й  пожухлой  травинки.   Мне
казалось, что голоса этих трав складываются в нечто большее, чем  просто
шорох, что ветер напевает; секундой спустя я  понял,  что  напеваю  сам,
причем песню, которую никогда прежде не слышал.
   Кто сказал, что у меня нет музыкального слуха?!
   Усилием воли я заставил себя замолчать -  но  теперь  в  нос  полезли
запахи. Они стелились над осенней землей, как до того  стелились  звуки;
нос мой ловил струи ветра  и  перебирал  их,  как  струны.  Это  рождало
эйфорию,  это  было  упоительно,  это  было  тревожно;  это  было  почти
мучительно. Это было.
   Я засмеялся. Нет, страха не было: я, Хорт зи Табор, прекрасно  помню,
кто я такой. В душе моей ничего не изменилось...
   Стоп!
   Я остановился посреди  дороги,  невольно  схватившись  за  кольнувшее
сердце. Сова-сова, а не хорек ли я? Похожий мир я видел  только  глазами
хорька - когда на рассвете крался на  охоту,  и  потом,  когда  рот  был
залеплен перьями и кровью...
   Я тупо уставился на свои руки, пошевелил пальцами; нет, я человек, во
всяком случае, нахожусь в человеческом обличье. Я остался прежним -  это
мир стал другим, в нем появилось место краскам, запахам и звукам.  Слава
сове, что меня не тянет немедленно в ближайший курятник...
   Ведь не тянет?
   Не тянет. Я голоден, но не жажду сырого мяса. Может быть,  как-нибудь
потом...
   Откуда эта тревога? Откуда эти краски? Неужели она  что-то  сотворила
со мной или, может быть, я сам с собой сотворил?

***

   Какая бы ни случилась катастрофа - солнце будет вставать  вовремя,  и
даже если городок со всеми своими жителями  однажды  обрушится  в  море,
солнце все так же будет подниматься и опускаться, миллион лет...

***

   Откуда нежность?
   Почему мне так тоскливо оттого, что я не могу сесть  сейчас  рядом  с
рыдающей женщиной, обнять ее и успокоить?
   Тем более что она давно уже не рыдает.  Слезы  высохли,  тот,  о  ком
плакали, давно в могиле, и могила затеряна, и сад, который вырос  на  ее
месте, постарел и разрушился, и выкорчеван, и  вырос  новый  сад...  Так
есть ли повод для горечи?
   Нет, что-то со мной неладно.
   Сейчас дорога повернет, и там, за поворотом, покажется мой дом...
   Вот он.
   Я подсознательно боялся, что дом окажется, к примеру, развалиной. Что
прошло лет пятьдесят с тех пор, как я побеседовал  с  Орой  Шантальей  в
скверном гостиничном номере; слава сове, дом стоял, как надо,  казалось,
что я оставил его вчера, в крайнем случае позавчера.
   Огород был в полном порядке. Картошка вылезла из  земли,  обсохла  на
солнышке и забралась в мешки, ботва сползлась в кучу и самосожглась,  на
опустевших грядках царила благопристойная  чистота,  только  пара  тыкв,
каждая с голову великана, не спешила убираться в подпол. Вероятно,  ради
живописности пейзажа.
   Я поднялся на порог.

***

   ...Квадратный  метр  истертой  плитки  под  ногами,  квадратный  метр
облупленного потолка над самой головой, запасная вода в  цинковом  баке,
маленькое зеркало в брызгах зубной пасты, в зеркале отражаются два  лица
- одно против другого, слишком близко, будто за мгновение до поцелуя,  и
собеседников можно принять за влюбленных, если не смотреть им в глаза...
***

   Кого мне жаль? Ее, себя? Всех тех, кому это еще предстоит  -  разрыв,
потеря, крах? Пустота?

***

   Почему, по какому закону гордость оборачивается гордыней, достоинство
- себялюбием,  постоянство  -  упрямством,  сила  -  жестокостью,  ум  -
бессердечием,    а    любовь    -    уродливым    гномом,    собственной
противоположностью?

