нный  указ
о заселении Кестхея и Шиофока - двух древних  городов  на  берегу  озера
Балатон. В Долине более чем достаточно было незаселенных земель, даже  с
городами, а кое-где и с водой в потребном количестве, но все-таки озеро,
да не  Ноева  лужа,  а  настоящее:  огромное  и  глубокое  -  это  нечто
особенное. А что чуть дальше от Шопрона, так за близость к столице пусть
вельможи держатся.
   К тому же герцогский указ обещал  надежную  защиту,  должным  образом
освященную под посевы землю и послабление в налогах.  Достаточно  веские
доводы, чтобы сняться с насиженного  места  и  отправиться  на  освоение
новых территорий.
   - Неплохо, - констатировал Артур, пересекая сухое русло Рабы и  через
перила  моста  оценивая  уровень  воды  на  дне.  Ручеек  -  воробью  не
утопиться,  если  так  дальше  пойдет,  лет  через  десять   и   столицу
куда-нибудь в Веспрем перенесут, как думаешь?
   Серый жеребец - Артур окрестил его  Серко  и  долго  радовался  своей
изощренной фантазии - услышав голос  всадника,  дернул  ухом.  Высказал,
значит, свое полное пренебрежение к тому, куда будет и будет  ли  вообще
перенесена столица.
   Других собеседников не было. Но сам с собой или вот с  лошадью  Артур
разговаривал  куда  охотнее,  чем  с  людьми,  пусть   даже   и   самыми
внимательными и вежливыми. Во  внимательных  подозревал  ищеек  Кодекса.
Вежливых же - просто в злокозненности.
   Дорога плавно изогнулась, огибая лес с  романтическим  именем  Златая
Роща. Красивое место. Может, когда-то лес и вправду был невелик, но  уже
на памяти Артура Златая Роща тянулась вдоль дороги на добрых три часа. И
не пешего ходу, куда там! На три часа бодренькой рыси  Крылана.  Поперек
же, то есть с северо-востока на  юго-запад,  в  сторону  от  прихотливых
изгибов наезженного тракта, лес никто не мерил. Артур  помнил,  что  еще
сто лет назад Златая Роща подбиралась к развалинам Веспрема.  А  сейчас,
наверное, странные деревья с белыми стволами и  светло-желтыми  листьями
смотрятся в Балатон. Там, где не добрались до них с  топорами  и  пилами
настойчивые переселенцы год назад... сто лет... Впервые увидав этот лес,
Артур был тронут его яркой, нездешней красотой. Златая Роща удивительным
образом казалась  ему  похожей  на  кружевное  -  золотой  и  серебряной
проволоки - плетение,  такое  тонкое,  что  металлические  нити  кажутся
подсвеченной солнцем паутиной Он видел такие  кружева  в  Большом  Мире.
Тамошние мастера-ювелиры плели из золота и серебра  плащи  и  платья,  и
чепраки для лошадей, и занавеси на окна. Они украшали  паутинную  основу
цветами и листьями из жемчуга и пыли драгоценных камней. И Златая  Роща,
насквозь пронизанная солнечным светом, была такой же тонкой и  красивой,
гибкой, звенящей... паутиной.
   Тогда Артуру  было  худо,  очень  худо  И  он  приезжал  сюда,  когда
становилось совсем невмоготу,  забирался  глубоко  в  лес,  подальше  от
опушки,  давным-давно   облюбованной   горожанами   для   увеселительных
прогулок. Трава в роще была обычная - зеленая, очень нежная, и это  было
красиво: травинки зелеными стрелами пробивались сквозь  золотые,  тонкой
ковки  листья  на  земле;  серебристые  стволы  с  червлеными  по   коре
протоками; пятна  света  на  вороной  шкуре  Крылана.  А  однажды  лучик
голубого света от лезвия висящего на седле топора и тень  самого  Артура
сложили рисунок на одном из стволов в измученные, безмолвно умоляющие  о
пощаде глаза. И не нужно было долго присматриваться, чтоб разглядеть  на
другом дереве кричащее от боли лицо. А ветви третьего заламывались,  как
человеческие руки.
   Артур даже не удивился, когда серебристая кора под  ножом  окрасилась
кровью.
   Люди... Конечно, люди. Златая Роща пожирала  их  так  же,  как  любая
другая нечисть. Такая красивая... такая страшная. Куда более лютая,  чем
оборотень или какой-нибудь пещерный тролль.
