Что  с  ними-то
здесь произошло? Эта растерянность - откуда? Ну, щелкнули по носу - с  кем
не бывает? В Логове и не такое случалось  -  и  без  последствий.  Клянусь
Горой, там же озверелость всегда на подъеме! Их убиваешь  -  десятками,  а
они прут, прут - рожи перекошены, на губах пена...
     Эффект толпы, вот что это такое!  Но  эффект,  многократно  усиленный
Лесом. Как же я этого не видел? Это же очевидно, смотрите! Псы тоже  вошли
в Лес, пусть на самый примитивный, звериный уровень, - Лес принял  их,  не
смог не принять. И  они  образовали  свою  систему,  враждебную  Лесу,  но
паразитирующую на нем.
     А ведь это зацепка! Почему человек так меняется в толпе? Больше ли  -
меньше, но меняются все.  В  чем  же  дело?  Как  набор  индивидуальностей
превращается в безликую массу?
     Что же, мысль стоит развить. Итак,  сгоняем  людей  в  толпу,  и  что
происходит? Среди  множества  настроений  неминуемо  начинает  преобладать
одно, присущее большинству либо внушенное извне, - мощное, подминающее под
себя остальные, задающее РЕЗОНАНСНУЮ эмоцию. Настраиваясь на нее,  человек
в толпе ощущает прилив энергии, ему легко и радостно поступать в унисон со
всеми, не думая и не сомневаясь. Но горе тому, кто попытается бороться  за
себя! Каждый шаг, каждая мысль будут даваться  ему  с  трудом  и  болью  -
многие ли на такое отважатся?
     Вот почему Рэй сделал ставку на Псов: их куда легче сплотить в  Стаю,
они не растеряли первородной стадности, не  заиндивидуализировались.  И  в
этом единстве - главная их  сила.  Но  ведь  единство  можно  и  нарушить?
Кажется, Рэй просчитался, изолировав эту команду Псов  от  Стаи.  Понятно,
что он хотел выманить Герда из Леса, но подставился сам. А если попытаться
расшатать Стаю через Систему? Но одному мне это дело не поднять. Хотел  бы
я знать, чем занят сейчас Герд!..
     Осторожно Дан вошел в Систему  и  выстроил  в  себе  крупномасштабную
психокарту - все побережье всплыло из тьмы перед  его  закрытыми  глазами.
Сейчас его не интересовали Псы - он  искал  "огоньки"  иного  рода,  искал
страдальцев, мучительно и трудно менявших кожу, а затем  и  плоть,  но  не
уходивших еще дальше в гордый, высокомерный индивидуализм,  а  пытавшихся,
подобно Герду и Дану, понять себя и мир,  достичь  истины.  Их  оставалось
немного (Рэй и тут постарался себя обезопасить), но  они  были,  и  пришла
пора собрать их вместе.



                                    3

     Темнело. Как и сутки назад,  Герд  полулежал  в  развилке  громадного
дерева и созерцал, как наползает на скалы густая тень. Ночь не была  здесь
такой непроглядной, как в глубине  Леса,  даже  звезды  начали  проступать
между несущимися по небу рваными облаками. Но Герд не нуждался уже в  этих
жалких светильниках, теперь он прекрасно мог ориентироваться и без  помощи
глаз. Это было странно, но и к этому он  успел  привыкнуть:  одним  трюком
больше - о чем говорить? Сейчас он мог видеть куда дальше,  чем  в  разгар
дня.  Стоило  чуть  сконцентрироваться,  и  его  новый,  выносной   "глаз"
устремлялся  в  любую  сторону  и  с  любой  скоростью,   высвечивая   все
подробности Леса, каждую движущуюся или дремлющую тварь. Наверное, так  же
- не шевелясь и не размыкая век - Герд смог  бы  путешествовать  по  всему
материку, если не по всей планете, но до того ли ему было  сейчас?  Внутри
зияла такая бездна, что он испугался бы, если б умел. Какие путешествия, о
чем вы?  Разведчик  Герд  выжег  себя  дотла  -  осталась  лишь  оболочка,
заполненная пеплом... Нет, ложь! Если бы выгорело все, ушла  и  бы  и  эта
тоска, беспросветная и гнетущая, как перед смертью. Тоска одиночества.
