ми:
   - Вы ведь и не претендовали на всеведение, не так ли?
   Некоторое  время  мы  молчали.  Ора  приводила  в  порядок  воротник,
бормотала коротенькие бытовые  заклинания;  я  вдруг  почувствовал,  что
опустошен. Что не смогу встать с кресла.
   - Откуда вы все это знаете? - спросил я наконец. Ора подняла глаза:
   - Что именно? - Про Голого Шпиля. Про Корневую природу его обруча...
   - Я наблюдательна, - сказала она как отрезала. -  И  приобрела  вчера
много ценных знакомств... Не знаю, сохранятся ли они после  всего  этого
ужаса. Все без исключения гости ночевали во  дворце,  а  подозрительных,
вроде меня, вообще не желали отпускать, грозили кинуть в каменный мешок,
уже и палача пригласили...
   - Палача?!
   - Со мной не было никого, кто мог  бы  за  меня  поручиться,  -  сухо
сказала Ора. - Нас таких было девять человек - не знакомых королю лично,
не бывавших на приемах прежде, получивших приглашение всеми  правдами  и
не правдами. Четверо господ и пять дам. Нас загнали  в  одну  комнату...
Когда пришел палач, среди дам начались обмороки, а их  кавалеры  ползали
на коленях, уверяя, что не причастны к провокации и убийству князя.
   Я молчал.
   - Под утро нас выпустили, - вздохнула Ора. - Только одного бросили  в
темницу - какого-то дурачка, который вздумал возмущаться и орать о своих
правах...
   - Простите, - сказал я глухо. - Я в самом деле не думал...
   - Верю. - Ора поднялась. -  А  теперь  разрешите  откланяться.  Закон
Весов действительно соблюден, мой долг исполнен, прощайте, господин Хорт
зи Табор.
   - Если я виноват... - промямлил я. Двери за визитершей закрылись.

***

   "Не путайте магические предметы с магическими объектами, а те, в свою
очередь, с магическими субъектами. Запомните -  Большая  Ложка,  Быстрые
Ботинки, Жестокая  Скрипка,  Лживое  Зеркало  и  так  далее  -  все  это
магические  предметы.  Свежий  Источник  -  уже  магический  объект;  он
территориально фиксирован. Как правило, над Свежими Источниками строятся
королевские дворцы. Возможность черпать из Источника имеет  только  лицо
королевской крови - когда  добыть  воду  пытается  некто  некоролевского
происхождения, Источник высыхает, "прячется". Свежий  Источник  называют
еще Живым Источником, однако жидкость, источаемая им, не имеет  никакого
отношения к легендарной живой воде, хотя и используется  в  фармакологии
для изготовления некоторых сильнодействующих  лекарств.  Дом  Одежды,  -
тоже магический объект, а вот Сетевой Чернорот -  магический  субъект...
Это практически неуловимое существо похоже  на  паука,  но  питается  не
мухами и не кровью,  а  отрицательными  эмоциями.  Сидя  в  паутине  над
оживленной  дорогой,  Чернорот  испускает  потоки  оскорблений  в  адрес
прохожих - и растет, как на дрожжах, поглощая ответные  потоки  брани  и
обид..."

