этого  знать  никак  не
следовало. Так что как ни перекладывай руль - на румбе все равно останется
опасность.
     Решение пришло к лейтенанту на рассвете, когда бессонница уже до слез
разъела глаза. Оно было простым и страшным. Однако ничего иного  придумать
было нельзя. На одной чаше весов лежали жизни нескольких людей, на  другой
- будущее России. Решением этим Измайлов ни с кем не поделился,  не  желая
ни на кого перекладывать хоть малую долю ответственности - и преступления.
Он долго  молился,  сильным  было  желание  исповедаться,  однако  к  отцу
Протасию, иеромонаху, присоединившемуся к ним еще в Гурьеве, он так  и  не
пошел, решив, что за страшный грех свой сам и ответит перед Господом.
     В свой замысел он посвятил одного лишь человека:  дядьку  цесаревича.
Тот как-никак тоже был человеком флотским, да и  престолонаследника  любил
пуще жизни  своей.  Лейтенант  откровенно  обрисовал  матросу  создавшееся
положение и тем подвел его самого к выводу. Тот  с  минуту  колебался,  но
потом решился. Готовность этого человека  к  самопожертвованию  растрогала
Измайлова до слез.
     Так  что  когда  возвращавшиеся  собрались  в  путь-дорогу,  им  было
объявлено, что и государев дядька доследует с ними. Преданный слуга  хотел
самолично выяснить  все  связанное  с  судьбой  оставшихся  у  большевиков
государя, императрицы и принцесс. Эта новость не  вызвала  ни  у  кого  ни
малейших подозрений. Цесаревич немного поплакал, он дядьку любил,  но  ему
было обещано, что расстаются они ненадолго. Узнать же о судьбе отца,  всей
семьи ему хотелось, понятное дело, не менее, чем  всем  прочим.  До  порта
Энзели уезжавшие добрались благополучно. В тот же день "Астраханец" снялся
с якоря и ушел на норд-норд-ост.
     Проводивший соратников до "Астраханца" и  сердечно  распрощавшийся  с
капитаном Измайлов долго глядел пароходу вслед - пока и  клотики  мачт  не
спустились за горизонт. Море было беспокойным, хотя настоящего  шторма  не
ожидалось.
     Больше о пароходе никогда никаких сведений не поступало  и  никто  из
находившихся на борту так и не возник более, не отметился среди живых.
     Радиостанции на пароходе не было, и о  своей  плачевной,  как  видно,
судьбе "Астраханец" сообщить никому не мог и позвать на помощь - тоже.
     Одному только Измайлову все было  ясно  -  и  тогда,  и  потом.  Было
желание заказать  заупокойную  по  всем  ушедшим  -  однако  от  этого  он
удержался. А отец Протасий, не  знавший  ни  о  чем,  молился  за  здравие
плавающих и путешествующих.
     Таким образом престолонаследник и его сестра остались с маленькой, но
зато надежной свитой. Измайлов вскоре нашел  возможность  снять  домик  на
окраине и примерно через  месяц,  убедившись,  что  все  вокруг  спокойно,
решился  наконец  искать  путь  во  дворец  шахиншаха.  Мало  было  спасти
цесаревича от гибели; необходимо было также сохранить  пока  в  тайне  его
статус в расчете на будущее: рано или поздно (хотя похоже,  что  не  рано)
династия должна была возвратиться на  престол  предков,  который  занимала
триста четыре года, что совсем не мало по европейским меркам. Сохранить же
статус, получить официальное (пусть  и  не  оглашаемое  широко)  признание
можно было только при участии других царских фамилий или хотя бы  одной  -
но зато известной. Это, кстати, было одной из причин,  по  каким  Измайлов
решил осесть в Персии, несмотря на  то,  что  она  расположена  в  опасной
близости от бурлящей России. Персия была древнейшей монархией с богатейшей
историей,  с  могучими  традициями.  А  что  и  правители,  и   народ   ее
принадлежали к иной вере - то это, полагал флотский офицер, было вовсе  не
главным.  Измайлов  понимал,  что  при  определенных  условиях   сословная
близость становится важнее и надежнее и  национальной,  и  религиозной,  и
политической. К адмиралу противника, взятому в плен, все  равно  относятся
как к адмиралу, а не матросу, хотя вроде бы и тот, и другой подпадают  под
определение "враг". Что уж говорить о такой замкнутой и насквозь проросшей
своими законами и традициями касте, как царские дома. И при  возникновении
необходимости слово шахиншаха сыграло бы куда большую роль в подтверждении
происхождения и прав престолонаследника,  чем  какие  угодно  научные  или
политические соображения. Кстати, именно потому Измайлов и не любил  более
англичан.