     Но почему? Разве я один? Вот сидит Дан,  беспечный  как  на  пикнике,
развесил по сучьям иглометы и сосредоточенно полирует ногти, аккуратист, -
и не лень ему!.. А с каким вожделением разглядывал Дан спину  удаляющегося
Рэя - прищурясь, выискивал щели в латах, сладостно шевелил пальцами...  но
ведь не выстрелил, позволил Рэю уйти!  Конечно,  в  честном  поединке  Дан
уложил бы Верховного с превеликой охотой, не колеблясь,  -  он-то  еще  не
представляет весь ужас смерти...
     Проклятие, проклятие воображению! Это  оно  заставляет  примерять  на
себя судьбы других, против воли впихивает в чужие шкуры. Как  убить,  если
за  самой  жуткой  харей  мерещатся  десятилетия  формирования  и   бездны
возможностей - пусть нереализованных, упущенных, но  ведь  не  умерших!  И
одним ударом, одним выстрелом - под откос всю эту  беспредельность?  Ужас,
ужас!..
     Но если не убью я -  убьет  он,  и  почти  наверняка  кого-то  лучше,
достойнее себя, и вряд ли одного. Где выход? Я не могу  убить  и  не  могу
допустить убийство. Как сравнивать бесконечности? На уровне арифметики все
просто, но меня, кажется, занесло в иные сферы - проклятие воображению!..
     Кебрик,  моя  последняя  и  невольная  жертва,  забуду  ли   я   тебя
когда-нибудь? Ты - безмозглая машина смерти, палач, садист... ты  еще  мог
стать человеком, но я убил тебя, подставив под стрелы,  и  уже  ничего  не
поправишь! Нет, я не жалею, я и сейчас поступил бы так же, но как больно и
страшно отпускать тебя в смерть!..
     Да, знай Рэй, как далеко ушел я от себя прежнего,  он  действовал  бы
куда решительней. Что я могу противопоставить ему теперь? О Духи,  великие
и всемогущие, помогите мне не потерять себя!..
     Пф-ф! Испугался! Чего тебе терять, кроме жизни, а много ли она стоит,
отдельно от всего? Ты утратил смысл, когда ушла Уэ. Затем потерял  силу  и
гордость и теперь готов рыдать, кричать, и тебе не будет стыдно. Да ты уже
потерялся! Ты мелок, мелок, Герд, ты - ничтожество  и  мразь,  у  тебя  не
чувства, а рефлексы, будто у простейших...
     Нет, нельзя лгать! Ни другим,  ни  себе  -  иначе  не  пробиться.  Мы
наловчились  притворяться,  придумывать  оправдания,  прикрывать  идеалами
шкурность  -  но  никогда  мне  не  стать  смиренным!  Мы,   огры,   почти
приравнявшие себя богам, - чего мы стоим? Кажется, теперь-то я  это  вижу,
но  хочу  ли  меняться?  Я  остановился  посередине   и   оттого   мучаюсь
раздвоением. Когда-то я был полностью закрыт и  прекрасно  существовал,  а
сейчас достичь цельности можно только  полной  открытостью,  никак  иначе.
Ничего нельзя  делать  наполовину,  полумеры  хуже  бездействия.  К  черту
полутона!  Перемены  должны  стать  необратимыми.  Пусть  я  превращусь  в
придаток Системы, пусть! Хуже не будет.