***

   Я сидел над грудой  камушков,  водил  ладонью,  ощущая  прикосновение
чужой воли, и думал, что делать дальше, когда в дверь снова постучали:
   - Господин, на этот раз вас спрашивает какой-то  маг...  Он  говорит,
что он на королевской службе... Я  опасаюсь,  мой  господин,  лучше  его
принять...
   - Зови, - сказал я отрывисто.
   Потом вытащил из футляра подлинное заклинание Кары и утопил в широком
рукаве  халата.  Силы  мои  восстановились  менее  чем   наполовину,   а
чувствовать себя беззащитным я не любил.
   Моим гостем оказался не Гор зи Харик, как я опасался, а его сын  -  в
последний раз я видел его  на  приеме,  с  того  времени  юноша  здорово
похудел и осунулся, хотя прошло всего два дня.
   - Прошу садиться, - сказал я сухо. Глиняный болван в рукаве неприятно
царапал кожу.
   Парень  помедлил  -  и  снял  заговоренный  плащ.  Жест,   безусловно
означающий добрые намерения, но  кто  знает,  что  у  мальчика  на  уме?
Особенно если мальчик - маг вне степени...
   Он опустился на самый краешек кресла. Я сел на самый краешек кровати.
   - Первое, - сказал Харик-младший, глядя мне  через  Плечо.  -  Король
удовлетворен. Возможно, он поверил, что Кара действует именно так... Тем
более что мы показали ему остатки муляжа...
   Я напрягся.
   - ...Он удовлетворен и не станет вас преследовать.
   - Прево? - тихо спросил я. Парень пожал плечами:
   - Король сообщил ему свою волю... Открыто мстить прево не будет.  Что
до его тайных помыслов... вы понимаете, тут вам не поможет даже король.
   - То есть меня обманули, - сказал  я  горько.  Парень  сглотнул  -  и
впервые посмотрел мне прямо в глаза:
   - Вы ведь тоже обманули, господин Хорт зи  Табор.  Возьмите...  -  Он
снял с пояса черный полотняный мешок, вытряхнул его содержимое на  стол.
Это был глиняный человечек - тело отдельно, уродливая голова -  сама  по
себе.
   - Это оригинально, - тихо сказал парень. - Но, вы понимаете...  Мы  с
отцом  могли  запросто  открыть  королю  глаза.  Пояснить,   что   муляж
фальшивый. Любой маг выше второй степени это подтвердит.
   - Почему же вы этого не сделали? - спросил я шепотом.
   - Потому что... - Парень вздохнул. - Потому что... Ну, короче говоря,
князь все равно погиб. И король на  радостях...  исполнил  обещание.  Он
допустил отца к Источнику... И отец смог изготовить лекарство для  мамы.
Три мерки. Этого ей хватит на полтора года.
   Я молчал.
   - Моя мать больна, - пояснил парень сухо. -  Единственное  лекарство,
способное поддерживать ее жизнь, готовится на  воде  из  Источника.  Его
Величество, - он криво ухмыльнулся, - черпает из Источника... Мы  служим
королю потому, что он дает нам - иногда - эту воду. Иногда не дает...
   Он встал. Я поднялся тоже.
   - Вот что еще отец просил вам передать, - сказал парень, оборачиваясь
от  двери.  -  Князь   Дривегоциус   никогда   не   страдал   припадками
немотивированной  ярости.  Он  был   всегда   осторожен,   хладнокровен,
расчетлив. Он никогда не появлялся на людях без своего мастера защиты...
которому платил больше, чем всем своим наемникам, вместе  взятым.  Самое
страшное оскорбление не могло вывести его из равновесия настолько, чтобы
кинуться в глупый поединок. Это первое.
   Я молчал. Такова была моя планида этим вечером - слушать и молчать.
   - Второе... Причиной  поединка  стала  золотая  брошка  на  воротнике
капитана Вишги -  якобы  перевернутый  герб  Дривегоциусов.  В  поединке
брошку затоптали, но рисунок все еще виден отчетливо. Абстрактный  узор,
пересекающиеся  линии  -  вчера  ночью  капитан  в  присутствии   палача
подтвердил, что брошка его собственная, досталась ему от  матери,  никто
никогда не видел на ней никаких перевернутых гербов...
   Я облизнул губы.
   - ...Тем не менее капитан умер на рассвете - сердце не  выдержало.  Я
молчал.
   - Третье, и последнее... Нам с вами повезло, господин зи Табор. Князь
пал жертвой другого заговора, куда более изящного и хитроумного,  причем
ловушка была  подстроена  с  помощью  немыслимо  тонкой  магии.  Главный
подозреваемый - мастер охраны  Дривегоциуса,  Ондра  по  прозвищу  Голый
Шпиль... Но этого на суд не притащишь. Он исчез сразу после инцидента  и
сейчас уже, наверное, сидит в одной из своих  берлог.  Непонятно,  зачем
ему понадобилось все это,  он  ведь  получал  баснословные  деньги!  Сам
срубил дерево, плодоносящее золотом... Но...
   Парень оборвал сам себя. Помолчал, взялся за ручку двери:
   - Прощайте, господин зи Табор. Извините, если что не так.
   - Здоровья вашей матушке, - сказал я. Парень горько усмехнулся:
   - Спасибо... Вот еще, господин зи Табор. Когда  вы  решитесь  кого-то
покарать... Вспомните мои слова. По карайте короля.
   Дверь закрылась.

