,  совсем  безбожник.
Если бы я знал критерии вашего Бога... Скажи мне,  возможно  такое,  что
спасения удостоится лишь горстка людей, а все остальные, как бы  они  ни
старались жить по правилам, попадут в ад?
   - Все возможно, - угрюмо буркнул Артур, доставая трубку. - Может, они
нас перед Его ликом представляют.  Смотрит  это  Господь  на  Долину:  а
наберется ли там десять праведников? Глядь, а их ажник шесть  тысяч.  Ну
и... - Он махнул рукой и закурил.
   - Стало быть, ты не праведник?
   - Я? - Артур воззрился на него  с  непритворным  удивлением.  -  Нет,
конечно!
   - Но тебя называют так.
   - А еще меня Миротворцем называют. Ты вон Светлым рыцарем  зовешь.  А
младший - придурком. И что?
   - Все равно не понимаю. - Флейтист  вздохнул.  -  Если  вы  верите  в
одного и того же Бога, почему вы настолько разные?
   - Потому что разные, - буркнул Артур. - Если им верить, я  грешник  и
еретик.
   - Вы очень разные, Светлый рыцарь. Нет, не могу объяснить, - Флейтист
задумчиво поглядел на флейту, - хочешь, сыграю?
   - Ну попробуй.
   - Противно, конечно...
   Тонкие губы коснулись флейты.
   Артур не услышал звука.  Он  оглох,  ослеп,  задохнулся.  Он  выронил
трубку и дернулся к стене, одной рукой защищая глаза,  другой  подхватив
Миротворец.
   - Хватит! - рявкнул не столько на Флейтиста, сколько на себя самого.
   Хозяин  Цитадели  свечкой   взвился   к   потолку   и   лишь   оттуда
поинтересовался:
   - Ну как?
   Артур молча сел на пол  у  стены.  Дышать  было  трудно.  Но  сердце,
остановившееся было, кажется, вновь начало биться. Медленно,  правда,  и
болезненно.
   Тлел на полу просыпавшийся из трубки табак.
   - Понял? - спросил Флейтист.
   - Нет. - Вставать не хотелось. И не хотелось выпускать из рук  древко
Миротворца.
   - Не кинешься?
   - Нет.
   Флейтист  опустился,  присел  на  корточки  рядом  и  тоже   принялся
разглядывать дымящиеся табачные крошки.
   - Противно было? - спросил после паузы.
   - Не знаю. Нет. Страшно. Все-таки ты их боишься.
   - Это ты боишься, - недовольно сказал Флейтист. - Я  их  тебе  просто
показал, нарисовал картинку без воздействия на эмоции или  психику.  То,
как ты воспринял демонстрацию, - это твое отношение, и я тут ни при чем.
   - Они праведники, - упрямо повторил Артур.
   - Ты ведь не веришь в это.
   - Верю. Потому что вижу: тот, на Триглаве, вернулся и копит силы. Это
он создал хозяев, как сто лет назад, только тогда он выбрал человека,  а
в этот раз предпочел чудовищ. Он боится, и знаешь кого?
   - Вас, - предположил Флейтист.
   - Дурак. Владыку Адама. Точно  тебе  говорю.  Пастыри  освятели...  в
смысле... ну, праведниками стали, как раз когда он возглавил епископскую
церковь. Это Благодать. А тебя с нее корчит. И меня, -  он  вздохнул,  -
тоже.
   - Интересная гипотеза, - признал Флейтист с явной неохотой.
   - Да где там гипотеза?  Все  ведь  сходится.  Он  и  от  нас  пытался
избавиться, чувырл насылал, ведьм пляшущих, Город и Пустоши, чтобы одним
ударом и орден обезглавить, и лучшего бойца придавить.
   - Митрополит?
   Артур клацнул зубами, и Флейтист ехидно ухмыльнулся:
   - Ладно, лучший боец, примем твою гипотезу за теорию. И что дальше?
   - Дальше, как  сэр  Герман  решит.  -  Артур  подобрал  свою  трубку,
рассеянно притоптал все еще тлеющий табак.