     Но сначала я должен разыскать Уэ. Огры, вам  смешно?  Ущербные  люди,
вам этого не понять.  Если  вы  объедините  все  свои  привязанности  -  к
родичам, друзьям, соплеменникам, императору, богам... что там еще? Нет,  и
тогда вам не представить. Уэ - это я сам. Я сросся с ней, понимаете? Опять
смешно? Ну, смейтесь! А я, кажется, скоро так же срастусь и  с  остальными
диланами, а заодно и со всем человечеством, -  за  какие  грехи  меня  так
наказали?
     Герд открыл  глаза,  но  не  увидел  почти  ничего.  Солнце  скрылось
окончательно, и если бы не звезды, тьма стала бы кромешной.  Разгулявшийся
ветер все настойчивее прорывался в пространство между скалами и древесными
исполинами, ограждавшими Лес. Ах этот ветер!..  Не  он  ли  так  ожесточил
сердца огров, вынудив их укрываться среди камней  и  превратив  каждый  их
день в битву за жизнь? Теперь-то мы добились  многого,  но  не  скоро  еще
сумеем оторваться от земли, ползаем по ней, будто гады.  А  может,  это  к
лучшему? Пока мы не стали людьми, нас следует изолировать. Чем  обернулась
наша победа над неутихающим океаном!..
     Повернув голову,  Герд  нашел  глазами  напарника.  Дан  с  комфортом
возлежал на прежнем месте и показался бы спящим - кому угодно,  только  не
Герду,  ясно  видевшему,  как  искусно  и  осторожно  Дан  набрасывает  на
побережье незримую сеть, сзывая  единомышленников.  Который  раз  холодным
умом Дан постиг то, к чему Герд пробивался сквозь боль и страхи. Пусть так
будет и дальше!
     Да, ты опять угадал, Дан: Псы  сильны  Стаей.  Это  и  в  самом  деле
сверхорганизм - с общими страстями и единой целью. Беда в том,  что  почти
для всех высших смысл и радость - раствориться в толпе,  и  лишь  немногие
стремятся к свободе. Эти последние сторонятся всего, что может сделать  их
зависимыми,  не  выносят  людских  скоплений,  раздражаются   присутствием
других, избегают привязанностей. Но разве свобода - в изоляции?  Разорвать
стадные путы, подняться над толпой - зачем? Чтобы забыть родство с людьми?
Или это переход к новому качеству общности?
     Дан, насмешливый друг мой, ты сумел победить в себе эгоизм  -  многие
ли способны на такое? И не говорите мне  о  "боевом  братстве":  оно  лишь
повышает  выживаемость  на  пути  к  общей   цели,   а   стоит   интересам
пересечься...
     Прощай, Дан. Скоро рядом с тобой будут друзья. Если меня что-то еще и
удерживало здесь, так это боязнь оставить тебя одного.  Удачи  тебе,  Дан!
Прости.
     Герд будто разжал пальцы, и мощным течением его повлекло  в  Систему.
Ставший  уже  привычным  внешний  Круг  он  пролетел  за  секунды  и  стал
стремительно погружаться все глубже, глубже...
     Вот здесь, Рэй, ты еще не был. И не будешь.  Сколько  ни  маскируйся.
Лес выталкивает тебя, как пробку, - ты инороден  ему.  Не  понимаешь?  Мне
жаль тебя, Рэй...
     Голоса, замолчите! Я не хочу никого слышать, оставьте меня! Я ищу Уэ,
вы ее не видели? Нет? Ну так проваливайте!.. Да,  и  ты  тоже,  Голос  Уэ.
Прости, но она нужна мне живой...
     Боль! Герд врезался в эту невозможную,  всепоглощающую  муку,  словно
комета, и заскрежетал зубами, все тело скрутило судорогами. Да  откуда  же
столько? Вот он - пик страдания, предел терпимого! - думал он  ежеминутно,
но дальше каждый раз становилось еще  хуже.  Духи,  за  что?  Ну  виноват,
виноват!.. Я сеял и умножал зло, да! Но это  же  чересчур,  меня  раздавит
этот груз! Мыслимое ли дело - терпеть  за  всех  сразу?..  Сколько  можно,
прекратите!.. Ну, я прошу... Уэ, девочка моя, сжалься! Я же с  ума  сойду,
какая  боль...  Что  вы  со  мной   делаете?   Перестаньте,   перестаньте,
перестаньте!..
