Ни своей, ни чужой.
   Артур должен умереть. И он умрет, и очень  хочется  верить,  что  все
случится  само.  Что  каменная  плита,  на  которой  огненными   буквами
вычерчено "смирение и милосердие", упадет с души Миротворца, и  вырвется
на волю кипящая под камнем лава. Ведь он  так  молод,  Рыцарь  Пречистой
Девы, он  должен,  просто  обязан,  поддавшись  чувствам,  ошибиться.  И
умереть. Раньше, чем умрет весь мир.

***

   Артур же, несмотря на мрачные  надежды  сэра  Германа,  не  собирался
отдавать душу ни Богу, ни дьяволу, ни кому другому, хотя претендентов  в
последние дни появилось предостаточно.  Он  даже  и  не  знал,  что  ему
полагается лежать и тихонько помирать или  хотя  бы  просто  болеть.  Он
терпеливо позволил лекарям - не магам, конечно же, куда там магам Артура
Северного лечить, - обычным лекарям позволил осмотреть себя, перевязать,
помазать какой-то дрянью. А когда терпение кончилось -  довольно  быстро
оно, надо заметить, кончилось, - послал всех, по обыкновению матерно,  и
сбежал из лазарета.
   Почти сбежал.
   Ну, то есть, практически не сбежал.
   Собственно, сразу на выходе из кельи столкнулся с  сэром  Германом  и
под тяжелым взглядом командора вполз обратно.
   - Ты себя в зеркало видел? - поинтересовался сэр Герман.
   - Когда брился, - сказал Артур.
   - И как?
   - А как? Ну, синяки.
   - Синяки? -  нехорошим  тоном  переспросил  командор.  -  Пять  ребер
сломано, от легких одни воспоминания,  про  почки  я  не  говорю  -  это
классика, шкура клочками...
   - Альберт где? - перебил Артур.
   Все-таки сэр Герман хоть и умный, и старый, а простых вещей иной  раз
понять не может. Пречистая ведь не сердится за два убийства, она сначала
расстроилась, конечно, но сочла  пребывание  своего  рыцаря  в  подвалах
собора достаточной епитимьей, и теперь уже все в порядке.
   Да. И золотой решетки нет больше.
   Сломалась решетка, там, в катакомбах, и сломалась.
   - Все в порядке, - для убедительности повторил Артур вслух, -  синяки
остались Завтра пройдут. Где младший? Где Миротворец? Где митрополит?!
   - Владыку Адама пришлось отпустить, - неохотно  сообщил  командор,  -
это лучший выход...

***

   Он что-то  объяснял  еще.  Артур  не  слушал.  Собственно,  он  и  не
рассчитывал, что сэр Герман прикажет  убить  митрополита.  Сэру  Герману
убивать Его Высокопреосвященство не за что и незачем. И Артуру,  кстати,
тоже. Убивать нельзя. Даже за младшего.
   Каким-то образом противостояние Храм -  Церковь  стало  личным  делом
Артура Северного и владыки Адама. Нельзя было отпускать  митрополита.  И
не отпустить было нельзя. И Артур не знал, что же  нужно  было  сделать.
Пока не знал.

