явно немолодому:
     - Иными словами, вы предлагаете создать нефтяную - даже не монополию,
а сверхмонополию? Это самоубийственно!
     - Не надо бояться слов. Когда больной ложится на  операционный  стол,
хирург  становится  сверхмонополистом  во  всем,  что  касается   здоровья
пациента. Но это не пугает людей, нуждающихся в такого рода вмешательстве.
В нашем же случае больна планета; болезнь  носит  экономический  характер,
лечение же не обойдется без политических  методов,  поскольку  нефть  сама
давно уже  стала  политикой.  Но  такой  политикой,  которая  основана  на
применении силы. Я не исключаю, разумеется, отдельных эпизодов,  я  говорю
об основе.
     Второй:
     - Я с интересом услышал бы, каким способом вы  попытаетесь  лодчинить
одной дирижерской палочке нефтяные источники Америки,  России  и  Ближнего
Востока. Меня очень огорчает, что сам я не вижу такой возможности.
     Третий:
     - И  где  будет  находиться  дирижер:  в  Вашингтоне?  Москве?   Или,
допустим, в Эр-Рияде?
     Первый:
     - Что касается способа, то  он  крайне  несложен,  хотя  и  потребует
определенных усилий. Все осуществимо при помощи  так  называемых  курковых
реакций.  Иными  словами  -  при  помощи   минимальных   воздействий   уже
существующие весьма значительные силы направляются в нужную  сторону.  Так
строятся, скажем, гидростанции. Человек не создает  водного  потока  -  он
лишь отводит его в нужную точку и в дальнейшем  -  регулирует.  Глобальные
силы в мире есть. Остается только приступить к их регулированию.
     Сварливый:
     - Любопытно было бы узнать - какую силу  уважаемый  коллега  имеет  в
виду?
     Первый:
     - Обозначу ее одним словом: ислам".
     - При первом прослушивании я подумал  было,  что  на  этом  запись  и
кончилась - настолько продолжительной оказалась пауза. И  хотел  уже  было
выключить воспроизведение, но тут голоса зазвучали  снова.  Видимо,  время
понадобилось  совещавшимся   для   того,   чтобы   основательно   обдумать
услышанное.
     "Второй голос:
     - Если я правильно понял,  вы  хотите  передать  мировое  руководство
Ближнему Востоку?
     Первый:
     - Ничего подобного я не предлагал - и не собираюсь.
     Второй:
     - В таком случае боюсь, что я вас не понял.
     Третий:
     - Не вы один.
     Сварливый:
     - Надеюсь, что не Вашингтону? Его влияние в мире и так уже  превысило
пределы разумного. Тем более что в мире Америку не любят: по  сравнению  с
прочими она вызывающе сильна, богата и эгоистична.
     Первый:
     - Совершенно с вами согласен. Но Дяди Сэма я в  этой  роли  не  вижу.
Кроме прочего, хотя бы потому, что в наступающем столетии у него возникнет
много новых и усилится множество старых собственных проблем, которыми  ему
и придется заниматься.
     Второй:
     - Вы же не хотите сказать, что рассчитываете на Москву?
     Третий:
     - Надеюсь, что нет. Строить на руинах всегда сложнее и дороже, чем на
новом месте. Россия сегодня - это руины великой державы.  Тогда  уж  лучше
Китай...
     Первый:
     - Я думал над этим. Исламизация Китая  потребует  столетий.  Китайцев
много, и кроме того - они весьма консервативны в массе. В  политической  и
экономической области все последние столетия Китай лишь  более  или  менее
удачно все перенимал. Россия же создавала свое, и во многих случаях  очень
удачно.
     Несчастье русских в том,  что  у  них  много  воров  и  мало  опытных
организаторов и реформаторов. Но уж во всяком случае они не консервативны,
хотя порой и кажутся такими. А что касается нынешнего их положения, то оно
как раз такое, какое нас устраивает.  Они  с  удовольствием  ухватятся  за
протянутую руку,  в  особенности  если  ощутят,  что  рука  эта  крепка  и
протягивают ее без злого умысла.
     Сварливый:
     - Но тут умысел как раз налицо.
     Первый:
     - Но не злой - поскольку  результат  в  конечном  итоге  будет  в  их
пользу.
     Второй:
     - Я все же не вполне понимаю: почему для решения этих  проблем  нужно
привести весь мир или большую его часть к одному знаменателю?