   Это было давно...  год  назад...  давно.  Очень.  Тогда  орден  Храма
уничтожил  все  деревья-людоеды,  что  росли  поблизости  от  Шопрона  и
деревень вокруг, но, надо думать, никому с тех пор не хотелось  погулять
по зеленой траве под золотыми кронами. Вдруг из упавших  когда-то  семян
проросли новые чудовища? И тонкие стволики с длинными ветвями-щупальцами
ждут, нежась в солнечных лучах,  пока  кто-нибудь  слишком  глупый,  или
слишком  смелый,  или  просто  неосторожный  залюбуется   их   нездешней
красотой. И будет приходить, снова и снова, каждый месяц, каждую неделю,
каждый день... и однажды не сможет уйти.
   Артур вовремя прогнал из головы завораживающую картинку.  И  какое-то
время ехал, старательно не думая вообще ни о чем. Разглядывал  красивые,
с белыми стволами и светло-желтыми листьями  деревья.  Удивлялся:  ведь,
казалось бы, сколько раз видел - давно пора привыкнуть, -  и  все  равно
каждый раз вызывает лес странную тревожную грусть. Кстати, если командор
будет настроен хоть сколько-нибудь мирно, надо доложить ему о  том,  что
из семян и вправду взошли новые  чудовища.  Артур  узнал  их,  они  его.
Поздоровались, значит. Что ж, наше вам со всей взаимностью.

***

   Вообще, борьба с лесами шла с переменным успехом. Здесь, в  княжестве
Обуда, давно уже было спокойно,  и  именно  поэтому  Златая  Роща  с  ее
чудовищами так напугала шопронцев. Относительно тихо вели себя  леса  на
западе и севере Добротицы: если  и  осталась  там  нечисть,  так  у  нее
хватало ума людям на глаза не попадаться. Зато на восток  Добротицы,  на
самый восток, туда, где заканчивается земля и  начинаются  болота,  даже
колдуны предпочитают не соваться. Ну и, конечно, есть еще медье  Средец,
равно любимое людьми и чудовищами, - непрерывная  головная  боль  ордена
Храма. Земля там щедра,  и  произрастают  на  ней  необыкновенные  сорта
винограда, и средецкое вино по праву считается  лучшим  в  Единой  Земле
(что бы ни воображали себе по этому поводу  в  Шопроне,  хвалясь  своими
виноградниками и виноделами), однако дороговато оно обходится, и немалой
кровью удобрена Средецкая земля.
   А  еще  есть  Лихогорье.  И  княжество  Аграм,  маленькое,  но  густо
населенное разнообразнейшими чудищами. Аграм - узкая полоска гор и лесов
вдоль южной границы княжества Обуда - земли хорошие,  богатые  водой,  и
люди держатся за них, несмотря на чудовищ. Несмотря даже на то,  что  на
самой границе Аграма и Лихогорья раскорячилась черная гора Триглав.
   Если же миновать эту гору, уйти живым от того, кто живет на ней, и по
самой границе болот ехать на  юго-восток,  через  неделю  такой  езды  в
вонючей трясине, посреди зарослей мертвых черных деревьев увидишь город.
Белый. С ажурными дугами уходящих в никуда мостов. Остров белого  камня,
черепичных крыш, крестов над храмами и солнца в витражах. Остров, вокруг
которого черное, булькающее пузырями болото, и нечисть,  и  чудовища,  и
над всей этой грязью - мосты. Золото, серебро и хрусталь.

***

   Альберт, впервые услышав от  Артура  про  Белый  Город,  не  поверил.
Потребовал показать. И Артур, скрепя сердце, взял  младшего  с  собой  в
долгое, слишком тяжелое  для  мага  путешествие  через  Лихогорье,  мимо
Триглава, вдоль Аграмских гор.
   Взял, и не слишком жалел потом, хотя, конечно, за  время  поездки  не
раз приходилось ругать себя последними словами. А младший, увидев  город
и мосты, первым делом брякнул: "Мираж".  И,  потаращившись  на  стены  и
шпили, предложил: "Давай брод туда поищем".
   Артур  тогда  смеялся,  припоминая  младшему  всех  его  "дураков"  и
"рыцарей" и прочие добрые слова, каких у Альберта  для  старшего  братца
всегда водилось в изобилии. В  понимании  братишки  "рыцарь"  и  "дурак"
были... синонимами.
   Артур  хмыкнул.  Стоило  учиться  здешней  грамоте,  чтобы  в  голове
совершенно не ко времени, хотя и к месту,  всплывали  слова  на  языках,
неведомых в Долине. Чтоб им, чудикам, которые книжки пишут, икнулось  на
том свете!