Миллион лет назад
(Начало цитаты)

   Они лежали, обнявшись, в темноте сопел Алик на своей  раскладушке,  у
Стаса было гладкое, загорелое плечо. Уткнувшись  горячим  носом  мужу  в
ухо, Юля думала, что все хорошо. Что она почти  дома.  Что  ей  тепло  и
уютно и ни о чем не надо беспокоиться.
   ...Они встретились в метро. Два взрослых уже, самостоятельных, ничуть
не легкомысленных человека впервые встретились в метро  -  в  потоке,  в
толчее, почти в толпе. Был ноябрь; оба возвращались с работы, усталые  и
голодные, обоим было неуютно  и  даже  тоскливо,  обоих  дома  никто  не
ждал...
   Эскалаторы тащили их на встречу друг с другом - и  дальше,  в  разные
стороны;  оба  имели  обыкновение  глазеть  на  встречный   человеческий
конвейер. Каждый из них сразу же заметил другого.
   Юля почти сразу отвела взгляд  -  неудобно  пялиться  на  незнакомого
мужчину; в какой-то момент ей  показалось,  правда,  что  она  откуда-то
знает  этого  человека,  но  не  может   вспомнить,   где   они   прежде
встречались...
   Сойдя с эскалатора, она некоторое время  топталась  рядом  с  книжной
раскладкой, а потом неожиданно для  себя  повернула  обратно  и  поехала
вниз, туда, откуда только  что  выбралась.  Половину  дистанции  она  то
корила себя за подростковую глупость, то утешалась тем, что  времени  на
дурацкие разъезды потеряно не так уж много - ну, минут семь...
   А прямо посреди эскалатора - как  и  в  прошлый  раз  -  она  увидела
знакомого незнакомца, который снова ехал навстречу.
   И сразу же отвела глаза.
   Может быть, он кивнул ей. Может быть,  смотрел  недоуменно,  как  она
отворачивается, упорно делая вид, что не замечает его...
   Так, краснея и глядя под ноги, она доехала вниз, до платформы.
   Первым ее порывом было удрать. Вскочить в поезд метро - и поминай как
звали; она придет домой  минут  на  сорок  позже,  зато  не  надо  будет
выбиваться из привычного, комфортного, размеренного одиночества. Никаких
знакомств, никаких тревог...
   А потом она подумала - а вдруг они  и  вправду  знакомы?  Просто  она
забыла о прежней  встрече,  а  этот  мужчина  -  нет?  Может  быть,  они
встречались в институте и ее бегство покажется в этой ситуации  странным
и оскорбительным?
   Она топталась уже внизу - возле будочки дежурной,  на  сквозняке.  На
белом  мраморе  стены  было  выцарапано   дежурное   ругательство;   Юля
чувствовала себя неуютно, будто в очереди к врачу. Прошло минут  пять  -
она то и дело подносила  часы  к  самому  носу,  ей  казалось,  что  они
остановились...
   Прошло десять минут.
   А потом пятнадцать.
   Дежурная  из  стеклянной  будочки  поглядывала  сочувственно.  А  Юля
стояла, то и  дело  влипая  взглядом  в  нацарапанную  надпись  -  будто
каблуком в коровью лепешку.
   Прошло двадцать минут, и она поняла,  что  двадцать  четыре  прожитых
года не добавили ей ни капли ума. Красная, будто первомайское полотенце,
вступила на ведущий вверх эскалатор, и всю дорогу до  самой  поверхности
не поднимала глаз.
   Несколько дней ей  было  без  причины  грустно,  а  потом  все  пошло
по-прежнему,  она  успешно  забыла  человека  на  эскалаторе   и   очень
смутилась, когда однажды на перроне метро ее осторожно взяли за локоть:
   - Извините...
   Она глазела на него, не умея  вспомнить,  где  они  виделись  раньше.
Такое случалось с ней и прежде - незнакомые люди прекрасно знали  Юлю  и
приветливо спрашивали о делах, а  она  натянуто  улыбалась  без  надежды
вспомнить не то что имя собеседника - область жизни, их познакомившую. И
вот - она хлопала глазами, пытаясь понять, кто перед ней, только на этот
раз смутился мужчина:
   - Простите, мне, наверное, не следовало... Эскалатор, помните?
   Она вспомнила.
   Подошел  ее  поезд;  у  нее  еще  был  шанс   прохладно   кивнуть   и
проскользнуть в вагон, где так соблазнительно виднелись свободные  места
на дерматиновом диванчике. Она колебалась; двери захлопнулись  перед  ее
носом. Поезд ушел.
   - Меня зовут Станислав...
   Они сходились постепенно, осторожно, опасливо -  как  два  незнакомых
зверя, как два трусливых боксера. Они подолгу молчали, бродя заснеженным
парком, кружили по собственным следам - все молча. Юля опиралась на руку
Стаса, и не раз и не два ее ноги в парадных сапожках,  для  сугробов  не
предназначенных, оступались и скользили на обледеневших склонах, и тогда
мужская рука оборачивалась стальным поручнем, железобетонной  опорой,  и
ни разу - ни разу! - Стас не позволил ей не то что  упасть  -  коснуться
снега краем зимнего пальто...
   Как-то сразу оказалось, что все проблемы, прежде  приводившие  Юлю  в
отчаяние, разрешимы.  Все  -  от  насморка  до  разборок  с  неприятными
соседями. Само появление Стаса заставляло,  казалось,  даже  сцепившихся
собак на улице прекращать ссору  и  расходиться,  порыкивая,  по  разным
углам...
   Новый год они встретили тихо  и  мирно,  на  изломанной  исторической
улочке недалеко от Юлиного дома, а потом пешком пошли через весь город к
Стасу, разогрели красного вина и ни разу за  остаток  ночи  не  включили
телевизор...  Оказалось,   что   еще   один   барьер,   казавшийся   Юле
непреодолимым, да просто пугающий  барьер  между  мужчиной  и  женщиной,
проламывается легко  и  естественно.  Так  трескается  яичная  скорлупа,
поддаваясь усилиям нарождающегося птенца; утро первого января  оказалось
сырым и туманным. Юля  сидела  за  крохотным  столом  посреди  крохотной
Стасовой "гостинки", и вился пар над  огромной  белой  чашкой  молока  с
