были устремлены  на  Искандера.  И
та, автоматическая "Президентского телеканала", тоже. Я бросился бежать.
     Счет пошел уже на секунды.
     В вестибюле снова маячил неприметный мужчина,  с  которым  я  недавно
разговаривал. Я пробормотал ему на ходу:
     - Срочно передайте - государю покинуть сцену и не выходить,  пока  не
получите по связи добро от Иванова. И второе: там  камера  "Президентского
телеканала" - без оператора, но под охраной.
     Немедленно  и  без  суеты  охрану  нейтрализовать  и  все  кабели  ее
отключить. Хотя бы топором, понятно?
     - Если не удастся?
     - Развернуть куда-нибудь - пусть глядит хотя бы в потолок.  Но  ни  в
коем случае - не на сцену! Исполняйте.
     Он опять так же мгновенно, как в прошлый раз, исчез.
     Я выскочил на  улицу,  локтем  прижимая  к  боку  прикрытый  пиджаком
подарок Изи.

     Похоже, Липсис был связан с этим  подарком  незримыми  нитями:  через
десять секунд я услышал над ухом его знакомое сопение. На бегу он спросил:
     - Как ты решил брать их?
     - Думал было подорвать, - ответил я, - но тут это никак не получится:
дома, люди...
     - Мой снайпер сидит вон там, - Изя кивнул куда-то вверх, но я даже не
поглядел. Снайпер явно был ни к чему - при тонированных-то стеклах.
     - Оставь, -  сказал  я.  -  Мой  способ  надежнее.  Из  кейса,  моего
неотвязного спутника, я извлек три баллончика.
     - Дезодоранты? - поинтересовался Изя не без иронии.
     - Ага, - согласился я. - Два - чтобы  поплакать,  третий  усыпляет  в
секунды. Немецкое качество!
     - Дверцы наверняка изнутри заблокированы.
     - Учтено. Видишь - вентиляционные жабры за последним окошком? Баллоны
только внешне стандартные, внутри же - повышенное давление.  Пустим  слезу
сразу с обеих сторон -  и,  думаю,  оттуда  вылезет  кто-нибудь.  Тут  его
усыпляющим. Возьмем одного, дальше видно будет. Твоих здесь много?
     Он пожал плечами:
     - Чтобы съесть одну курицу - даже слишком. Но обезвредить  нескольких
человек смогут. Так что я готов.
     - Пусть прикрывают на всякий  случай.  Сейчас  кто-нибудь  непременно
покажется. - Я снял с баллончиков защитные  колпачки.  -  Ну,  дрогнули  и
пошли.
     - А ведь нет гарантии, что и у них не припасена какая-нибудь  гадость
для защиты и подстраховки, - вдруг притормозил Изя.
     - Ты прав, -  согласился  я,  вспомнив,  что  главный-то  их  человек
по-прежнему находился в зале -  и,  возможно,  при  крушении  всех  надежд
пойдет на крайность, не жалея себя. - Что же ты предлагаешь?
     - Ничего. Жмем на газ, и как только откроется дверца - полный вперед.
     - С риском все же нарваться на пулю?
     Он улыбнулся.
     - Риск, безусловно, есть. Нас мало,  конечно,  но  недаром  же  мы  в
тельняшках. Тут возразить было нечего.

     В приоткрывшуюся дверцу надсадно кашлявший,  со  слезящимися  глазами
мужик не успел даже вылезти. Изя вырвал его, ухватив за руку, а  я  фукнул
ему в лицо "Спящей красавицей", спустил  на  лицо  рыльце  приготовленного
заранее противогаза и вскочил в микроавтобус.
     Там было всего двое. Я едва успел уклониться от свободно падавшего  в
открытую дверь первого из них, напрочь  отрубившегося.  Второй  же  был  в
сознании и быстро ударил меня головой в грудь. Я не устоял на ногах, и он,
прижимая ладони к лицу, выскочил в дверь. Я вывалился вслед за ним.
     Изя надевал на "операторов" наручники и не успел ничего предпринять.
     Мой обидчик  прыжками,  зигзагом  мчался  к  подворотне,  из  которой
навстречу ему выходили люди. Никто не стрелял.
     Да это было и ни к чему. Моего зелья он все-таки успел вдохнуть.
     Действовало оно безотказно. Беглец был в двух  шагах  от  подворотни,
когда ноги его заплелись, он взмахнул руками и упал,  как  бежал  -  лицом
вниз, во весь рост. Изя вскочил.