***

   А младший расставил  поля,  развесил  глухие  защитные  пологи  -  не
подступись к нему, и решил, значит, в таком виде помереть, но  врагу  не
сдаться. Вот уж, ничего не скажешь, выбрал время и место.  Нет  чтобы  в
катакомбах о магии вспомнить. Впрочем, в катакомбах оба хороши были. Что
маг, что рыцарь - на загляденье.
   - Невозможно, будучи в бессознательном состоянии, поддерживать  столь
сложную систему защит, - бормотал где-то под локтем Артура лысый мажонок
из разрешенных. - Я полагаю,  сэр  Артур,  мы  имеем  дело  с  автономно
работающим артефактом, и...
   То ли кафедрой он в школе мажьей заведует, то  ли  еще  какая  шишка.
Бугор на ровном месте.
   Артуру поля, разумеется, помехой не были.
   Младший обиделся. Золотая решетка сломалась. А магия, кроме этой, как
бишь ее... когда энергия в материю... словом, не действует магия на сэра
Артура Северного. Теперь уже никакая  не  действует,  даже  та,  которую
Альберт плетет.
   Ну, это и к лучшему. Иначе хрен бы получилось поля  взломать.  Что  у
братика  всегда  хорошо  получалось,  так  это  защиты  развешивать.   И
атаковать тоже. Заклинания, цветным по золоту, так,  что  иной  раз  под
ними и основы-то не видно. Вот твари удивлялись!
   Маленький... Что же сделали с тобой...
   - Все, - сказал Артур, сломав последнюю защиту.
   Получилось как-то тихо, те,  сзади,  похоже,  и  не  услышали.  Артур
повторил.
   - Все. Можете подходить.
   Тут-то Альберт глаза и открыл.
   Черные глазищи, черные и... туман клубится там, глубоко,  туман,  как
тот, что с Ходины ползет. Ух и глянул  -  на  митрополита  и  то  добрее
смотрел:
   - Уходи.
   Вот так. А ты чего ждал, рыцарь?
   - Помрешь ведь, - улыбнулся Артур.
   - Дай телепорт.
   - Куда ты собрался?
   Дурацкий вопрос, а то неясно куда. Младший лишь вздохнул и повторил:
   - Дай.
   Ну что тут сделаешь? Телепорт, конечно же, принесли.  Да  не  из  тех
дешевок, которые Фортуна  делает,  а  настоящий,  многозарядный:  связка
бусинок-активаторов на длинной цепочке. Артур надел  цепочку  на  тонкое
запястье брата, вложил в искалеченные пальцы овальную  бусинку  и  помог
раздавить.
   Альберт исчез. Хлопнул, смыкаясь, воздух.
   И почти сразу на опустевшую койку  упало  перо.  Прозрачное  слюдяное
перо из крыла Флейтиста. Ответное послание. Расписка в получении  ценной
посылки. Если бросить перо в огонь, откроется портал в Цитадель Павших.
   Только что там теперь делать?
   Флейтист и без Артура знает, как лечить магов.

   Однажды ты придешь ко мне,
   И необъявленной войне
   Конец положит возвращенье.
   Однажды ты придешь ко мне
   По обезглавленной весне,
   И мы забудем прегрешенье
   В первоначальной тишине.

   Никто больше не стоял за спиной.  Некого  и  незачем  было  защищать.
Ничьи  мысли  не  вплетались  в  размышления,  спрашивая,   подсказывая,
посмеиваясь.
   Ну и что?
   С ним все будет хорошо. Ведь мешали друг другу. Мешали. А теперь - не
мешают. И хватит об этом.
   - Как ты? - сочувственно спросил сэр Герман,  когда  Артур,  вертя  в
пальцах слюдяное перо, вышел из лазарета.
   А как он? Да никак. Чего ему сделается? Работать надо. Митрополит уже
часа два как ноги делает. Спрячется - где его потом искать?
   - Зачем ему прятаться? - удивился командор. - Не  так  глуп  владыка,
чтобы убегать, - на людях ему безопаснее. Да ты сам подумай.
   Артур подумал. Всю дорогу думал, пока шли до кабинета сэра Германа. А
когда пришли, спросил:
   - Миротворец где?
   - Дома у тебя лежит. Взять его так и не смогли,  ни  Недремлющие,  ни
наши братья.
   - Сбежит владыка Адам, - сказал Артур,  -  Он  думает,  что  я  пойду
убивать.
   - А ты?
   - Не пойду. - Артур поискал слова:
   - Мне его жалко.
   Сэр Герман посмотрел недоумевающе. Не понял, что  значит  "жалко".  А
объяснять Артур не  стал.  Все  равно  не  найти  слов,  чтобы  выразить
смешанное чувство жалости и отвращения,  такое  неуместное  в  отношении
того, кто наслаждался твоей болью.
   Такое естественное по отношению к человеку, добровольно уходящему  от
Господа.
   Убивать владыку Адама нельзя. Вообще нельзя убивать  людей,  а  этого
еще и противно. Все равно что рубить личинок очежорки: они  хрустят  под
топором и потом еще долго вздрагивают длинными, суставчатыми лапами.
   Но убивать очежорок, и личинок,  и  взрослых,  приходится.  А  здесь,
слава богу, можно обойтись.
   Если же получится справиться с отвращением, если удастся  победить  в
себе жалость, если все-таки отыскать владыку Адама и отпустить его  душу
туда, где ей самое место, что-то обязательно случится, что-то  странное,
пугающее и манящее. Мучительные сны станут счастливой явью.
   ... Сказочный  лес,  и  горы  с  водопадами,  и  внимательный  взгляд
Единорога. Далекая земля, близкая, желанная, как родина,  которую  давно
забыл, но иногда, очень редко, видишь во сне  и  просыпаешься  от  боли,
зная: не вернуться.
   Все это глупости. А митрополита нужно найти.

