ого,
если верить сказкам, не было выхода.
   Когда коснулся земли последний бутон, Цветочница улыбнулась и шагнула
к Артуру.
   - Стой! - приказал ей Альберт.
   Тени у впалых глазниц стали отчетливей, а глаза заблестели, как будто
Цветочница накапала под веки  белладонны.  Она  остановилась.  Качнулась
вперед, потянувшись к Артуру. Правая рука метнулась из-под шали - тонкое
запястье, а вместо ладони страшный, синеватой стали серп.
   - Не шевелись.
   Шелестящий голос, с  присвистом,  словно  плети  ветра  скользят  над
травами.
   Цветочница замерла как  стояла.  Под  углом  к  земле,  с  протянутой
рукой-серпом. Шаль скользнула с круглого  плеча,  открыв  нежную,  белую
кожу.
   - Кто тебя прислал, девица? - Это снова Артур.
   И Альберт приказал все с тем же шипящим присвистом:
   - Отвечай.
   - Хозяин! - Провыло, как ветер в каминной трубе. Но тут же вернулся к
Цветочнице прежний ласковый голос, и она почти пропела:
   - Хозяин приказал мне забрать вас двоих, вас  двоих,  а  двоедушца  я
возьму сама. Возьму. Возьму. Как только глупый  мальчик  отпустит  меня.
Ведь ты не можешь удерживать меня вечно, маленький колдун.
   - Кто твой хозяин?
   - Отвечай.
   - Он не маг, не колдун, не друид, не человек и не дух, он есть и  его
нет. Отпусти меня, злой мальчишка, пожалуйста, отпусти.  Я  возьму  твою
кровь.
   - Где твой хозяин?
   - Ах, я не знаю, не знаю... Мне нужна кровь, колдун, кровь, разве  ты
не знаешь?.. - Под тонкой  кожей  страшно  проступали  жилы,  Цветочница
тянулась серпом к своей левой руке. - Он повсюду, он  здесь,  там...  за
кругом. - Закаленное острие коснулось нежной  плоти,  взрезало  руку  от
запястья до локтя. - Как сладко. Как больно...
   Блестящие глаза помутнели, закатываясь под веки.
   - Ладно. - Артур брезгливо поморщился. - Зако, выводи лошадей.
   - А она?
   Не удостоив хайдука ответом, храмовник взял торбу с овсом,  зачерпнул
полной горстью и рассыпал зернышки по выгоревшей земле. Вокруг терзающей
свою плоть Цветочницы, дальше,  шире,  ровным  слоем,  как  будто  решил
засеять круг изнутри.
   - Вот твой дом, - сквозь шелест просыпающихся зерен таким же шелестом
тек голос Альберта, - эти зерна - твое пристанище. По  одному  в  каждый
урожай. Прорастай и умирай в них. Снова и снова. Пока не станет  стеблем
и не сгниет последнее из зерен.
   - Но на стеблях будут новые зерна, - она уже не  выла,  она  хрипела,
потому что серп развалил пополам гортань, - новые зерна...
   - А то! - хмыкнул Альберт уже нормальным голосом. - В том и смысл.
   Садясь  на  своего  мерина,  Зако  оглянулся  на  покинутый   лагерь.
Неопрятная куча плоти, накрытая пятнистой шалью, еще вздрагивала в золе.
А серп снова и снова взлетал над ней, холодный, неумолимый.
   - Едем, - приказал Артур, не оборачиваясь, - к утрене  опоздали,  так
хоть к первому часу поспеть надо.

***

   А дальше пошло по накатанной, как будто участь Цветочницы всю нечисть
в округе раззадорила. Под крышей ночевать ни разу не  пришлось  -  Артур
запретил. Строго-настрого.
   - Вы что, всегда так ездите? - ворчал недовольный Зако, которому  уже
до чертиков надоело спать на земле.