     Что? Я не оглядываюсь, нет! Я иду...  иду...  Мне  нечего  терять,  я
ничего не страшусь...
     Дьявольщина, вы ослепили меня! Что это? Уберите  свет,  я  ничего  не
вижу!..
     Тише, тише, не мешайте... что... что... Уэ, ты? Да не  мешайте  же!..
Уэ, малыш мой, не ускользай, у меня больше нет сил...  Слышишь  меня?  Уэ!
Уэ!!.. Да-да, это я... я... Я с тобой. Если это смерть - пусть. Я с тобой.
Боги, наконец-то! Я с тобой.



                                    4

     Родон проснулся, будто его включили. Рывком  сел,  стискивая  рукоять
меча и обегая глазами темное нутро хижины. Пол покрывала пышная  шерсть  -
так плотно лежали на нем Псы, вразнобой  всхрапывая.  Но  душно  не  было,
словно работал мощный кондиционер. Чертова конура!
     Родон напрягся, раздувая  ноздри.  Толчками  вскипела  ярость,  путая
мысли, в клочья разрывая логику.
     Трусливые ничтожества, мразь! -  вспыхивало  в  мозгу.  Маразмирующие
бессильные старикашки! Зажравшиеся боровы! Предатели! Гореть  мне  в  аду,
если сегодня же я не напьюсь вашей крови!..
     С рычанием Родон пнул в бок ближнего  Пса.  Вскинувшись,  Пес  пихнул
соседа, тот - следующего, и  пол  зашевелился,  вспучился,  развалился  на
фрагменты. Один за другим Псы подключались к  бушующей  ненависти  Родона,
усиливая и  умножая  ее,  и  поднимались,  мерцая  сквозь  прорези  шлемов
настороженными  глазами.  Не  Псы  -  Волкодавы,  отобранные  за  силу   и
свирепость, закованные в стальные латы,  увешанные  стальными  же  мечами,
ножами и иглометами, готовые на все!
     Неистовая их ярость сорвала Родона с места, бросила к двери. Бесшумно
они выплеснулись в ночь, сомкнувшись в плотный строй, и двинулись к центру
Логова.
     Спали все или почти все - во всяком случае, на пути им не встретилось
ни солдата. Отряд откликался на команды слаженно, как единый  организм,  -
собственно, так оно и было. Сблизившись с гроздью командирских хижин,  они
раздвинулись в цепь и  выпустили  залп,  превратив  часовых  в  иглокожих.
Разбившись на группы, Волкодавы с воем ворвались в дома, убивая всех.  Сам
Родон зарубил троих, самых ненавистных, вкладывая в удары  ненужную  силу,
будто мстя за месяцы вынужденного бездействия. Выскочив на  воздух,  Родон
пронзительно свистнул, созывая отряд.
     - Руби корни! - пролаял он неутоленно.  -  Хватит  слюнтяйства!  Всех
отступников, хлипаков, болтунов - к дьяволу!
     Волкодавы согласно взревели  и  разбежались  по  Логову.  Момент  был
выбран идеально: рассеянный спектр немногих бодрствующих без труда давился
объединенной яростью путчистов, а вялое со сна  сознание  остальных  сразу
при  пробуждении  захватывалось  Резонансом.  Пытавшиеся  сохранить   волю
немедленно выдавали себя болезненной  заторможенностью  и  вырезались  без
хлопот. Независимо от реакции подлежали ликвидации калеки и  слабосильные.
Чистка готовилась давно и проводилась основательно.
     Через час все было кончено. Трупы вчерашних соратников,  не  сумевших
влиться в  новый  хор,  десятками  сваливали  в  мусоросборники  и  наспех
забрасывали землей, не обращая внимания на густой листопад,  разразившийся
вдруг с помертвелых, застывших навсегда веток.