   "Это что-то феноменальное, -  бурчал,  помнится,  профессор  Фортуна,
Альбертов наставник, краем уха слушая, как его воспитанник  учит  читать
громилу-рыцаря, - мозгов нет, зато память эйдетическая".
   Альберт обижался и яростно уверял  профессора,  что  мозги  у  Артура
есть, просто он ими не пользуется.
   Артуру было все равно. На память он действительно  не  жаловался,  но
ничего особенного в этом не находил. В  горах,  в  условиях  непрерывной
войны, выручали зачастую лишь память и наблюдательность. Читать на языке
Долины отец Лучан, настоятель Северного монастыря, не научил  -  сам  не
умел,  зато  способность  видеть  и  запоминать  вколотил  намертво.   В
буквальном смысле слова вколотил - скор был на расправу. Чуть что не так
- хрясь палкой по хребту. Не захочешь - выучишься.
   К вопросу о феноменальности... Слово всплыло в памяти и  потянуло  за
собой новую цепочку мыслей. С точки зрения того же профессора, Долина  -
нечто совершенно необъяснимое. Взять хотя бы воду.  Большая  река,  если
судить по остаткам русла - очень большая, просто огромная,  -  пересохла
после Дня Гнева. Остались  озера  да  горные  речки,  которых  с  трудом
хватает на то, чтобы питать водой поля и  сады.  А  леса  тем  не  менее
чувствуют себя замечательно.  И  в  их  глубине,  это  знают  все,  бьет
множество родников. В лесах влажно. В лесах  бывают  туманы,  совсем  не
такие, как дома, в горах, но туман он и есть туман - водяная взвесь. Она
тает под солнцем. Поднимается вверх.  И  по  уму-то  должна  проливаться
дождями. А дождей нет. Или правильнее будет сказать, что дожди  идут  не
там, где должны бы, а там, где нужно людям.
   И что непонятно профессору? Полям без воды никак. Садам тоже. Огороды
крестьянские хоть и махонькие, а тоже дождика хотят. Вот  и  проливаются
дожди  над  полями,  садами  и  огородами.  Монахи  молятся,  а  Господь
милостиво подправляет небесную механику.
   Фортуна говорил о климате. Об  отсутствии  такового.  О  том,  что  в
Долине не меняются сезоны и  лето  можно  отличить  от  зимы  только  по
календарю. Артур не видел  в  этом  ничего  особенного  -  в  местности,
накрытой стеклянным колпаком, глупо надеяться на перемену погоды. Вот  в
горах, где он жил, пока не приехал в  Долину,  все  было  как  положено:
жаркое лето, дождливая осень, снежная зима, а весна,  если  повезет,  то
ранняя, солнечная, вся в зелени и грозах. Во время одной из своих лекций
в пустоту профессор обмолвился, что в Долине смены времен года  не  было
все время, сколько он здесь живет. Лет уж триста, если верить Альберту.
   - И кстати, когда еще была возможность, я выезжал в горы  посмотреть,
что у нас делается по ту сторону, - журчащий голос колдуна просочился  в
память без приглашения. - То, что  я  увидел,  разумному  объяснению  не
поддается. Местность там, за горами, меняется! Я имею в  виду,  меняются
ландшафты и климатические пояса! Да, и время течет вразнобой, как  будто
разделившись на несколько потоков.
   На Альберта  это  произвело  впечатление.  Во  всяком  случае,  тогда
братишка задумался. Он всегда так: натолкнется на что-нибудь  непонятное
и давай думать.
   А Артур, сколько себя помнил, знал, что в Большом мире все меняется и
течет. Довольно быстро. За те пятнадцать лет, что прожиты  в  монастыре,
довелось и степи повидать, бесконечные, разноцветные, жаркие;  и  густые
еловые леса на пологих холмах, между которыми хлюпала болотная  вода;  и
такие же горы, как свои собственные, где даже небо было не  отличить  от
родного; и  совсем  уж  странные  странности  -  папоротники  до  небес,
тараканов и стрекоз в два человеческих роста, муравьев, на которых можно
ездить верхом...
   Пахнуло магией. Дорога впереди была перегорожена ярким  красно-желтым
щитом.  Артур  свернул  на  обочину,  придержал  коня,   проезжая   мимо
развороченного дорожного полотна, мимо рабочих, разбрасывающих щебенку.
   Поодаль,  пустив  лошадей  пастись  на   свежей   траве   у   опушки,
расположились пятеро наемных хайдуков-охранников. Они резались  в  карты
и,  увлеченные  вспышками   заклинаний   и   мельтешением   фигурок   на
расстеленном  плаще,  не  сразу  заметили  рыцаря.  А  когда   заметили,
поднялись до того неспешно и неохотно, что Артуру  захотелось  подъехать
ближе и вытянуть плетью самого мордатого.
