он  решил,  что
все кости целы, и со стоической выносливостью дикаря  перестал  обращать
внимание на боль. Вместо этого  он  с  интересом  принялся  разглядывать
странное создание, спасенное им из ужасной пасти губителя глубин.
   Шангот никогда не видел ни одного человека иной расы.
   Создание, оказавшееся в его власти,  определенно  было  женщиной,  но
только это и роднило ее  с  женщинами  его  родного  племени.  Кочевника
заворожила мягкая, нежная плоть  ее  полуобнаженного  тела  и  жемчужная
белизна кожи. У  представителей  его  расы  кожа  была  жесткая,  словно
дубленая шкура, синего или лилового цвета,  настолько  темного  оттенка,
что  иногда  казалась  почти  черной.  Заинтриговали  Шангота  и  волосы
женщины. Ее длинные мокрые черные локоны растекались  по  плечам,  почти
достигая пояса. Такого  кочевник  никогда  раньше  не  видел,  поскольку
головы его соплеменников - как у женщин, так и у мужчин - были одинаково
голыми и безволосыми. Кроме того, его  любопытство  возбудила  хрупкость
фигуры спасенной.
   Женщины его расы немногим уступали в росте  мужчинам,  и  Шанготу  не
доводилось видеть вполне взрослой женщины ниже шести-семи локтей ростом.
По  сравнению  со  знакомыми  Шанготу  массивными,  могучими   женщинами
кочевников эта белокожая девушка  с  рассыпавшимися  по  плечам  черными
локонами и стройной фигурой выглядела маленькой  и  изящной,  как  эльф.
Кочевник долго гадал, из какой же далекой страны она  явилась  и  почему
рискнула забраться так далеко от царства своего народа. В голове у  него
роились тысячи вопросов. Но, похоже, чудесное существо так никогда и  не
ответит ни на один из них.  Шангот  уже  отказался  от  той  мысли,  что
возникла у него, когда он увидел, как незнакомка упала со своей странной
летающей колесницы. Теперь он твердо знал, что она не богиня, а  обычная
смертная женщина,  хотя  и  сильно  отличающаяся  от  любой,  какую  ему
доводилось видеть и о какой случалось слышать.
   Наверняка ни одна богиня не лишилась бы сознания от удара о  воду,  и
ее не потребовалось бы спасать от зубастой пасти поа!
   Мертвенно-бледная женщина неподвижно лежала на влажном черном  песке.
Теплая кровь так и не прилила к ее бледным щекам. Прикрывавшие ее  глаза
густые черные ресницы ни разу  не  дрогнули.  Ее  кудрявые  волосы  были
сырыми и прилипли к  белой  коже.  Сквозь  прорехи  в  одежде  виднелась
бледная кожа тела,  а  сама  одежда  превратилась  в  промокшие,  рваные
тряпки.
   В серебристых  лучах  луны  влажно  блестели  прикрывавшие  ее  грудь
золотые чаши. Странная женщина, упавшая  из  неведомых  небесных  миров,
видимо, разбилась насмерть.  Никакое  столь  хрупкое  и  слабое  на  вид
создание не смогло бы пережить страшного падения с огромной высоты.
   Шангот с тяжелым сердцем поднял на могучие руки обмякшее, неподвижное
тело и понес его в черные джунгли. Самое малое, что он еще мог  сделать,
так  это  похоронить  незнакомку  по  обычаям  своего   народа.   Нельзя
допустить, чтобы такую красоту растерзали и разорвали на куски  голодные
звери. Нет... Он найдет в джунглях поляну, сложит там костер  из  сухого
дерева и сожжет маленькое  белое  существо,  чтобы  его  дух  мог  снова
вознестись на неведомые небеса, где, быть может, находится его дом.
   Нырнув в черные джунгли, Шангот не заметил,  что  золотые  нагрудники
незнакомки чуть-чуть поднимаются и опускаются в  медленном,  размеренном
дыхании... Соомия не погибла, - а лишь потеряла сознание. Но кочевник не
разглядел этого и унес ее в темные глубины джунглей.
 
*** 
 
   Джомдат из племени джегга замер на вершине невысокого пригорка позади
лагеря, гадая, жив ли его  сын.  Вчера  на  рассвете  Шангот  отправился
поохотиться на огромного зульфара, чьи следы они увидели прошлым вечером
у водопоя. Весь день его сын не возвращался. Старый  вождь  прождал  его
всю долгую черную ночь. Теперь наступил рассвет, принеся с  собой  новый
день, а принц до сих пор не вернулся.