     По его представлениям, король Георг  предал  не  просто  царственного
родственника и его семью, и не только даже Россию,  своего  союзника.  Это
было гораздо сильнее, чем оскорбление офицерской чести.
     Итак, нужно было как-то достучаться не до кого-нибудь, но  до  самого
шахиншаха; задача - особенно если учитывать восточную страсть к церемониям
и запретам - практически невыполнимая.  Тем  не  менее  лейтенанту  как-то
удалось ее решить. Как - остается и по сей день неизвестным.
     Вся эта история излагается по дневникам и другим  записям  Измайлова.
Они были начаты значительно позже, все оказалось записано  им  по  памяти,
память же, как известно, - великий иллюзионист и часто  заставляет  видеть
не то, что было на самом деле. Так вот этот эпизод -  аудиенция  у  самого
государя Персии - в этих записях не получил почти никакого освещения,  там
об этом сказано буквально полслова. Можно предполагать, что  необходимость
выполнить эту задачу заставила офицера пойти на какие-то нарушения  морали
и этики, на обман, может быть, или на насилие - одним  словом,  на  что-то
серьезно задевавшее честь дворянина и морского офицера настолько серьезно,
что он так и не решился доверить это бумаге. Будь у  Измайлова  тогда  или
позже близкая женщина - мы наверняка получили бы  недостающую  информацию.
Однако в отличие от большинства моряков Измайлова женщины, по-видимому, не
интересовали - что по меньшей мере удивительно, так как был  он  человеком
красивым, с правильными, даже нежными чертами лица, кудрявыми  волосами  и
стройной фигурой. Однако  факт  остается  фактом  -  о  его  отношениях  с
женщинами нам и по сей день ничего не известно.
     Так или иначе - он был принят шахиншахом. Еще  удивительнее  то,  что
шах ему поверил, хотя, может быть, и не сразу. Так или  иначе,  вернувшись
домой, лейтенант объявил  членам  императорской  фамилии,  что  персидский
государь ожидает их у  себя.  Цесаревича  это  даже  не  очень  удивило  -
подросток еще был готов любое чудо воспринимать как должное,  а  тут  речь
шла о вещах, в его понимании совершенно естественных. На следующий же день
Алексей и его  сестра  переступили  порог  шахского  арка  -  чтобы  затем
исчезнуть на долгое, долгое время, а под настоящим своим именем,  по  сути
дела - навсегда.
     Сам же лейтенант императорского флота благополучно вернулся в  снятый
им дом, к своим матросам. Они прожили там  еще  два  с  лишним  года.  Нет
достоверных сведений, чем они занимались,  хотя  известно,  что  время  от
времени лейтенант приглашался для каких-то консультаций -  правда,  не  во
дворец, который он так больше никогда и не посетил, но к эмиру,  ведавшему
в Персии морскими делами. Удалось установить также, что несколько  раз  он
выезжал на побережье Персидского залива, а  оттуда,  возможно,  и  дальше.
Вероятнее всего,  эти  приглашения  и  выезды  связаны  с  сотрудничеством
лейтенанта с персидской разведкой. Известно  также,  что  через  два  года
Измайлов, которого в Персии стали именовать Исмаил Фаренг Наиб, вместе  со
всей своей командой исчез, как это часто бывает на Востоке (да и не только
там). К последнему году его жизни в Тегеране, то есть к 1920-му или началу
следующего, и относятся, надо полагать, эти его записки.
     Прочитать их, однако, стало возможно значительно позже: в 1945  году,
когда  советские  войска  по  договоренности  с   англичанами,   а   также
американцами хозяйничали на значительной части территории  Ирана.  В  силу
этих причин иранские архивы, материалы разведки  не  избежали  российского
любопытства, как и многое другое. Уходя из Ирана, русские  прихватили  эти
документы с собой. Как к ним  отнеслось  советское  руководство  -  трудно
сказать. Велись ли розыски цесаревича или его потомства -  неизвестно.  Мы
можем в этом вопросе исходить только из результатов: если и искали - то не
нашли. В конце концов записки лейтенанта русского  флота  Измайлова  нашли
приют  в  специальном  архиве  советской  военной  разведки,  где  и  были
обнаружены нашими сотрудниками. Оригинал и посейчас находится  в  закрытом
для публики хранилище.
