гие слова забыл.
   - Да ничего со мной не случится,  -  отмахнулся  Артур,  -  съезжу  и
вернусь.
   Именно это он и собирался сделать. Съездить в Долину и вернуться. Чем
скорее, тем лучше. По возможности без  приключений.  Хороший  рыцарь  не
тот, кто очертя голову в драку лезет. Хороший рыцарь в любой драке живым
остаться должен. Уж отцу-то Лучану следовало бы понимать, что  рисковать
собой понапрасну Артур не станет.
   - Я не о дороге беспокоюсь, - сказал приор, рассеянно  проверяя,  как
навьючены седельные сумки, - не о дороге. - Повернулся к Артуру, положил
свою сухую, костлявую руку ему на плечо. - Ты доберешься живым,  мальчик
мой, это я знаю. Господь хранит тебя,  и  Богородица  не  оставит  своей
милостью. Но там, внизу, все иначе, чем у нас. Ради Бога, мальчик,  ради
Бога и Пречистой Девы, что благоволит к тебе, ни с кем не говори о  них.
Молчи. Молчи обо всем,  кроме  дела,  с  которым  явился,  и  постарайся
вернуться как можно скорее.
   Артур кивнул.
   Молчать - это легко. Это у него  всегда  получалось.  Но  отец  Лучан
почел за лучшее дать объяснения:
   - Если в Долине решат, что ты впал в ересь, тебя сожгут. Как мы здесь
сжигаем не-мертвых. Это постыдная смерть для рыцаря.  И  глупая.  Потому
что ты, хоть и еретик, все-таки ближе к Господу, чем многие из  братьев.
Мне было бы жаль потерять тебя.
   Все  сказано.  А  за  словами,  между  словами,  куда   больше,   чем
произнесено вслух. Тем и хорошо молчание - оно позволяет услышать.
   Артур уехал.
   Чтобы вернуться.
   Увез просьбу о помощи, а вернулся с пятью сотнями бойцов.  Он  сделал
все, что нужно. Он сделал все вовремя. Он успел...
   Если бы не пятьсот  рыцарей,  которых,  не  задумываясь,  отправил  в
помощь монастырю Приснодевы командор Единой Земли, крепость не  удержала
бы перевал.
   Из этих пятисот выжило двести три человека.
   Из защитников монастыря - только Артур.
   И некуда стало возвращаться.
   Спас его тогда сэр Герман. Действительно спас.  И  тело,  и  душу,  и
разум. Принял, как своего. Удержал от смертного греха... казалось  ведь,
что незачем больше жить.
   Единственный выживший из сорока братьев.
   Тогда это казалось несправедливым.
   Не правильным.
   Ведь он дрался, дрался вместе со всеми, дрался наравне... и выжил.  А
они погибли.
   Все.
   Страшно вспомнить, но решил тогда, что Бог отвернулся от отца Лучана,
разгневался за ересь. Об этом он не задумывался.  Вообще  ни  о  чем  не
задумывался. Смерти искал. А она убегала. Лишь манила издали...
   - Ты съезди туда, - посоветовал в конце концов сэр Герман,  -  съезди
домой. Один. Вернешься, посмотрим, что с тобой делать.
   Это было незадолго до того, как  дороги  свернулись  в  кольцо.  И  в
равной степени болью и покоем осталась в сердце эта поездка.
   Мертвый дом, он все равно остался домом. Артур обошел тогда крепость,
восстанавливая в памяти разрушенные стены,  наполняя  жизнью  опустевшие
кельи... А церковь уцелела, хотя с тех пор, как погибли  люди,  никто  в
ней больше не  служил,  и  Пречистая  Дева  ласково  улыбнулась  рыцарю,
потерянно застывшему в дверях храма.
   "Все, кого ты любишь, живы, Артур, - молчала  она,  -  они  помнят  о
тебе, они беспокоятся о тебе, они молят  о  тебе  Бога,  и  молитвы  их,
поверь, не пропадают втуне. Не скорби об ушедших, мой рыцарь. Радуйся за
них, спасенных".
   Он поверил, потому что Ей нельзя было не верить. Он поверил и  сказал
Ей спасибо, и Она приняла благодарность.
   А на могиле отца Лучана Артур остался на всю  ночь.  Молился.  То  ли
наставнику, то ли за него...
   Отец Лучан погиб. А он остался жить. Значит, так нужно. Время еще  не
пришло.
   И когда сквозь остатки стрельчатых  окон  алыми  пальцами  потянулось
через двор рассветное солнце, Артур улыбнулся ему.
   Время еще не пришло. Бог даст, время не придет еще долго.