     Затем  Волкодавы  приволокли  громоздкие  ящики   с   металлооружием,
накопленным в тайне от чрезмерно осторожных, ныне  свергнутых  Вожаков,  и
теперь некому было его пугаться. Псы перевооружались с энтузиазмом, и если
бы не жесткий надзор Волкодавов, дело дошло бы до драки. Разумеется,  всем
не  хватило,  но  достойных  не  обделили,   а   число   тяжеловооруженных
Волкодавов, своей личной гвардии, Родон  довел  до  двух  сотен.  Выстроив
солдат в громадный квадрат, он произнес краткую,  но  зажигательную  речь,
усилив Резонанс знанием основных положений Идеи и  взвинтив  воодушевление
Стаи почти до безумия. Затем распахнулись ворота  Логова,  и  Псы  могучим
потоком хлынули через притихший Лес в сторону лагеря Вепрей.
     Мерный топот тысяч ног отзывался в душе  Родона  ликующим  барабанным
ритмом, его переполнял восторг. Учитель, я  сделал  это!  Я  стал  искрой,
воспламенившей грозный пожар! Мы сметем отступников, покорим Лес, и  тогда
Ты взойдешь на трон!
     Но захватить Вепрей врасплох не удалось, лагерь  оказался  пуст.  Эти
хваленые "неустрашимые" воины уклонились от боя, позорно бежали!  Ублюдки,
твари презренные!..
     С негодующим воем Псы обрушились на покинутый лагерь, круша все. И  в
своем  ослеплении  не  сразу  заметили,  как   чьи-то   стрелы,   неслышно
выскальзывая  из  непроницаемой  листвы,  методично   успокаивают   одного
беснующегося Пса за другим.
     Громовым ревом Родон сомкнул вокруг себя Волкодавов и направил ярость
Стаи за пределы лагеря. Немедленно тысячи стрел пронизали окрестные кроны.
Если Вепри и не погибли, то отступили - в любом  случае,  преследовать  их
было бессмысленно.
     Снова Псы образовали плотный, укрытый рядами щитов строй  и  полились
через Лес, будто колонна муравьев. Стрелы продолжали сыпаться  на  них  из
зарослей, не нанося, впрочем, заметного  урона,  но  вызывая  десятикратно
усиленную ответную стрельбу, брань и хохот: под  силу  ли  горстке  Вепрей
остановить многотысячную армию Псов?
     И все же они попытались, безумцы! Что они выгадывали  этим  отчаянным
боем? При всей своей спеси рассчитывать на победу они не могли - какая,  к
дьяволу, победа при стократном перевесе Псов! Славы возжаждали? Но  кто  о
них узнает? Или они мстили за порушенный лагерь?
     Вепри  выбрали  отличное  место.  Тропа,   которой   следовали   Псы,
извивалась через непролазную чащобу,  и  за  одним  из  поворотов  колонна
уперлась в цепочку безмолвных воинов. Их было всего  десятка  два-три,  и,
хотя все они выделялись статью, а их доспехи  отблескивали  металлом  (вот
как, и они догадались!), преграда показалась  смехотворной.  С  гоготом  и
улюлюканьем Псы накатились на Вепрей, но  в  последнюю  секунду  те  вдруг
слаженно отступили, из травы вынырнули массивные наклонные пики, и  лавина
Псов с размаху налетела на частокол. Вопли и  проклятья  заглушили  боевой
клич, но инерция  Стаи  оказалась  велика,  поток  перехлестнул  частокол,
завалил телами и второй, и третий (когда они  успели?)  и  наконец  достиг
цепи  Вепрей.  Но  теперь  их  стало  больше  -  вдвое,   втрое!   -   они
перегораживали всю ширину тропы и стояли плотно, плечом  к  плечу,  в  два
ряда.
