но ветром листья.
     Великая армия огров с налета расшиблась о Лес, рассеялась,  как  дым,
оставив ржаветь в зарослях тысячи боевых машин  и  неисчислимое  множество
доспехов, лучеметов, мечей. Но не погибла.  Лишившись  оружия  и  техники,
изрядно поредев, она сумела сохранить главное -  агрессивность.  И  теперь
постепенно оправлялась от сокрушительного удара,  вооружаясь  дротиками  и
иглометами, сплачиваясь и возрождая утерянные связи, жестоко  расправляясь
с отступниками, походя истребляя  туземцев.  И  лелея  мечту  о  повторном
десанте Империи, которой  они,  ветераны  Вторжения,  на  блюдце  поднесут
покоренный и растоптанный материк. Их время  еще  придет,  да  пребудет  в
веках Империя!..
     Герд злобно фыркнул, но тут же спохватился и завертел головой, озирая
береговые заросли, сплетавшиеся  над  головой  в  сводчатый  потолок.  При
желании перекрыть водный путь было несложно -  стоило  лишь  забраться  на
ветви.
     Псы вонючие! - подумал Герд с ожесточением. Почему они не оставят нас
в покое, мало им крови? Палачи, бешеные собаки! Да будь у  меня  развязаны
руки!..
     - Герд, - тихонько попросила Уэ. - Пожалуйста, Герд!
     Он обмяк, сгоняя с лица гримасу ярости.
     - Тут Дом рядом, - сообщила она. - Завернем?
     Они подгребли к берегу,  выбрались  на  протянувшиеся  к  самой  воде
ветви.
     - Никого не слышно? - спросил Герд.
     - Тихо все, и Лес молчит.
     Молчит - значит, враги далеко. В смысл  некоторых  оборотов  туземной
речи Герд предпочитал  не  углубляться  -  и  без  того  голова  пухла  от
переизбытка новизны. Проще было принимать все на веру, тем более,  что  Уэ
не  умела  лгать  и  почти  никогда  не   ошибалась.   Если   бы   не   ее
сверхъестественная чуткость, вряд ли бы они продержались так долго. И даже
в  этой  ночной  чаще,  где  мрак  казался   Герду   абсолютным,   девушка
ориентировалась без затруднения.  Она  вывела  Герда  к  Дому,  и  упругая
благоухающая постель приняла  их  соскучившиеся  друг  без  друга  тела  с
обычным радушием.
     Они проспали почти до полудня - к счастью, Герд  не  утратил  чувства
времени даже в этом сумеречном мире,  где  годами  можно  было  не  видеть
солнца. Проснувшись первым,  он  долго  лежал  без  движения,  разомлев  в
излучаемом малышкой тепле, любуясь  удивительным  ее  лицом,  смотреть  на
которое иногда было просто больно.
     С чего это я разоспался? - думал он лениво. Ладно -  я,  но  Уэ  -  с
ней-то что? Раньше казалось: она и не спит вовсе...
     С усилием стряхнув с себя истому, Герд приподнял голову  и  некоторое
время добросовестно вслушивался в приглушенный стенами лесной шум.  Но  не
обнаружил ничего настораживающего.
     Что будем делать? - спросил он себя. Я же чувствую: кто-то навязывает
мне эту игру с гарантированным проигрышем, а как вырваться? Ну  хорошо,  я
готов противостоять тысячам - был бы хоть шанс.  Что  за  судьба!  Во  все
времена люди  чести  жили  и  умирали  поодиночке,  зато  грязь  слипается
мгновенно... Выходит, мерзавцы живучей?
     Уэ распахнула  громадные  глаза,  засмеялась  тихонько  и  потянулась
обнять Герда.
     - Смогла бы ты убить? -  спросил  он,  спугнув  ее  радость.  Девушка
отшатнулась как от удара, заморгала растерянно.
     - Ну представь! - продолжал Герд. - Вон там, у стены, стоит  каратель
и целится бросить в  меня  дротик,  а  у  тебя  в  руке  лучемет.  Сможешь
выстрелить?
     Он поступал жестоко: наверняка  воображение  нарисовало  девочке  эту
картину с устрашающей яркостью и подробностями, леденящими кровь.
     - Я бы умерла! - выдохнула Уэ и, всхлипнув, спрятала лицо у  него  на
груди.
     - После меня или до? - безжалостно уточнил Герд. Он совершенно  точно
знал, что Уэ готова умереть за него бессчетное число  раз,  но  вот  убить
ради него она не могла. Проклятие доброте, которая не умеет себя защитить!