   - Когда как, - объяснил Альберт. - Если пост Храма есть в деревне, мы
там ночуем, а нет - значит нет.
   - Так где ж те посты?!
   - Восточнее, - отрезал Артур.
   Хватит, мол, болтать, Золотой  Витязь,  и  скажи  пастырям  сердечное
спасибо за то, как  славно  они  людей  от  нечисти  хранят.  Пастыри  в
валящихся отовсюду напастях были, конечно, не виноваты. Сейчас уже  Зако
понимал, что и чудищ и нежить действительно кто-то наводит.  Кто?  Артур
грешил на Триглав. Может, и  правда.  Невелика,  конечно,  птица,  Артур
Северный, однако поглядишь, как они с Альбертом с тварями управляются, и
во многое верить начинаешь. Хотя бы и в то, что древнее Зло  пробудилось
и с извечными врагами своими расправиться хочет.
   - Легко вам жить, - бросил  Зако  однажды  после  очередной  ночевки,
когда братья из  арбалетов,  без  магии  даже,  расстреляли  целую  стаю
железных вранов, - все у вас само выходит. Попробовали бы,  как  хайдуки
или, вон, как обычные храмовники, чтоб с кровью да через смертный страх.
А то один молится, второй огнем жихает. Велика ли доблесть.
   - А доблесть тут при чем? - удивился Артур.
   Не отошел еще, видать, славный рыцарь от  Галеша.  С  менестрелем  он
вчера вежливый был, и песни слушал, и беседой не гнушался, а стоило Зако
главным стать, так диво дивное -  подменили  сэра  Артура!  Не  иначе  в
Миротворце тоже двое разных прячутся. Один - для Галеша,  второй  -  для
Золотого Витязя. А тут вдруг, извольте радоваться, снизошел до ответа.
   - Доблесть для дураков, - сказал  Альберт,  уже  когда  собрались  да
поехали. Долго думал маг.  Видать,  было  над  чем.  -  Мы  ведь  не  за
доблесть. Нам сказали дело сделать, мы едем и делаем. То, что по  дороге
попадается, - это помехи, досадные, но незначительные. Вот  с  крещением
твоим разобраться или там короля эльфийского проведать - это дела, это и
опасным может оказаться. Правда, Артур?
   Тот лишь молча кивнул.
   - Уж в Лыни-то опасно, - хмыкнул  Зако,  -  свиньи  заедят  или  куры
затопчут?
   - В Лыни люди, - совершенно серьезно произнес Альберт, -  нечисти  до
людей далеко. А свиньи... Арчи, помнишь тех свинок?
   Новый кивок в ответ.
   Зако  подождал.  Но  нет,  рассказывать  про  "тех  свинок",  видимо,
запавших в душу обоим, ни Артур, ни Альберт не пожелали. За ними  вообще
водилось... или не водилось как раз? Словом, ни тот ни другой не спешили
делиться воспоминаниями. Вот, казалось бы, песни о них уж сто лет  поют,
а спроси попробуй, много ли правды в тех песнях?
   Переглянутся молча.
   И не ответят.
   А все равно нечестно. Ни за что отмерялось  полной  мерой  одному  от
Бога, второму - от Сатаны. Другим и сотой доли не дано ни  удачи  такой,
ни силы, мажьей ли или  человеческой,  да  хоть  какой-нибудь.  Колдунов
знакомых много, но разве хоть один с Альбертом сравнится? А ведь  учатся
так же, сил не жалеют, ночами не спят, корпят над  книгами.  И  что?  Да
ничего. Колдуны как колдуны, один другого стоит, и все вместе вот  этому
чернявому в подметки не годятся.
   А бойцы? Ну, тут и говорить не о чем. Вспомнить лишь вихрь  стальной,
что по двору Цитадели Павших гулял, и плюнуть с досады.
   Нечестно. Несправедливо.