   Старый  вождь  кочевого  племени  джегга  был  человеком  высоким   и
массивным, даже выше Шангота. Его великолепно сложенная фигура достигала
девяти локтей. Одеждой ему служили позолоченные ремни,  густо  усыпанные
редкими самоцветами и бляшками из драгоценных металлов. Стоя  в  золотых
лучах утреннего солнца, опираясь  на  десятилоктевое  копье  из  легкого
металла и недвижно вглядываясь вдаль, он напоминал  некоего  варварского
бога. Постарев под бременем королевской власти и  бесконечных  войны,  а
теперь вдобавок устав от забот и волнений изгнания, он не сгорбился и не
ослабел. Благодаря каким-то внутренним особенностям синекожие люди долго
сохраняли юношеский задор. Старость  же,  когда  она  наконец  настигала
кочевника, наступала стремительно и опустошала тело за  несколько  дней.
Но продолжительность жизни этих правивших огромными равнинами  великанов
измерялась столетиями, и Джомдат  вполне  мог  прожить  еще  много  лет,
прежде чем силы  его  ослабнут,  и  темная  рука  Смерти  погасит  искру
жизни.., если какой-нибудь иной враг не сразит  его  раньше  отмеренного
срока.
   А таких врагов у него имелось  великое  множество.  Однажды  они  уже
победили его, и могучий вождь мрачно стиснул зубы,  вспоминая  об  этом.
Сто с лишним зим правил он ордой в дни мира и войны и всегда  делал  это
мудро и справедливо. Длинный караван металлических  колесниц  бродил  по
бескрайним степям, следуя за мигрирующими стадами, которыми кормилось их
племя.  Зимовали  кочевники  в  разрушенных  городах  первых   поселений
человека, чьи рассыпавшиеся стены и обветшалые  башни  высились  посреди
пустынь  -  в  городах  древней  Немедии,   первого   королевства,   что
поднималось у Безымянного  моря,  в  незапамятно-древнем  Альтааре  и  в
разрушенном временем Кваре. А когда разгоралось пламя  очередной  войны,
его народ  удерживал  свои  владения,  сражаясь  с  другими  рохальскими
кланами, бродившими по не нанесенным ни на одну карту равнинам. Во время
боя кочевники ставили свои колесницы в  тесный  круг,  натягивали  тугие
боевые луки и давали отпор нападавшим ордам врагов,  воющих  от  боевого
безумия. Враги, обычно раскрасив лица красной краской,  атаковали  стену
колесниц и падали бездыханными возле их колес.
   Но один хитрый и беспощадный враг все время строил  козни  за  спиной
вождя, стремясь скинуть Джомдата с престола и самому  захватить  корону.
Этот злой, коварный человек был не воином, а колдуном - шаманом  Тэнгри.
Ходили слухи, что  Тэнгри  являлся  прислужником  могущественных  темных
владык, которые властвовали в Зааре - Городе Магов, расположенном далеко
на юге, но много ли в этих словах правды, Джомдат не знал.
   Однажды изобретательный шаман нашел-таки  повод  для  недовольства  и
сумел восстановить кочевников против вождя. А случилось вот  что.  Среди
дикого народа с варварскими обычаями  и  жестокими  традициями,  народа,
предающегося искусству войны, только Джомдат и его  сын,  принц  Шангот,
понимали значение таких устаревших слов, как "милосердие"  и  "доброта".
Джомдат много раз избавлял пленных врагов от медленной смерти  у  столба
пыток, милостиво даруя им быструю смерть.
   Это раздражало гордых воинов  племени  джегга.  Хотя  они  и  уважали
старого вождя за мудрое руководство на охоте  и  во  время  кочевий,  за
смелость   и   изобретательность   на   войне   и   за    справедливость
беспристрастных решений в спорах из-за раздела богатства или женщин,  но
проявляемое им милосердие к пленным вызывало недовольство соплеменников.
У них изощренность пытки считалась искусством,  которое  восхвалялось  и
ценилось. Кочевники хорошо помнили  прежнего  вождя,  отца  Джомдата,  в
умелых руках которого полтора  века  назад  плененный  вождь  вражеского
племени целый год испытывал адские муки, пока смерть наконец не  забрала
его изувеченное тело.
   Кочевникам не очень-то нравилось щепетильное мягкосердечие  Джомдата.
Чем больше он сдерживался и старался не применять неумеренной жестокости
в отношении к беспомощным пленникам, тем  больше  начинали  роптать  его
подданные.