     Первый:
     - Потому что для решения глобальных задач нужно прежде всего если  не
всеобщее духовное единство, то, во всяком случае, единство большинства.  Я
не вижу иного способа добиться его.
     Третий:
     - Ну хорошо, допустим, с Россией как-то можно уладить...
     Первый:
     - Просто:  дать  им  денег  и  контролировать.  При  их  колоссальных
потенциях...
     Третий:
     - Я не  перебивал  вас.  Извините.  Я  хотел  сказать:  пусть  ислам,
которому вы так симпатизируете, проникнет в  Россию.  Но  каким  путем  вы
протащите его в Америку?
     Первый:
     - Вы прекрасно знаете, как я  отношусь  к  исламу.  Однако,  если  вы
наблюдаете, допустим, извержение вулкана, то вовсе не  обязательно  любить
его, чтобы признать, что оно действительно происходит. Можно,  разумеется,
и не замечать его. Не исключаю, что жители Помпеи стояли именно  на  такой
позиции. Кроме того, у вас не  совсем  ясное  представление  об  исламе  в
России: там и сегодня десятки  миллионов  мусульман,  да  и,  кроме  того,
ощутимо исламское влияние с юга, со стороны бывших колоний империи. Что же
касается Америки, то усиление позиций ислама в ее пределах - прежде  всего
среди афроамериканцев -  будет  являться  одной  из  серьезных  проблем  в
наступающем веке. А усиление ислама на  Евроазиатском  материке  неизбежно
вызовет ощутимый резонанс в Западном полушарии.
     Второй:
     - Легко сказать: дать денег. Нужно очень много денег. Кто даст? И под
чьи гарантии?
     Первый:
     - Даст исламский Восток. Потому что от этих денег выиграет Россия, но
и сам ислам - тоже, и не только в военном и политическом отношениях, но  и
в деле собственного  единства.  Что  же  касается  гарантий,  то  это  уже
подробности, которые нужно еще разработать, однако основную гарантию можно
назвать уже сейчас: не словесная, а практическая  готовность  России  идти
навстречу.
     Сварливый:
     - Хорошо, предположим, что все так и произойдет. Но где уверенность в
том, что Россия, в политическом и военном  отношении  возглавив  исламский
мир - а если я верно уловил вашу идею, именно об этом  вы  и  говорите,  -
восстановит и еще  усилит  свой  статус  сверхдержавы,  получив  при  этом
контроль  над  большинством  мировых  запасов  нефти.   Где   уверенность,
повторяю, что она будет проводить именно ту разумную  политику  сбережения
планеты, от которой мы и начинали танцевать? Не  ударит  ли  им  в  голову
сознание собственного сверхмогущества, как это уже произошло с Америкой?
     Первый:
     - Резонный  вопрос.  Пока  могу  ответить  лишь  вот  что:  по   моим
наблюдениям, политика своеволия  идет,  как  ни  странно,  не  столько  от
сознания  силы,  сколько   от   стоящей   перед   властями   необходимости
подчеркивать, изображать или даже  имитировать  эту  силу  для  стороннего
наблюдателя.  Иными  словами,  как  это  ни  покажется   смешным,   -   от
республиканского строя. Власть имущим гораздо легче, когда они эту  власть
получают, как говорится, по божественному праву. Когда не  надо  проводить
предвыборных кампаний и постоянно скандалить с оппозицией.
     И если - предположим на минуту - в России реставрируется  монархия  -
не  самодержавная,  конечно,  а  нормальная  современная   конституционная
монархия, - то ожидать с ее стороны агрессивности, я полагаю, не придется.
Не будет борьбы лозунгов,  поскольку  не  будет  схватки  претендентов  на
высший пост, ее заменит закон о  престолонаследии.  И  если  новый  монарх
поднимет знамя с надписью "Благополучие планеты", то не  найдется  никого,
кто будет способен ему возразить. Вот так это мне представляется.
     Сварливый:
     - Вы желаете России прямо-таки бесконечного добра:  сперва  ислам,  а
потом еще и короля  в  придачу.  Дай  Бог  ей  перенести  все  это.  Можно
подумать, что вы сами происходите оттуда!
     Первый:
     - В какой-то степени. Мои весьма отдаленные предки приехали  туда,  а
через несколько поколений другие предки, менее отдаленные, оттуда  уехали.
