Евразия,  Северная  Америка,   Южная
Америка, Африка, Австралия, Антарктида...
     Он удовлетворенно ухмыльнулся.
     - Происходи это на экзамене - я попросил бы вас прийти в другой раз.
     - Не понимаю...
     - Нет, разумеется, ответ можно было бы  вам  зачесть  -  если  бы  вы
сдавали физическую географию. Но ведь наш предмет,  если  не  ошибаюсь,  -
география политико-экономическая?
     - Ну... да.
     - А в этой географии, незадачливый мой студент, материков не шесть, а
всего лишь пять.  И  называются  они:  Америка,  Европа,  Россия,  Дальний
Восток... - Он сделал новую  выразительную  паузу.  -  И,  наконец,  пятый
материк: Исламида.
     - Боюсь, что я не совсем...
     - Да ну что вы. Исламида, Мир ислама! Представьте себе карту мира.
     Способны?
     - Полагаю, что да... Представил.
     - В таком случае смотрите.  Африка:  Марокко.  Алжир,  Тунис,  Ливия,
Египет, Судан, Уганда, Джибути.  Эритрея,  Сомали,  Чад,  Нигер,  Нигерия,
Камеру, Габон, Буркина-Фасо,  Гвинея,  Центрально-Африканская  Республика,
Кот д'Ивуар,  Танзания,  Гамбия,  Сенегал,  Мавритания,  Руанда,  Бурунди,
Коморские острова. Все это, кроме Комор, географически -  единый  монолит.
Примерно половина территории Исламида Далее. Весь  Аравийский  полуостров:
Саудовская Аравия,  Йемен,  Оман,  Кувейт,  Бахрейн,  Катар,  Объединенные
Эмираты. Другие азиатские страны:  Сирия,  Ливан.  Иордания,  Ирак,  Иран,
Афганистан, Пакистан, Турция. Азербайджан, Северный Кавказ, оба таджикских
государства,  Киргизия,  Туркмения,  Узбекистан,  Казахстан.  И  все   это
образует единый монолит. Это - материк. Далее - острова: Бангладеш...
     - Это не остров.
     - Я имею в виду не географическое понятие; остров - значит, находится
в отрыве от монолита. Бруней, Малайзия, Индонезия, Босния, Албания.
     Убеждает? Все эти страны  -  члены  Лиги  исламских  государств.  Еще
анклавы: Татарстан, Башкирия, Восточный Туркестан...  И  плюс  к  этому  -
исламские общины во всех странах мира! Тут, в  Москве,  миллион  с  лишним
мусульман, да и в Питере... Дальнейшие объяснения требуются?
     - Мне понятно.
     - Очень рад. Далее. Подобно тому как  в  позапрошлом,  девятнадцатом,
веке шло активное экономическое развитие  Соединенных  Штатов  Америки,  а
позже - Японии, в  прошлом  веке,  к  концу  его,  быстро  пошла  по  пути
прогресса  Исламида.  Хотя  развитость   входящих   в   нее   стран   была
неодинаковой, начавшиеся интеграция и взаимопомощь подтягивали  отстающих.
По странному капризу природы именно  в  Исламиде  оказались  сосредоточены
основные  запасы  полезных  ископаемых  планеты,   прежде   всего   нефть,
остающаяся, вопреки предсказаниям скептиков, кровью  экономики.  Это  вам,
безусловно, ясно?
     Он, похоже, принимал меня - а может быть, и вообще всех журналистов -
за малограмотных и непроходимо тупых. Но я  лишь  кивнул,  показывая,  что
потрясен раскрывающимися передо мной безднами эрудиции.
     - Но Исламиде требовалась значительная технологическая  поддержка  со
стороны  обладателей  передовых  технологий.  Начался  поиск  естественных
союзников  среди  других  материков.  И  -  говорю  это  не  без  ехидного
удовольствия - хваленая Америка в данном случае  прозевала.  Впрочем,  она
вряд ли могла поступить иначе. У нее не было иного пути, как  поддерживать
Израиль: еврейский капитал и еврейские  голоса  в  Штатах  -  величина,  с
которой нельзя было не считаться. Однако поддержка еврейского  государства
автоматически приводила американо-исламские  отношения  в  тупик.  Дальний
Восток  в  те  времена  был  занят  и  своими  внутренними  проблемами,  и
конфликтами с Америкой. К тому же найти для  него  общий  язык  с  исламом
достаточно сложно,  куда  сложней,  чем  христианам  или  иудеям:  ведь  и
буддисты, и синтоисты  не  относятся  к  ахл-ал-Китаб,  людям  Книги,  как
последователи  Иисуса  Христа  и  Моисея,  чьи  религи   имеют   общие   с
мусульманами корни. Что касается Eвропы, она к исламу с давних пор,  может
быть, с Крестовых походов, относится с  недоверием.  Итак,  к  чему  же  я
подвожу вас?