     О дальнейшей судьбе цесаревича и  его  потомков  мы  располагаем  уже
далеко не столь детальными сведениями; доступные нам  материалы  позволяют
вместо непрерывной линии в дальнейшем обходиться лишь пунктиром - который,
однако же, по-прежнему ведет нас  в  верном  направлении.  Как  сказал  бы
лейтенант Измайлов (воистину заслуживающий титула Спасителя России)  -  мы
лежим на правильном курсе. Вот что нам известно о дальнейшем...
     Наталья тоже читала, сидя рядом со мною, пока вдруг не спохватилась:
     - Слушай... Мы  тут  сидим  так  безмятежно,  словно  бы  нам  нечего
опасаться.
     Тебе не боязно? По-моему, мы страшно легкомысленны...
     - Легкомысленны - это верно, - согласился  я.  -  Ты  права.  Но  это
ненадолго.  Давай  все  же  дочитаем:  дело  срочное.  А  там   начнем   и
действовать.
     Она со вздохом согласилась.
     Итак,  российский  престолонаследник  как  бы  исчез,  растворился  в
шахском дворце в Тегеране.  Во  всяком  случае,  имя  Алексея  Николаевича
Романова более нигде не возникало.  Официально  он  был  признан  убиенным
вместе с его царственным отцом и всею семьей - и те, кто мог бы  поставить
эту версию под сомнение,  вовсе  не  собирались  делать  этого.  Никто  из
сторонников восстановления монархии в  России  не  хотел,  чтобы  царевича
принялись искать, поскольку уже в  те  времена  ЧК  обладала  серьезной  и
страшноватой  репутацией.  И  вот  с  начала  двадцатых  годов   в   числе
приближенных к шахиншаху вельмож начинает  время  от  времени  упоминаться
некий Мир Али ас-Сабур - вроде бы не принадлежавший ни к одному из знатных
персидских родов, хотя имевший  титул  эмира,  однако  пользовавшийся,  по
свидетельствам некоторых современников, большими привилегиями. Правда,  по
свидетельству придворного историографа, на людях Мир Али появлялся редко и
в беседы вступал поначалу не часто.
     Когда он говорил на фарси или арабском, людям бросался  в  глаза  его
акцент. Однако стечением лет Мир Али изъяснялся и на  фарси,  и  на  языке
Корана все свободнее.
     Придворный  бытописатель  приводит  любопытную  фразу  этого   эмира,
произнесенную им после рождения его  сына,  когда  речь  шла  о  том,  как
назвать  ребенка:  "Алексеям  в  нашей  семье  не  везет".   Тут   уместно
присовокупить также, что "ас-Сабур" означает по-арабски "терпеливый",  что
может указывать на то, что Мир Али в своей жизни терпел какие-то лишения и
подвергался опасностям.
     Мир Али был женат на племяннице шаха. Брак  заключался  дважды  -  по
православному обряду и по мусульманскому. Это говорит о том, что  Алексей,
наследник российского престола, принял мусульманство, а его  невеста  была
окрещена.  Двойная  конфессиональная  принадлежность  -  редкий  случай  в
истории царских домов. На мусульманской свадьбе - хитбе - роль доверенного
невесты играл сам Реза  Пехлеви,  новый  иранский  шахиншах.  В  ближайшем
окружении эмира находился православный  священник,  имевший  полное  право
совершить и обряд крещения, и сочетать браком. Им  был  все  тот  же  отец
Протасий. Случилось это в 1928 году,  когда  эмиру  было  двадцать  четыре
года. В браке он почитал главной своей обязанностью - оставить наследника.