Галеш

   Итак, чему же учат  нас  предания  далекой  старины?  Существует  две
основные версии легенды о Братьях. Одна гласит, что святой Артур  избран
был Пречистой Девой как  защитник  и  спаситель  смертных,  и  дала  ему
Богородица великую власть побеждать демонов, и получил  он  от  Нее  имя
Миротворец.
   Народные предания по духу сильно отличаются от церковных текстов,  им
не чуждо ничто человеческое, так что святой Артур, покровитель всех, кто
ценит  хорошее  вино  и  красивых  женщин,  в  сказках  этих  влюблен  в
Приснодеву, а на щите его кровью начертано  "Богородице  Дево  Радуйся".
Это не правда. У Артура нет щита, а  тот,  что  прилагается  к  парадным
доспехам, украшен лишь алым крестом, без всяких надписей.
   Вторая версия, такая же апокрифическая, как и первая, и точно так  же
отрицаемая и епископской церковью, и  орденом  Храма,  гласит,  что  был
Артур Северный избранником дьявола, погубителем и  растлителем  невинных
душ, И получил он от Сатаны имя Миротворец, поскольку обязался сотворить
для своего покровителя новый, страшный мир,  где  не  нашлось  бы  места
Богу.
   Разумеется, в этих  преданиях,  не  менее  красивых,  чем  легенды  о
святости, Артур влюблен в Приснодеву,  и  эта  любовь,  любовь  плоти  и
сердца, это греховное чувство воспевается  в  легендах  с  прекрасной  и
пугающей силой.  Должен  признаться,  что  меня  когда-то  заинтересовал
именно  дьявольский  вариант,  меня  привлекла   страсть   смертного   к
Богородице, очаровала, заставила искать все  сказки,  легенды  и  песни,
какие только были сложены о Миротворце.
   И о брате его, Альберте.
   Во время этих поисков я понял, что и Бог, и дьявол, и Пречистая  Дева
- все приложили руку к  появлению  в  Единой  Земле  -  нет,  не  Артура
Северного - Братьев. Артур и Альберт могут служить  Злу,  могут  творить
Добро, могут любить или ненавидеть, грешить или  быть  праведниками,  но
всегда и во всем они вместе. Они немыслимы друг без друга.
   "Сказки,  -  сказал  я  себе,  -  песни,  легенды.  Люди  так   любят
преувеличивать".
   И Господь в неизреченной милости своей дал  мне  возможность  самому,
своими глазами увидеть легендарных героев. Позволил  мне  быть  с  ними,
сопровождать их в странствиях, смотреть, как совершают они свои подвиги,
наблюдать их мирную жизнь, слушать, о чем говорят они, и видеть, как они
сами  слушают  мои  песни.  И  теперь  я  могу   сказать:   люди   любят
преувеличивать, и в сказках своих, в своих легендах они окружили Братьев
волшебным ореолом, они связали их мистическими путами,  сковали  золотой
цепью ангела с  небес  и  рыцаря-монаха.  Или  стянули  огненной  петлей
адского демона и, опять-таки, монашествующего рыцаря.  На  деле  же  все
просто: Артур и Альберт любят друг друга так, как только могут и  должны
любить рано осиротевшие братья, старший из которых оберегает младшего от
невзгод. А младший, чуточку более умный, куда более хитрый,  вовсю  этим
пользуется... и мечтает походить на старшего,  на  настоящего  героя,  и
боится потерять его любовь, и верит в  него,  как  в  Бога,  потому  что
больше ему верить не в кого.
   Мне нравится, как называет их Варг: Дети Неба. С  языка  джаргов  это
переводится просто: сироты. Но все легенды о Братьях пропитаны мистикой,
а я, увы, падок на многослойные красивости,  где  смысл  скрывается  под
смыслом и можно утонуть, пытаясь доискаться до истины. Поэтому в  словах
"Дети Неба"  предпочитаю  я  видеть  нечто  большее  И  я  готов  верить
Альберту, утверждающему, что они с  Артуром  настоящие,  родные  братья,
почему-то оставленные матерью. И я готов верить Артуру, полагающему, что
сам Господь доверил ему спасение Альберта, чья душа до сих пор  блуждает
в потемках.
