появилась надежда на победу.
     Возле одной из стай Рэй ненадолго задержался, чтобы  полюбоваться  на
своего тайного любимца - младшего вожака Род-дона. Этот бешеный Пес,  буян
и задира, по самые ноздри был заряжен бурлящей энергией. Она не давала его
мышцам  ни  минуты   покоя,   постоянно   толкая   на   авантюры,   иногда
бессмысленные, но чаще приносящие Род-дону выгоду: надо признать, голова у
парня была,  хотя  использовал  он  ее  не  лучшим  образом.  Несмотря  на
молодость,  именно  Род-дон  стал  одним  из  первых  центров  конденсации
рассыпавшихся по всему Лесу осколков огрской армии.  Правда,  чуть  позже,
когда напряжение пошло на спад, Род-дона сумели обскакать  более  опытные,
поднаторевшие в  интригах  Псы,  и  в  большие  начальники  он  не  попал,
закрепившись во главе неполной сотни  отборных  верзил.  Повиновались  они
Род-дону слепо, хотя его стая была едва ли не единственной в новой  армии,
где воинская муштра продолжалась без скидок.  Род-дон  не  позволял  своим
парням лениться и жиреть, но гонял их со смыслом, и заботился о них, как о
себе.
     Впрочем, Рэй ценил его за другое.
     Обойдя лагерь, Рэй вернулся к центру и вошел в одну из хижин, оставив
охрану у входа. Окна были заколочены наглухо, но от стен  исходило  мягкое
свечение, достаточное для ориентации.
     Как всегда,  Кэролл  встрепенулась  при  его  появлении,  заулыбалась
испуганно и радостно.
     Остановившись на пороге, Рэй  внимательно  оглядел  комнату,  но  под
разбросанными на полу  шкурами  не  смог  бы  укрыться  и  карлик,  а  все
остальное было на виду. Задвинув дверь, Рэй тщательно запер замок.
     - Помоги, - велел Рэй, расстегивая застежки кольчуги.
     Девушка  вскочила  с  подушек,  живо  подбежала,  шурша   прозрачными
одеждами, и латы  посыпались  с  него,  будто  скорлупа.  Вздохнув  полной
грудью,  Рэй  покрутил   плечами,   с   наслаждением   потянулся.   Кэролл
сочувственно засмеялась.
     Шагнув  в  ванну,  Рэй  погрузился  в  прохладную  воду,  пузырящуюся
горьковатым газом, и прикрыл глаза, млея от  щекотания  пузырьков.  Мягкие
ладони женщины осторожно мяли ему  затылок,  изгоняя  усталость,  проясняя
мысли. Конечно, любая диланка управилась бы с массажем куда  лучше,  но  с
Кэролл было проще. Вместе с Рэем она совершила завидный скачок в  карьере,
продвинувшись из солисток ночного армейского балета в наложницы Верховного
правителя. Для страховки Рэй убедил ее, что в случае его внезапной кончины
она первой взойдет на  погребальный  костер,  но,  в  общем,  Кэролл  была
простеньким механизмом - наивные ее хитрости вызывали умиление.
     - Хочу есть, - объявил Рэй, и Кэролл поспешила в другой конец комнаты
и присела на корточки перед нишей, доставая  еду.  Рэй  следил  за  ней  с
нарастающим вожделением: ее смуглое  тело  явственно  просвечивало  сквозь
ткань, дразня и обещая, и это было совсем не то,  что  откровенная  нагота
бледнокожих туземок, ладно скроенных, но обделенных тайной.
     Разбрызгивая воду, Рэй  поднялся  из  ванны.  Кэролл  оглянулась,  но
встать ему навстречу не успела: одним движением задрав все  ее  платья  до
плеч, Рей притиснул женщину к полу. Кэролл торопливо ласкала  его,  тяжело
дыша и вскрикивая, но сейчас ему было безразлично - в самом  ли  деле  она
испытывает пылкую страсть или лишь искусно ее имитирует. Насытившись,  Рей
отлепился от разгоряченного влажного тела, усмехаясь  своей  брезгливости:
истинный, к тому же высокородный, огр даже прикосновения женщины не  может
выносить долго.
     - Ополоснись, - приказал он, принимаясь за еду.
     Благодарно улыбнувшись, Кэролл грациозно сбросила одежду и скользнула
в воду. Безусловно, она была красива, но всему  свой  срок  и  своя  мера:
потом он еще намучает ее вдоволь, ибо оставлять женщину  неудовлетворенной
- значит толкать на предательство.
     Рэй снял с полки кувшин с брагой, спросил:
     - Пила?