     - К России, - угадал я.
     - Совершенно верно.  Во  второй  половине  минувшего  века  Россия  в
принципе придерживалась правильной политики в отношениях с Исламидой, хотя
выработала ее и  не  сразу.  Она  по  ряду  причин  быстро  отказалась  от
поддержки Израиля и стала вооружать значительную часть исламского  мира  -
причем в кредит, а если  называть  вещи  их  именами,  то  даром.  Правда,
успешное развитие  этих  отношений  несколько  сдерживалось  отрицательным
отношением коммунистической  империи  к  религии  вообще,  и  к  исламу  в
частности. Но с другой стороны, исповедание мусульманства многими народами
СССР оставалось непреложным фактом,  и  это  помогало  сближению  материка
России с Миром ислама. Итак, политика развивалась в нужном направлении,  и
если бы не распад империи в последнем десятилетии прошлого века, структура
этих отношений могла бы окончательно стабилизироваться, и наведение мостов
между Россией и Исламидой пошло бы полным ходом. Распад повлиял,  конечно,
на  этот  процесс,  поскольку  одной  из  традиций  практической  политики
Исламиды  является  уважение  реальной  силы;  Россия  же  катастрофически
слабела на глазах. Если  бы  не  это  печальное  обстоятельство,  дверь  в
Исламиду для Соединенных Штатов, пожалуй, закрылась бы наглухо еще полвека
тому назад. Вы следите за моими рассуждениями?
     - Конечно же, профессор.
     - Согласны с ними?
     - О, безусловно...
     - Вот и прелестно. Итак, скоропостижное ослабление России  в  области
экономики - а следовательно, и политики - позволило двери не закрыться  до
конца, и американцы не преминули этим воспользоваться.
     Это стало совершенно ясно в середине последнего десятилетия XX  века,
а  именно  во  времена  Балканской  смуты.  Если  вы  обладаете  хотя   бы
поверхностными сведениями из области новейшей истории...
     Я скромно кивнул.
     ...то должны помнить, что одной из воевавших сторон  были  боснийские
мусульмане - кстати, славяне по происхождению...
     - Конечно же, я помню, профессор...
     - Меня  радует,  что  не  приходится  тратить  время   на   изложение
элементарных истин. Так вот, спохватившись, американцы решили вскочить  на
подножку уже уходившего поезда и совершенно неприкрыто выступили на защиту
тамошних  мусульман  -  ну,  и  их  союзников,  разумеется.  Соверши   они
что-нибудь подобное на Ближнем Востоке - в Штатах поднялся бы шум; от того
же, что происходило на Балканах, еврейские интересы  ни  в  Штатах,  ни  в
Израиле практически не страдали.
     Балканы оказались тем местом, где Америка могла демонстрировать  свою
новую политику в отношении ислама в ее чистом виде, без помех.
     Я решил подбросить ему косточку:
     - Но ведь это не было первой акцией такого рода, профессор. Война  за
Кувейт несколькими годами раньше...
     Бретонский поморщился.
     - Это совсем другое. Там Штаты воевали за мусульман  -  но  и  против
мусульман, то была, скажем так, семейная ссора. И политический результат с
точки зрения укоренения в Исламиде был - по нулям.
     Политика, друг мой, не теннис,  где  ничьих  не  бывает;  это  скорее
футбол. Для России же ситуация была тоже в  достаточной  мере  щекотливой:
чтобы сохранить хоть крохи влияния на Балканах, ей приходилось, по  давней
традиции, выступать в защиту сербов. Так  что  в  те  годы  Штаты  заметно
продвинулис вперед в деле влияния на Исламиду,  ощутимо  потеснив  Россию.
Согласны?
     - Это так очевидно...
     - Все становится очевидным, друг  мой,  если  удается  предварительно
понять процесс и должным образом сформулировать. Но история и есть,  кроме
всего прочего, наука формулировок. Итак, Штаты вырвались вперед. И процесс
этот мог бы оказаться необратимым, если бы  не  одно  крайне  существенное
обстоятельство. Догадываетесь, что я имею в виду?