***

   Ну, и как ты хочешь изменить это? Любой предмет отбрасывает  тень,  в
любой душе есть темный угол. Научись любить и его тоже... Не получается?
   В гостиной было холодно и сыро. Шепнув  заклинание,  я  зажег  камин.
Совенок  беспокойно  всплеснул  крыльями;  я   оглянулся,   будто   меня
окликнули.
   За  столом,  покрытым  черным  бархатом,  сидела  маленькая,  черная,
согбенная фигурка.
   Мне сделалось страшно. Такого  страха  я  не  испытывал  перед  лицом
смерти, в огненной пустыне.
   Плотный капюшон прикрывал лицо сидящей. Я видел только  подбородок  -
оплывший, покрытый редкими седыми волосками.
   И руки - иссохшие старческие руки по обе стороны глиняной статуэтки.
   Я стоял. Совенок нервничал, время шло, а  я  стоял,  пригвожденный  к
месту; между нами висел миллион лет, миллион лет одиночества, его нельзя
было отменить - но и простить нельзя было.
   Наконец я сделал первый шаг. Потом еще один;  подошел  на  негнущихся
ногах. Протянул руку; старческие ладони не дрогнули.
   И тогда я взял со стола то, что принадлежало мне по праву.

***

   ... Три судьбы сразу, три мухи под мухобойкой, в лепешку, навсегда...
***

   Осенняя муха, последняя, перламутрово-зеленая, отяжелевшая, будто  от
пива, звонкая обреченная  муха  кругами  носилась  вокруг  пустого,  без
свечей, канделябра. Я ухватил болвана правой рукой за  голову,  левой  -
поперек туловища.
   - Карается...
   Сидящая не сделала ни единого движения, чтобы остановить  меня.  Даже
если и могла;  даже  если  у  нее  была  эта  призрачная  возможность  -
поспорить с Корневым заклинанием.
   Я хотел спросить, успела ли она вмешаться в мою душу. Это было  очень
важно, это было принципиально - в то же время я понимал,  что  не  задам
этого вопроса никогда. А если задам - окажусь дураком,  трижды  идиотом,
недостойным магического звания...
   Нет. Теперь я никогда этого не узнаю.
   Я  посмотрел  на  Кару  в  своих  руках.  Посмотрел  -  и  ничего  не
почувствовал. Ни радости, ни страха. Даже интереса не  ощутил  -  твердо
зная при этом, что час пробил. Время произносить приговор.
   Глиняный уродец  вдруг  начал  стремительно  нагреваться.  Он  почуял
развязку. Почуял, что на этот раз я не пугаю и не  притворяюсь  -  время
пришло, и Кара состоится неотвратимо.
   - Карается...
   Старый Ятер.  Ювелирша,  купец,  Март  зи  Гороф,  вереница  невинных
жертв...  Изуверство,  препарация  душ...  Самоцветы,  глядящие  на  мир
остановившимися глазами...
   - Карается та, что злонамеренно...
   Я  по-прежнему  ничего  не  чувствовал.  Где  Судия,  величественный,
грозный, упоенный властью? Где головокружение, где стук  крови  в  ушах?
Где оно, счастье обладателя Кары? Муляж  уже  жжет  мне  ладони,  нельзя
тянуть дальше...
   - Карается та, что злонамеренно нарушает тишину в этом доме. Карается
эта муха за назойливое жужжание... и несоответствие правилам гигиены. Да
будет так.
   Хрусь!
   В  правой  моей  руке  оказалась  продолговатая  голова,  в  левой  -
туловище; несколько крошек глины упало на пыльный сапог. Останки болвана
быстро остывали; на камине лежала, картинно задрав лапки, дохлая муха.
   Вероятно, она умерла сразу. Без мучений.
   Я разжал пальцы;  голова  и  туловище,  минуту  назад  бывшие  единым
уродцем, беззвучно упали на ковер. Совенок придвинулся совсем  близко  -
щекотал перьями мою щеку; от него  исходил  едва  ощутимый,  в  какой-то
степени даже приятный запах.
   Я глупо улыбнулся.
   И снова улыбнулся - так, что кончики рта поползли к ушам.
   Мне было легко. Легко и спокойно, как в детстве.
   Минута.. Другая...
   Я оторвал взгляд от глиняных обломков. Медленно обернулся; если она и
смотрела из-под капюшона - глаз ее я не видел.
   Совенок сорвался  с  моего  плеча.  Неуклюже  спланировал  через  всю
комнату, приземлился на стол. Оставил аккуратную кучку помета на пыльном
бархате.
   Я шагнул к столу, протянул  руку,  взялся  за  край  грубой  ткани  и
коротким движением откинул ее капюшон.
   Складки увядшей кожи каскадами лежали  на  лбу  и  щеках;  нос  почти
касался провалившихся темных губ. И с этого  старческого  лица  смотрели
такие знакомые карие глаза - правый подведен голубой краской, а левый  -
зеленой.   Немигающие,   застывшие,    спокойные    тем    потусторонним
спокойствием, которое живым недоступно.

