодарю, святой отец!
     Он чуть улыбнулся.
     - Святые суть сопричисленные к лику. Но мы грешные, как все грешны  в
этом мире. Лучше называть меня честный отец или просто отец Николай.
     Сказав это, он кивнул и пошел к своему месту  в  президиуме.  Рослый,
крепкий  мужчина  со  спокойным  и  чуть  ироничным  взглядом,   красивой,
ухоженной бородой, черной с  легкой  проседью,  неторопливой  и  уверенной
походкой и хорошо поставленным баритоном. Он не производил впечатления  ни
фанатика, ни прожженного политика, готового ради своего  интереса  продать
все и вся. Интересно, что же действительно привело  его  сюда  -  по  сути
дела, в стан врагов... Или не врагов все-таки?
     Я вернулся на свое место. Наташи еще не было, но я и не  рассчитывал,
что она успеет обернуться  так  быстро.  Старый  Блехин-Хилебин  наверняка
угощает ее чаем, а еще пуще - разговором. Начиная с определенного возраста
у людей ослабевает контроль за речью, и они  становятся  порой  безудержно
говорливыми. С этим приходится мириться, тем более  что  в  болтовне  этой
нередко кроется любопытная информация.
     Пока я делал такие умозаключения, президиум  обосновался  наконец  на
сцене, в зале установилась относительная тишина.
     Однако через два  часа  малопродуктивных  словопрений  мне  это  дело
надоело,  и  я  вышел  на  улицу  проветриться,  не  дожидаясь   перерыва.
Огляделся. Все-таки Наташа могла бы и  поторопиться.  Я  не  могу  маячить
слишком долго, а мне уже  очень  хотелось  увидеть  ее.  Наивно,  конечно,
думать, что меня на каждом углу поджидает снайпер, но все-таки...

     ...Наташа возникла рядом, точно вынырнула из-под земли. Едва взглянув
на нее, я понял: случилось что-то ужасное.
     - Не здесь, - тихо предупредил я. - Улыбайся на всякий случай. Все  в
порядке.
     Она очаровательно улыбнулась, но в глазах бы страх.
     - Ты замерзла, - сказал я на том уровне громкости, на каком  желающий
мог бы без труда услышать. - Пойдем в буфет, выпьем по стакану вина.
     Продолжая улыбаться, она кивнула.
     - Еще секунду... - попросил я и бросился следом,  чтобы  не  упустить
отца Николая, которому тоже видимо, малоосмысленная говорильня надоела,  и
он прошел, едва не задев меня краем своего одеяния.
     - Отец Николай! Если вы  уже  уходите,  то,  может  быть,  встретимся
раньше?
     - Он недолго подумал:
     - Если вас устроит - через полтора часа.
     - Благодарю вас.
     - Буду вас ждать  в  байтистерии.  Это  там,  где  таинство  крещения
свершается. Небольшая такая пристроечка.
     - Я понял.
     - Вы будете один?
     - С секретаршей.
     - Доверяете ей?
     - Не имею оснований для противного.
     - Хорошо. Я предупрежу.
     - А что, у вас там тоже охрана?
     Он усмехнулся:
     - Политика и во храме остается политикой. Согласны?
     Я  вернулся  к  Наташе.  Она,  похоже,  крепилась,  чтобы   выглядеть
спокойной,  но  это  обходилось  ей  дорого,  и  человек,  упорствующий  в
любопытстве, смог бы без особого труда понять: с нею что-то  стряслось,  и
это "что-то" не имело  ничего  общего,  скажем,  с  находкой  бумажника  с
десятком тысяч россов, евро или хотя бы долларов США.
     - Идем, Наташенька,-- я предложил ей руку, и она охотно  оперлась  на
нее.
     Вечно твой чемодан мне мешает... - пожаловалась она.
     - Это почти часть моего тела.
     Она только пожала плечами. В буфете было немноголюдно. Я выбрал самый
дальний  столик.  Приложив  палец  к   губам,   выудил   из   только   что
раскритикованного кейса детектор. Нет,  столик,  похоже,  не  был  населен
"клопами", "жучками" и прочей живностью на молекулярных схемах.
     Теперь можно. Что случилось?
     Она непроизвольно глотнула.
     - Старик погиб.

     Не было сомнений, о каком старике шла речь, но все равно переспросил:
     - Бэ-Ха? Она кивнула.
     - Спокойно, - сказал я. - Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не
был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание  и
приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут рядом.
     Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь?
     Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец  она
подняла веки и улыбнула ,.
     - Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого...
     - Как это произошло? Сбила машина? Она качнула головой.
     - Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда  не  ходил
по краю тротуара - держатся ближе к домам.