     Кэролл кивнула.  Он  сделал  несколько  больших  глотков  и  отставил
кувшин. Голова чуть  закружилась,  но  это  скоро  пройдет.  Блаженно  Рэй
похлопал себя по животу, перевел взгляд на Кэролл и снова  ощутил  в  себе
желание.
     - Ну, иди! - позвал он, и Кэролл пришла, покорная и страстная,  какой
и надлежит быть женщине. Впрочем,  может,  прав  Герд,  и  трудная  победа
дороже? Влюбить в себя диланку - смогу ли? А почему же нет? Он-то смог!..
     Потом Рэй лежал в постели, закинув руки за голову, а Кэролл  преданно
(много ли стоит ее преданность?) согревала телом  его  колени.  Скоро  она
заснула, усталая и умиротворенная, - Рэй же,  бросив  плоти  подачку,  как
собаке кость, мог теперь размышлять без помех.
     Лес! - думал он с насмешливым почтением. Экая ты махина.  Даже  я  не
знаю еще всей твоей мощи. В целом мире только ты выше меня, так почему  бы
нам не объединиться? Пусть диланы и дальше служат  тебе  разумом  -  я  же
стану твоей направляющей волей, твоим указующим  перстом.  Я  покажу  тебе
цель, достойную тебя, и ты достигнешь  ее,  потому  что  ничто  не  сможет
устоять перед тобой. Только ты способен установить на планете  порядок,  а
первым после тебя стану я. И это справедливо, ибо я  действительно  первый
среди  людей,  я  лучше  других  сумел  подчинить   страсти   рассудку   и
освободиться от условностей и  предубеждений.  Меня  распирает  энергия  и
переполняют  замыслы,  моя  воля  безгранична.  Только  ты,  Лес,   можешь
противостоять мне, но ты будешь моим союзником...
     Рэй улыбнулся: это молитва? Если  я  сумею  подчинить  себе  Лес,  то
докажу, что сильнее  и  его.  А  время  покажет,  кто  прав.  Туземцы  ли,
спеленавшие себя моралью и не способные даже на  видимость  борьбы...  Или
кичливые аристократы,  утонченно  лелеющие  грязные  страстишки,  отвыкшие
мыслить и тупо повторяющие обветшалые лозунги... Псы? - это быдло, вонючее
и чавкающее, глухое ко всему, кроме животных позывов...  Я  сильнее  всех,
следовательно,  прав  я!  Слышишь  меня,  Герд?   Я   прав,   а   не   ты,
Вепрь-одиночка, потерявший голову из-за  дикарки  и  этим  сделавший  себя
уязвимым. Жаль, что ты не рядом, такой помощник пришелся бы мне кстати. Уж
я сумел бы тебя приручить, ты ведь еще веришь в дружбу, в честь, в долг  -
такие люди бесценны для умного  правителя!..  Жаль,  жаль,  Герд,  что  ты
должен умереть, это будет потеря для меня... трудновосполнимая потеря...
     Рэй заснул, и ему не  снилось  ничего.  Воображение  у  него  было  в
порядке, но Рэй действительно оказался уникален:  перегородка,  отделявшая
его от остальных, строилась на века, и даже Лес не мог ее сокрушить.



                                    6

     Привалившись спиной к неохватному стволу одинокого лесного  исполина,
Герд сидел на траве в самой гуще обширных зарослей кустарника, пусто глядя
перед собой. Рядом безжизненно лежала  Уэ.  После  стычки  у  Дома  -  уже
четвертые  сутки!  -  она  почти  не  просыпалась,  а  в  недолгие  минуты
просветления с трудом отвечала на тревожные вопросы Герда, глядя  виновато
и жалобно, отказываясь от всего, и скоро  засыпала  снова.  Некому  теперь
было предупреждать Герда об опасности,  потому-то  он  и  забрался  в  эти
кусты, поднимавшие трескучий шум, стоило кому-то в них сунуться. А что  до
комфорта, то с этим дело обстояло  благополучно  в  любой  точке  Леса,  и
только привычка побуждала Герда ночевать в Домах. Но за  последние  месяцы
ему пришлось отказаться от многих привычек,  в  том  числе  и  куда  более
въевшихся. Вместе с армией рухнул мир, рассыпавшись  на  тысячи  крохотных
осколков, и выстроить  из  них  новое  здание  казалось  невозможным.  Все
утратило смысл: его жизнь - эта беспрерывная, веселая и  яростная  схватка
за место под солнцем, его доблесть и слава, его гордость. За что  славить,
чем гордиться? Чуть сдвинулся угол зрения, и доблестный воин превратился в
бешеного  кровожадного  зверя,  заслуживающего  лишь  смерти.  И  Герд   с
готовностью принял бы смерть, если бы не был уверен, что Уэ  не  переживет
его и на минуту, ибо прикипела она к нему куда прочней, чем это принято  у
огров. Уэ была главной нитью, связывающей Герда с жизнью,  и  он  оберегал
эту нить, как мог - но что он мог? Потребовалось бы -  ради  диланки  Герд
набросал бы гору трупов, но под этой горой она задохнется еще надежней.  А
он умел только убивать, другому его не учили. Девочка стала угасать давно,
и только огр - истинный огр!  -  мог  так  долго  этого  не  замечать.  Уэ
взвалила на узкие плечи свои непосильную  ношу:  самой  судьбой  Герд  был
обречен на насилие, и цепь убийств  тянулась  за  ним  жутким  шлейфом.  А
доконали малышку его кошмары.