"МАГИЧЕСКИЙ" ДЕТЕКТИВ М. и С. ДЯЧЕМКО

   Благодаря  всепопулярнейшему  Б.  Акунину  мы  недавно  узнали,   что
детективы      бывают       "конспирологическими",       "герметичными",
"великосветскими",  "декадентскими",  "этнографическими"   и   пр.   Эту
классификацию  хотелось  бы  дополнить  еще   одной   разновидностью   -
детективом "магическим".
   Вообще же следует отметить, что детектив - один из ведущих  жанров  в
современной русской литературе.  Почему  так?  Думается,  причины  этого
нужно  искать  в  нашей  повседневности.  Конечно,  данный  литературный
продукт всегда пользовался большим спросом у читательской  аудитории.  И
все же такого бурного расцвета, как в  90-е  годы  XX  века,  в  истории
российской словесности детектив не переживал никогда. Поспокойнее раньше
было, что ли. А сейчас словно  открылись  какие-то  неведомые  шлюзы,  и
грязь полилась изо всех  щелей  бурным  и  нескончаемым  потоком.  Волна
негативной информации буквально захлестнула наше общество.  Криминальные
новости звучат в радио -  и  телеэфире,  занимают  центральное  место  в
газетах  и  журналах.  Все  ищут  виноватых,  ответственных  за   разгул
беспредела    в    государстве.    Новое     время,     новые     герои.
Писатели-детективщики романтизируют образы благородных негодяев, возводя
силу в ранг высших добродетелей.  На  помощь  (или  на  смену?)  милиции
пришла  когорта  героев-суперменов,  не  сдерживаемых  рамками   закона,
карающих преступников их  же  методами.  Боевик  понемногу  оттеснил  на
периферию классический детектив с его сыщиком, ведущим  интеллектуальные
игры, изящно разгадывающим криминальные загадки.
   Естественно, что в такой ситуации фантастика, как основной  конкурент
детектива на  литературном  рынке,  не  смогла  оказаться  в  стороне  и
отмолчаться.  Появились  и  фантастические  детективы.   Прежде   всего,
естественно, все те же боевики,  в  которых  герой  сражается  с  некими
таинственными силами, окопавшимися  в  неведомых  Шамбалах  и  вершащими
оттуда мировую политику. Более приближенным  к  классическим  стандартам
является "волшебно-сказочный" детектив, ярко представленный в творчестве
А. Белянина (цикл о тайном сыске царя Гороха). Здесь  в  центре  романов
находится молодой милиционер, волею судьбы оказавшийся  в  полусказочном
прошлом и расследующий различные преступления,  совершаемые  враждебными
силами.  Наконец,  последняя   и   наиболее   интересная   разновидность
фантастического детектива - это так называемый "магический" детектив.  В
нем  в  качестве  героев  выступают  маги,   борющиеся   с   нарушениями
волшебно-магического     пространства     или     сами      становящиеся
правонарушителями. За последние  несколько  лет  вышла  пара  любопытных
сочинений такого плана. Самым знаменитым стал цикл Макса Фрая "Лабиринты
Ехо"  (книги  "Лабиринт",  "Волонтеры  Вечности",   "Наваждения",   "Мой
Рагнарек" и др.), состоящий из небольших  повестей,  в  которых  главный
герой - также  выходец  из  современного  большого  города  -  одолевает
всяческую нежить, практикующуюся в  магии  недозволенного  уровня.  Это,
пользуясь классификацией Б. Акунина, типичные "декадентские"  детективы.
В  них  много  красивости,  ленивой   неги,   завуалированной   эротики.
"Магическим" детективом, но несколько иного плана  можно  считать  роман
"Маг в законе" Г. Л. Олди. Авантюрно-разбойничий  сюжет  в  сочетании  с
глубокими философскими раздумьями  и  тонким  лиризмом  -  отличительные
черты данной книги. И, наконец, творчество  авторского  дуэта  из  Киева
Марины и Сергея Дяченко.
   "Магам можно все" -  отнюдь  не  первая  попытка  соавторов  в  жанре
детектива вообще и "магического" детектива в частности. Если  посмотреть
на произведения, вышедшие из-под их  пера  до  сего  времени,  то  можно
убедиться, что Марина и Сергей явно тяготеют к  литературе,  посвященной
раскрытию тайн, загадок и преступлений. В ряде  их  романов  и  повестей