медом...
   Еще  через  месяц  выяснилось,  что  Стае  прежде  был   женат.   Юля
поразилась: почему не сказать сразу?! И попросила, можно  сказать,  даже
потребовала подробностей: что случилось в той семье и замужем ли  бывшая
жена, а главное - есть ли у Стаса дети? Он не ответил.
   Юля разнервничалась; Стае собрался и ушел. И  четыре  месяца  -  даже
четыре с половиной - они не встречались, не звонили друг другу, а  Юлины
сотрудницы, отследившие, конечно же, начало ее романа, теперь  отследили
и конец - и сочувственно кивали, поджимая губы...
   Она сделалась нервной и нелегкой в общении. Она, которую  весь  отдел
ценил (и немножко презирал) за покладистость.
   А однажды в понедельник, в восемь  вечера,  в  ее  квартире  раздался
звонок в дверь; в  ответ  на  испуганное  "Кто  там?"  Стае  невозмутимо
осведомился: "Доктора вызывали?"
   Еще через две недели он поселился у нее. Сперва Юля затопила  соседку
снизу - засорилась труба; соседка, понятно, была вне себя  от  злости  и
грозила Юле бедами, среди которых самой скромной  был  визит  мифических
(или не мифических?) "братков".
   Стае пришел как раз в разгар  разбирательства,  и  через  две  минуты
после его появления соседка сбавила тон, а через  полчаса  конфликт  был
исчерпан полностью и окончательно. Стае молча починил трубу, вымыл руки,
и они без единого слова поужинали - чем бог послал... А  когда  чай  был
допит, Юля предложила  робко:  может  быть,  тебе  сегодня  не  уходить?
Поздно... И он остался.
   Больше она никогда не возвращалась к разговору о его  прежней  семье.
Она признала за ним право на эту тайну; кроме того, честно  говоря,  она
просто боялась. Она замечала - бывают  моменты,  когда  Стасу  лучше  не
перечить, он настолько убежден в своей  правоте,  что  всякий  намек  на
сомнение воспринимает не просто болезненно - агрессивно...
   Еще через полтора месяца они поженились.
   Раньше ей казалось,  что  одиночество  -  наиболее  естественное  для
человека состояние. Она боялась, что, лишившись его,  потеряет  частичку
себя; вышло наоборот.
   Она обрела то, чего не хватало ей - она поняла это не  сразу!  -  уже
много лет. Она обрела уверенность. Она обрела настоящий  дом,  кирпичные
стены которого совпадали с границами ее, Юлиной, свободной  и  спокойной
территории.
   Она обрела гору, покрытую лесом, свою собственную гору, к  которой  в
любую минуту можно привалиться спиной.
   Все вещи в  доме  приняли  на  себя  частичку  Стаса.  Самые  скучные
предметы обрели подобие души - потому что Стае касался  их,  потому  что
они были ему нужны; Юля, прежде ненавидевшая стирку, полюбила стоять  на
балконе, любуясь вывешенным для просушки бельем.
   Покачивали рукавами рубашки - в каждой из них была частичка Стаса.
   Белыми кулисами, в три ряда, висели  пеленки.  Вернувшись  с  работы,
Стае,  едва  поужинав,   выходил   с   коляской;   соседи   одобрительно
перешептывались.
   Годовалый Алик бормотал, улыбаясь от уха до уха: "Папа".
   А через некоторое время они  уже  вместе  клеили  какие-то  пеналы  и
конверты - наглядные пособия для детского садика, для всей группы.  Стае
мог  мастерить  часами  напролет,  и   выдумка   его   подчас   поражала
воображение. Он подарил Алику рюкзачок, состроченный из старых  джинсов,
с  наклеенной  на  клапан  рожицей  медвежонка,  причем  глаза  у  мишки
двигались, а в пластиковой кружке переливался  "мед"...  Алик  таскал  в
садик самодельные игрушки,  при  виде  которых  не  только  дети,  но  и
воспитатели разевали рты; раза два или три  Стае  даже  проводил  что-то
вроде консультаций в садиковском кружке "Умелые  руки",  и  Алик  тогда,
ходил гордый, осененный папиной славой.
   У них были от Юли какие-то мужские секреты; видимо, и вкусы у отца  и
сына совпадали: они вместе ходили покупать книги и кассеты с мультиками.
Один только раз кассету выбрала Юля - мультик  про  Лепрекона,  злобного
гнома; ей, привыкшей к милым старичкам из "Белоснежки",  невдомек  было,
что гнома можно испугаться,  но  Алик  испугался  до  истерики,  кассету
торжественно выбросили,  и  с  того  дня  Юля  зареклась  вмешиваться  в
"репертуарную политику" - пусть мужчины сами решают...
   Злобный гном - непостижимое жестокое чудовище - приснился ей раз  или
два. Наверное, потому, что ей очень жаль было перепуганного, зареванного
Алика. По счастью, история не имела продолжения - разве что сын  наотрез
отказался смотреть "Белоснежку", впрочем, никто его и не неволил...
   Когда Алику было четыре года, они вместе со  Стасом  стали  ходить  в
бассейн.
   Когда Алику было пять, они повадились разучивать песни под гитару;  в
доме через день бывали Аликины друзья и приятели, и даже недруга однажды
притащили  -  здоровенного  пацана-соседа,  за   что-то   Юлиного   сына
невзлюбившего. Помнится,  тогда  пятилетний  Алик  прибежал  с  ревом  и
кинулся к отцу с требованием наказать  обидчика,  а  Стае  вместо  этого
организовал какую-то культурную программу, наивную и  не  правильную  на
первый Юлин взгляд, но, как оказалось, действенную -  угрюмый  "хулиган"
если не стал Аликиным другом, то и  досаждать  ему,  во  всяком  случае,
надолго перестал...
   ...Было очень темно. Непроницаемо.
   Алик завозился на раскладушке. Кашлянул раз, другой, закашлялся;  Юля
напряглась, готовая вскочить и бежать, но Стае в  полусне  чуть  сильнее
сдавил ее руку, веля оставаться на месте:
   - Юль... Спи... Спи, спи, девочка, все в порядке...
   И она послушно закрыла глаза.