Но я действительно желаю ей только добра. Я вообще никому в мире не  желаю
зла.
     Второй голос:
     - И вы полагаете, что все это обойдется без большой крови?
     Первый:
     - Искренне в это верю и надеюсь".

     Наступившее за этим молчание  на  сей  раз  действительно  обозначало
конец если не разговора, то, во всяком случае, записанной его части.
     Но я пока так и не знаю - кем были  эти  люди  и  каким  образом  эта
запись попала в документы нашей команды. Или - моей бывшей команды.

     Отгремело,  отмаршировало,  отгрохотало  гусеницами   по   брусчатке;
откричалось бесконечное "ура!". Парад в честь столетия Победы  закончился.
Понемногу опустели гостевые трибуны. На  площадь  стали  пускать  праздный
народ. Люди всяческих служб тоже исчезли из видимости; настала и  для  них
пора перевести дыхание, расслабиться и скорее всего  просто  выспаться,  а
перед тем немного позвенеть стеклом. А мы  все  еще  сидели  там  же,  где
находились, приветствуя парад - на той же  трибуне,  близ  опустевшего  (и
изнутри, и снаружи) Мавзолея.  Сидели,  предаваясь  каждый  своим  мыслям.
Сперва молча. Но мысли наши, вероятно, во многом совпадали  -  и  в  конце
концов  мы   стали   обмениваться   -   сперва   какими-то   непроизвольно
вырывавшимися словами, а потом и все более осмысленными репликами.
     Нас было трое: Наташа, я и каперанг  в  отставке  Седов,  он  же  Изя
Липсис.
     Он и заговорил первым.
     - Флаг, - сказал он, и когда мы в некотором недоумении уставились  на
него, повторил даже чуть рассерженно: - Ну флаг, разве нет?
     - Что - флаг? - спросил я.
     - Да невыразительный флаг у России, - пояснил он недовольно. -  Таких
трехполосых,  как  зубная  паста,  в  мире  полно,  и  каждый   раз   надо
догадываться,  чей  это:  российский,  или,   скажем,   голландский,   или
какой-нибудь  Словакии  или  Словении...  То,  красное,  полотнище   сразу
бросалось в глаза, пока Китай не слямзил и до сих  пор  пользуется.  Нужна
предельная броскость - как американский звездно-полосатый или "Юнион Джек"
- ни с чем не спутаешь...
     - Это, конечно, проблема самая актуальная и злободневная, - сказал я,
невольно усмехнувшись. - Подай проект государю. Хотя я и  так  уже  слышал
что-то о новом флаге. Вроде бы  полосы  останутся,  но  от  древка  пойдет
зеленый равносторонний треугольник. А может, и вернемся к красному,  но  с
золотым орлом по центру...
     - И с серпом и молотом в  углу,  -  задумчиво  добавила  Наташа,  еще
занятая своими мыслями.
     - Скажешь тоже, - откликнулся Изя.
     - А почему нет? - возразила она. - Очень подходит. В одном месте чуть
убрать, в другом - добавить, и будет прекрасный новый символ.
     - Не серп и молот, а также пересекающиеся крест и полумесяц, - тут же
представил я новую фигуру. - И в самом деле - почему бы нет? Только  не  в
углу, а выше - над орлом.
     Мы одновременно, не сговариваясь,  подняли  глаза  на  орла,  который
венчал собой Спасскую башню. Да и рубиновые звезды в свое время  там  были
не менее выразительными. Как были выразительны и сами те времена.
     - В каждой эпохе обязательно отыскивается что-то  хорошее,  -  сказал
Изя задумчиво. - Тем более для людей поживших. Вот тебе, генерал, не жалко
разве России, которая уходит?
     - Опомнись, дружище, - сказал я в ответ. - Куда же  это  она  уходит?
Вот она - на своем месте.
     Он помотал головой - хотел, видимо, привести какие-то  доказательства
того, что Россия и в самом деле уходит. Наташа перебила его:
     - Подождите пока отпевать, - сказала она.  -  Вот  лучше  ты,  Витал,
объясни нам до конца, а то я, во всяком случае, не понимаю: как ты в итоге
догадался,  что  во  главе  заговора   Долинский?   И   на   кого   он   в
действительности работал? Насколько могу судить, желающих сорвать избрание
нынешнего государя было немало?
     Я кивнул:
     - Да, хватало.