   - Ты примешь совет от меня? - серьезно спросил Флейтист.
   - Смотря какой.
   - Если не убьешь музыканта, съезди с ним  к  эльфам.  Они  не  больше
твоего любят чудовищ. И они многое умеют.  Из  тех,  что  приходили  под
стены моей Цитадели, выжила почти половина.  А  кто  многое  умеет,  тот
наверняка многое знает.
   - Зачем ты их убил?
   - А зачем я вообще убиваю? - поинтересовался Флейтист. -  Я  немножко
больше, чем ты видишь, Светлый рыцарь. И  впредь  не  напоминай  мне  об
этом. Ладно?
   - Посмотрим.
   - И опасайся Зако.
   В ответ на молчаливое удивление Артура хозяин Цитадели пожал плечами:
   - Я отдал ему меч, очень нужный многим, самым разным созданиям. Лучше
тебе, Светлый рыцарь, побольше узнать о человеке с таким  оружием,  -  и
тут же переходя  на  легкомысленный,  как  его  прозрачные  крылья  тон,
продолжил с милой улыбкой:
   - я сегодня выпущу Змея, так что предупреди  кого  сочтешь  нужным  о
том, что Цитадель Павших снова под охраной. Да, и запомни, ты и  Альберт
можете приходить безбоязненно... - Флейтист потянул себя за ухо,  -  для
Змея безбоязненно. Надеюсь, на таких условиях вы не станете его трогать?
   - Не станем.
   - Спасибо тебе, Светлый рыцарь.

Галеш

   Зако ничего не знает о плясунах, или пляшущих ведьмах. И Зако слишком
горд, чтобы спросить у Артура. А я спросил. Но  сначала  подслушал,  как
Артур с сэром командором решают, следует ли "запирать" тех плясунов, что
толкутся возле Цитадели Павших.
   Оказывается, "запирать" означает обходить нечисть с особой  молитвой,
так, чтобы оставить ее в напоенном Благодатью кольце, пока время и голод
не  возьмут  свое.  И  я  подумал:  а  что  тут  решать?  Если   плясуны
действительно опасны настолько, что для того, чтобы "запереть" их, Артур
решился нарушить приказ командора и поехал в Кочевье, то  и  здесь,  под
стенами Цитадели, следует сделать  то  же  самое.  Велико  же  было  мое
удивление, когда понял я, что ни Артур, ни  благородный  сэр  Герман  не
хотят оставлять плясунов так близко  к  Флейтисту.  Почему?  Потому  что
Флейтист боится их.
   Пляшущие ведьмы - один из самых страшных кошмаров столетней давности,
но мало кто в Единой Земле помнит о них, потому что люди,  увидавшие  их
дерганый танец, уже никому  и  никогда  не  рассказывали  об  увиденном.
Ведьмы появились в герцогстве одновременно с  Козлодуйским  отшельником.
Лунный Туман, живущий на Триглаве  демон,  тратил  очень  много  сил  на
поддержку своего избранника, и чтобы восполнять затраты, он  выпустил  в
мир плясунов. Неуязвимые и бестелесные, те завораживали людей и  уводили
их на Триглав. Уводили живыми,  потому  что  живая  кровь  много  ценнее
мертвой.
   Артур рассказал мне, а я увидел,  как  тянулись  к  Триглаву,  обходя
города, вереницы людей, потерянных, не отдающих себе отчета  в  том,  на
что идут они. И бесполезно было останавливать эти скорбные  шествия.  Те
же, кто пытался - дети, теряющие  матерей,  жены,  чьи  мужья  оказались
зачарованы, священники, искренне желающие спасти, - все они попадали под
страшные чары, вливались в кошмарный танец и уходили. Чтобы стать  пищей
Лунного Тумана. Стать поддержкой Козлодуйскому Лиху. Чтобы  умереть  без
всякой надежды на спасение не только жизни, но даже и самой души.
   И я спросил: почему же никто не  "запирал"  эти  ужасные  создания  в
кольце молитв?