     - Не спеши, - успокоил я. - больше он не уйдет. Отбегался.
     Один из подарков, сделанных мне Изей - индикатор, - надрывно пищал  у
меня в кармане. Да,  это  был  действительно  "меченый  официант",  так  я
мысленно окрестил его. Я сказал Липсису:
     - А твоя штука ничего: работает.  Глубоко  ты  в  него  засадил  свою
метку.
     - Удерживается в организме до месяца.
     - Это твои люди? Ну, командуй.
     Изя отдал распоряжения своим подскочившим ребятам.  И  мы  подошли  к
пытавшемуся убежать. Изя, покряхтывая, перевернул его на спину.
     Подоспели люди Иванова и окружили нас,  отгоняя  любопытствующих.  Мы
посмотрели в лицо спящему.
     - Масочка, - сказал Липсис.
     - Очередная, - согласился я. - Сними-ка.
     Он сорвал с противника тонкую маску из эластичного, теплого на  ощупь
пластика. Открылись другие черты.
     - Я его знаю, - сказал я. - Брал его  ночью  в  Нахабине  на  чьей-то
даче. А потом он сбежал. И ты его видел еще до того, как твои  ребята  его
пометили. Это официант, который был на приеме в кувейтском посольстве.
     - Не зря  тогда  шейх  попросил  подстраховать  тебя,  -  сказал  Изя
задумчиво.
     - Занести его сейчас в автобус, что ли? А то сюда вскоре  весь  съезд
перекочует. Ребята, ну-ка взяли!
     - Только  не  туда,  -  возразил  я.  -  Автобус  нам  еще  и   самим
понадобится.
     Уложите его в любую из наших машин, остальное решим потом.
     Я обернулся: сзади меня тронули за плечо. Это был Иванов.
     - Торопят, - сказал он. -  Претендент  недоволен,  что  ему  пришлось
прервать выступление. Можно дать добро?
     - Подождите, - сказал я. - Посмотрим сначала, что в зале.
     - Ну, пошли побыстрее, - сказал Иванов.
     - Нет. Посмотрим отсюда, - предложил я.
     Один из людей Лйпсйса включил в машине вентиляцию, и  там  уже  можно
было вскоре дышать. Мы с Ивановым и Изей залезли в микроавтобус.
     Здесь находилось несколько мониторов. На  первом  была  видна  сцена,
второй показывал зал,  третий  панорамировал  бульвар  перед  театром.  Но
непривычный для глаза пульт, а точнее - компьютерная клавиатура, хотя и не
в стандартном исполнении, управлял, как я вскоре убедился,  только  первой
камерой, той самой, мысли о своеобразии которой и  привели  меня  сюда.  В
ручную в зале перенацелить ее, видимо, не удалось.
     Осторожно   осваивая   клавиатуру,   я   заставил    камеру    слегка
поворачиваться вокруг вертикальной оси,  поднимать  и  опускать  объектив.
Устройство  работало  прекрасно,  и  я  позавидовал,  что   среди   нашего
оборудования еще не было таких - с перекрестием  прицела  в  самом  центре
монитора, с  верньерами  тонкой  наводки  и  тормозными  приспособлениями,
позволявшими  наглухо  закрепить  находившуюся  в  зале  камеру  в   любом
положении.
     - Это бы все можно и потом! - Иванов нетерпеливо переминался  с  ноги
на ногу у меня за спиной. - Искандер нервничает!
     - Еще чуточку терпения, -  осадил  его  я.  -  Пока  я  тут  копаюсь,
оглядите-ка зал: там все в порядке?
     - Уже смотрел. Все нормально, только терпение и у них кончается.
     И в самом  деле,  постепенно  усиливающийся  гул,  складывавшийся  из
множества голосов, явственно  доносился  и  сюда:  система  была  снабжена
хорошими микрофонами.
     - Подождите, - сказал я. - Попробую этой камерой  посмотреть.  У  нее
приближение лучше.
     Липсис, осматривавший другие приборы, заметил:
     - Интересно: у них антенна снаружи. Куда они транслируют?
     - На спутник, куда же еще, - откликнулся я. -  Где-то  с  нетерпением
ожидают  их  сообщения...  Ладно,   ребята,   не   отвлекайте   меня   еще
минуту-другую...