   Он сдержался. И мысленно попросил у Господа прощения  за  недостойные
мысли.
   Чуть дальше, там, где каменную подушку уже  залили  черным  дымящимся
асфальтом, двое магов-первогодков, старательно хмурясь, катили по дороге
тяжеленный пресс. Когда Артур проезжал мимо, что-то у  них  засбоило,  и
пресс пошел юзом. Прервав сосредоточение, тот из магов, что был  пониже,
дал тычка тому, что был повыше, и выразился весьма некрасиво.
   Артур хмыкнул: опять виноват. Он сам и его топор зачастую становились
помехой  магическим  действиям  даже  тогда,  когда  в  этом   не   было
необходимости.  Оглянувшись  напоследок  на  обнаглевших  хайдуков,   он
поспешил дальше. Пусть люди работают.

***

   Варг был не единственным визитером Альберта.  Почти  сразу  вслед  за
оборотнем явился рыцарь  в  форме  храмовников.  Спешиться  не  пожелал,
представился сэром Емилианом и вежливо, но весьма сурово осведомился, по
какому праву дом, принадлежащий ордену Храма, оказался вдруг занят.  Маг
вытянул из-за воротника  висящий  на  тонкой  цепочке  перстень  с  алым
крестом по белой эмали:
   - Это дом моего брата. Сэра Артура. Он сейчас в Сегеде.
   - Еще один Артур! - Сэр Емилиан поджал губы. - И не надоело?  А  ваше
имя, конечно, Альберт?
   Альберт удивился несвойственной рыцарям проницательности и кивнул:
   - Да.
   Храмовник стянул перчатку, посмотрел  на  собственный  перстень.  Тот
тускло светился. Сэр Емилиан хмыкнул, смерил  Альберта  удивленным,  но,
впрочем, вполне доброжелательным взглядом:
   - Что ж, знак подлинный, передан вам добровольно. Ладно, живите пока.
Когда... сэр Артур появится в столице. передайте  ему,  пусть  зайдет  в
наши казармы.
   - Хорошо, - покладисто согласился Альберт.
   - Всего доброго. - Сэр Емилиан подтолкнул коня каблуком и  направился
дальше.
   Что рыцарь, что его массивный скакун казались воплощением брезгливого
уныния. Артур объяснял когда-то, что храмовники не любят задерживаться в
городах и  службу  в  столице  воспринимают  как  синекуру  лишь  первые
день-два. Потом душа начинает проситься "в поле". "В поле" - это  значит
хоть в леса, хоть в Пустоши, хоть  даже  и  на  болота,  лишь  бы  делом
заняться. Судя по сэру Емилиану, он торчал в Шопроне уже лет десять.
   Альберт потаращился вслед рыцарю сквозь  чугунное  плетение  ворот  и
вернулся в дом. Составлять список.
   Список всего.
   Обстановку нужно было восстанавливать с нуля. Из  шести  спален,  что
были в доме, кровать уцелела только в одной. Из хорошего дерева  делали.
Не рассыпалась в труху за сотню лет. Альберт решил считать  эту  спальню
своей. Ночевать  в  собственном,  пусть  и  пустом  доме  было  все-таки
веселее, чем в гостеприимном, но чужом трактире.
   Он сидел в задумчивости на той самой кровати  и  пытался  сообразить,
все ли учел, когда в дверь громко постучали. Альберт  выглянул  в  окно,
увидел  возле  дверей  двух  солдат-гвардейцев  и  с   ними   рыцаря   в
бело-голубых одеждах и поморщился.
   Недремлющие пожаловали. Рыцарь Кодекса.
   Неспешно спустившись  вниз,  Альберт  открыл  двери  и  вопросительно
уставился на солдат. Молча.
   Те молча смотрели на него. Подразумевалось, что хозяин спросит,  чего
желают незваные гости, но хозяин спрашивать не спешил.
   Нарушил тишину рыцарь. Молодой, не намного старше Артура. Румяный.  С
юношески гладкой кожей. Лишь над верхней губой только-только пробивалось
нечто, обещавшее впоследствии стать усами.
   - Этот дом - собственность ордена Храма, - сообщил  рыцарь,  стараясь
говорить басом. В отличие от  сэра  Емилиана,  представиться  парень  не
пожелал. Да и наплевать было Альберту,  как  его  там  зовут.  Не  любил
Альберт Недремлющих. За что, спрашивается, магу любить тех,  кто  ставит
своей целью изничтожение магии?