   Кто мог подумать тогда, что сто лет пролетят незаметно и бесцельно?

***

   А в цитадели ордена  Храма  этой  ночью  случился  переполох.  Тихий,
правда. Этакий переполох на двоих. С сэром Германом, с одной стороны,  и
капелланом  -  с  другой.  Командора  подняли  с  постели  незадолго  до
заутрени, по чуть зябким с утра коридорам провели  к  молельне,  шепотом
предложили приоткрыть дверь...
   Сэр Герман заглядывать внутрь не стал. Он  и  так  понял,  что  хотел
показать ему встревоженный капеллан: свет, озаряющий храм, но не имеющий
источника; запах благовоний в неведомо откуда взявшемся ветре; и конечно
же статую Богородицы... которая улыбалась.  Удивительной,  мягкой,  чуть
грустной улыбкой.
   Улыбнувшаяся Мадонна - на  сэра  Германа  в  свое  время  именно  это
произвело  самое  сильное  впечатление.  Обычно  визиты  Артура  в  храм
обходились  без  специальных  эффектов,   но   командор   имел   однажды
удовольствие наблюдать, как его "рыцарь для особых поручений"  явился  в
молельню, будучи в некотором смятении чувств. Вот тогда все было  именно
так. И свет. И ветер. И Пречистая Дева.
   - Лучше забудьте о том, что  видели,  -  вполголоса  посоветовал  сэр
Герман озадаченному капеллану. - Просто забудьте.
   - Это он? - спросил тот, почему-то зябко кутаясь в рясу. - Вы  только
скажите мне, сэр командор, да или нет?
   - Кто "он"? - уточнил глава ордена.
   - Артур Северный, - выдохнул священник. - Если это  он,  значит,  Зло
вернулось. Или пришло что-то иное, такое, с чем нам не справиться своими
силами. Мадонна прислала своего Миротворца...
   - Миротворец - это топор! - шепотом рявкнул командор.
   - А вы на меня не орите! - так же шепотом огрызнулся  капеллан.  -  Я
архивариус, мне лучше знать. Считаете нужным сохранить его возвращение в
тайне - ваше дело. Я болтать не буду. Но  шило  в  мешке  все  равно  не
спрятать. Особенно такое шило.
   - Я подумаю, - уже более мирно пообещал сэр Герман, - я подумаю, а вы
пока забудьте.
   - Как скажете,  сэр  командор.  -  Капеллан  поклонился  и,  неслышно
ступая, убрел по коридору в Залы Легенд.
   А ведь он прав, Артур вернулся неспроста.
   Конечно, можно объяснить все просто: Фортуне что-то стукнуло в  седую
башку, вот он и вытащил из запасников свое самое  серьезное  оружие.  Но
это не объясняет странных неровностей в движении призраков,  принимаемых
здешними учеными за небесные светила. Светил, разумеется, никаких нет: и
солнце, и планеты, и даже звезды - все это было до Дня Гнева, - тени их,
однако же, остались. И они порой набегают друг на друга очень  удачно  и
вовремя. Сто лет назад, когда Братьев нужно  было  спрятать  от  рыцарей
Кодекса, а путь в Большой мир оказался отрезан, как по заказу  открылась
Теневая Лакуна, потайной кармашек Единой Земли.
   И закрылась.
   Как по заказу.
   То-то было весело, то-то хорошо...
   Сэр Герман вернулся  в  келью,  вытянулся  на  койке  поверх  тонкого
одеяла. Сон не шел. Какой уж тут сон?
   "Феномен  Братьев",  век  бы  о  нем  не  слышать  Иляс  Фортуна,  не
задумываясь о причинах, ухватился за  следствие  и  использовал  Братьев
там, где было не обойтись без  чуда.  Откуда  взялись  они?  Зачем?  Что
делают среди людей на самом деле - это не имело значения.
   - Это не беспокоит  меня,  -  заявлял  профессор,  -  это  не  должно
беспокоить вас. Из каких источников текут наши реки?  По  каким  законам
происходит  движение  в  здешней  атмосфере?  Откуда,  в  конце  концов,
появляются все эти клады? Разве вы знаете  это?  Нет.  И  тем  не  менее
используете и воду, и ветер, и уж конечно золото.  Чудеса  есть  область
для науки непонятная, не поддающаяся объяснению, но кто сказал,  что  мы
не должны получать от чудес хоть сколько-нибудь пользы?