     Иванов, глядевший в мою камеру, первым заметил:
     - Смотрите-ка: вон ваша дама сидит... И в самом деле, на первом  ряду
балкона второго яруса сидела Наташа. Что  это  она  покинула  партер?  Она
выглядела грустной, и мне вдруг очень-очень захотелось быть в эти  секунды
рядом с нею, взять за руку и сказать что-нибудь такое, от чего  она  сразу
улыбнулась бы и посмотрела на меня так, как  только  она  одна  умела.  Но
именно сейчас  я  никак  не  мог  находиться  там,  и  даже  будь  у  меня
клонированный двойник, я не доверил бы ему занять мое место ни  здесь,  ни
рядом с нею...
     А на соседнем балконе того же  яруса  располагался  всего  лишь  один
человек.
     - Гляди, - сказал я Изе, - наш Долинский и в самом деле  скромничает:
не в первом ряду, как вся азороссовская шляхта, а на самой камчатке...
     Скромность, как говорится, украшает... кого там? Политика?
     На самом деле я отлично помнил, кого украшала скромность: большевика,
вот кого.
     - Думается мне, - проговорил Изя медленно, - что этот парень  никогда
и ничего не делает без причины.
     - Просто осторожничает, - сказал Иванов.
     - Ммм... - пробормотал я. - Пожалуй, правильно.  Сделаем  тогда  так:
ты, каперанг, следи за залом, а я буду - за балконом. Что-то  есть  в  его
скромности, что паче гордыни.
     - А я? - спросил Иванов. Он уже полностью передал командование в  мои
руки.
     - Можете передать добро. Пусть выходит государь.
     - Ну наконец-то, - пробормотал он облегченно.
     - Только охрану оставьте.
     - Не надо, - сказал Изя. - Там мои. В случае чего справятся.
     - Оставьте, оставьте, - повторил я.
     Иванов кивнул и исчез, осторожно затворив за собою дверцу.
     - Ну что же, - сказал я Липсису. - Двигаем историю дальше?
     - Полный вперед! - усмехнулся капитан первого ранга в отставке.
     Монитор исправно показал, как зал замер, затаив дыхание, а потом  как
бы единой грудью выдохнул; и  это  означало,  что  историческое  заседание
съезда азо-россов наконец-то приблизилось к апогею.

     - ...Если, конечно, гражданам России угодно будет избрать меня  своим
государем... - так говорил, стоя на трибуне, Искандер, наш претендент.
     Овации успели стихнуть, и его внимательно слушали.
     Я перевел свою камеру на Искандера. На мониторе  перекрестие  прицела
лежало прямо на его груди. Навести аппарат  можно  было  очень  точно.  Он
обладал прекрасной механикой. Я быстро вернул прицел камеры на балкон.
     - Завтра состоятся референдум и избрание, - продолжал  претендент.  -
Если вам хоть в какой-то мере  близко  то,  что  я  говорил,  если  судьба
державы волнует вас - сделайте правильный выбор. Я  буду  говорить  еще  и
еще, отвечать на все вопросы, какие люди захотят мне  задать;  мне  нечего
скрывать, нечего стыдиться. Все  мои  желания  -  в  том,  чтобы  достойно
продолжить дом Романовых на российском престоле - с  пользою  для  великой
страны, для великого народа. Иншалла.
     Я удовлетворенно кивнул. Уверенность в том, что Россия  выберет  себе
наконец-то достойного правителя, была почти полной.

     Я включил увеличение и приблизил лицо Наташи. Она сидела  по-прежнему
неподвижно, словно бы внимательно слушала речь. Но смотрела она  вовсе  не
на Искандера. На Долинского! Я заметил в  ее  глазах  тревожный  блеск.  И
направил камеру туда, куда был направлен ее взгляд.
     Лицо профессора заняло весь  экран.  Оно  показывало,  что  Делийский
волнуется.  Были  отчетливо  видны  капли  пота.  Он  беспрерывно   двигал
челюстями, словно жевал резинку. Раз и другой посмотрел на часы.
     Я понимал его. По его расчету, сейчас должно  было  произойти  нечто.
После этого "нечто" автобусик должен был сорваться с места и затеряться  в
московских улицах, заметая следы, Долинский же наверняка остался бы, чтобы
принять участие в неизбежной всеобщей суете.
     Он ждал; но ничего не происходило. И когда истекли те минуты, что  он
отводил на какие-то легкие неурядицы, он понял, что ожидаемого события  не
произойдет.
     Тогда он начал открывать  "молнию"  на  лежавшей  в  соседнем  кресле
сумке.