     - Ты наблюдала за ним?
     Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться. Он уже
лет десять жил одиноко, жена умерла... Или нет, вспомнила: она осталась за
границей, там, где  было  его  последнее  место  работы:  где-то  в  Южной
Америке. Нашла там кого-то,  как  поняла.  Вообще  он  не  любил  об  этом
говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общается; да  в
Москве и нет никого из них.
     - Хорошо. Что же случилось?
     - Я сама не видела. Но говорили, снайпер подстрелил его возле дома.
     - Кто говорил?
     - Ну, там на улице и в квартире была уже мипиция... А может  быть,  и
не милиция или не только она: большинство было в штатском.
     - Когда это произошло?
     - Где-то за полчаса до моего приезда.
     - Его принесли домой?
     - Нет, конечно. Говорят, увезли -  наверное,  больницу  или  сразу  в
морг, не знаю.
     - Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой
паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной...
     - О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон
- в самом начале, как это обычно делается.
     - Какая записная книжка? Обычная, электронная.
     - Где она сейчас?
     - Осталась у них, наверное.
     - Жаль. Хотя тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну  а  как  с
тобой обошлись?
     - Можно сказать - вполне нормально.  Выспросили,  конечно,  кто  я  и
зачем пришла... Я им все объяснила. Они записали, что  им  было  нужно,  и
сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробного допроса.
Попросили никуда не уезжать.
     - Чем еще интересовались?
     - Ну, есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его
знакомых, кого встречала у него - все такое.
     - Что ты ответила?
     - Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у  меня  ничего  не
оставалось.
     - Но у тебя же что-то сохранилось? Сама говорила.
     - Н-ну... На самом деле почти все отработанные кассеты  оставались  у
меня. Он просто о них не спрашивал - может быть, кое-что забывал. Все-таки
возраст.
     - Почему ты не сказала им об этом?
     - Просто в тот миг вылетело  из  головы.  Наверное,  я  слишком  была
напугана...
     - А сейчас где последние материалы - у тебя с собой?
     - Нет. Тогда они отобрали бы.
     - Тебя обыскивали?
     - Я бы не сказала.  Но  попросили  открыть  сумку  -  А  о  том,  что
работаешь у меня, ты им сказала?
     - А нужно было?
     - Нет.
     - Мне тоже так подумалось.
     - Хорошо. Значит - снайпер... Когда сбивает машина, это еще можно при
желании объяснить случайностью, о точном выстреле этого не скажешь.
     Хорошо, Наташенька. Теперь исчезнем отсюда.
     - Знаешь, мне все-таки немного страшно.
     - Я не собираюсь отпускать тебя одну куда б то ни было. А где у  тебя
дома все эти кассеты? - Лежат кое-где...
     - Я не видел.
     - Ты что - обыскивал квартиру?
     - Нет, разумеется, - соврал я.
     - Значит, и не мог увидеть.
     - Тайник?
     Наташа пожала плечами:
     - Знаешь,  в  нашей  непредсказуемой  жизни..  Об   этом   еще   мама
позаботилась.
     - Да, действительно. Я-то думал, что в Москве все уже  тихо-мирно.  А
тут - словно полвека назад...
     - Нет, не совсем так, конечно. Но и не  так,  как  было,  говорят,  в
старые времена, когда на улицах не стреляли.
     - А я ведь тебя спрашивал насчет надежного местечка для моих записей.
     Почему ты скрыла?
     - Тогда? Не стану же я рассказывать первому встречному...
     - Я, значит, первый встречный?
     - Тогда был. Ну, не совсем - но все же почти.  Надо  же  было  сперва
хоть немного разобраться в тебе.
     - И как? С успехом?
     - Ты что думаешь - я ложусь в постель со всяким желающим?
     Кажется, она собиралась всерьез рассердиться.
     - Извини. Между прочим, я тоже  довольно  давно  перестал  заваливать
каждую желающую девицу, будь она сколько  угодно  пригожей.  Но  по  этому
доводу мы как-нибудь проведем научно-практическую конференцию. А сейчас  -
последний срок встать на крыло.
     - И куда полетим?
     - Сперва к тебе.
     - Не опасно?
     - Не очень - уже потому, что мы ждем опасности.
     - Ты хочешь забрать записи?
     - Не знаю. Если твой тайник надежен - наоборот,  подложу  и  свои.  В
противном случае - заберем все и направимся в универсальное убежище.
     - Такое существует?
     - Была прежде такая традиция, -  сказал  я,  -  храм  Божий  является
убежищем для всякого, кто нуждается в  защите,  и  в  его  стенах  никакое
насилие невозможно.