   - Некому было, - ответил мне Артур.
   Больше он не сказал  ничего,  но  я  догадался  и  сам.  Некому  было
"запирать" плясунов тогда. Некому делать это  и  сейчас.  Только  святой
Миротворец и посланный Небом брат его способны усмирять пляшущих Ведьм.
   Ты все еще разочарован, Зако  Золотой  Витязь?  Тебе  все  еще  нужны
доказательства избранности Братьев?
   Увы,  Зако  не  может  простить  себе  страха,  который   испытал   в
Кочевье-Чистилище. Не может простить Артуру, что тот - не  боялся.  И  я
уже слышу его ехидный  смех:  хороши  защитнички!  Флейтиста,  нечистого
духа, оберегают, а пляшущие ведьмы пусть  на  свободе  бродят  и  людьми
кормятся? Ну да, люди ведь им по две подводы золота не дарят.
   С точки зрения Золотого Витязя многое выглядит очень просто. Иногда я
жалею его.

***

   В Северные ворота Шопрона Артур влетел рысью, даже не вспомнив о том,
что в городе стоило бы сдержать  размашистый  бег  Серко.  Не  глядя  на
прохожих, что жались к стенам, выскакивая из-под  самых  копыт  жеребца,
юный рыцарь промчался по улицам. И звонкое эхо подков,  далеко  опережая
всадника, неслось над чопорными особняками.
   Альберт, услышав этот звон, даже не стал выглядывать в окно  -  сразу
пошел, а потом и побежал, перепрыгивая  через  ступеньки,  -  на  улицу.
Шестое там чувство, или десятое, интуиция, предчувствие - не  важно  как
назвать. Он понял, что старший вернулся.
   - Обуйся! - крикнула вслед Ветка.
   Но до того ли было?
   Артур, уже спешившийся, встретил его на полпути от калитки к крыльцу.
Молча сгреб, оторвал от земли и понес в дом. В холле, поставив  на  пол,
укорил с привычной суровостью:
   - Ты чего босой бегаешь?.. - И обнял снова. От формы его пахло дымом,
солнцем и железом.
   - Дурак я у тебя, братик, - прошептал он в макушку Альберту.
   Тот молча закивал. Поднял голову:
   - Все уже хорошо, да?
   - Все и было хорошо, - Артур привычным жестом взъерошил  ему  волосы,
улыбнулся, - все хорошо. А я - дурак.
   - Дурак. Но я тебя люблю не только за это.
   Старший  хмыкнул,  оценивающе  оглядел  холл,  зыркнул   на   излишне
любопытную  горничную,  и  та,  как  мышь  в  нору,  шмыгнула  в  первую
попавшуюся дверь.
   - Нравится? - гордо спросил Альберт.
   - Тоща больно. - Артур пренебрежительно сморщил нос.
   - Я про интерьер!
   - Откуда ж мне знать? Разве разглядишь  под  юбками?  Ладно,  братик,
отправь кого-нибудь за седельными  сумками  и  пойдем,  поможешь  мне  с
Серко. Как Стерлядь поживает?
   - Стерлядка, - поправил Альберт, - я  ее  в  Стерлядку  переименовал.
Какая она Стерлядь? А еще...
   - Обуйся.
   - Ага. - Юный маг не глядя шагнул в  ботинки,  и  Артур  с  привычной
завистью вздохнул, глядя, как сами затягиваются шнурки  и  застегиваются
клапаны. - А Рыжая знаешь как быстро учится! Она ужасно способная. А еще
они с Ирмой знакомы, представляешь? А я и не знал. А Ирма чуть не каждый
день приходила, справлялась о тебе, а я ей  сказал,  что  ты,  наверное,
снова в "Звездень" уедешь... - Он обогнал Артура  и  строго  заглянул  в
лицо. - Ты не уедешь?
   - У вас ремонт закончился?
   - Нет еще.
   - Не уеду.
   - Зашибись!