     Хватит самообмана! - сказал себе Герд. Пора определиться. С кем же я?
Я не дилан и никогда им не стану - где уж  мне!  Я  -  огр,  всеми  своими
корнями. Самый гнусный Пес ближе мне любого иноземца, разве не так?  Мы  -
звери, да! - но разве наша вина, что некому было пестовать в нас  доброту,
как это произошло с диланами? И, черт возьми, мы  же  не  безнадежны,  раз
способны еще замечать и  ценить  эту  доброту.  А  если  так,  могу  ли  я
допустить истребление  диланов?..  Но  повернуть  против  огров,  изменить
всему, за что дрался столько лет, переступить через  кровное  родство?  Да
пусть я стану трижды дезертиром, но предателем - нет!.. Но Уэ, что будет с
ней?.. Проклятие, что делать?! Я разучился  решать...  Ясно  одно:  рай  в
шалаше  не   состоялся,   самоустраниться   не   удалось...   Пора,   пора
определяться!..
     Герд наконец заснул и спал, как  всегда,  чутко,  вскидывая  веки  на
каждый шорох. Но когда его разбудили первые утренние  лучи,  Уэ  рядом  не
оказалось. Ее вообще не было на пятачке вокруг дерева - она исчезла!
     В первые мгновения Герд растерялся, словно заблудившийся  ребенок.  С
трудом задавив в себе желание метаться  и  звать,  он  осмотрел  поляну  -
методично, сантиметр за  сантиметром.  Но  как  всегда,  Лес  не  сохранил
следов. Да и мог ли кто прокрасться сквозь кусты незамеченным?
     Оставалось дерево.
     Герд долго примеривался  к  стволу,  вздымавшемуся  на  невообразимую
высоту, гладкому и ровному, будто мраморная колонна.  Попробовал  стилетом
на прочность, затем, набрав иголок и вооружившись короткой дубинкой, начал
восхождение к далекой кроне.
     Работы хватило на полный день, лестница из вколоченных в  дерево  игл
росла нестерпимо медленно. Ближе к вершине,  когда  Герд  миновал  уровень
лесной крыши, стал сильно досаждать ветер, о существовании которого он уже
начал забывать. К  исходу  дня  Герд,  ободранный  и  измученный,  все  же
взобрался на эту сумасшедшую высоту, подобающую более  горе,  чем  дереву.
Крону составляли громадные мясистые листья -  видимо,  очень  длинные,  но
сейчас скрученные в цилиндры, внутри  которых,  показалось  Герду,  дышала
странная жутковатая жизнь.
     Но Уэ не оказалось и здесь.
     "Конечно, Уэ - святая, - думал Герд подавленно. - Истинно святая, без
ханжества и глупости... Но не могла же она вознестись?"
     Отсюда  Герд  впервые  увидел  Лес  сверху.   Его   крыша   оказалась
поразительно плотной и ровной, словно свежевспаханное поле. Лишь изредка в
сплошной  листве  просматривались  прорехи,  из  которых,   как   правило,
вздымались к небу такие же колоссальные столбы.
     Озирая окрестности, Герд пропустил  момент,  когда  порывы  ветра  из
сильных стали шквальными, и разразившаяся гроза застала  его  врасплох.  В
первые же секунды дождя лесная крыша разгладилась почти до блеска, и вода,
стекая по направляющим плоскостям, стала собираться в  деревья-резервуары,
расправляя прочную пленку их громадных пузырей, - почему-то  Уэ  нравилось
наблюдать за этим снизу...
     Герда вдруг обожгла мысль: а ведь Уэ могла уйти и сама! Усыпила  меня
и ушла  -  очень  просто...  Нет!  -  тряхнул  он  головой.  Так  покидают
опостылевших любовников имперские красотки, но для Уэ это невозможно.  Она
нашла бы способ меня предупредить.