   Они много спорили об  этом,  о  том,  что  профессор  называл  этикой
утилизации чуда. Они спорили, а Братья творили свои  чудеса,  оплаченные
кровью. Это потом, в  песнях,  окружили  их  сияющим  ореолом  героизма:
все-то  им  было  легко;  со  всем  они  справлялись   шутя;   совершали
невозможное, а  потом  отправлялись  в  любимый  кабачок.  Пили,  любили
женщин, убивали врагов.
   Кто вспомнит сейчас, как, вкрапляя  в  матерщину  редкие  междометия,
поминал Артур и магов, и орден, и всю Единую  Землю,  когда  выяснялось,
что за одной напастью уже пришла другая? И сил нет. И не поднять оружия.
И все, что хочется, это спрятаться в  какой-нибудь  тихий-тихий  уголок,
свернуться там клубочком и умереть. Но глыбами ледяными  валятся  слова:
"Если не вы, то кто?"
   И  срывается  черная  брань  с  губ  изящного  красавчика   Альберта.
Альберта, который всю жизнь, сколько помнил себя, провел  за  книгами  и
знать-то не должен подобных слов.
   Со всем справлялись шутя.
   Убивали и умирали, и в живых оставались  чудом,  хранили  друг  друга
колдун и рыцарь, разум и сила, побратимы или все-таки  братья,  неведомо
из каких далей явившиеся в Единую Землю.
   Очень вовремя явившиеся. Как раз тогда, когда творилось  здесь  нечто
страшное,   недоступное   пониманию,   неистребимое.   Когда   надеяться
оставалось лишь на чудо.
   - Нельзя романтизировать их, - говорил Фортуна, - нельзя относиться к
ним, как к людям.
   Сэр Герман был согласен, нельзя. Орудия  Господа  или  Падшего,  даже
принявшие человеческий облик, оставались орудиями. Но когда  он  окружал
мальчиков романтическим ореолом, они становились  менее  живыми  Как  бы
ненастоящими. Стоило увидеть их - совсем обычных мальчишек,  -  и  слова
Фортуны теряли всякий смысл.

***

   Северные горы появились из  ничего,  точно  так  же,  как  болота  на
востоке, юге и западе. Как будто Господь в День  Гнева  накренил  земную
плиту, и один ее край окунулся в море, превратившись в трясинное  тесто,
а второй - поднялся к небесам, став могучим горным хребтом.
   Когда-то в  горах  действительно  стояла  цитадель;  там  приходилось
держать заставу,  чтобы  знать  об  изменениях  снаружи,  чтоб  хотя  бы
примерно представлять, к каким еще  неожиданностям  должны  быть  готовы
люди, не пришедшие в себя после Дня Гнева. А потом  связь  с  монастырем
прервалась.  Донесения,  время  от  времени  поступавшие  с  караванами,
уверяли, что все там, на севере, идет своим чередом, неполадки со связью
объяснялись причинами самыми естественными... Вообще же северные земли с
самого начала оказались отрезанным ломтем. Отделенные от княжества Обуда
сотнями километров Пустошей, они существовали как бы сами по себе. Там и
жили те,  кто  когда-то  не  пожелал  перебраться  на  более  безопасные
территории, добровольно отказавшись  от  защиты.  Вольному  воля.  Орден
Храма никогда не располагал достаточным количеством бойцов, чтоб  еще  и
навязывать свою поддержку там, где она вроде бы и не требовалась.
   Если северяне считают, что им достаточно одного монастыря  и  четырех
десятков братьев, если сами братья полагают, что способны выполнять свои
обязанности без поддержки с юга, тем лучше. Тем легче.
   Так и осталась в горах полузабытая  застава.  С  магом  во  главе,  с
рыцарями, каждый из которых стоил,  пожалуй,  двоих  братьев  из  Единой
Земли, с мистико-еретическим уставом. Не  то  крепость,  не  то  обитель
праведников  в  окружении  восторженно-почтительных  мирян,   в   ореоле
таинственного могущества.
   Сообщение с Единой Землей было неровным, то оживлялось,  то  затухало
на годы, и северяне приспособились  торговать  с  Большим  миром.  Когда
находилось с кем.
   И воевали. Удерживали перевал, охраняли свою землю и землю за спиной,
защищали Долину, которая полагала, что стряхнула со своей  шеи  ненужную
обузу. Помощи не просили, знать о себе не давали, молились Богу, лишь на
него и надеялись. Мир вокруг менялся, мир внизу оставался неизменным.  И
с теми, кто жил по ту сторону гор, смешивали храмовники  свою  кровь,  у
них перенимали приемы боя, правила вежливости, языки и ремесла.
   Другие люди. Совсем не такие, как здесь.