   От этой веры Артура многое  зависит.  А  мне  повезло,  повезло,  как
летописцу, биографу, спутнику героев:  я  могу  наблюдать  пошатнувшееся
основание веры. Я вижу, как Артур Северный начал сомневаться в себе и  в
своем Боге. Я пожалел бы его, пожалел бы обоих мальчиков, потому что это
очень тяжело и больно, когда основа всей жизни ломается, как  пересохшая
ветвь, но, признаюсь честно: у меня не получается жалеть их. Легендарные
герои оказались и в самом деле героями. Вряд ли о них,  о  таких,  какие
они на самом деле, кто-то сложит песни - не  получится  песен,  -  но  и
жалости, что бы ни случилось, не получится тоже.

***

   На Козлодуй  выезжали  какими-то  совсем  уж  древними,  давным-давно
нехоженными тропами, и чем ближе  становился  мертвый  город,  тем  чаще
переглядывались Альберт с Артуром, молча, без слов, без улыбок даже. Они
ехали впереди Зако, бок о бок, по растрескавшемуся асфальту и, наверное,
вспоминали, что было здесь сто лет назад. Вспоминали чудовищ, не людей и
не зверье - что-то ужасным образом измененное силой бившего здесь  тогда
Источника, нечисть всех  мастей;  орды  демонов,  и  мертвых  -  великое
множество мертвых, неупокоенных, голодных, жадных до крови.
   Тогда здесь росли леса, странные и страшные, отравленные, как и люди.
Яд разливался в воздухе, яд был в земле, в  воде,  в  растениях.  Сейчас
куда ни взгляни - выжженная, лишь кое-где поросшая сухой  травой  земля.
Говорят, это сделал Альберт. То есть говорят, что ангел,  сопровождавший
Миротворца в странствиях, увидев Козлодуй,  разгневался  и  сделал  так,
чтоб ничего не росло на отравленных землях. Не росло и не  жило.  Вот  и
думай, под силу ли мажонку, хлипкому франту, которого прихлопнуть  можно
шлепком ладони, под силу ли такому уничтожить все живое в округе на  два
дня пути? Если нет, то кто же тогда это сделал?
   Развалины самого Источника они увидели с  одного  из  окружавших  его
холмов. В маленькой ложбинке громоздились глыбы  оплавленного  камня,  а
земля была стеклянная. Как  в  Шопроне,  там,  где  нынче  конные  ряды.
Черная, звонкая,  скользкая  земля,  отполированная  вечными  ветрами  и
мелкой пылью.
   Артур остановил коня. Они с Альбертом вновь переглянулись,  и  рыцарь
спешился.  Помог  брату  спрыгнуть  с  седла.  Все  так  же  молча   оба
направились к тому, что было Источником. Зако подумал-подумал,  и  пошел
следом.
   Вот здесь, если верить песням, Братья приняли свой  последний,  самый
страшный бой. Не с чудовищами, не с демонами -  с  человеком,  продавшим
душу Триглаву. Они уничтожили его, уничтожили Источник, уничтожили  все,
живое и неживое, и сполохи Небесного огня видны были в  небе  над  двумя
соседними княжествами. И Лунный Туман, обитатель Триглава,  так  напуган
был  силой,  обрушившейся  на  его  раба,  что   сбежал,   спрятался   в
Преисподней, поклявшись никогда больше не появляться в мире людей. А вон
на  том  холме,  там,  где  стоит  сейчас  сложенная  из  черного  камня
часовенка, Артур и Альберт побратались.