   - Не выражайся, - рыкнул старший, - сейчас отправлю рот с мылом мыть.
   - И уши надерешь, - счастливо вздохнул Альберт.
   - Обязательно.
   Стерлядка,  завидев  Серко,   оживилась   и,   вытянув   голову   над
перегородкой, радостно заржала.
   Жеребец хрюкнул в ответ, однако  вполне  дисциплинированно  прошел  в
свой денник, не позволив себе в отношении дамы никаких вольностей.
   - Дрессированный, - оценил Альберт.
   - Ну дак бью не жалеючи. - Подбежавшему конюху Артур отдал  седельные
сумки. - Кусаться вот никак не отвыкнет.
   - А-а, - протянул младший, опасливо отходя  подальше  от  жеребца,  -
кусается - это плохо.
   - Угу. Ты Стерлядку дрессировал, как я велел?
   - Ну... -  На  пол  упала  длинная  тень,  и  Альберт  с  облегчением
оглянулся на вошедшую Ветку. - О! Рыжая, видишь, да, он  приехал!  А  ты
гoворила...
   - Здравствуй, Артур, - подбирая юбки, девушка вошла в денник,  -  как
съездил?
   - Как всегда - Рыцарь застегнул на Серко мягкий ошейник с цепью.
   - Ты погостишь, или домой ночевать поедешь?
   - Я, вроде, домой приехал.
   - Ну конечно, - она улыбнулась, - ты только не подумай,  что  я...  Я
просто... я имела в виду, твоя комната в гостинице...
   Артур положил на перегородку денника седло, бросил  сверху  войлочный
потник.
   - Распорядись-ка, чтобы в гостиную вина принесли. И воды.
   - В какую гостиную?
   - В круглую. - Артур взглянул на Альберта. - Вы с ней закончили?
   - Ага, - гордо кивнул тот, - мы с нее начали.
   - Может, ты хоть пообедаешь сначала? - заботливо спросила Ветка.
   - Не сегодня.
   - Как знаешь, - сказал она уже значительно суше. Развернулась и ушла.
   - Понятненько, - уныло подытожил Альберт. И уставился в пол.
   - Что тебе понятно?
   - Не уживетесь вы.
   - Братик, - Артур перестал чистить Серко, развернулся к  младшему,  -
так всегда бывает, или почти всегда.  Ревность  -  паскудная  штука.  Но
ревность, моя или Ветки, еще не означает, что ты должен  выбирать.  Ясно
тебе?
   - Нет.
   - Врешь.
   - Ясно, - вздохнул Альберт, - только не правильно как-то получается.
   - Я тебя люблю, - улыбнулся Артур, -  и  она  любит.  Что  ж  тут  не
правильного? Я через пару дней уеду в Сегед...
   - Опять?
   - Дела. - Артур виновато пожал плечами. -  Здесь  мне  нужно  Старого
встретить. Он приедет на днях вассальную клятву герцогу давать.
   - Старый - это тот, что у оборотней главный? Крестить их будете?
   - Еще не знаю, мы или епископская  церковь.  Я  хотел  тебя  с  собой
позвать.
   - В Сегед?
   - В штабе делать нечего, - хмыкнул  Артур,  -  у  меня  опять  эти...
особые поручения.
   - Опять по всему герцогству из конца в конец? А  на  окраинах  сейчас
чудищ полно.
   - Не хочешь, не езди.
   - Как это не хочу? - взвился Альберт. - Конечно хочу! Когда?
   - Как только торжества закончатся Все. Договорились. Теперь бери  вон
щетку и помоги мне этого скота вычистить.
   - А он не укусит?
   - Он маленьких не трогает.

***

   Ветке нравился новый исповедник, священник ордена  Пастырей.  Он  был
молодой, с такими красивыми, внимательными глазами, и очень добрый. Нет,
он  без   всякого   снисхождения   накладывал   епитимью,   если   Ветка
действительно была грешна, но  исповедь  всегда  выслушивал  с  глубоким
сочувствием. И Ветка не раз ловила себя на том, что прежде  чем  сделать
что-нибудь не очень хорошее, задумывается: а что сказал бы об этом  отец
Константин? Зачастую одна только мысль о том, что он расстроится едва ли
не сильнее самой грешницы, останавливала от проступка.