     - М-м...
     - Объясняю. В отношениях с исламом американцы  могут  дойти  лишь  до
определенного предела; перейти его им не дано. Для  этого  они  -  слишком
демонстративно-христианская страна, слишком христианский народ.
     Но мусульман там не так уж мало...
     - Это ничего не меняет. Страна выросла,  возникла  на  протестантской
основе. Выбейте эту подпору - и она рухнет. - Он усмехнулся. -  Ну  а  для
нас, для России - пределов нет. Как сказал еще Блок - нам внятно все!
     - И потому вы полагаете,  профессор,  что  мы  можем  обогнать  их  в
отношениях с Миром ислама?
     - Можем? Да мы уже обогнали их!
     - Разве?
     - Недоверчивый друг мой! Понимаете  ли  вы,  при  каком  событии  вам
посчастливилось присутствовать? Вижу, что нет: вы еще не осознали...
     Для сравнения. Вам приходилось бывать в Штатах?
     - Да. Не раз...
     - Чудесно. Вы способны фантазировать?
     Меня этот разговор забавлял, но я старался никак не показать этого.
     - Н-ну... пожалуй, да. Конечно.
     - В таком случае попытайтесь представить себе, что  вы  присутствуете
на собрании в той великой стране -  на  собрании  по  проблеме  выдвижения
кандидатом в президенты мусульманина.
     Я мысленно усмехнулся: аргумент был неплох. Вслух же сказал:
     - Да, должен сознаться - там подобное исключено.
     - Quod  erat  demonstrandum.  А  тут  ведь  происходит  именно  такое
событие. И выдвигать будут не в президенты: в государи всея Руси!
     - Однако выдвинуть - это только самая легкая половина дела...
     Бретонский усмехнулся с видом подавляющего превосходства.
     - Уважаемый журналист! - сказал он, поблескивая глазами. - Оглянитесь
вокруг, посмотрите на этих людей. Вы знаете кого-нибудь из  них?  Хотя  бы
понаслышке?
     Если бы я сказал "нет", профессор не поверил бы.
     - Конечно, - кивнул я. - Наш журнал внимательно следит за  российской
политикой.
     - Очень хорошо. В таком случае вам известно многое  плохое  и  многое
хорошее об этих политиках. Но единственное, в чем их невозможно упрекнуть,
- в отсутствии прозорливости. А вот еще один аргумент: не кажется  ли  вам
странным, что здесь отсутствуют  представители  той  великой  силы,  какой
является телевидение? Вы это заметили, не так ли? Существует самый простой
ответ. Президент ОТК, Объединенных телекомпаний,  -  убежденный  сторонник
выборной власти в России. И ожидай он, что идея реставрации потерпит здесь
убедительный  провал  -  уверяю  вас  тут  ступить  было  бы  нельзя,   не
наткнувшись на камеру. Но их нет; следовательно, руководство ОТК  уверено,
что большинство участвующих партий выскажется за. А этого  показывать  оно
никак не хочет.
     Я на минуту призадумался. И правда: многие из этих людей,  достаточно
разных, имели одну общую черту - обладали отличной политической интуицией,
и если они отказывались взойти на борт какого-нибудь  парохода,  вы  могли
смело держать пари на то, что судно это не дойдет до порта назначения.  Ну
а когда они оказывались вдруг в одной команде, что  бывало  крайне  редко,
акции  этой  команды  следовало  закупать  оптом,  если  даже  ради  этого
предстояло залезть в долги.
     А вот то, что Бретонский  сказал  относительно  убеждений  президента
ОТК, следует основательно запомнить. Телевидение нам понадобится...
     И я сделал в памяти соответствующую зарубку, одновременно говоря:
     - Вы меня  совершенно  убедили,  профессор.  И  все  же...  Выдвинуть
претендента - одно дело; но ведь вопрос  будет  решаться  на  референдуме,
иными словами - голосовать будут массы.  То  есть  нужно  набрать  минимум
пятьдесят процентов плюс один голос. Можете ли вы с такой же  уверенностью
предсказать реакцию всего народа?
     - Я бы мог, конечно. Но гораздо более убедительно сделает это... Там,
в углу, видите? Духовное лицо..
     - Тот, в рясе?
     - Отец Николай Троицкий. Православный священник  -  и  тем  не  менее
принимает  участие  в  деятельности  партии,  представляющей  совсем  иные
интересы. Пикантно, не правда ли? Вот поговорите с ним.