     В густеющей темноте, оскальзываясь на мокрых иголках, Герд  спустился
к подножию дерева и долго  стоял,  прислонившись  к  стволу,  ощущая,  как
стекают по телу холодные струи. Но ни  они,  ни  предельная  усталость  не
приносили облегчения, не могли отвлечь от смертного холода в груди...  или
пустоты? Нет, это была жуткая, чудовищная боль, неведомая ему  прежде,  от
которой темнело в глазах, хотелось выть и проклинать все и всех - даже Уэ.
Как Герд ни стискивал зубы, меж зубов прорывался рык -  чуть  слышный,  но
такой первобытной свирепости, что любой огр,  заслышав  его,  счел  бы  за
благо убраться подальше.
     "Драки хотели? - спрашивал Герд  неизвестно  у  кого.  -  Ну  так  вы
добились своего, раздразнили зверя... Ждите, я иду!"
     Дважды за короткий срок из-под его ног  вышибали  опору.  Но  если  в
первый раз его спасла Уэ, то теперь заполнить  вакуум  было  нечем,  разве
только ненавистью. Судьба догнала его.
     "Уэ, как смела ты?!  -  безмолвно  бушевал  Герд.  -  Бросить!  Меня!
Одного! За что?!.."
     "Тише! - прошелестел чей-то призрачный голос. - Тише, мальчик мой, не
надо..."
     Или это ему померещилось?




                           ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВЫБОР


                                    1

     - Неожиданный ход, - сочувственно произнес Дан. -  Непонятно  только,
зачем понадобилось это панцирникам. Или они решили тебя приручить?
     Он удобно расположился в развилке приземистого дерева и  наблюдал  за
Гердом прищуренными холодными глазами.
     - Я не мог проспать, - угрюмо возразил Герд. - От этих кустов столько
треску!..
     На сочувствие Дана ему было плевать, как и почти  на  все  остальное.
Сейчас его больше заботило,  как  затолкать  поглубже  эту  душедробильную
тоску-боль, почему-то не становившуюся слабее со временем. Внутрь,  внутрь
ее - подальше от чужих глаз!..
     - Герд, дружище!.. Можем ли мы ручаться сейчас за свои  головы,  если
не уверены в мышцах?
     - И потом, они  не  могли  знать,  что  для  меня  Уэ,  -  размеренно
продолжал Герд. - Просто не смогут представить. Сначала они попытались  бы
меня купить, запугать - нет, они ударили в точку! Они не  могли  знать,  -
повторил он, будто стараясь себя убедить.
     - Увы, Герд, могли: я же знал.
     Ударом кисти Герд снес ветку. Дерево согнулось,  на  траву  осыпались
фрукты. Дан укоризненно покачал головой, и сам Герд ощутил неловкость,  но
спустить пары было необходимо.
     - Это только вариант, - предостерег Дан. - Один из многих.
     - Есть и другие?
     Длинной рукой Дан подхватил с травы плод, вонзил зубы в сочную мякоть
и прикрыл глаза, то ли смакуя, то ли размышляя.
     - Не исключено вмешательство туземцев, - предположил он наконец. - Ты
же говорил, что девочке стало хуже?
     - Не в их правилах действовать тайно.
     - Да, но и панцирники постарались бы  извлечь  из  ситуации  максимум
выгоды - к чему им одна Уэ?
     - А не твоя ли это работа, Дан? - вдруг спросил Герд. - Для тебя  это
был бы козырь!
     Дан засмеялся, одобрительно кивая, спросил:
     - Может, ты объяснишь и как я это сделал?
     "Так же, как и Псы", - хотел ответить Герд, но промолчал. Дан  что-то
не договаривал - это было ясно. Как и то, что разговорить его не удастся и
под пыткой. Но к исчезновению  девочки  Дан  вряд  ли  причастен:  слишком
хорошо знал он Герда и поостерегся бы наживать такого врага.
     Герд помассировал пальцами усталые, не смыкавшиеся третьи сутки глаза
и спросил:
     - Ладно, что ты хотел мне предложить?
     - А, вот это интересно! - оживился Дан. - Значит, ты готов  атаковать
Стаю?
     - Да.
     - И, если потребуется, уничтожить ее?
     - Да.
     - Стало быть, старая дружба побоку и провались Империя в  Подземелье!
И все это ради маленькой туземки? - Дан покачал головой. - Сильно!
     - Да! - раздраженно повторил Герд. - Хватит болтовни - к делу!