   Опасные. Потому что привыкли далеко смотреть и многое видеть. Никогда
не знали стен, не давило их кольцо болот вокруг, не чувствовали они, как
медленная гниль точит всех, кто живет внизу. Лучше всего было бы, если б
эти люди, считавшие  себя  рыцарями  ордена  Храма,  так  никогда  и  не
встретились со своими братьями.
   Жаль, в жизни редко бывает как лучше. Обычно - как получается.
   Артур, чтобы добраться до Шопрона  и  попросить  помощи,  в  одиночку
проделал путь, на который не отважился бы никто из братьев Единой Земли.
Отчасти, конечно, потому, что братья знали, сколько  нечисти  бродит  по
Развалинам, какие твари населяют Пустоши,  а  уж  о  том,  что  живет  в
Цитадели Павших, и говорить не приходилось.
   Отчасти.
   Сэр Герман никогда и ни за что не  отправил  бы  по  бездорожью  даже
сотню бойцов. Когда у тебя под рукой  всего  десять  тысяч,  не  станешь
целую сотню отправлять на верную смерть.
   Артур добрался до Шопрона живой и невредимый. Позже  выяснилось,  что
по  дороге  он  разнес  капище  друидов.  Всех   убитых   похоронил   по
христианскому обычаю... Добрый мальчик, ничего не  скажешь.  Нечисть  от
этого места до сих пор шарахается, а ведь сто лет прошло.
   Приехал. Пересказал донесение.
   Сэр Герман помнил.
   Когда он понял, чего хочет от него, командора Единой Земли, неведомый
приор полузабытого монастыря, не поверил сначала. Через Ледяной  перевал
шла армия, армия, состоящая из людей, и настоятель - священник -  просил
другого священника оказать ему помощь в убийстве.
   Туда можно  было  отправить  Недремлющих  -  вот  кому  убивать  себе
подобных не возбранялось: и  убийство,  и  защита  людей  входили  в  их
обязанности. Но, слушая подробности  о  количестве  наступавших,  об  их
вооружении, технической оснащенности, ресурсах и мобильности - грамотный
такой отчет одного военачальника другому, - сэр Герман  понял,  что  тут
Недремлющими не обойтись. Отправь  на  север  хоть  все  двадцать  тысяч
гвардейцев и пятитысячную армию рыцарей Кодекса, в этой войне они ничего
не смогут сделать. А храмовники не убивали.
   Людей - никогда.
   Были в ордене специальные бойцы, чьи грехи брали  на  себя  избранные
капелланы, но бойцов тех насчитывалось десяток на весь орден.
   - Ты понимаешь ли, мальчик, чего  хочет  от  меня  твой  командор?  -
спросил сэр Герман.
   - Брат Артур, -  строго  поправил  его  гонец  и  добавил,  тщательно
выбирая слова:
   - Я не хорошо знаю вашу речь. Мы просим. Вы помогаете?
   Он почти не знал языка.
   Он свободно говорил и читал на латыни, греческом, иврите  и  каких-то
сложнейших восточных диалектах, он разбирался  в  "языке  магов"  и  как
родные знал  древние,  до  Дня  Гнева  существовавшие  наречия,  он  был
полиглотом, но об этом сэр Герман узнал гораздо  позже.  А  тогда  понял
только, что прибывший с севера  гонец  пересказал  ему  послание  своего
настоятеля, не понимая, о чем говорит. Что он с трудом способен  связать
два слова на языке объединенных княжеств.
   "Высокогорный дикарь..."

***

   Отец  Лучан  запрещал  Артуру  разговаривать  без   особого   на   то
дозволения. "Фанатик, - сэр Герман не знал, смеяться ему  или  ужасаться
этаким строгостям, - средневековье какое-то..." Ему  никто  не  объяснил
тогда, что есть слово и есть Слово, что невозможно предсказать  заранее,
чем обернется сказанное Артуром, что в облике  синеглазого  мальчишки  с
лицом аскета воплотилась непонятная, капризная сила, и  сила  эта  порой
дает о себе знать самым неожиданным образом.
   А отец Лучан слишком любил своего ученика и  слишком  боялся  суровых
законов Единой Земли, чтобы рассказать  об  Артуре  хоть  сколько-нибудь
подробно. Он, без сомнения, надеялся, что, когда нашествие будет отбито,
рыцари из "Долины" - там, в горах, они называли  объединенные  княжества
просто Долиной, словно речь шла о территории размером с чайное блюдце, -
уберутся обратно в свои монастыри, и жизнь войдет в обычную колею.
   Долгожитель, как и любой  маг,  отец  Лучан,  кажется,  полагал  себя
бессмертным...