     Кем является названное духовное лицо, я прекрасно  знал:  недаром  он
находился в моем списке. Но я почел своим долгом выразить сомнение:
     - Я бы с великим удовольствием, но... захочет ли он?
     - Я вас представлю ему - думаю, он не станет отказываться.  У  нас  с
ним вполне пристойные отношения. Вы,  кстати,  никогда  не  интересовались
теологией? А историей Церкви? Хотя об этом поговорим как-нибудь при случае
- надеюсь, что он представится... (Бретонский погладил  взглядом  Наталью,
она подчеркнуто медленно опустила глаза, и  я  вдруг  ощутил  чуть  ли  не
приступ ревности; пришлось прибегнуть  к  усилию,  чтобы  чувство  это  не
вырвалось наружу.) Да, поговорите с ним. Хотя  сегодня  тут  это  вряд  ли
удастся. Ну что же, попробуйте договориться с ним на другой день. Будет не
менее интересно.
     - Но может, удастся и сегодня?..
     Тут я словно накаркал. Потому что не успел я закончить фразу,  как  в
буфете начался большой скандал.
     Как я потом сообразил, причиной было то, что наступил  час  намаза  и
неожиданное множество присутствующих расстелили  свои  хумлы  и  принялись
молиться, не обращая внимания на звонки, возвещавшие конец перерыва.
     Некоторые сочли это нарушением порядка  и  своего  рода  политической
демонстрацией. В ответ раздались выкрики вроде "Ислам все равно победит  -
с государем или без него!". После чего возникла и потасовка.
     - Уверяю вас, - грустно произнес  Бретонский,  ловко  увернувшись  от
чьего-то локтя, - продолжения не будет, сейчас объявят  перерыв  до  утра.
Специально для того, чтобы не дать мне выступить. Это Изгонов гадит.  Пока
мы с  вами  философствовали,  он,  даю  голову  на  отсечение,  успел  уже
договориться с устроителями этого сборища.  А,  в  конце  концов...  -  Он
махнул рукой с видом полного пренебрежения.
     Я громко вздохнул.
     - Жаль, профессор... Я очень благодарен вам за  беседу.  Уверен,  что
получится прекрасный материал. Но у меня еще два вопроса. Нет-нет,  совсем
крохотных, вы ответите на каждый двумя словами.
     - Я, собственно, и не отказываюсь.
     - Большое спасибо.  Скажите  откровенно:  вас  радует,  что  вы,  так
сказать, утираете нос Америке? Вы не любите ее?
     Он склонил голову к плечу.
     - Откровенно говоря - нет, не люблю.
     - Почему же?
     - Она раздражает мое эстетическое  чувство.  Слишком  много  всего  -
кроме такта и совести. Штаты ведут себя на планете, как  слон  в  посудной
лавке. Чисто вымытый и надушенный, но все же слон, полагающий, что если от
его маневров, представляющихся ему грациозными, посуда  рушится  и  бьется
вдребезги, то виновата в том сама посуда: нельзя  быть  такой  хрупкой!  А
место слона не в посудной лавке, а в джунглях.
     А если джунглей нет? Повырубили?
     - Тогда в зоопарке. В цирке, наконец.
     - Я вас понял. Спасибо. И последнее: вам  известно,  когда  ожидается
прибытие претендента Искандера?
     - На этом сборище его не будет.
     - Я имею в виду - в Россию. Он давно в России.
     - Неужели? Где же именно?
     - Понятия не имею. Нет-нет, действительно не знаю.
     - Но когда он появится - станете ли вы добиваться аудиенции у него? -
Лично для себя? Нет.
     - Почему?
     - Могу вам ответить - но не для печати.
     - Обещаю.
     - Вы свидетельница, - обратился он к Наташе -  ваш  шеф  обещал.  Так
вот.
     Я не одобряю самой монархической идеи. Это раз. И не люблю  мусульман
- по соображениям личного порядка. Это два.
     - Почему же вы...
     - Да потому, - сказал он с досадой, - что сегодня у России нет  иного
выхода. Просто нет!
     - Но по-моему, в уставе азороссов не сказано, что претендент  от  нее
должен исповедовать ислам.
     - Безусловно. Формально он, быть может,  и  не  должен.  Но  кого  он
представляет - всем хорошо известно. И музыкант не может не исполнить  то,
что заказано.