(Конец цитаты)

Глава третья

ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ГЕРАЛЬДИКА:
ЖЕЛТАЯ ДЫНЯ НА ПОЛЕ ТРАВЫ

   За время моего отсутствия ни в доме,  ни  во  дворе,  ни  на  огороде
ничего не изменилось. Грядки стояли без единого сорняка; созревшие овощи
снялись с кустов и  повыползали  на  тропинку  -  так  велело  им  особо
изощренное заклинание. Над тропинкой кружились мухи. Мой урожай, как  ни
прискорбно, начинал подгнивать.
   Едва отдохнув с дороги, я послал ворона с вестью для Ятера; Ил быстро
прискакал, но долго привязывал лошадь. Еще дольше шел от ворот к порогу.
В дверях вообще приостановился, будто вспомнив, что оставил  дома  нечто
важное   и   совершенно   необходимое;   набычившись,   решил   все-таки
поздороваться первым:
   - Привет, колдун!
   И запнулся, внимательно меня разглядывая. Ох, была  бы  у  Ила  такая
возможность, ввинтился бы в мои мысли, как личинка в древесную  кору;  с
чем приехал, спрашивали напряженные глаза. Нашел  ли  обидчика,  наказал
ли? И помнишь ли все, что я здесь же, у порога, наговорил тебе в прошлую
нашу встречу?
   Я, разумеется, прекрасно помнил, но напоминать не спешил. Успеется.
   - Входи, - пригласил я устало. - Поговорим... Мы  уселись  в  креслах
друг  напротив  друга.  От  Ятера  пахло   потом,   пылью   и   каким-то
сногсшибательной крепости парфюмом.
   - Де