   Разве это не прекрасно?  Чем  грешить  и  каяться,  не  лучше  ли  не
грешить?
   Однако сегодня Ветку угнетали не мысли о ее  маленьких  прегрешениях.
Она прослушала повечерие, хотела поставить свечку иконе  Божьей  Матери,
но показалось: огромные глаза Богородицы сияют той же холодной  синевой,
что у Артура. Ветка зажгла свечу перед Спасом и сжала в  кулачках  концы
завязанного под подбородком платка.
   - Что же мне делать, Господи?
   - Ты сегодня припозднилась,  дочь  моя.  -  Отец  Константин  подошел
совсем неслышно. - Как же твой жених отпустил  тебя  через  весь  город?
Скоро стемнеет, а в нашем квартале небезопасно.
   - Я пришла исповедаться, отче.
   - Право же, Ветка, - он ласково улыбнулся,  -  от  твоего  дома  куда
ближе до церкви  святого  Михаила,  чем  до  нашего  скромного  прихода.
Впрочем, мы, разумеется, только рады тому,  что  ты  не  забываешь  свой
старый храм.
   - От моего дома... - Ветка сильнее сжала уголки платка  и  неожиданно
всхлипнула:
   - Это не мой дом, отче. Он вернулся, он  меня  ненавидит,  и  если...
если он скажет, Альберт просто выгонит меня-а... - Она  разрыдалась  так
сразу и взахлеб, как будто вся тревога, весь страх, что копились в  душе
целый месяц, решили прямо сейчас выплеснуться слезами.
   Отец Константин не растерялся и, кажется, не удивился. Взял Ветку под
руку и повлек в маленькую комнатушку над молельным залом. Там усадил  на
стул, протянул кружку с легким вином:
   - Выпей, дитя мое. И если хочешь плакать  -  плачь,  слезы  облегчают
боль.
   Потом она рассказала ему все. О страшном рыцаре с  глазами,  каких  у
людей быть не должно. О его голосе, от которого  становилось  страшно  и
Ветка сама себе казалась замарашкой, случайно оказавшейся  на  балу  Его
Высочества, нелепой, выставленной на посмешище, и все  смотрят,  а  дамы
брезгливо прикрываются веерами. О том,  что  его  называют  Миротворцем,
да-да, она знает точно, его называют так, а ведь Миротворец умер сто лет
назад. Умер! Даже о его топоре Ветка вспомнила, пока маленькими глотками
пила вино из большой кружки. Об огромном, ужасном, сверкающем топоре.  И
об Альберте, попавшем под  власть  этого  чудовища,  нет,  не  топора...
Альберт такой хороший, но он как слепой...
   - Я понимаю тебя,  Ветка,  -  кивнул  отец  Константин,  выслушав  ее
сбивчивый и очень страстный рассказ, - ты чувствуешь, что  этот  человек
толкает тебя к преступлению. Ты хочешь спасти своего жениха и ради этого
готова на все, даже, может быть...
   - На все! - подтвердила Ветка. - И я боюсь.
   - Напрасно. - Священник отечески погладил ее по голове. - Нет  такого
греха, который не был бы прощен, если он  совершается  во  имя  спасения
ближнего.

***

   Круглая гостиная была их любимым местом в доме  еще  тогда,  сто  лет
назад. Может быть, на сложном языке архитекторов эта комната с  эркером,
далеко выступающим  над  крыльцом,  называлась  как-то  иначе.  Но  кого
интересуют архитекторы? Для Альберта  с  Артуром  гостиная  сразу  стала
круглой. И точка.
   - Все как тогда! - Альберт с  довольным  видом  отвернулся  от  окна,
наблюдая за реакцией старшего.
   - Ну да. -  Артур  огляделся,  мягко  ступая,  прошелся  по  комнате,
пальцами касаясь мебели, стен. - Почти.