   И Зако слышал - не в песнях, конечно же, и не в сказках, - слышал  он
это от Галеша, что обряд  смешения  крови  проведен  был  отнюдь  не  по
велению души, а только лишь для того, чтобы стать сильнее, слив  воедино
магию и веру. Иначе, полагал Галеш,  даже  Братья  не  справились  бы  с
Козлодуйским Лихом. И уж тем более - с Лунным Туманом.
   - ... Что? - Зако взглянул на Артура.
   - Чья это часовня? - терпеливо повторил тот.
   - Пойди да посмотри, - отрезал хайдук.
   То, что Миротворец снизошел до вопроса, разозлило еще больше, чем его
обычное молчание.
   Любой человек в Единой Земле знает, что за часовня выстроена на холме
близ развалин Козлодуйского Источника. Но, конечно, не  Артур  Северный.
Этот прямиком с Небес на землю спустился, ему дела нет до того, что  тут
люди творили, пока его не было.
   - Сходим? - предложил Альберт. Артур взглянул на брата  сверху  вниз,
удивленно приподняв брови.
   - Там свет горит, - объяснил маг, - значит, живет  кто-то.  Интересно
же. Вдруг колдун какой-нибудь или интуиты.
   Артур  пожал  плечами  и  направился  вверх  по   склону,   напрямик,
пренебрегая вырубленными в твердом стекле ступеньками. Альберт  поспешил
за ним. Мэджик-бук, лежащий в большом кармане на спине  его  мешковатого
жилета, раскачивался, и Зако, который предпочел лестницу, казалось,  что
книга вот-вот перетянет и маленький  маг  покатится  с  холма  вниз,  на
камни.
   Однако Альберт, поскользнувшись на середине склона, вцепился в локоть
старшего, и Артур без усилий вытащил его наверх. К часовне.

***

   Их  везде  строили  из  этого  стекла,  черного,  блестящего,   очень
твердого. Поговаривали, что часовни  эти  -  дело  рук  магов  или  даже
храмовников: ну кому еще под силу обрабатывать спекшийся камень, который
не берут ни кирки, ни молоты? А часовня в Козлодуе - самая первая - была
сложена и вовсе из небольших аккуратных кирпичиков. Не без мажьей помощи
сплавленных друг с другом так, что не  брали  эти  стены  ни  огонь,  ни
сталь. А взрывать никто не пробовал,  справедливо  опасаясь  лишний  раз
тревожить плохое место.
   Черные полупрозрачные стены мягко светились, словно внутри и в  самом
деле кто-то зажег лампу, несмотря на то что светлый день стоял на дворе.
Зако-то знал, в чем тут дело, и внезапно пожалел о  том,  что  предложил
Артуру зайти в часовню. Незачем. Нечего ему делать тут, в святом  месте,
этому... "Скверна" - всплыло откуда-то из памяти  поповское  слово.  Да,
скверна. Грязь. Оскорбление памяти Миротворца, надругательство над всем,
что дорого. Было дорого когда-то и оставалось дорогим сейчас.  Пока  еще
оставалось.
   Узкие двухстворчатые двери были украшены резьбой.  На  одной  створке
воин, держащий высокий щит, над непокрытой головой колечко нимба.  Ангел
с  поднятым  мечом  и  расправленными  крыльями  -   на   другой.   Нимб
отсутствует, зато под мышкой толстенная книга.
   Артур остановился, разглядывая фигуры.
   - Зеленое дерево, - отметил Альберт, - не пожалели денег. Ну ты  чего
встал?
   Не дожидаясь ответа, он проскользнул мимо брата, толкнул двери:
   - Ух ты! Артур... оно светится.
   "... И кровь, просачиваясь сквозь сомкнутые ладони,  -  услышал  Зако
далекий, тихий голос Галеша, - капала на  горячую  землю.  А  там,  куда
упали капли, вспыхивал неугасимый огонь..."