     - Ладно, отбой. - Герд зарылся лицом в копну шелковистых ее волос.  -
Каратель устыдился твоих слез и сбежал - бывают же чудеса!
     Девушка фыркнула и через минуту уже смеялась, заражая Герда  весельем
и подбивая его на такие выходки, каких прежде он не позволял себе  даже  в
мыслях. Правда, Герд  никогда  не  утруждал  память  знанием  бесчисленных
поведенческих норм и  табу,  совершенно  убежденный,  что  куда  достойнее
полагаться на собственный кодекс чести. И  только  недавно  он  заподозрил
хитрую подмену: слишком уж удачно вписывался его кодекс в нужды Империи. А
вот для юной туземки словно вообще не существовало всего этого громоздкого
свода  правил,   и   ограничивала   ее   свободу   только   неисчерпаемая,
непоколебимая доброта ко всему сущему - ну и чьи оковы прочней?
     Вспышка игривости утомила Уэ  сверх  ожидания,  и  вскоре  она  снова
заснула, привычно свернувшись на его коленях. А Герд долго еще разглядывал
девушку, завороженный чудесной отточенностью ее  хрупких  форм,  поражаясь
многоликости этой лесной колдуньи, так легко и  просто  перевернувшей  его
мир. Затем задремал и он, привалившись спиной к стене.
     - Слышу-у! -  пропел  вдруг  голос  Уэ,  и  Герд  мгновенно  очнулся,
вслушиваясь без надежды. Таки влипли! - мелькнуло в голове. Никогда прежде
их не находили так быстро.
     - Сколько их? - спросил он негромко.
     - Много, Герд. Раз, два... шесть!
     - Где?
     - Герд! - жалобно вскрикнула Уэ. - Ну пожалуйста, Герд!
     - Смерти моей хочешь? Ну, живо!
     Как и всегда, девочка уступила его нажиму.
     - Двое против входа, за деревьями. Трое у  окон.  И  еще  один...  не
вижу, он "плывет", - Уэ всхлипнула. - Проспала, я проспала, Герд!
     Напрягшись, Герд представил Дом сверху.  Заросли  подступали  к  нему
вплотную, и каждый из атакующих мог видеть только кусок стены, не  больше.
Стало быть, если Герд сунется в дверь, его заметят лишь двое? Что же,  это
шанс.
     Осторожно  Герд  сомкнул  ладони  на  высокой  шее  Уэ,  поцеловал  в
припухшие губы (прощаясь?) и придавил пальцем артерию, милосердно избавляя
девушку от дальнейшего - неизбежно кровавого -  развития  событий.  Уложил
обмякшее тело на ворсистый пол, подальше от опасных участков, и  скользнул
к двери.
     По-прежнему было тихо - даже  слишком.  Последнее  время  его  враги,
наученные опытом, избегали близкого боя и сейчас, скорее всего,  терпеливо
дожидались появления Герда, чтобы пригвоздить его к стене понадежней.
     Длинным прыжком Герд вырвался наружу и сразу метнулся  в  сторону.  В
косяк гулко ударил дротик: кто-то успел среагировать, но Герд уже был  вне
видимости и на равных с осаждающими - если бы не их число.  Впрочем,  было
преимущество и у него: Герд лучше понимал Лес -  тот  был  его  союзником,
хотя и не слишком надежным. А к каждому его предплечью  крепился  отличный
стилет, выточенный из иголки дротикового дерева.
     Неслышно  раздвинув  ветки,  Герд  наконец  увидел   карателей.   Они
торопливо, но без суеты отступали от Дома, настороженно озираясь,  -  двое
мясистых верзил, груженных дротиками и в  латах  из  коры  и  кожи,  щедро
декорированных  скальпами  туземцев.  Это  были  Псы-профессионалы  -   не
какие-нибудь обозники-губошлепы или штабные хлыщи. Но и не Вепри.
     Герд прыгнул на них, выхватывая на лету  стилеты.  Каратели  проворно
обернулись, но один тут же  упал,  цепляясь  руками  за  увязший  в  горле
клинок. Второй успел замахнуться, однако Герд стремительно  скользнул  под
разящую руку и вогнал стилет под удобно торчащий  подбородок.  Отскочил  и
без задержки снова погрузился в заросли. Все было проделано  как  надо,  и
вряд ли эта короткая расправа потревожила остальных.