   Он выпятил подбородок и вновь извлек из-за воротника заветный Артуров
перстень.
   - Вы - тамплиер? - искренне изумился рыцарь.
   "Такой тощий, и вдруг храмовник", - додумал Альберт то, что  не  было
сказано вслух. Он не  то  чтобы  обиделся.  Просто  смерил  Недремлющего
взглядом точно так же, как давеча его самого мерил взглядом сэр Емилиан,
но без следа доброжелательности. Отступил в холл и закрыл двери.
   Тут же вновь послышался требовательный стук.
   - Ну что еще? - сердито спросил Альберт. После паузы - видно, не было
у рыцаря Кодекса привычки разговаривать с закрытой дверью  -  последовал
ответ:
   -  В  этом  доме  недавно  творилась  волшба.   Извольте   предъявить
разрешение на использование магических артефактов.
   - Вот кретины, - пробормотал юноша  вполголоса.  Поморщился,  почесал
нос, пытаясь сообразить, куда же сто лет назад они  с  Артуром  засунули
это самое разрешение. Не вспомнил. Открыл дверь и как можно более грозно
рявкнул:
   - Если у вас,  сэр,  не-знаю-как-вас-там,  есть  претензии  к  ордену
Храма, обращайтесь в казармы  тамплиеров.  Если  вы  желаете  предъявить
ордену Храма  обвинение  в  колдовстве,  милости  прошу  туда  же.  Меня
оставьте в покое и извольте убираться к чертовой матери.
   Секундой позже  он  сообразил,  что  Артур,  мастер  непристойностей,
никогда не поминал черта и уж тем более мать или там бабушку  нечистого.
Но что сказано, то  сказано.  Альберг  захлопнул  дверь  перед  носом  у
ошарашенного рыцаря и поспешил к себе в спальню, готовый каждую  секунду
связаться со старшим братом и запросить помощи.  Уже  сверху,  осторожно
выглянув в окно, он увидел, как Недремлющий в  сопровождении  гвардейцев
бредет к калитке. за  которой,  привязанный  к  кованому  крюку,  скучал
высокий худой конь.
   Или кобыла.
   Это не имело значения.
   Надо  полагать,  парень  и  вправду   решил   заглянуть   в   казармы
храмовников. Альберт мысленно посочувствовал ему и  выбросил  из  головы
всю эту историю.

***

   Остановился Артур, чтобы  дать  отдых  коню,  только  вечером,  когда
солнце уже скрылось за пологими горами. Порадовался за себя и за скакуна
- не ошибся, выбирая. Серко сравнительно легко  сделал  немалый  переход
почти до самых берегов Балатона. Уже на закате миновали  полуразваленный
древний город Веспрем, Златая Роща действительно добралась  до  него,  и
тоненькие серебристые побеги с желтой листвой росли прямо из стен.  Была
мысль остановиться на ночь в каком-нибудь из  домов:  в  городе  хватало
колодцев с водой, а тамошнюю траву, густо прораставшую сквозь  мостовые,
с удовольствием щипали лошади, но соседство Рощи отбило всякую  охоту  к
ночевке в городе. Поехали дальше. Тем более что  и  Серко  не  выказывал
признаков особой усталости.
   Сэр  Герман  -  прежний  командор  Единой  Земли  -  как-то   спросил
полусерьезно, имея в виду  вороного  Крылана:  "Ты,  Арчи,  где  тулпара
купил? Такие только в сказках водятся". Сказки  были  ни  при  чем,  что
Артур командору и объяснил: чтобы лошадь подольше не уставала, чтобы все
было в порядке и  со  сбруей,  и  с  припасами,  и  со  всякими  важными
дорожными  мелочами,   достаточно,   отправляясь   в   путь,   испросить
покровительства Пречистой Девы.
   Сэр Герман тогда не очень  поверил.  Он  сказал,  что  молятся  перед
путешествием все без исключения, а по два перехода за один  день  делает
только Артур. На это возразить было нечего, и каждый остался  при  своем
убеждении.
   И все равно сказки были ни при чем. В сказки сэр  Артур  Северный  не
верил с тех самых пор, как убедился, что  большинство  говорящих  зверей
смертельно опасны для человека.
   Веспрем остался южнее. Дорога раздвоилась, а широкая, мощенная камнем
тропинка - немногим уже, чем, собственно, тракт - позвала к  приземистой
трехэтажной гостинице.
   Узкие окна в сумерках загадочно светились.  Внутри  уже  кто-то  пел,
громко, немузыкально