     - Хорошая традиция, - сказала она серьезно.
     - Согласен.  Но,  к  сожалению,  хорошие  традиции  далеко   не   так
долговечны, как плохие.
     - Мы на самом деле собираемся в церковь?
     - Да, но для работы. Там нас ждет очередное интервью.
     - Любопытно...
     - Там увидим. Пошли.

     Я и на этот раз не забыл проверить машину. Но мои оппоненты,  видимо,
уже поняли, что ко мне таким путем не подобраться. Пора бы им  усвоить  то
же самое и в отношении Наташиной квартиры. Пока же - увы. Упрямые  подонки
- иного заключения я не мог сделать, убедившись в том,  что  кто-то  опять
примерялся ко входной двери и на  этот  раз  уже  более  квалифицированно:
пытался нейтрализовать мою подстраховку, и достаточно  деликатно.  Видимо,
противной стороне было уже известно, чем рискует неосторожный: его  найдут
крепко спящим, как в своей  постельке,  и  надолго  обездвиженным.  Но  на
деликатное  обращение  прибор  не  реагирует;  он  откликается  только  на
правильное обращение. Мы вошли, и я сказал:
     - И все же осмотрись внимательно - все в порядке?
     Наташа, впрочем, занялась этим, не дожидаясь моего совета. Вскоре  из
кухни донесся ее голос:
     - Кто-то лазил в кастрюли.
     - Да, - сказал я. - Это я. Забрал свои кассеты. Больше ничего?
     - Как будто нет.
     - Хорошо. А тайник?
     - Ты обязательно хочешь его видеть?
     - Ну, если у тебя есть принципиальные возражения...
     - Нет, - сказала она. - Принципиальных нет.. Просто... А, ладно.
     Мне, откровенно говоря, было просто любопытно: где  в  малогабаритной
квартире можно оборудовать такой тайник, какого не обнаружат специалисты.
     Наташа вышла из кухни, прошла в комнату. Позвала меня. Я вошел.
     - Ну вот, - сказала Наташа. - Это здесь.
     - Что же: показывай.
     - Да прямо перед тобой.
     - Что значит - прямо передо мной? - едва ли не рассердился  я.  -  Не
вижу.
     Однако сразу могу  тебя  разочаровать:  где  бы  в  этой  комнате  ни
заложить тайник, его обязательно найдут. И даже без особого труда.
     - Поспорим? - На что угодно.
     - Хорошо. Спорим на то, что мне будет угодно. Только не вздумай потом
выкручиваться.
     - Ein Wort - em Mann! - заявил я, и хотя это было сказано по-немецки,
она, похоже, поняла. Усмехнулась. Отошла в угол. Взобралась на стул.
     Подняла руку. И извлекла кассету - похоже, прямо из воздуха.
     - Э? - сказал я.
     - Проигравший платит.
     - Постой. Я ничего не понял.
     - А это и не обязательно.
     - Ты мухлюешь. Она была у тебя в рукаве.
     - Думаешь? Хорошо...
     Не слезая, она снова  двинула  рукой  -  и  кассета  исчезла.  Наташа
спрыгнула и подошла ко мне.
     - Можешь обыскать. Ну? Убедился? Постой...  Куда  ты...  Ты  нахал  и
грубый насильник! Ну, не сейчас же... Порвешь! Погоди, я сама...

     Прошло некоторое время, прежде чем мы вернулись в эту комнату и снова
обратились к проблеме тайника.
     - Не человек, а маньяк! - заявила  Наташа.  Слышать  это  было  очень
приятно. Но она тут же продолжила:
     - Мы спорили вовсе не на это. И все права остаются за мной.
     - Разве я хоть словом заикнулся?..
     - Попробовал бы - и в самом деле стал бы заикаться. Скажи: занятия...
этим самым  (она  не  сказала  ни  "занятия  любовью",  ни  "траханьем"  -
предпочла неопределенно-нейтральное) стимулируют твое мышление?
     - Никогда не задумывался.
     - И ты до сих пор не понял?
     - Я вообще крайне тупой экземпляр.
     - Спасибо, что предупредил. Ты, значит, ничего не видишь.
     - Почему же? Вижу угол комнаты, гладкие стены...
     - Вот-вот. И любой увидит то же самое.
     - Ты хочешь сказать, что там... тайник-невидимка?
     - Ну, простые вещи ты еще способен сообразить.
     - То есть... голограмма?
     - В десятку.
     - Остроумно.
     - Конечно, если руками обшаривать каждый дециметр стены, то  на  него
рано или поздно наткнешься. Но  шарить  там,  где  ничего  нет,  станут  в
последнюю очередь, верно? А для этого ищущий должен ра