     В самом деле, третьего Пса Герд отыскал в указанном Уэ месте. Нацелив
на окно игломет, тот добросовестно сторожил момент и,  наверное,  даже  не
понял, что за тяжесть обрушилась на него сзади, потому что в следующий миг
Герд отработанным ударом переправил его к предкам. И  снова  отступил  без
промедления.
     Пока тело слушалось безупречно. Но с каждым днем, с каждым прыжком  и
ударом  в  Герде  крепла  убежденность,  что  когда-нибудь  он  не  сможет
завершить атаку. И тогда заключительную точку в схватке поставит другой.
     И четвертый каратель лежал против окна,  но  его  расслабленная  поза
сразу насторожила  Герда.  Приглядевшись,  он  заметил  под  затылком  Пса
аккуратное темное пятно, из которого еще лениво сочилась кровь,  -  именно
туда метил бы и Герд, прыгнув на карателя сзади.
     Переместившись к третьему, последнему, окну, Герд обнаружил  там  еще
один труп, помеченный тем же фирменным ударом. Это  становилось  занятным:
кто-то еще вышел на охоту. И то был охотник умелый, туземцам не чета.
     Отступив в глубину кустов, Герд плотно сомкнул ресницы и вслушался  в
лесной гвалт, вылавливая в нем посторонние звуки. Он нашел их с  трудом  и
не сразу: его конкурент умел скрываться. Но, как и раньше, ни Лес, ни слух
не подвели Герда. Впрочем, он и сам не был уверен, что именно слух  привел
его в нужное место: одним Духам  ведомо,  из  чего  складывается  интуиция
разведчика, но доверять ей Герд привык.
     Неслышно Герд шагнул из кустов и замер.
     На знакомой уже полянке, над двумя неподвижными телами, стоял  вполне
голый  человек,  задумчиво   почесывая   лопатку   острием   великолепного
имперского кортика. Конечно, это был не туземец - такому росту и  сложению
позавидовал бы любой гвардеец.
     - Не стыдно отбивать у меня врагов, Дан? - вкрадчиво спросил Герд.  -
Мало тебе своих?
     Повернув голову, Дан широко улыбнулся и салютовал ему клинком.
     - А вот и ты! - сказал он. - Давно тебя ищу.



                                    2

     Дан слегка лукавил: он действительно искал Герда, но не так уж давно.
Первое время ему вообще было ни до кого - так очаровал его Лес.
     К счастью ли - нет, но  жизнь  рано  избавила  Дана  от  иллюзий.  По
знатности рода он не уступал самому императору и юность провел в беспечной
роскоши, но  высокопоставленный  родитель  не  оставил  ему  в  наследство
ничего,  кроме  недоверчивого  насмешливого   ума   да   мощной   взрывной
мускулатуры, отшлифованной  бесчисленными  тренировками.  Внезапная  опала
подкосила и разметала  древний  род  -  Дан  не  потерял  из  виду  только
малолетнего брата Эри, определенного указом императора в училище  Стражей.
Сам же Дан  угодил  в  привилегированный  корпус  Вепрей  -  великолепных,
неустрашимых и, как правило, не задерживающихся на этом свете.
     На  крутых  поворотах  судьбы  Дан  растерял  почти  все  стереотипы,
нерушимые для большинства, и получил редкую возможность обзавестись свежим
взглядом на вещи. Со временем он даже научился находить в этом вкус,  хотя
благоразумно не афишировал свои новые пристрастия и  вообще  приучал  себя
держаться в тени. Философский склад ума помог  Дану  пережить  и  крушение
надежд, и  постылую  службу,  и  незримый  надзор,  в  любой  миг  могущий
обернуться арестом или тайным убийством. Лишенный права на  поступок,  Дан
постепенно, но неизбежно превращался  в  созерцателя  -  всепонимающего  и
равнодушного. Он не доверял никому, друзей считал  недопустимой  роскошью,
хотя и хотелось иногда побыть собой, выплеснуть душу -  человек  слаб.  Но
более  всего  в  этой  затянувшейся  ссылке  Дана  тяготила  скука  -  его
высокосортные   мозги   работали   в   четверть   силы,   атрофируясь   за
ненадобностью.
     Вот почему к моменту катастрофы Дан оказался готов к  переменам,  как
никто другой.