     И заработала мясорубка! Немногие  из  Псов  умели  драться  на  мечах
профессионально, тем более в  строю,  и  даже  их  неубывающая  ярость  не
помогала против холодной  решимости  и  высокой  выучки  Вепрей.  Медленно
отступая, они оставляли за собой груды окровавленных тел, а сами не теряли
почти никого. Каждые несколько минут ряды Вепрей четко менялись местами, и
в таком режиме они могли сражаться часами.
     Родону не потребовалось много времени, чтобы понять это. Он  наблюдал
битву с восторгом и яростью,  невольно  сожалея,  что  такие  великолепные
бойцы ему неподвластны, враждебны.  Оглянувшись  на  нетерпеливо  рычащих,
рвущихся в бой Волкодавов, Родон взревел и махнул  рукой.  Следом  за  ним
более двух сотен закованных в сталь великанов прорвались сквозь  неистовую
толпу Псов и обрушились на строй Вепрей.
     И  перед  этим  бешеным  натиском  дрогнули   неустрашимые   гордецы.
Попятился,  заколыхался  строй...  но  устоял.  Плотнее  сомкнулись  ряды,
стремительней замелькали клинки, и Волкодавы, один за другим, стали падать
на траву, скользкую от крови  Псов.  Оказалось,  только  Родон  да  еще  с
десяток могли биться с Вепрями на  равных.  Но  этого  не  хватило,  чтобы
пробить брешь в стене, о которую бессмысленно разбивались волны Псов.
     И поняв безнадежность фронтального штурма, Родон  скомандовал  отход.
Неохотно Волкодавы отхлынули  от  строя  Вепрей,  за  ними  последовали  и
остальные Псы. Сейчас же над колонной завизжали и зашелестели  стрелы,  но
Вепри будто ждали этого, мгновенно укрывшись  за  валунами,  очень  кстати
случившимися за их спинами. Да, место они выбрали удачно. И воевать умели.
Выходит, не такие уж они безумцы?
     Ворча и  огрызаясь,  колонна  отступила  еще  дальше,  втянувшись  за
поворот, потому что теперь стали стрелять Вепри, а делали они это столь же
мастерски, как и все остальное.
     Стало совсем тихо, как в Лесу бывает только ночью, только кряхтели  и
стонали  раненые,  да   негромко   переругивались   Псы,   распаренные   и
запыхавшиеся, но готовые снова вступить в битву по первому сигналу. И этот
неукротимый боевой дух был точным отражением настроения Родона. Он не  был
обескуражен неудачей - скорее раззадорен. Недаром Учитель  выбрал  его  из
тысяч:  наталкиваясь  на  препятствие,  Родон  не  успокаивался,  пока  не
преодолевал его. Мысль Родона была быстра, хотя и поверхностна, никогда он
не упорствовал в ошибках и был неутолим в поисках новых  решений.  Но  что
делать теперь?
     Можно было попытаться обойти Вепрей с флангов, но даже если заросли и
проходимы для небольших групп, разбивать Стаю опасно:  только  вместе  Псы
непобедимы и бесстрашны - на расстоянии Резонанс слабеет, монолит рушится.
Достаточно и того, что Родон  рискнул  ядром  армии,  опорой  Резонанса  -
своими Волкодавами, бросив их в эту отчаянную атаку.  Но  мастерство  есть
мастерство, и на одной ярости его не одолеть. Что ж, впредь будем умнее!
     Присев на камень, Родон снял шлем и мохнатым  рукавом  вытер  пот  со
стриженой головы. Снова вставил  череп  в  стальной  футляр  и  огляделся.
Только сейчас он заметил, что с деревьев  снова  стали  осыпаться  листья:
похоже, жесткие игры огров пришлись Лесу не по нутру. Тем лучше, за голыми
ветками Вепрям не укрыться. И не сбежать, когда  мы  выковыряем  их  из-за
валунов.
     Родон вскочил, будто подброшенный пружиной, и в сопровожде