присутствуют элементы классического детектива:  убийство,  исчезновение,
розыск,   суд,   работа   спецслужб.   Вспомним    "Пещеру",    "Казнь",
"Армагед-дом". Наглядным же образцом "магического"  детектива  является,
по нашему мнению, роман "Ведьмин век". Борьба правоохранительных органов
с обострением криминогенной ситуации, с разгулом магического  террора  и
поиски идейных вдохновителей и организаторов беспорядков -  это  внешний
фон  событий,  приближающий  произведение  к  детективному  боевику.   И
внутренний психологический конфликт, повествующий о противостоянии  глав
противоборствующих  сторон.  Противостоянии  странном,  где  переплелись
борьба чувства с долгом, желание понять и принять "чужого", привести все
к общему знаменателю. Примерно то же находим и в новом  романе  Дяченко.
То же, да не совсем.
   Книга М. и С. Дяченко  остросюжетна.  В  последнее  время  наличие  в
романе  лихо  закрученной  интриги,  заставляющей  читателя  лихорадочно
листать страницы в ожидании развязки, считается  едва  ли  не  признаком
дурного тона, позволяет сразу причислить сочинение к  разряду  "массовой
литературы", "развлекаловки". Сюжет должен  быть  вялотекущим,  а  лучше
всего ему и вовсе отсутствовать. Тогда  писателю  можно  с  уверенностью
претендовать на нишу  в  "большой  литературе",  на  престижные  премии.
Дяченко в "Магам можно все" не погнались  за  призраком  славы,  лаврами
бессмертных, а пошли навстречу  чаяниям  массового  читателя,  жаждущего
хлеба и зрелищ, то есть тайн и чудес с  последующим  разоблачением.  При
всей  внешней  "элитарности",  достигнутой  за  счет   высокого   уровня
мастерства, с которым возведено здание романа, книга будет доступна  для
понимания и усвоения многим. Потому что соавторы говорят о наболевшем. И
в качестве  главных  героев  (если  абстрагироваться  от  их  магических
способностей) выступают наши современники, одолеваемые теми  же,  что  и
мы, комплексами, решающие те же проблемы.
   Любовь и дружба, жизнь и смерть, слава и  бесславие,  преступление  и
наказание, гармония семейных  отношений  -  вот  то  идейно-тематическое
пространство, в котором разворачиваются события "магического"  детектива
Дяченко. Но главное, на чем бы мы акцентировали внимание, это вечная для
классической  литературы  тема  идейного  и  нравственного   взросления,
созревания молодого человека.  Прежде  чем  погрузиться  в  мир  романа,
напомним, что главному герою его, Хорту зи Табору, всего  двадцать  пять
лет. Много это или мало? Возможно, для  наследственного  мага,  живущего
миллион лет тому вперед, это период зрелости, когда мужчина должен уметь
отвечать за свои поступки. Однако нам, нынешним читателям, двадцать пять
лет не  кажутся  тем  возрастом,  когда  совершаемые  молодым  человеком
безответственные поступки и ошибки непростительны.
   Да  и  в  чем,  собственно,  можно   упрекнуть   Хорта   зи   Табора?
Провинциальный маг-шалопай, развлекающийся тем, что  шастает  в  обличье
хорька по чужим курятникам, вдруг оказывается на пороге Тайны, да еще  и
обладателем заклинания Кары, дающего возможность наказать кого угодно  и
"из    внестепенного     мага     стать     великим".     Неограниченная
судебно-исполнительная власть. "Я стоял на пороге мира.  Я.  Всемогущий.
Способный покарать самого страшного в мире злодея, мага, короля, да кого
угодно. Я властелин. Я..."  Да  тут  у  любого  крыша  поедет!  Вспомним
бальзаковского Растиньяка, мучившегося над решением задачи  о  китайском
мандарине, которого можно убить движением пальца. Табор  еще  достаточно
хорошо держится,  испытывая  адский  искус.  Ведь  его  одолевают  сотни
просителей, каждый из которых  считает  свое  горе,  свои  обиды  самыми
достойными того, чтобы быть отмщенными. Такова завязка  этой  магической
истории.
   Новоявленный сыщик должен решить проблему выбора, о которой  реальный
следователь может лишь  мечтать:  какое  дело  принять  к  производству.
Естественно, что внимание молодого мага останавливается на самом  ярком,