     Первые недели ничего не мешало Дану наслаждаться свободой и вживаться
в  этот  удивительный,  сказочный,   потрясающе   новый   мир.   Униженные
катастрофой огры инстинктивно сторонились  друг  друга,  озабоченные  лишь
поисками щели, где можно было переждать опасность. Этих крохотных осколков
недавно грозной армии Дан не опасался: они  натыкались  на  него  и  почти
сразу уходили,  а  если  кто-то  вел  себя  недостаточно  учтиво,  Дан  не
отказывал себе в удовольствии вправить ему мозги.  Впрочем,  действительно
вразумить огров вряд ли было возможно: поражение нагнало на них страху, но
не изменило ничуть. Главные ортодоксы доблестно пали в неравной схватке со
стихией, а пережившие крушение теперь слонялись по  Лесу,  нелюбопытные  и
всезнающие, и ровным счетом ничего  не  понимали  -  не  желали  понимать.
Тупость и невежество их были неохватны, как Вселенная.
     Но Дану, в общем, не было до них дела. Сейчас перед ним высился  Лес,
и  впервые  Дан  мог  задействовать  свой  ум  на  полную  мощность  -  он
наслаждался, погрузившись в исследование этой громады.
     Довольно скоро Дан уяснил, что уничтоживший армию катаклизм был чисто
рефлекторной реакцией Леса на  вторжение,  и  эта  лавина  смертей  больше
потрясла как  раз  туземцев,  которые  безуспешно  пытались  предотвратить
катастрофу. Оказалось, кстати, что  туземцы  (или  диланы,  как  они  себя
называли)  накрепко  связаны  с  Лесом  в  единую  Систему  -  исполинский
организм, которому они служили разумом.  Но,  как  и  в  любом  организме,
значительная доля глубинных  процессов  в  Системе  не  зависела  от  воли
диланов - это и погубило огров, зато, может быть, спасло Лес.
     Конечно, сравнение Системы с обычным организмом было приблизительным,
ибо громадные размеры и усложненность этой невероятной общности привели  к
появлению совершенно новых  качеств,  почти  сверхъестественных.  Гармония
Системы внушала благоговейный трепет, настолько тесно переплетались  здесь
дикая природа и человеческий разум. Систему не тревожили капризы погоды  и
даже смена сезонов, под сплошной единой  крышей  поддерживался  устойчивый
микроклимат, а людям были созданы  все  мыслимые  удобства,  -  вплоть  до
водопровода, каналов связи, транспорта. Замечательные Дома тоже  оказались
живыми образованиями, одной  из  ранних  форм  симбиоза  диланов  и  Леса.
Правда, теперь, когда сам Лес превратился в  один  огромный  Дом,  туземцы
прекрасно  обходились  без  хижин,  предпочитая  неспешно  мигрировать  по
материку. Состав и численность этих общин непрерывно  менялись,  поскольку
духовный контакт каждого дилана со всеми никак не сдерживался  расстоянием
(общелесная  связь  функционировала  безупречно),  а  остальное  для  них,
видимо, решающего значения не имело.
     Сам  Дан  поселился  на   отшибе   и   лишь   изредка,   пресытившись
одиночеством, прибивался к  ближайшей  общине,  чтобы  получить  очередную
порцию туземной мудрости, а заодно - и женской ласки. В последнем  диланки
ему не отказывали, изумляя даже Дана полным равнодушием  к  формальностям,
но вот выкачивать  из  них  сведения  оказалось  куда  сложнее.  Неизменно
приветливые и патологически честные, диланы  отвечали  далеко  не  на  все
вопросы Дана,  а  тем  более  избегали  проявлять  в  беседах  инициативу.
Впрочем, причина этой сдержанности  выяснилась  почти  сразу  и  оказалась
вполне в духе туземной морали: по убеждению диланов, готовые знания опасны
незрелому разуму, а  еще  губительней  могли  быть  нарушения  в  темпе  и
последовательности обучения.