     - Не тяни, - сказал мне Изя. - Я тоже хочу понять:  что  же  в  конце
концов произошло?
     - Сыграли свою игру, - ответил я. - Ты,  и  я,  и  его  императорское
величество Александр Четвертый, Искандер аш-Шариф, и многие другие  еще...
И не по пенальти мы выиграли. Все забивалось с игры.
     Я объяснил,  что  действия  Долинского  и  его  людей  по  устранению
претендента  были  организованы   президентской   командой.   Сторонниками
Аргузина, который сам пытался сделаться "народным царем".
     - Так что же, они давно заслали  Долинского  к  азороссам?  По  нашим
данным, он был одним из организаторов партии еще тогда, когда ни  о  каком
Искандере и  слуху  не  было.  Не  думаю,  чтобы  наши  ребята  могли  так
ошибиться.
     - Все правильно, - сказал я.  -  Долинский  был  в  партии  с  самого
начала, и для него важен был не  столько  царь,  сколько  воплощение  идей
евразийства в жизнь.
     - Отчего же он... Его что, купили?
     - Нет, - сказал я. - Хотя пытались.
     - Почему именно его?
     - Он  был  достаточно  многим  известен  по  работам.  Но  мало   кто
встречался с ним в жизни. На людях он показывался очень  редко,  круг  его
общения ограничивался семьей. В остальных он просто не нуждался.
     - Ну и что же?
     - Тогда в спецслужбах, работавших на президента Аргузина, решили, что
раз купить его не удастся, то придется осуществить подмену. Так и сделали.
Устроили катастрофу. Долинский с женой и сыном погибли. А в больницу  были
доставлены уже двойники Долинского и сына. Ну а остальное вы знаете...
     - Неужели не нашлось никого, кто  бы  его  узнал?  -  спросил  Изя  с
изумлением. - В больничном компьютере хранятся  данные  об  индивидуальных
особенностях каждого пациента. Трудно было просто сопоставить?
     - Как ты думаешь, - спросил я, - президентской  команде  трудно  было
взломать компьютер и загрузить в него все, что нужно, а прочее - изъять?
     При их-то возможностях.
     - Понятно, - сказал Изя. - Должен сказать, что такой вариант у нас не
прорабатывался. Ну а сам ты - как вышел на вариант с подменой?
     - По методу детективного романа. Пытался с одной  стороны  прикинуть,
кто из подозреваемых менее всего похож на киллера, а с  другой  стороны  -
вычислить  силы,  организации,  способные  и  намеренные  провести   такую
операцию. Причем круг таких организаций резко сузился после того, как  мне
стало известно, что Алексею было сделано приглашение из Тбилиси и  он  его
принял не задумываясь.
     - Кстати, как ты полагаешь, почему? Все же Грузия - это не Россия...
     - По этой самой причине. В России, чтобы сделать ее воистину великой,
величайшей державой, нужно столько перелопатить!.. Даже при всем  нефтяном
золоте.  Тут  нужен  не   зиц-государь,   такие   хороши   в   традиционно
благополучных государствах, а нам требовался человек петровского  размаха.
Алексей в себе не чувствовал таких сил. А Александр чувствует.
     - Думаешь, он таков?
     - Время покажет. Итак, алексеевцы отпали. Кто  остался?  Православные
ревнители - раз; президентская команда - два;  и,  наконец,  Изя,  -  твоя
страна, у которой с исламом давние проблемы. Не обижайся, но я долго точил
на тебя зуб...
     - Словно бы я этого не знал, - ухмыльнулся он. -  Откровенно  говоря,
это порой мне было очень обидно. Поскольку задачей  нашей  группы  было  -
помимо многого прочего - обеспечить твою безопасность, но  по  возможности
не засвечиваясь, чтобы ты не потерял доверия у своих. Интересно,  а  когда
ты понял, что заговорщики - не мы?
     - Когда Акимову для передачи будущему государю была передана  просьба
твоего правительства о посредничестве в вопросе об аренде  территорий  для
создания Иудеи, граничащей с Израилем. И о самом создании, и о том,  чтобы
арендная  плата  оставалась  в  разумных   пределах   -   политических   и
экономических. Тем самым вы показали, на кого ставите. Тем более  что,  по
данным людей Акимова, претендент дал определенные обещания, как и гарантии
посредничества  в   возможных   конфликтах   на   Ближнем   Востоке.   Это
предварительно. А окончательно я поверил тебе в квартире Хилебина.