Он так и ограничили  одной  женой,  в  душе  считая  себя  все-таки  более
христианином, чем приверженцем  ислама,  в  чем,  надо  полагать,  немалая
заслуга отца Протасия. Священник этот, преданный государю и неколебимый  в
делах веры, скончался через восемь лет после описываемых  событий.  Смерть
его наступила от естественных причин. Помимо  него  в  окружении  Мир  Али
состоял и улем, наставлявший  самого  эмира  и  русских,  бывших  моряков,
оставшихся в его окружении, в исламском вероучении. Единственный  сын  Мир
Али, как и его отец, формально исповедовал две религии, имел  православное
имя Михаил и  мусульманское  -  Микал  абд-ар-Рахман  бен  Мир  Али,  или,
сокращенно, Мир Микал. Но он получил уже чисто исламское воспитание.  Хотя
и всегда помнил, наследником какого трона он является.
     Мир Али ас-Сабур  до  самого  предела  своей  недолгой  земной  жизни
(вероятно, все-таки сказалась гемофилия) не  исполнял  при  дворе  никаких
конкретных  обязанностей,  а  был  просто  близким  к  трону  вельможей  и
содержался за счет шахской казны - что на Востоке вовсе не редкость.
     Скончался он в 1940 году, погребен по  мусульманскому  обряду.  Место
его упокоения до сей поры остается  неизвестным.  Такие  меры  секретности
были приняты непосредственно перед вводом в Иран  советских  войск.  После
его кончины Мир Микал продолжал жить и воспитываться при дворе. Он говорил
на фарси, как перс, по-арабски - тоже чисто. Владел он и русским,  общаясь
на нем с отцом и еще здравствовавшими соучастниками побега от большевиков.
Относительно  чистоты  его  произношения   никакими   сведениями   мы   не
располагаем.
     Между тем на планете разворачивались  грандиозные  события  -  вторая
мировая война, и Персия - теперь уже Иран - становилась местом  все  более
неуютным. Новый шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви, вступивший  на  престол  в
1941 году, весьма симпатизировал юному Микал абд-ар-Рахману и  посоветовал
ему избрать военную стезю. Но в иранской армии Микал успел послужить  лишь
кадетом. В 1944 году обстановка круто изменилась  к  худшему:  Иран  вновь
стал  объектом  пристальных  интересов  Великобритании  и   большевистской
России. Тегеран был наводнен  русскими,  английскими,  а  вдобавок  еще  и
немецкими шпионами. В этом, безусловно, таилась смертельная опасность  для
Мир Микала - в случае, если русская разведка обладала даже не знаниями, но
хоть подозрениями относительно подлинной судьбы  цесаревича.  Стало  ясно,
что оставаться в Иране ему нельзя.
     Назревала оккупация страны. И в  начале  1944  года  пятнадцатилетний
иранский кадет и законный наследник российского престола покинул страну.
     Ничто не указывает на какое-либо охлаждение между ним  и  шахиншахом,
какое могло бы послужить причиной его скоропалительного отъезда.
     Напротив,   знаком   продолжавшегося   благорасположения    иранского
властелина  к   русскому   наследнику   может   послужить   хотя   бы   то
обстоятельство, что незадолго до отъезда Мир  Микал  женился,  как  и  его
отец, на одной из иранских принцесс крови, и сделано это было по настоянию
самого шахиншаха, понимавшего, что может возникнуть  ситуация,  в  которой
происхождение и уровень знатности жены сможет сыграть едва ли не  решающую
роль в признании или непризнании прав престолонаследника.
     Кроме того, сам  факт  родства  с  шахом  мог  послужить  Мир  Микалу
надежным щитом - во всяком случае, пока он пребывал на землях ислама.
     Уехал он недалеко. Мир Микал с супругой  и  полагавшейся  ему  свитой
прибыли к афганскому двору. В те времена казалось, что  и  в  Иране,  и  в
Афганистане монархии пребудут если и не вечно, то, во всяком  случае,  еще
очень долго. В Афганистане Мир Микал был  принят  при  дворе,  хотя  и  не
пользовался там такими преимуществами, какие были у него в Тегеране. Но  и
сам кабульский двор не сравнить было с персидским. Однако  наследника  это
обстоятельство, похоже, не очень огорчало. Он вызвался служить в афганской
армии вблизи границы с Советской Россией, где в те годы  было  неспокойно.
Не исключено его личное участие  в  нескольких  переходах  через  границу.
Тогда афганские военные, случалось, зарабатывали сопровождением  торговцев
наркотиками. Дальнейшие сведения о жизни Мир Микала достаточно  обрывочны.