   - Да ладно! В точности все сделали.
   - Ну как скажешь, - покладисто кивнул старший, осмотрел  выставленные
на каменном столике бутылки. - Хм,  -  приподнял  брови,  -  погреб  сам
собирал?
   - Нет. Пошел в "Алмаз", как ты и советовал, сказал,  что  есть  много
денег, надо хорошие вина. Предупредил,  конечно,  что  на  нужды  ордена
Храма, а то подсунули бы...
   - В "Алмазе" люди честные - Артур налил себе вина, упал  в  кресло  и
вздохнул:
   - Хорошо-то как, а!
   - Вот. А кто-то в "Звездне" сидел. Нет чтобы сразу домой.
   - Дела у меня там были.
   - Знаю я твои дела. Ирмой их звать.
   - Не только. - Артур нахмурился. - Что же до Ирмы... - Он помолчал. -
Ладно, другое важно. Профессор  твой  не  врал  -  в  Долине  и  вправду
непонятное что-то делается.
   - Тоже мне новость! - пренебрежительно выдал  Альберт.  -  Здесь  все
время что-нибудь делается.  -  Он  угнездился  на  подоконнике,  сдвинув
штору, и в комнату тут же  сунул  широкую  лапу  солнечный  луч.  -  Ну,
рассказывай! Ты с Флейтистом разговаривал или сам что-то видел?
   Артур  развернул  привезенную  из  Цитадели   карту.   Дал   младшему
налюбоваться переливами алых огоньков, потом принялся объяснять.
   Суть дела Альберт ухватил сразу и простенькую схему выстроил сам.
   - Хочешь сказать, - он взял с блюда  пирожное  и  надкусил,  пачкаясь
кремом, - что оттенки серого и черного означают  количество  чудовищ  на
местности, а эти огонечки - монахов ордена Пастырей?
   - Ты сам видишь, - кивнул  Артур,  -  они  ограничивают  места,  куда
сбежали самые опасные чудовища. Не просто сбежали - организовались,  как
в Развалинах. Хозяин  Воды,  Хмельной  Вурдалак,  Хохотунчик,  Садовник,
Ночной Червь, Ослица... - Он перечислял имена,  обводя  на  карте  самые
темные области. - Их заперли и удерживают на окраинах.
   - Какие еще... - Альберт слегка обалдел от обилия незнакомых прозвищ.
- Кто это?
   - Имя Город и Пустоши тебе о чем-нибудь говорит?
   - Хозяин Развалин.
   - Вот и  эти  -  Хозяева.  Каждый  на  своем  месте.  Я  выяснял,  их
обнаружили лет десять назад, как раз тогда, когда пастыри активно начали
вытеснять чудовищ с обжитых территорий. Думается мне, тот, на  Триглаве,
когда  понял,  что  его  рабов  отгоняют  от  людей  и  по   возможности
истребляют, локализовал места скопления тварей  и  нечисти  и  в  каждой
локации  сгенерировал  по  одному  монстру,  идеально   соответствующему
заданным условиям.
   - Я бы не возражал, - почти точно копируя манеру  флейтиста,  заметил
Альберт, - чтобы ты, братец, разговаривал на здешнем языке.
   - Прости. Я хочу сказать...
   - Я понял.
   - М-да. Так вот, если бы Устав не запрещал заключать пари, я поспорил
бы, что именно пастыри не позволяют тварям и нечисти пересечь отведенные
им границы. Какие-нибудь... особенные пастыри. Вроде Недремлющих. У  тех
есть гвардейцы и рыцари Кодекса. А здесь:  одни  проповедуют,  вторые  -
чудовищ на границах удерживают. А в Шопроне митрополит сидит,  за  всеми
присматривает. М-м? - Он взглянул на Альберта. - Сам  знаю,  что  прорех
хватает. Патрули Храма ни единого пастыря возле Болот не  встречали,  но
что мы о них  знаем?  Может,  им  не  нужно  собственной  персоной  туда