самом колоритном случае,  который  можно  назвать  "Дело  об  измененных
сущностях". Кто  же  в  двадцать  пять  лет  не  пытался  бросить  вызов
вселенскому злу? А тут налицо все признаки такового. У людей изымают  их
сущностные, характерологические качества.
   Весь  дальнейший  ход  расследования   превращается   в   напряженный
поединок,  решение  задачи  со  многими  неизвестными.  Есть   несколько
подозреваемых, несколько рабочих гипотез, отработка  каждой  из  которых
заводит следствие в  тупик.  Конечно,  проницательный  читатель,  всегда
знающий чуть больше  самого  автора,  уже  с  середины  романа  начинает
подозревать того, кого надо. Дяченко особенно и  не  стараются  в  плане
маскировки  преступника.  Как  в  самом  залихватском   детективе,   они
расставляют на нашем пути мини-ловушки,  подбрасывают  улики,  превращая
читателя  в  этакого  доктора  Ватсона  при  Шерлоке  Хорте.  Так   даже
интереснее. Невольно впадаешь в охотничий азарт.
   На страницах выведена пестрая толпа  характеров,  каждый  из  которых
вызывает живейшее любопытство, а многие и  сострадание.  Провинциальный,
полуобразованный барон, бешеный рубака Ил де Ятер, дважды  переступающий
через себя ради дружбы  и  спасающий  жизнь  героя.  Зачем,  ради  каких
принципов и устоев? Молодой маг не  может  просчитать  и  понять  своего
друга детства, поверить в его искренность. Не случайно во время дуэли он
прикрывается в решающий момент заклятием. Которое так и не понадобилось,
ибо Ил опускает оружие. Или маг Март  зи  Гороф  -  фигура  трагическая.
Поддавшись любви к девушке, он теряет часть магической  силы  и  предает
своего любимца - дракона Арса. А обиженный на весь мир  отшельник  Ондра
Голый Шпиль?
   Но вот и она, финальная встреча Сыщика и Злодея. Но рад  ли  детектив
поимке преступника и долгожданной возможности применить заклинание Кары?
Сколько боли, разочарования,  гнева  вызывает  у  Хорта  его  прозрение,
открытие того, что преступницей  оказалась  Ора  зи  Шанталья,  женщина,
которую он впервые в жизни полюбил по-настоящему! Не права, ох не  права
Изменяющая  человеческие  сущности,  бросая  зи   Табору   обвинение   в
неспособности любить. Или  права  по-своему,  по-женски?  Женщина  любит
ушами, сердцем. Мужчина любит  разумом.  Это  давний  конфликт,  который
безуспешно пытались решить еще классицисты. Можно ли примирить чувство с
разумом? Что из них  должно  главенствовать?  А  если  разум  и  чувства
одновременно в смятении? Вправе ли следователь влюбиться в  преступника,
палач - в жертву? И что делать, если это случится? Вон сколько вопросов,
на которые нельзя ответить однозначно. Притом Ора судит  только  по  тем
фактам,  свидетельницей  которых  она  была  непосредственно.  Но  перед
читателем совершенно иная картина внутреннего мира героя, более полная и
цельная.
   "Магический" детектив к  своему  концу  превращается  в  неразрешимую
психологическую драму, единственным  и  возможным  выходом  из  которой,
придуманным мировой литературой,  является  одновременная  смерть  обоих
участников конфликта. Что и происходит.  Своим  поступком,  особенностью
реализации права на кару  Хорт  успокаивает  жажду  мести,  миллион  лет
клокотавшую в груди женщины с разноцветными глазами. Она уходит в мире с
миром. А у зи Табора умирает душа. Сможет ли этот  молодой  человек,  за
несколько мгновений постаревший на миллион лет,  вновь  возродиться  для
жизни и любви? Кто знает. Такие шрамы на сердце не  заживают  долго.  Но
будем надеяться  на  лучшее,  ведь  книга  Дяченко,  как  и  большинство
произведений  супружеской  четы,  устремлена  в  будущее   и   в   целом
оптимистична.
   Перед соавторами открывается заманчивая перспектива превратить "Магам
можно все" в сериал а lа Б. Акунин с его Эрастом  Фандориным.  Вряд  ли,
конечно, Дяченко воспользуются этой возможностью. А жаль. Опыт сочинения
циклов у них уже есть. И создание  такими  признанными  мастерами  жанра
ряда хороших "магических"