Тот факт, что к его имени впоследствии стали присоединять  слово  "сейид",
указывает  на  то,  что  он   возглавлял   достаточно   крупное   воинское
подразделение. Мир Микал, как и его отец, сохранял верность единобрачию. У
него родились две дочери, и лишь после них - в 1955  году  -  долгожданный
сын и наследник, Дли абд-Аллах Ирани.
     Проследить  за  судьбой  представителя  третьего  послереволюционного
поколения царствующего дома значительно легче, чем за судьбой его отца.
     В  четырнадцатилетнем  возрасте  Али  абд-Аллах  Ирани  эмигрирует  в
Таджикистан и  поселяется  в  местечке  Иш-кашим  у  своих  якобы  дальних
родственников. Он называет  себя  таджиком  и  регистрируется  под  именем
Абдулло Саидовича  Саидова.  В  Ишкашиме  юноша  работал  в  колхозе,  был
чабаном. Года через два перебрался в район Пенджикента, где  тоже  нашлись
какие-то близкие - во всяком случае, так это объяснялось властям.
     Абдулло был даже усыновлен председателем  своего  колхоза,  человеком
влиятельным  в  тех  местах,  и  получил  советское  гражданство.  Абдулло
одновременно учился в школе, где  выделялся  блестящими  успехами  -  хотя
сейчас  трудно  уже  установить,  насколько   рассказы   обо   всем   этом
соответствуют истине. Фактом является то, что,  окончив  школу  с  золотой
медалью, каким-то образом избежав призыва в армию  и  обладая  необходимым
трудовым  стажем,  он  в  1975  году  был  принят  в  Московский  институт
международных отношений и в  1980-м  успешно  его  окончил.  Как  человек,
обладающий несомненным пролетарским  происхождением  и  знающий  восточные
языки, он сразу получил дипломатическую работу и был направлен на работу в
советское посольство в Турции - третьим секретарем. Хотя как раз  турецким
он владел далеко не в такой степени, как фарси или арабским.
     Там Абдулло Саидович - или, если называть его  настоящим,  но  тайным
именем,  Александр  Михайлович,  великий  князь  и   престолонаследник   -
прослужил  четыре  года,  а  затем  совершенно  вроде  бы  неожиданно  был
переброшен, как тогда любили говорить, в посольство во Франции - на ту  же
должность.  Не  исключено,  что  он   имел   там   отношение   к   анализу
франко-исламских отношений, прежде всего к алжирским проблемам,  поскольку
движение  ортодоксальных  и  крайне  воинственных  мусульман   тогда   уже
представлялось в Европе достаточно серьезным деструктивным фактором.
     Можно предположить и  то,  что  он  как-то  соприкасался  с  вопросом
исламского терроризма - следовательно, находился в определенных отношениях
с разведкой, хотя, насколько известно, в кадрах ее не состоял - во  всяком
случае, прямых доказательств тому нет.
     Казалось,  что   карьера   молодого   дипломата   будет   развиваться
последовательно и успешно; однако получилось скорее  наоборот,  и  в  этом
вряд ли можно обвинить кого-либо, кроме него самого. Причина заключалась в
его женитьбе. В 1985 году, когда в Советском Союзе ожидались уже небывалые
и для большинства неожиданные перемены, министром иностранных дел пребывал
еще Андрей Андреевич Громыко, вслух  говоривший  по-новому,  но  про  себя
мысливший все  тем  же  привычным  образом,  посольский  секретарь  Саидов
выкинул вдруг неожиданный кунстштюк: женился на француженке,  и  добро  бы
еще скромного происхождения - однако Софи-Луиза происходила  ни  много  ни
мало из Бурбонов, орлеанской ветви фамилии. В жилах ее текла кровь королей
Франции, и голубизна этой крови была почти стопроцентной.
     Не существует точных сведений о  том,  как  неожиданный  мезальянс  с
точки зрения французской стороны - брак с бывшим таджикским колхозником  -
был воспринят семейством.  Софи-Луиза  училась  на  физическом  факультете
Сорбонны, следуя тут за своим великим,  хотя  и  не  прямым  родственником
герцогом де Бройлем, одним из  столпов  физики  середины  века.  Она  была
вообще са