   Хитрый шаман ухватился за этот  предлог  и  выступил  против  старого
вождя.  Его  нашептывания,  лукавые,  хитрые  намеки  и  шутки   раздули
недовольство воинов в пылающее пожарище, куда наконец и угодил  Джомдат.
Совет старейшин клана лишил старого вождя всех титулов и званий,  изгнал
его в степь, обрекая на одинокую смерть... Кто же сумел бы в одиночестве
выжить в дикой степи? По равнинам бродили тысячи хищников, в  схватке  с
которыми даже гигантской силы одного воина было бы недостаточно. Джомдат
знал, что, будь воля Тэнгри, его б ни за что не  отправили  в  изгнание.
Шаман с удовольствием подверг бы Джомдата и его наследника Смерти Тысячи
Ножей, чтобы насладиться кровавым  концом  своего  врага.  Но  священные
законы  Богов  говорили  весьма  недвусмысленно:  законный  вождь  клана
священен и неприкосновенен, даже если совет старейшин лишит его  власти.
Поэтому Джомдата изгнали из разрушенного  города  Альтаара,  где  сейчас
располагалось лагерем племя. Его сын добровольно присоединился к нему.
   Пока изгнанникам везло. Как-то  им  бросила  вызов  пара  черногривых
вандаров. Джомдат и его сын, вооружившись  боевыми  топорами,  дали  бой
черному льву и его жестокой подруге.
   Больше ни один крупный хищник не осмелился напасть на них, живущих  в
одиночестве посреди дикой степи. Но со временем...
   Джомдат  беспокойно  потянулся,  разминая  могучие  руки.   Его   сын
отправился вчера в этот же час на поиски зульфара,  следы  которого  они
видели около водопоя. Джомдат нисколько не боялся, что принц  не  сумеет
одолеть кабана в открытом бою, даже если тот окажется  матерым  секачом.
Каждый мальчишка-кочевник, проходя обряд посвящения  в  мужчины,  должен
был отправиться в одиночестве в дикую степь и убить зульфара - тотемного
зверя кочевников джегга. Клыки  этого  зверя  юноша  носил  на  шее  как
ожерелье,  добавляя  к  растущей  цепочке  клыки  каждого  добытого   им
зульфара, и среди кочевников джегга положение  в  обществе  определялось
длиной этого украшения.
   Юный Шангот носил уже десять таких клыков, представлявших пять убитых
злобных лемурийских кабанов. Нет, на этот счет Джомдат  не  беспокоился.
Но по равнинам бродило множество зверей.  Некоторые  из  них  были  куда
страшней огромного черного кабана. Если на Шангота напал один из ужасных
ящеров.., или один из сотрясающих землю драконов, что в те  времена  еще
ходили по земле.., тогда Джомдату и в самом деле стоило поволноваться за
судьбу своего сына.
   Но что за звук послышался вдруг за спиной вождя?
   Джомдат быстро обернулся, но было уже слишком поздно.
   Могучие руки схватили его, вырвав  копье.  Врагов  оказалось  трое  -
молодых и при полном вооружении,  а  вождь  оставил  топор  и  ятаган  в
палатке. Тем не менее старик одним движением вырвался из захвата и резко
ударил одного из нападавших ногой, угодив прямо в лицо. Он услышал хруст
костей, и один из нападавших кубарем скатился по склону, испуская  вопли
из окровавленной дыры, которая некогда была его ртом. Потом, вырвав шест
палатки, старый вождь бросился на двух оставшихся врагов.
   Они яростно бились друг  с  другом  под  жаркими  лучами  полуденного
солнца. Джомдат удачно отбивался от мечей противников и нападал сам. Ему
удалось тяжелым шестом угодить одному из двух оставшихся  противников  в
плечо, и из парализованной руки воина выпал и покатился  по  траве  меч,
ярко вспыхивая в солнечных лучах. Вцепившись здоровой рукой  в  разбитое
плечо, воин упал на колени, воя от боли.
   Теперь у Джомдата остался только один противник. Он сжимал в  могучем
кулаке боевой топор.
   Бывший вождь узнал этого воина - одного из ближайших подручных шамана
Тэнгри. Тот оскалился,  глядя  на  старика,  а  потом  стал  выкрикивать
ругательства. Солнечные блики заиграли на  широком  клинке  метнувшегося
вверх боевого топора.
   Воин раскрутил страшное оружие над головой и обрушил его  на  старого
вождя.
   Джомдат ловко отпрыгнул, дав топору просвистеть, рассекая воздух  как
раз перед его грудью.