   Наверное, так оно и было сто лет назад, в третий  день  апреля,  года
сто тридцать третьего от Дня Гнева, когда Братья на вершине этого холма,
после боя с чудовищами, готовые к бою  с  человеком,  смешали  кровь  по
языческому обряду. А сейчас в  центре  часовни,  в  земляном  круге,  не
закрытом гладкими плитами пола, горели словно бы маленькие лампадки. Они
уже сто лет горели.  Когда-то  Зако  приезжал  сюда  с  благоговением  и
гордостью, зная, что в его жилах  течет  та  же  кровь,  что  неугасимым
светом пылала в часовне. Сейчас он не верил. И не хотел  верить.  И  рад
был бы выпустить вообще  всю  кровь  из  своего  тела,  занятого  сейчас
демоницей Тори, лишь бы ничего не связывало его с Братьями.
   - Плохо-то как, - прошептал Артур.
   Он смотрел в глаза вырезанного на стене святого, сурового и строгого,
с худым лицом и яростно пылающими глазами. Резчики, судя по всему чуждые
суеверий, не пожалели  золота  на  волосы,  дивной  чистоты  и  величины
сапфиры вставили в глазницы, щедро украсили серебром и латы,  и  щит,  и
угрожающе поднятый огромный топор.
   - А  это,  значит,  я,  -  с  приятным  изумлением  заметил  Альберт,
разглядывая вторую фигуру.  -  Братец,  ты  погляди,  настоящий  жемчуг!
Черный!  Столько  даже  у  нас  с  тобой  никогда  не  было.  И   крылья
серебряные... Артур?
   - Сожги это!
   - Что? Зачем?
   - Ты можешь?
   - Конечно, но...
   - Братик... пожалуйста.
   - Да я не против. - Альберт пожал плечами. - Я только  хочу  сказать,
мне твоя помощь понадобится.

***

   Сюда приходили со всех концов Единой Земли,  приходили  и  приезжали:
поклониться святыне, попросить защиты от  чудовищ  и  от  демонов.  Попы
намозолили языки, объясняя, что нельзя молиться несуществующему святому,
грозили анафемой любому, кто заглянет  в  Козлодуй.  А  уж  сколько  раз
пытались сжечь часовню,  сломать,  сровнять  с  землей.  Но  что  с  ней
сделаешь? Стоит себе маленькая, черная, и сияние золотое от нее исходит.
   Народ исхитрился: в Козлодуй ехать нельзя, так они по всем княжествам
кумирен  понаставили.  И  все  равно  находятся  такие,  кого  ничем  не
напугать. Едут и сюда, в плохое место  -  в  святое  место?  -  особенно
жители окраин.  Там  ежегодно  в  каждой  деревне  отряжают  паломников.
Говорят, помогает.
   И вот святой  защитник,  донельзя  похожий  сейчас  на  безжалостного
воина, вырезанного на дверях и на стене часовни, молится, закрыв  глаза,
склонив золотоволосую голову. А ангел его сидит рядышком прямо на земле,
раскрыв магическую книгу, стучит пальцами по кнопкам. И  черный  камень,
который не брали ни сталь, ни огонь, ни молитвы, течет и  плавится,  как
смола. Оседает часовня сахарным домиком. Жалко-то как,  господи!  Сказки
жалко. Души своей грешной, некрещеной,  которая  только  здесь  утешение
находила. Злой Бог в небесах равнодушно смотрел на землю, а  сюда  можно
было приехать, преклонить  колени  перед  прадедом,  увидеть  улыбку  на
строго сжатых губах и поверить, что какой  ни  есть  Золотой  Витязь,  а
Миротворец гордится им, правнуком, потомком. Поверить, что достоин  этой
гордости.
   Мальчишки вломились в чужую мечту со своим  мерилом.  Вломились  так,
словно имеют на это право. Взялись перекраивать сказки по своим  меркам.
И не поспоришь с ними. Поздно уже спорить. Теперь, чтобы  снова  сделать
сказку правдой, придется  убивать.  Но  это  легко...  Зако  смотрел  на
стекающую с холма черную,  го