     - "Людей  Акимова"  -  изволили  выразиться?  -  ухмыльнулся  Изя.  -
По-моему, пребывание близ августейшей особы ударило тебе в  голову:  ты  и
себя называешь уже не иначе как в третьем лице.
     Вместо ответа я глянул на часы:
     - Как вы полагаете - мы не засиживаемся тут? Час приема в  честь  Дня
Победы приближается, а точность - вежливость не только королей,  но  и  по
отношению к ним.
     - Не опоздаем, - сказал Седов уверенно. - Тут два шага. Хотя -  можем
и подниматься. Не то наша юная дама вдруг простудится. Мне этого вовсе  не
хотелось бы. Девы младые так хрупки.
     Мы встали. На площади стало, кажется, еще более людно.  Россия  любит
праздновать - хотя и несколько  своеобразно.  Впрочем,  чувствовались  уже
новые веяния: пьяных было куда меньше, чем полагалось бы по традиции.
     Это заметила и Наташа. Она сказала:
     - И все же - перекорежит Россию ислам.
     Изя лишь пожал плечами. Все-таки он уже много лет имел к этой  стране
лишь косвенное отношение.
     - Да бросьте вы, - сказал я. - Россию ислам  не  перекорежит.  Как  и
православие с ней в конечном итоге  ничего  не  сделало.  Нутро  как  было
языческим -  так  и  осталось.  Вот  Россия  наверняка  ислам  переиначит,
подгонит по своей мерке. Она всегда все переваривала, переварит и это.
     Зато по новой ситуации место, которое она вскорости  займет  в  мире,
вернее всего будет назвать первым. По всем параметрам. Возражения есть?
     - Пожалуй, нет, - ответил Изя задумчиво. - Если судить по мне, то  ты
скорее всего прав. Сколько лет я уже там - и до сих пор России из меня  не
выбьешь. И никогда не выбьешь, это я совершенно точно чувствую.
     Наташа взяла меня под руку:
     - Идемте. Мне вовсе неохота представать перед государем,  запыхавшись
и вытирая пот. И там понадобится время, чтобы привести себя в порядок.
     Там есть - где?
     - Найдется, - успокоил ее я. Ъ -  Скажи,  -  спросила  она,  -  а  ты
подумал, как ты будешь представлять меня государю?  Каков  мой  статус?  Я
что-то не уверена...
     Я поцеловал ее - крепко, долго.
     - Представлю самым благопристойным образом,  уж  поверь.  Единственно
возможным. Если ты не против, конечно.
     Она все-таки немножко подумала. Самую малость, но все же.
     - Я не против.

     Запись, приведенную в  начале  этой  главы,  мне  удалось  прослушать
только после референдума и Великого Избрания, где  Искандер  победил,  как
говорится, одной левой. А когда я наконец выключил магнитофон - мне  стало
грустно. И чувство грусти не прошло и сохранилось по сей миг.
     Нам  кажется  порой,  что  мы  придумываем  что-то  сами,  действуем,
добиваемся результатов и таким образом влияем  на  ход  истории.  А  потом
оказывается, что были мы всего лишь фигурками на доске. И хотя фигуры  эти
обладают разными рангами, от пешки  до  короля,  все  равно  они  остаются
фигурами,  чаще  всего  даже  не  замечающими,  что  есть  некто,  кто  их
передвигает. И меня, в звании если не ферзя, то уж  ладьи  точно,  и  даже
Искандера с его теперь уже королевским титулом - вернее, императорским.  И
добро бы нас двигал Господь Бог; но это тоже люди, просто мы знаем  о  них
еще меньше, чем о Всевышнем.
     Меня как фигуру двадцать с лишним лет  тому  назад  сделали  Вебером,
послали за рубеж; двадцать с лишним лет я колесил по свету то Вебером,  то
Салахом  Китоби,  то  под  другими  именами,  творил  намаз   в   мечетях,
разговаривал с эмирами и рассуждал о божественном  с  улама,  спасался  от
киллеров  и  разыскивал  корни  заговоров  против  тогда  еще  никому   не
известного (кроме  работников  немногих,  но  очень  серьезных  спецслужб)
будущего государя всея Руси Александра Четвертого. Ради чего?  Ради  того,
чтобы