   В тот миг, когда топор опускался,  старик  подался  вперед  и  вогнал
конец шеста в живот  кочевника.  Узкую  талию  воина  окружали  железные
мускулы, но закругленный конец шеста погрузился в его тело на  несколько
локтей, издав жадный чмокающий  звук.  Воздух  со  свистом  вырвался  из
легких раненого. Его грубое лицо исказилось в спазме мучительной боли.
   Он побледнел, сложился пополам и  осел  на  землю.  Топор  отлетел  в
сторону.
   Джомдат шагнул поближе. Нависнув  над  скорчившимся  противником,  он
занес крепко сжатый кулак и изо всех сил ударил его в острие подбородка.
   Звук удара получился точно таким, какой издает  деревянная  колотушка
мясника, отбивающая говяжий бок. Воина приподняло  на  несколько  дюймов
над землей и швырнуло на спину.
   Быстро разделавшись с тремя  нападавшими,  Джомдат,  ожидая  подвоха,
повернулся окинуть взглядом свой лагерь и только тогда заметил стоявшего
в тени палатки четвертую фигуру, закутанную с головы  до  ног  в  черный
плащ с капюшоном. Человек опирался на  посох  из  черного  полированного
дерева, на конце которого горел, словно зеленый  злобный  глаз,  большой
камень.
   - Итак, подлый пес-шаман, ты не удовольствовался тем, что отдал  меня
на растерзание диким зверям... Ты явился со своими подручными  закончить
грязное дело! - прогромыхал Джомдат.
   Закутанный в черный плащ колдун рассмеялся. Старый вождь  нахмурился.
Медленно спустился он с холма и приблизился к  своему  врагу,  сжимая  в
могучей руке окровавленный шест. Но вот колдун  откинул  назад  капюшон,
открыв ужасное лицо, похожее на оскаленный череп.
   Выглядел он усталым, опустошенным, словно голод и жажда иссушили  его
плоть. Иссиня-черная кожа плотно облегала кости, подчеркивая их  рельеф.
В черных провалах глазниц жестоко и насмешливо горели  глаза,  а  тонкие
губы чародея разошлись в насмешливой улыбке, обнажив длинные зубы, такие
же острые и страшные, как оскаленные клыки вандара.
   Колдун вытянул вперед руку, сжимавшую жезл, и  светящийся  камень  на
его конце слегка коснулся обнаженного плеча Джомдата. Руку вождя  словно
пронзила жгучая молния, мгновенно омертвив плоть от  плеча  до  запястья
точно так же, как несколько секунд назад  удар  вождя  парализовал  руку
одного из противников. Ледяной  паралич  заставил  пальцы  разжаться,  и
деревянный шест упал к ногам вождя.
   Человек в черном плаще снова резко рассмеялся.
   Светящийся камень слегка коснулся бедра старого вождя, и  тот  рухнул
словно зверь, остановленный точно нацеленной стрелой.  От  прикосновений
колдовского пылающего камня рука и нога вождя сделались бледными, словно
слепленными из воска.
   Теперь  чьи-то  руки   схватили   Джомдата   сзади,   заставляя   его
приподняться  на  колени.  Тогда  старик  пожалел,  что  не  убил  троих
предателей, напавших  на  него,  когда  те  лежали  на  земле,  находясь
полностью в его власти. Но укоренившееся в нем милосердие  делало  такие
поступки невозможными. Ругаясь, воины шамана связали бывшему вождю  руки
за спиной, стянули веревкой ноги. Сам же Джомдат мрачно размышлял о том,
что ему предстоит теперь расплата за дурную привычку щадить побежденных:
те, кого он пощадил, вовсе не собирались щадить его!
   Беспомощный, связанный  Джомдат  молча  наблюдал,  как  шаман  Тэнгри
собирал в кучу хворост. Потом он подпалил дерево, прикоснувшись  к  нему
колдовским камнем. Вскоре посреди лагеря уже ярко горел костер.
   Вынув из костра горящую головню, шаман подошел  к  крепко  связанному
старому вождю. Пламя высветило его бесплотные черты. Он улыбался  жуткой
улыбкой.
   - Я не мог оставить тебя диким зверям, старик, - хохотнул он. - Я все
делаю основательно. И с тобой, и с твоим  щенком-сынком  должно  быть..,
покончено!
   С этими словами он прижал  горящий  конец  палки  к  груди  Джомдата.