   Нам не спасти безумный мир
   Потоком фраз, латаньем дыр
   Мир, где друг другу словно волк
   Все уже было море слез,
   Венец из терна и из роз,
   И полководец строил полк,
   Неверно понимая долг.

   - Давай-ка по порядку,  -  приказал  сэр  Герман.  Артур  собрался  с
мыслями:
   - Вам с самого начала?
   - Да. И с подробностями. Итак, вы уехали из Шопрона...
   - Нет. Сначала я зашел в собор. Владыка как раз служил литургию...
   Он рассказывал. По порядку и с подробностями, как и было велено.  Про
молитвы,  обращенные  не  к  Господу,  а  к  предстоятелю  церкви.   Про
Цветочницу  в  предгорьях.  Про  нечисть  и  демонов,  что  каждую  ночь
приходили к костру...
   - Когда появилось время подумать, - Артур  не  то  улыбнулся,  не  то
поморщился, - там, в катакомбах, я решил, что нас не собирались убивать.
Нас куда-то звали. Начиная с Цветочницы, вся другая нечисть приходила  и
говорила, чтобы мы шли с ними. Тогда, понятно, и в мыслях не  было,  что
они действительно хотят именно этого. Ну,  когда  какая-нибудь  дрянь  к
границам  круга  подходит,  последнее,  что  подумаешь,  это   что   оно
поговорить приползло. А вот демоны... - Он  задумчиво  помолчал.  -  Да,
демоны приходили, чтобы убить. Среди них разумных не было.
   И дальше. Про больных священников, про  сумасшедшую  Илону  Чопичеву,
про страшное обвинение, брошенное отцом  Золотого  Витязя  новоявленному
священнику отцу Адаму, про дневники отца Димитрия,  про  письма  Ирмы...
Много, много всего пришлось рассказать. С  подробностями,  которые  иной
раз очень хотелось опустить.
   Когда дошла очередь до профессора Фортуны, сэр Герман не выдержал:
   - Ты сотворил Копье Георгия? Против человека?
   - Это я потом понял, - нехотя  признал  Артур.  -  Тогда  только  про
Альберта думал. А Копье рассыпалось.
   - Конечно, оно рассыпалось. Нельзя использовать Его силу  против  Его
же создателя. Артур, это ведь азы нашей науки.
   - Угу. Я тогда решил, что все. Кровь на руках... Да не важно. А книгу
Фортуна забрал. - Он замолчал.
   - Дальше, - напомнил сэр Герман.
   - Дальше нас взяли.
   Тишина. Долгая пауза,  во  время  которой  командор  успет  встать  и
передвинуть свое кресло так, чтобы их  с  Артуром  не  разделял  тяжелый
письменный стол.
   - Я слушаю, сын мой.
   Артур посмотрел на него. Так он, наверное, смотрел на владыку  Адама,
когда тот особо усердствовал в святом деле спасения двух заблудших  душ.
И почти сразу взгляд  стал  равнодушным  и  пустым.  Привычная  картина:
рыцарь для особых поручений делает доклад командору, сосредоточиваясь на
фактах и опуская эмоции.