     Поэтому в изучении Леса Дан продвигался куда медленней, чем хотел бы,
но, может, это и в самом деле было  к  лучшему:  чрезмерная  жадность  еще
никому не шла впрок. А кроме того, диланы и  сами  по  себе,  отдельно  от
Системы, могли служить замечательным объектом для исследования. Их отличия
от огров были слишком разительны, чтобы тех и других можно было объединить
в один биологический вид. Только  Духам  ведомо,  сколько  миллионов  (или
десятков миллионов, или сотен?) лет назад разошлись их пути, да и был ли у
них общий сухопутный предок? Насколько Дан помнил,  два  главных  материка
планеты, Северный  и  Южный,  еще  до  появления  на  них  жизни  разделял
вечнобушующий океан, громадные просторы которого лишь  в  самые  последние
годы научились преодолевать подводные суда огров. Если  это  так,  то  две
ветки жизни на материках развивались параллельно и совершенно изолированно
друг от друга, словно на разных планетах. Судя по всему, предки диланов по
всей цепочке были вегетарианцами. Покровительство  Леса  избавляло  их  от
необходимости выбора в самые неблагополучные периоды, и поэтому мясоедство
огров  казалось  диланам   равносильным   людоедству.   Наверное,   именно
вегетарианство да еще единение обитателей Леса в  борьбе  за  выживание  и
сформировало, в конце концов, эту чудесную кротость диланов,  их  неуемную
доброту,  распространявшуюся  на  все  формы  жизни  без   исключения.   И
неудивительно:  в  Лесу  отсутствовала  четкая  грань  между  животными  и
растениями, существовал целый  слой  промежуточных  существ,  замечательно
странных.  Однако  теперь,   в   изменившихся   условиях,   твердокаменная
гуманность диланов становилась опасной для вида, если не для всей Системы,
хотя винить в этом их было так же  нелепо,  как  обвинять  огров  -  с  их
полухищными предками и культом индивидуализма - в  кровожадности.  Каждому
свой путь - плохо только, что эти пути пересеклись.
     Кстати, обожаемые сородичи Дана неожиданно быстро оправились от  шока
и стали попадать в поле его зрения все чаще. Самыми  активными  среди  них
оказались, как ни странно,  Псы  -  каста  ищеек,  тюремщиков  и  палачей,
презираемая "истинными"  и  ненавидимая  остальными.  Псы  первыми  начали
сплачиваться в стаи, все более и более многочисленные, пока не  слились  в
одну гигантскую Стаю.
     И стали рыскать по Лесу Псиные своры, собирая  осколки  батальонов  и
карая отступников. Злобные и жадные, Псы будили в Лесе такой резонанс, что
отслеживать их маршруты не составляло Дану труда, так же как  и  отравлять
им существование по мере сил. Но затем эту  свирепую  стихию  кто-то  стал
направлять, с каждым днем все умелей, и тут уж Дану  пришлось  браться  за
дело всерьез и прежде  всего  -  научиться  маскироваться,  ибо  жить  ему
хотелось как никогда прежде. Впрочем,  это  не  помешало  Дану  с  азартом
включиться в  странную  игру,  упреждая  удары  таинственного  противника,
расстраивая его планы, но при всем том тщательно себя скрывая.
     Однако события в Стае развивались с  головокружительной  быстротой  и
предугадывать их становилось все трудней.  Стало  быть,  следовало  срочно
менять тактику, иначе невозможно будет противостоять террору  Псов,  да  и
просто выжить, пожалуй.
     И тогда Дан вспомнил о Герде - точнее, о  разведчике  ему  напомнили.
После той памятной встречи Дан надолго потерял Герда из виду, но  по  мере
развития событий Дан с нарастающим изумлением стал  осознавать,  что  этот
блистательный и знаменитый, но, в  общем,  малозначащий  Вепрь  постепенно
превращается в одну из центральных фигур. Противник Дана  с  неослабленным
упорством стремился уничтожить именно Герда, и вряд ли это  было  уловкой:
слишком много сил бросили на это. Пока все старания были напрасны, но даже
такому великолепному бойцу, как Герд, не под силу бороться с армией, пусть
и изрядно пощипанной.
     Так же как и Дану.
     В этой ситуации союз двух незаурядных одиночек во много  раз  повышал
шансы каждого на выживание и потому  был  оправдан.  Но  Герд  мог  думать
иначе.



                                    3

     Это дупло, вознесенное на полсотни метров, оказалось  уютным  и  даже
просторным - настолько, что два огра не стесняли друг  друга.  А  главное,
здесь было спокойней: все подступы к дуплу отлично простреливались.
     Обложившись трофейными  иглометами,  Герд  сидел  у  входа,  привычно
фильтруя лесной гвалт и не выпуская из вида Дана. Не то чтобы Герд так  уж
не доверял неожиданному гостю, но спину предпочитал не подставлять  никому
- если не считать Уэ, которой был  обязан  жизнью  многократно.  Но  после
злосчастной для карателей осады Дома маленькая диланка окончательно  впала
в болезненную сонливость и сейчас дремала, зябко свернувшись  у  Герда  на
коленях.
     - Дарю совет! - объявил Дан, будто не замечая настороженности  Герда,