     Я взял средний план. Наташа чуть  шевельнулась,  Долинский  мгновенно
глянул на нее и так же сразу отвернулся. Наташа тоже полезла в свою  сумку
и достала пистолет - подарок Филина. Но я надеялся,  что  ей  не  придется
пустить его в ход.
     Долинский  еще  раз  посмотрел  на  часы  и,   очевидно,   пришел   к
окончательному решению. Перекрестье моего  прицела  оказалось  у  него  на
груди.
     У Наташи что-то не заладилось: видимо, взвод пистолета заело.
     А Долинский встал во весь рост. Было похоже, что  он  гордится  своей
отвагой. Мой палец лежал на нужной клавише.
     Долинский глубоко вздохнул. И его  руки,  сжимавшие  автомат,  начали
подниматься...
     Но клавиша уже подалась под нажимом моего пальца.
     Тонкий прут света вырвался из  второго,  сверхнормативного  объектива
задранной  кверху  камеры  и  ударил  Долинского  в  грудь.  Поразить  его
оказалось даже проще, чем противника в какой-нибудь компьютерной игре.
     Падая, он успел еще изогнуться и опустился на соседнее кресло первого
ряда. И это было все.
     Я видел еще, как Наташа медленно убрала  оружие  в  сумку,  встала  и
пошла к выходу.
     А  заседание  продолжалось.  Кажется,  никто  так  и  не  понял,  что
случилось.
     Только Искандер на миг вскинул глаза - но  продолжал  свою  речь  без
единой запинки. У него были крепкие нервы.
     - Ладно, Изя, - сказал я. - Раз уж ты  подрядился  помогать  мне,  то
оставайся тут и наблюдай. А мне надо поспешить туда.
     - Я на месте претендента устроил бы хороший банкет - не в  его,  а  в
твою честь, - пробормотал Изя Липсис. - Если бы не ты...
     Я махнул рукой. Я верю в  благодарность,  но  только  не  со  стороны
вышестоящих. Да и потом - какой, собственно, благодарности мог я  ожидать?
У нас не было, конечно же, никакого письменного контракта.
     Я ничего не просил. Просто  я  издавна  был  заряжен  именно  на  эту
работу; я ее сделал - и теперь чувствовал внутри лишь пустоту.
     - Хотя думается, - сказал Липсис задумчиво, - что теперь  там  и  без
тебя могут обойтись.
     - Обойтись без меня, конечно, могут, - сказал я в ответ, -  но  очень
надеюсь, что не все. Или, точнее, - я без них всех проживу. А вот без  нее
- наверное, не смогу больше.
     - Престарелый Ромео, - сказал Изя, оскаливая рот до ушей.
     Я бегом ворвался в театр и бросился по лестнице на балкон.  Навстречу
мне двое парней тащили на носилках тело человека, прикрытое простынкой.  Я
понял, что это труп Долинского, и уступил им дорогу. Наташа сидела в холле
на банкетке. Я улыбнулся ей, подошел и сел рядом, крепко сжав ее  холодные
пальцы, упавшие на узкое красивое колено.
     Сюда из зала транслировалось выступление Искандера:
     - ...Необходимость тяжелого выбора для большинства из вас миновала.
     Потому что не  одним  россиянам  приходят  в  голову  благие  идеи  и
намерения, не одни лишь они жаждут порядка и определенности  на  многие  и
многие годы. И в благодатной, одновременно счастливой и несчастной, Грузии
народ тоже  возжелал  восстановления  своего  древнего  строя.  Это  столь
естественно для древней Сакартвело. И вот совсем недавно его императорское
высочество, великий князь Алексей  Михайлович,  прежде  претендовавший  на
российский престол, потомок, как вам известно, не только российского, но и
грузинского  царского  рода,  получил  приглашение  занять  престол  своих
предков.  А  сегодня  мы  получили  известие  о  том,  что  великий  князь
соблаговолил дать свое согласие.  Знаю,  мы  были  слишком  заняты  своими
собственными делами, и весть эта многих из вас  застала  врасплох.  Однако
тут, на нашем собрании,  присутствует  полномочный  представитель  Грузии,
прибывший специально, чтобы объявить нам об этом  событии.  А  посол  этой
страны в Москве подтвердит его полномочия.  Посему  позвольте  мне  сейчас
пригласить его на эту трибуну...
     - Сейчас  пойдем,  -  шепнул  я  Наташе.  -   А   то   тут   начнется
столпотворение.
     А я устал, как последняя лайка. Жажду тишины  и  покоя.  Хорошо,  что
претендентов выдвигают не каждый день...