   Покуда в мире есть враги,
   Идущие не с той ноги,
   И нет желания прощать,
   Все было так, все будет вновь:
   Густая кровь, кошмары снов.
   За все придется отвечать.
   И будешь вновь во сне кричать

   Итак, Звездный. Что он такое, остается  неясным,  но  Светлая  Ярость
подсказывает, повторяя слова Тори: это смерть.
   Сто лет назад, в третий день апреля сто тридцать третьего года со Дня
Гнева,  или  года  две  тысячи  сто  тридцать  четвертого  от  Рождества
Христова, некий рыцарь презрел каноны веры и  Устав  своего  ордена.  Он
вообще-то был ревностным христианином, этот юный  синеглазый  еретик,  а
бесчеловечность его искренней веры смущала порой даже  командора  Единой
Земли. И он с  необыкновенной  легкостью  пренебрег  всеми  правилами  и
запретами, побратавшись с нечистым,  некрещеным,  не  имеющим  права  на
жизнь колдуном.
   Ладно, пусть не с колдуном - с магом, но магом недозволенным.
   Сэр Герман присутствовал на обряде. Вместе  с  Илясом  Фортуной.  Оба
были недовольны - каждый из собственных соображений.  Оба,  почуяв,  что
творится неладное, пришли, чтобы остановить. И  оба  опоздали.  Остались
стоять у подножия невысокого холма, с вершины которого Альберт с Артуром
уничтожили  целый  отряд  нечисти  -  Козлодуйский  отшельник  превратил
чудовищ в настоящую армию, - и смотрели, опасаясь вмешаться.
   Сэр Герман помнит, как, не задумываясь, полоснул себя ножом по ладони
Артур. Как, помедлив нерешительно, сделал то же самое Альберт. А  кровь,
обычная алая кровь, смешавшись, вспыхнула, и режущие взгляд цветные лучи
- словно солнце отразилось от граней огромного бриллианта - разлетелись,
осветив лица, одежду, землю, где вперемешку  валялись  трупы  чудовищ  и
неупокоенных мертвяков.
   Командор покосился на профессора  Фортуну,  видел  ли?  Тот  щурился,
прикрыв глаза ладонью. Видел.
   Странно, но никогда потом ни  с  Фортуной,  ни  с  одним  из  братьев
произошедшее не обсуждалось. Как будто каждый день рыцари  Храма  творят
нечестивые языческие обряды. Как будто  у  любого  жителя  Единой  Земли
кровь  пылает  на  солнце,  подобно  драгоценному   камню.   Как   будто
побратимство в  обязательном  порядке  означает  то,  что  два  человека
становятся чем-то большим, чем люди.
   Тогда и пришел чужак.  Тот,  кого  Тори  и  Светлая  Ярость  называют
Звездным.
   На несколько секунд Артур позволил  себе  взглянуть  на  мир  глазами
мага. За те же короткие секунды Альберт  глазами  Артура  успел  увидеть
Бога.  Что-то  поколебалось  и  в  них,  и  в  мире   вокруг.   Какая-то
неразрушимая истина дала трещинку. И Звездный  прорвался,  как  песчаный
ветер сквозь щель в пологе шатра.
   Это он вытолкнул Единую Землю из внешних миров - в Срединный.
   Миттельмарш - точка абсолютного равновесия, где, как  не  там,  самое
место  блуждающему  "айсбергу"?   Пусть   себе   висит   в   пустоте   и
неподвижности, окруженный силовым пузырем. Но пузырь  прорвался,  Единая
Земля вновь отправилась в путь, нарушая границы чужих миров, и вместе  с
ней Светлая Ярость. Теперь еще и отыскавшая владельца.
   Звездный вернулся. Он не мог не вернуться.
   Он убил Зако, потому что тот стал Светлой Яростью.