Старый вождь стиснул зубы и так свирепо сжал губы, что те  посерели.  Он
не доставит этому дьяволу-жрецу удовольствие, палач не услышит, как воет
старый воин, какой бы ужасной ни была эта боль. Горячие  угли  зашипели,
коснувшись кожи старика. Его стошнило от наполнившей ноздри вони.
   Он смутно ощутил, как шаман  отнял  горящую  ветвь  от  его  тела,  и
неясно, словно бы издалека, услышал голос колдуна:
   - Спешить незачем... У нас весь день  впереди...  И  клянусь  Темными
Владыками Хаоса, мы еще услышим, как ты запоешь?
   Перед глазами Джомдата из племени джегга  все  плыло,  но  он  смутно
увидел,  как  горящий  факел  снова  приближается.   Он   ухватился   за
единственную мысль, молнией пульсирующую в его голове:  "Где-то  там,  в
степи, мой сын Шангот, который, должно быть, скоро вернется в лагерь".
   Сквозь туман боли  Джомдат  взмолился  своим  богам,  чтобы  сын  его
вернулся вовремя и успел спасти его. Или, по крайней мере, отомстить  за
него. Но вернется ли принц?.. Сможет ли он победить злого колдуна?
   Мысль о сыне, который мог оказаться  столь  же  беспомощным  в  лапах
коварного колдуна, наполнила сердце вождя болью гораздо большей, чем та,
что причинял ему горящий факел.
 
Глава 8 
 
ТОНГОР УКРОЩАЕТ ЗАМПА 
 
   Узкий карниз под ногами просел,
   Камень крошится, хрупкий как мел.
   Что будет то будет, один среди гор,
   В пропасть бездонную прыгнул Тонгор.
   Сага о Тонгоре, стих XV
 
   Сначала Тонгор камнем падал вниз. Ветер, оглушая, свистел  у  него  в
ушах. Он  дергал  и  рвал  плащ,  пока  тот  не  развернулся  малиновыми
крыльями. Северянин падал, кувыркаясь, кружась в небе. Быстрота  падения
выбила воздух из легких. Не в силах вздохнуть, Тонгор чувствовал, летя в
темную  бездну,  лежавшую  у  подножия  черной  мраморной   стены,   как
постепенно меркнет сознание.
   Затем, непонятно почему, падение замедлилось. Тонгор не знал,  с  чем
это связано, но все происходило именно так, ибо ветер больше не визжал у
него в ушах, словно разъяренные  демоны,  и  воин  смог  перевести  дух.
Тонгор благодарно глотнул морозного воздуха, чувствуя, как  рассеиваются
смутные тени  у  него  перед  глазами.  Он  оглянулся,  окинув  безумным
взглядом уносящуюся к небу гору. Голова валькара снова закружилась, и он
борясь с головокружением, в какой-то мере овладел своими чувствами.
   Тонгор и в самом деле падал медленнее, чем раньше. Ему удалось понять
причину этого таинственного, но счастливого явления.
   Когда узкий каменный карниз начал крошиться  под  тяжестью  валькара,
Тонгор не упал, а спрыгнул со скалы. Прыжок этот пронес его сквозь  кучу
парящих неподалеку осколков разбитого летающего  корабля  Соомии.  Когда
воллер ударился о Гору Смерти, обломки листов урилиума с обшивки корпуса
и арматуры оказались оторванными от  смятого  корпуса  разбитого  судна.
Урилиум, искусственный металл, созданный десять лет назад Оолимом Фоном,
являлся магическим  веществом  с  уникальным  свойством  антигравитации.
Именно действие этого магического вещества, которое "падает вверх", а не
вниз, и  придавало  воздушным  кораблям  способность  летать.  Проносясь
сквозь плавающее в воздухе облако из крупных и мелких  кусков  урилиума,
Тонгор инстинктивно ухватился за крупный осколок.
   Северянин сделал  это  не  задумываясь,  под  воздействием  какого-то
слепого импульса. Сработал тот же инстинкт,  что  заставляет  утопающего
хвататься за любую деревяшку, какая окажется в пределах досягаемости.
   Кусок, который  оказался  в  руках  Тонгора,  был  обломком  кормовых
поручней, ограждавших палубу, имел  длину  около  трех  локтей.  Поручни
целиком состояли из заговоренного металла и поэтому компенсировали  хотя
бы частично  немалый  вес  воина.  Небольшой  обломок  урилиума  не  мог
полностью остановить падение, но его хватило, чтобы несколько  замедлить
полет в пропасть, дав Тонгору больше шансов уцелеть... Валькар  понимал,
что такое падение на каменистую  равнину