   Да, он был магом. Интуитивным. И чудеса, которые творил, списывал  на
волю божью с необыкновеннейшей легкостью.
   Познакомившись с приором, командор Единой Земли долго не мог  решить,
как же к нему относиться. То ли отдать на суд  рыцарей  Кодекса.  То  ли
закрыть глаза и помнить лишь о том, что все,  сделанное  отцом  Лучаном,
делалось во славу Божию и на благо ордена Храма.

***

   Сэр Герман помнил тот бой, помнил поименно каждого из  своих  бойцов,
сложивших голову на Ледяном перевале, на подступах к Пригорскому тракту.
Он потерял тогда почти триста человек. Отец Лучан  -  всех.  И  то,  что
Артур остался жив, командор счел знаком свыше. Поиск и толкование  таких
знаков - заразная болезнь. И если бы он знал, что синеглазый рыцарь  был
живым талисманом монастыря Приснодевы, если бы знал,  что  в  любом  его
слове, в любом поступке видели братья-северяне  особый  смысл,  если  бы
понял, что для здешних мирян Артур - живой святой,  безгрешный  посланец
Небес, он, пожалуй, позаботился бы о том, чтоб мальчик  присоединился  к
своим погибшим братьям. Но откуда бы? Командор  Единой  Земли  подхватил
заразу, даже не подозревая об этом.
   Синеглазый  чужак,  ученик  еретика  и  сам  еретик,   молчаливый   и
замкнутый, все свободное время проводящий в молитве,  Артур  должен  был
остаться в ордене. Да, на него будут коситься. Да, он  многим  покажется
странным. Да, ему придется нелегко. Но он выжил. Единственный из  сорока
братьев. Значит, кому-то это было нужно.
   Нелегко, впрочем, пришлось не Артуру. Вот уж кому было наплевать, кто
и как к нему относится. Нелегко пришлось самому сэру Герману.
   Он сразу отправил новичка "в поле". Обычная работа: охрана караванов,
зачистка лесных опушек, присмотр за друидами,  которые  так  и  норовили
обосноваться где-нибудь и всерьез заняться чем-нибудь гнусным.
   Обычная.
   Мальчик поначалу казался одержимым. Он сам себе не мог простить,  что
уцелел в том бою. Смерти искал. Но куда  там!  В  Единой  Земле  бойцов,
равных ему, никогда не водилось. Ни среди людей, ни среди нечисти.
   Чужак.
   Артур-с-Севера.
   Артур Северный. Вот это, последнее прозвище, прижилось. Стало именем.
   Потом он, вроде, отошел слегка. Кое-кто из братьев даже разговаривать
с ним научился. В смысле, вытягивать  слова,  кроме  коротких  "да"  или
"нет", в ответ на прямые вопросы.
   Сэр Герман решил, что самое трудное позади. В первый  и  в  последний
раз он так решил. И тогда же понял, что, имея дело с Артуром,  уверенным
нельзя быть ни в чем. Но кто же мог предположить, что парень свяжется  с
интуитами? Нет, не в  драку  полезет  с  риском  погибнуть,  а  как  раз
наоборот.
   В ордене снимали голову за меньшее.  Несанкционированные  контакты  с
дикими магами были строго запрещены Уставом. Если же  все-таки  подобное
случалось, и рыцарь ради  спасения  своей  жизни  или  получения  важных
сведений вступал в сделку с интуитом, он обязан был доложить об этом при
первой возможности. Дикого мага  убивали,  а  на  провинившегося  рыцаря
накладывали епитимью. Достаточно суровую, чтобы остальные братья поняли:
колдунов лучше избегать.
   Уничтожение  их  -  задача   Недремлющих,   и   незачем   храмовникам
подставлять свои головы, сражаясь на чужом поле.
   - Как ты посмел? - рычал сэр Герман на Артура, с горечью понимая, что
ругать этого кретина уже бесполезно - слишком далеко разошлись слухи,  и
ничего не придумать, чтобы спасти  парня  от  святейшего  трибунала.  От
костра. Такой боец пропадет! Такой боец... - Как ты посмел  связаться  с
колдуном и не доложить об этом немедленно?!
   - Он маг, а не колдун. А вы бы его убили. - Артур нахмурился.  -  Мне
это зачем? Он же дите совсем и зла никому не делает.
   - Любой, кто занимается недозволенной магией, - колдун. Колдунов надо
убивать. Ты знаешь Устав наизусть, Артур Северный, там черным по  белому
написано, как нужно поступать с дикими магами.
   - Колдуны - это совсем другое, - в синих глазах не было ни страха, ни
вины, одно лишь удивление, - а ма