   Он убил рыцаря Кодекса, просто взявшего Светлую Ярость в руки.
   Он будет убивать всех, кто прикоснется с Мечу.
   Но как же все-таки случилось,  что  Миротворца,  непобедимого  рыцаря
Пречистой Девы, заполучил в свои ласковые руки Его  Высокопреосвященство
митрополит Шопронский?
   - Ветка? - Сэр Герман одобрительно кивнул.
   - Ты сам догадался?
   - Я не догадывался, - поправил Артур, - кроме нее некому.
   - Она умерла...
   - Упокой Господь... - не договорив, Артур скривился, как будто у него
вдруг разболелись зубы. - Сэр Герман, она что?.. Она сама?
   - Увы. Так что вряд ли Господь примет ее душу. А донес на вас, скорее
всего, Фортуна. Он  боялся  Альберта.  Да  и  тебя,  наверное,  тоже.  К
сожалению, до него нам сейчас не  добраться.  От  телепортаций  его  дом
защищен, а ехать туда верхами, сам понимаешь,  никак  невозможно.  Эльфы
кругом. Если я правильно оцениваю ситуацию, они будут очень рады  видеть
тебя, совсем не рады другим братьям-рыцарям и в любом случае не позволят
нам даже близко подойти к дому Фортуны. Дальше?
   - Они пришли. Двое рыцарей и трое солдат. Не знаю, как там с  младшим
вышло, а я попробовал сбежать, встретил пастыря. Он приказал:  "стоять",
и я остановился. Тут меня и накрыло. "Другой" пришел, он последнее время
зачастил. Так что я теперь знаю, почему сэр Георг не вмешался,  когда  к
нам голодные псы пришли.
   - Да, - вздохнул сэр Герман, - владыка  Адам  если  и  упырь,  то  не
простой. Чего он хотел от вас?
   - Спасти хотел. Требовал с меня полного  и  искреннего  признания  во
всех грехах. Грехи придумывал сам, а я... - Маска равнодушного свидетеля
чуть подтаяла. Артур скривился,  передернул  плечами.  -  Все,  что  мог
рассказать, я рассказал. Все, что было, как на духу. А чего  не  было...
Ну нельзя же - в храме врать. Я и не врал.
   -  А  он  пытал  Альберта,  -   негромко   сказал   сэр   Герман.   -
Мальчики-мальчики... Ты рассказал ему все?
   - Да.
   - Как думаешь, почему он не убил тебя?
   - Спасти хотел, - напомнил Артур, - он верит в свою избранность.
   - Угу, - кивнул командор, и непонятно было, согласен  он  или  просто
принял во внимание слова своего рыцаря. - И  теперь  Альберт  не  желает
иметь с тобой ничего общего. Что ж, его можно понять.
   - Можно, - легко согласился юноша.
   Отказаться от брата ради спасения своей души так же  естественно  для
Артура, как убивать детей, сожранных житником, или рубить хайдуков,  чей
облик приняли земляные чувырлы. Так же просто.
   Обыденно.
   И обыденность эта смущала.  Сэр  Герман  близок  был  к  тому,  чтобы
усомниться в реальности короткого и не очень-то отчетливого  видения;  в
том, что он действительно был, страшный и веселый чужой взгляд в глубине
ярких синих глаз.
   Одно крохотное мгновение: Артур услышал, что владыку Адама отпустили,
и на разом изменившемся лице его  проступили  чужие,  незнакомые  черты.
Кто-то очень опасный, очень жестокий забавлялся происходящим... И он был
доволен, да, доволен тем, что враг недосягаем.
   Не Артур.
   Видение мелькнуло и ушло.  А  мальчик,  что  сидит  сейчас  в  кресле
напротив,   подбирает   слова,   пытаясь   удержать   маску    спокойной