     - Разве приема не будет? - так же шепотом спросила она.
     - Позже. Вечером. Последний  привал  перед  предстоящей  дракой,  что
наверняка состоится при голосовании на референдуме.  Как  сказано  -  "Вот
представлены были ему вечером легко стоящие, благородные".
     - Это откуда?
     - Фу, не знать таких вещей! Коран, сура "Сад". Айят тридцать первый.
     - Ты читаешь в оригинале?
     - Разумеется.
     Пока мы спускались, мой грузинский коллега успел сказать все, что ему
полагалось, и народ хлынул в нижнее фойе.  Сразу  стало  очень  шумно,  но
голос по трансляции все же перекрыл все прочие шумы:
     - Генерала    Акимова    просят     незамедлительно     прибыть     к
престолонаследнику и претенденту, великому князю Александру!
     Некоторые стали  оглядываться,  чтобы  увидеть  генерала,  о  котором
многие слышали, но не видел его никто. Что было по меньшей  мере  странно.
Потому что узреть его мог любой. Кроме разве что меня - поскольку в данный
момент зеркала от меня заслоняла толпа. Я вздохнул и сказал Наташе:
     - Если кто думает, что царская служба - мед, пусть попробует сам...
     - А кто этот генерал? - спросила она.
     - Плохо смотришь, - сказал я. - Пошли. Вот  случай  представить  тебя
завтрашнему государю. Что называется - ко двору.  Будет  ли  другая  такая
возможность - неизвестно. Государи - народ своендравный...



                            Глава двенадцатая


     Вот наконец последний документ,  переданный  мне  из  "Реана"  в  тот
памятный день  1  мая  2045  года  в  Художественном  театре  на  Тверском
бульваре. Это документ  особого  рода.  О  происхождении  его  я  не  хочу
распространяться.
     Это  магнитная  запись  разговора,  сделанная  при  помощи  последних
достижений электроники конца прошлого века.  Собеседники,  надо  полагать,
надеялись, что их не слышат, и были достаточно откровенны.  Известно,  что
политический ранг участников этой беседы - самый высокий в своих  странах.
Так что, по всей вероятности, запись сделал  человек,  принимавший  в  ней
участие. По каким-то причинам ему было нужно иметь  такую  запись.  Никому
рангом пониже это оказалось бы не под силу.
     Идентифицировать голоса я, к сожалению, пока не  смог;  займусь  этой
увлекательной работой на досуге - когда он у меня появится.  Разговор  тут
воспроизводится, естественно, в переводе с  английского  на  русский.  Вот
такая  интересная  запись:  "-  Господа,  боюсь,   что   назрела   наконец
необходимость   кардинально   решить   вопрос,   который   долгое    время
откладывался. Как вы, безусловно, догадываетесь, речь идет о судьбе нефти.
Если  в  ближайшее  время  добыча  и  продажа  крови   земной   не   будет
сосредоточена  в  одних  руках,  строжайше  квотирована,  если  не   будет
установлен  нормальный  порядок   в   ценообразовании,   то   предсказания
пессимистов о скором истощении залежей -  во  всяком  случае,  поддающихся
сколько-нибудь рентабельной разработке -  окажутся  весьма  недалекими  от
истины.
     Второй голос - в нем ощущается раздражение:
     - Чистой воды чепуха. Нам не грозит истощение. Гораздо  актуальнее  -
всемирный потоп вследствие глобального  потепления.  Пока  еще  не  найден
способ выбрасывать излишки тепла в  мировое  пространство  -  производство
энергии на планете необходимо  регулировать.  И  это  действительно  можно
делать лишь при сосредоточении всего контроля за добычей нефти в - условно
говоря  -  одних  руках.  В  этом   смысле   я   совершенно   согласен   с
глубокоуважаемым коллегой.
     Третий голос - негромкий и, я бы сказал, вкрадчивый:
     - Думаю,  что  не  ошибусь,  если  скажу,  что  возможна   глобальная
катастрофа пострашнее тех, какими нас тут только что пугали. Это,  как  вы
понимаете, мировая экономическая катастрофа.  А  она  неизбежно  наступит,
если мы начнем искать какие-то силовые решения экономических проблем.
     Первый:
     - Не помню, чтобы я или кто-либо другой говорил о силовых методах. Ни
в  коем  случае.  Все  должно  развиваться  естественным  -  или  как   бы
естественным - путем.
     Новый голос - с некоторым оттенком сварливости,  принадлежащий,  судя
по тембру, человеку