     В бытность свою Вепрем Герд никому бы не спустил таких вольностей, но
сейчас мог только имитировать гнев. "Нет, - думал он упрямо, - чего бы это
ни стоило, но я приучу себя жить в  одиночестве.  Чтобы  у  огра,  да  еще
истинного, да еще Вепря - и такое?.. Ломать, ломать себя!"
     - Ты не задумывался, - заговорил Дан, - отчего Лес не  расправится  с
панцирниками? Они ведь досаждают ему нещадно, а он терпит -  почему?  Одно
из двух: либо самоубийцы-диланы  все  же  уговорили  его  сложить  оружие,
либо...  Скорее  всего,  Лес  уже  принял  в  себя  пришельцев  и   теперь
пытается вылечить - как собственный больной орган.
     - Вылечить? Их? - Герд недоверчиво ощерился.
     - Но не все же они звери? И среди них есть любящие отцы, почтительные
сыновья, преданные друзья...
     - Что не мешает им жечь и вешать!
     - Занятное  сочетание,  верно?..  Видишь  ли,  дружище  Герд,  каждый
человек, любя других, в сущности любит в них себя. Да-да, именно  так!  Но
этого "себя" надо еще уметь разглядеть. Обнаружить себя в родных и близких
нетрудно, но если тебе годами внушали, будто "они" - это вовсе не "мы",  а
нечто совсем иное, чужеродное, абсолютно ни  в  чем  не  тождественное,  -
тогда нет в "них" меня и дозволено все! Не согласен?
     Герд не ответил, пытаясь ухватить мелькнувшую на  задворках  сознания
мысль. В словах Дана было что-то... важное.
     - Выходит, они убивают от недостатка воображения?  -  спросил  он.  -
Так?
     - Ну, не совсем. Фантазия ставит вопросы, но если  существуют  только
готовые рецепты да устоявшиеся связи...
     - Постой, - сказал Герд, морща лоб. - Эти устоявшиеся связи...  можно
ли их разрушить?
     - Пожалуй. - Дан взъерошил разросшуюся шевелюру. - Они  должны  иметь
вещественное воплощение в мозговой структуре и...
     - И что тогда станет с человеком? - перебил Герд.
     Дан смотрел на него, задумчиво дожевывая  фрукт  и  аккуратно  снимая
ухоженным мизинцем капли сока с углов рта.
     - Если у него не сложилось цельного  мировоззрения,  -  заговорил  он
медленно, - логически завязанного на самые глубинные, чувственные свойства
психики... а есть лишь свод норм и  правил...  и  вдруг  его  этого  свода
лишить... - Дан кивнул. - Видимо, человек  потеряет  ориентацию  и  пойдет
вразнос - его начнет мотать из стороны в  сторону,  покуда  не  образуются
новые нормативные связи, новая система ориентиров.
     Отбросив огрызок, Дан сорвал с ветки листок, промокнул губы.
     - Рефлексы, навыки - затрагиваются? - спросил Герд.
     - Зависит от глубины проработки - можно стереть и это.
     Дан покосился на рассыпанные по траве фрукты, вздохнул.
     - Странный разговор у  нас  получается,  -  заметил  он.  -  Чего  ты
добиваешься?
     Герд усмехнулся краем рта:
     - Хочу понять себя. Зачем я, куда иду, что мною движет... Не ясно?
     - Отчего же, способ не нов: через себя прийти к осмыслению Вселенной.
Хоть в этом богоподобные диланы уступают нам: мы-то в теории представляем,
что такое совершенство,  -  они  же  органически  не  способны  воспринять
зверство и подлость.  А  если  и  поймут  что-то,  нам  не  подскажут,  не
снизойдут.
     Да, мысленно согласился Герд, диланы нам не  союзники,  о  них  лучше
забыть.
     - Резюмирую, - жестко заговорил он. - Следует разорвать действующие в
Псиных мозгах связи и создать взамен новые. Пусть каждый убийца  увидит  в
жертве себя. В каждом зарезанном, расстрелянном, сожженном - себя,  только
себя! Новые  связи  заставят  Псов  видеть  то,  чего  нет.  И  пусть  они
продолжают убивать, если не боятся обезуметь!
     - Все это прекрасно - в теории, - со вздохом откликнулся Дан.  -  Вот
на практике как?
     - Но ты  же  имеешь  выход  на  подсознание  Системы?  Подскажи  Лесу
направление, подтолкни его! Диланы этого не сделают, для них свобода  воли
священна. Но мы-то вылеплены из той же грязи, что и панцирники!
     Дан запрокинул голову, с сомнением вгляделся в сплетение веток.
     - Собственно, почему не попробовать? - обратился он к Лесу. - Что  мы
теряе