сосредоточенности, - это Артур Северный, сэр Арчи, настоящий, живой, и с
ним его имя, его душа и Господь...
   Нет.
   Ни имени, ни души, ни Бога.
   Тори сказала, что Звездный, чем бы он ни был, приходит и уходит.  Что
Артур все делает сам. "Он неуклонно ведет твои земли к гибели,  к  войне
или катастрофе, к чему-то фатальному..."
   Обстоятельства. Судьба.
   Апрель  сто  тридцать  третьего  года...   Организованные   нападения
чудовищ, поднимающиеся из могил мертвецы, смута в  Средеце,  захватившая
целое княжество... Сил не хватало даже на то, чтобы  защищать  города  и
большие деревни. Нечисть убивала храмовников, люди - Недремлющих.  Тогда
казалось, что Артур и Альберт спасли Единую Землю, избавили от Зла  или,
во всяком случае, заставили тьму отступить.
   Однако если смотреть на события столетней давности  свежим  взглядом,
можно увидеть, чем обернулось это спасение.
   Смута в Добротицком княжестве показалась детской забавой по сравнению
с едва не случившимся  церковным  расколом.  Орден  Храма  был  вынужден
шантажировать герцога и церковь. Исключительно под  давлением  силы  был
пересмотрен приговор святейшего трибунала: "Все содеянное Миротворцем  и
его  богомерзким  братом  прямо  противоречит  канонам   веры,   каковые
оставлены нам Господом..."
   Верно. Так оно и было, но тогда... тогда это  казалось  нелепицей.  И
трещина между орденом и церковью превратилась в пропасть.
   А сегодня законную власть вновь взяли  за  горло,  и  вновь  по  вине
Артура, и, может быть, недалек  тот  миг,  когда  люди,  желая  защитить
митрополита-изгнанника, пойдут войной на тех, кто тайно украшает цветами
часовни Миротворца, а герцог, устав от бессилия, поднимет  свою  гвардию
против ордена Храма.
   Обстоятельства.
   Судьба.
   Стоит лишь взглянуть  на  синеглазого  мальчишку  напротив  -  такого
сосредоточенного и спокойного - что страшно делается: выдержит  ли  душа
его бушующие под этой маской эмоции? Стоит взглянуть,  чтобы  убедиться:
он ни при чем.  Не  его  вина  все  эти  смуты,  дрязги,  обезглавленная
церковь, ересь, расползшаяся по Единой Земле.
   Все, в чем можно  упрекнуть  сэра  Артура  Северного,  -  это  смерть
Золотого Витязя. Но никто не сожалеет о  гибели  Зако  больше,  чем  его
убийца, и никто не накажет Артура больнее, чем он сам.
   Возможно ли изгнать чужака, не убивая?
   Холодный свет, заменивший душу, дает ответ ясный и простой: нет.
   Жаль.

   И то, что ты считал добром,
   С опасной бритвой входит в дом.
   Ему понадобился ты.
   Добро, которому служил,
   Теперь несет с собой ножи,
   И с ним тебе не по пути.
   Прости друзей! Врагов прости!

   - Может быть, это и к лучшему, - задумчиво проговорил сэр  Герман.  В
ответ на взгляд Артура развел руками. - Я имею в виду, что тебе так  или
иначе пришлось бы выбирать между братом и Богом. Не сейчас,  так  позже,
когда-нибудь, где-нибудь... Твой выбор висел над вами как дамоклов  меч,
и может быть, это хорошо, что все наконец разрешилось.
   - Я не выбирал.
   - Я пришел разделить сына с отцом, и дочь с матерью,  и  невестку  со
свекровью ее. И  враги  человеку  домашние  его...  Разве  не  так  было
сказано, Артур? Ты мог солгать и спасти Альберт