     - Итак - аудиенции не будет?
     - Общая аудиенция - для всех нас, руководителей движения азороссов  -
будет, разумеется, дана. Но добиваться личного приема - нет, не стану.
     - Тысяча благодарностей, профессор. Итак - до завтра?
     - Иншалла, - ответил он серьезно.

     Мы  устали  и  были  голодны.  Но  все  же  я  прежде   всего   решил
воспользоваться телефоном: мысли об Изе не давали  мне  покоя.  Я  решился
даже позвонить из автомата - конечно, предварительно подстраховав его.  По
специальной связи по-прежнему слышались одни лишь  помехи.  Набрал  номер.
Мне ответили:
     - "Реан".
     - Фауст. Необходимо  вмешательство.  Вплоть  до  временной  изоляции.
Любым способом.
     - Ясно. Кто?
     - Картотека программного съезда.
     - Номер?
     - Не знаю. Фамилия: Седов и Липсис, это один человек.
     Там секунду помедлили.
     - Принято.
     - Это - первое. Второе: рассмотрите вопрос о привлечении телевидения.
     По моей  информации,  президент  настроен  весьма  отрицательно.  Это
проблема.
     Будет доложено.
     - "Вот так-то, Изя, - подумал я. - Если я и ошибаюсь насчет тебя,  то
в таком деле лучше пересолю. Не взыщи. Да  и  сам  виноват.  Я  же  только
устраиваю тебе свидание - хотя и не совсем то, о котором ты просил..."
     Ибо сказано в суре "Корова", айяте сто двадцато "Господи! Сделай  это
страной безопасной и надели обитателей ее плодами".
     Но еще прежде, в айяте сто  восемнадцатом,  говорится:  "Не  объемлет
завет Мой неправедных". Значит, быть посему.



                               Глава шестая


     С утра и до самого последнего момента я сомневался, ехать ли  мне  на
похороны или воздержаться. Здравый смысл был против: возле кладбища или на
нем каждый человек может стать легкой добычей снайпера или подрывника, как
это уже не раз бывало. В конце концов, дело было не в моей жизни,  хотя  и
она представляла для меня определенную ценность. Я сейчас  работал  не  на
себя и даже не только на редакцию "Добрососедства", и зависело от  меня  в
ближайшее время куда большее, чем статьи в моем журнале или даже их  серия
в тех изданиях, которые сулил мне Стирлинг.
     Поэтому рассудок категорически запрещал мне сделать хоть один  шаг  в
направлении  кладбища  -  чтобы  не  стать  преждевременно  одним  из  его
постоянных обитателей. Однако нормальный  человек  никогда  не  повинуется
одному лишь разуму - так же, как не действует и исключительно под влиянием
эмоций, не считая разве что редких случаев. Иногда побеждает одно,  иногда
- другое, и тогда логике приходится сдавать позиции. Ведь  не  она  же,  в
конце концов, приводит преступника на место преступления и  нередко  -  на
похороны жертвы. Я не  убивал  Ольгу,  но  беспристрастный  суд  наверняка
признал бы меня невольным соучастником. Меня грызло чувство вины  -  перед
Ольгой, перед Натальей, перед самим собой,  наконец.  Может  быть,  оно  и
тянуло меня на похороны?
     Но не оно одно. Я думал и о Наталье, о  том,  что  сегодня  ей  будет
тяжелее, чем когда-либо раньше в жизни. Насколько я мог судить  по  нашему
кратковременному знакомству, она была одиночкой по характеру; вообще таким
жить легче, чем прочим, но только не в  пору  душевных  потрясений,  когда
тянет на кого-то опереться. Конечно, у нее есть друзья, и, может быть,  не
только те подозрительные "друзья", которые опекали  Ольгу.  Но  именно  на
друзей в таких обстоятельствах рассчитывать нельзя: они слишком  явственно
напоминают о потере, не заживляют раны, но бередят.
     Нужен кто-то почти посторонний, непривычный,  нужен  рыцарь  на  час,
который выслушает утрет тебе слезы и скорее всего бесследно исчезнет,  так
что некому будет напоминать тебе о проявленной слабости...
     Иными словами - ей там буду нужен я. ...Вот таким образом я  играл  в
прятки с самим собой, в глубине  души  прекрасно  понимая,  что  вовсе  не
желание приобщиться к  рыцарскому  ордену  влечет  меня  на  Востряковское
кладбище и не деловые соображения, которые