о?
   Уместный вопрос.
   Правой рукой я снял  с  пояса  мешочек  с  камушками.  Не  без  труда
развязал шнурок; зверушкины глаза на ниточках бесцеремонно лезли мне под
руку.
   - Ты знаешь, что это? - сурово спросил я,  когда  содержание  мешочка
сделалось доступным для рассмотрения.
   Зверушка молчала. Один ее  мерцающий  глаз  уставился  на  самоцветы,
другой повернулся ко мне и пристально меня изучал.
   - Назовись, - донеслось из разверстой глотки.
   - Я Хорт зи Табор, - сказал я веско. - А это  -  Корневое  заклинание
Кары, и покуда я держу его в руках, всякая агрессия против меня вылезает
боком самому агрессору. Это ты уже уяснил?
   Зверушка молчала.
   - Корневая Защита помогла тебе против тобой же созданного палача,  но
против Кары и она бессильна.
   Это понятно?
   Зверушка молчала.
   - У тебя есть шанс быстро доказать мне, что ты и создатель  этих  вот
камушков - не одно и то же лицо. Если не докажешь, если ты  и  есть  тот
мерзавец, похищающий людей и режущий  их  души,  как  лягушек,  тогда  я
выцарапаю тебя из-под земли и покараю. Ясно?
   Зверушка пялилась на меня, то закрывая, то  вновь  разевая  рот.  Мне
померещился сладковатый запах из ее глотки - игра воображения.  Создание
внестепенного мага ничем не пахло и пахнуть не могло.
   - Откуда ты знаешь меня? - наконец спросил  Ондра;  я  удержал  вздох
облегчения. Это был он, тот, кого я искал; это был Голый Шпиль.
   -  Неважно,  -  сказал  я,  закрепляя  победу.  -  Я  знаю   о   тебе
предостаточно. Но чтобы покарать тебя, хватит и  одного  только  подлого
нападения на мирного путника. Заклинание-палач  давно  признано  оружием
подлецов и трусов!
   - У кого ты на службе? - донеслось из зверушкиной глотки.
   Я вскинул голову:
   - Сроду не служил никому и не собираюсь служить!
   - Убирайся, - предложила зверушка. Я поднес глиняный  муляж  прямо  к
льдистым глазам на ниточках:
   - Видишь? Сейчас я приду к тебе под землю. С этим. Ты не в  состоянии
мне помешать.
   - Убирайся! - рявкнула зверушка совсем уж бескомпромиссно. Мох  перед
дырой в земле зашевелился; я прикусил язык.
   Ондра Голый Шпиль был неприятным, лишенным фантазии человеком. Из-под
земли, подобно  весенним  цветам,  лезли,  извиваясь,  железные  крючья,
иззубренные лезвия,  искривленные  острия.  Лезли,  решеткой  перекрывая
вход.
   - Глупо, -  сообщил  я  мягко.  -  Я  все  равно  до  тебя  доберусь,
Препаратор. Побереги  силы.  Вспомни  то  приятное,  что  было  в  твоей
жизни... Может, ты любил кого-то? Птичку? Рыбку? А, Ондра? Расслабься  и
постарайся смириться с неизбежным, я ведь уже иду...
   И я воздел над головой глиняную куклу - будто. мать, впервые  явившая
младенца пред ясны очи  папаши;  я  и  в  самом  деле  испытывал  сейчас
эйфорический восторг. Все сильные чувства, прежде мною испытанные, ни  в
какое сравнение не шли с этим пьянящим ощущением -  я  был  властен  над
тем, кто сильнее меня. Я держал в руках его жизнь и смерть. Я вступал  в
его жилище носителем справедливости, возмездия, Кары.
   Небрежным щелчком я  проделал  в  железном  заграждении  неровную,  с
оплавленными краями дыру:
   - Будешь пугать меня, Ондра? Я ведь по  твою  сову  пришел,  я  долго
искал тебя. Препаратор... Я иду!
   И, пригнувшись, влез в дыру.
   Если кротовый ход под землей выглядит как-то иначе - что же, я ничего
тогда не понимаю в кротах. Правда, тот,  что  торил  здесь  дорогу,  был
ростом чуть-чуть повыше меня - крупный крот.  И  старательный  -  стенки
были гладкие,  будто  отшлифованные,  даже  свисающие  с  потолка  корни
выглядели  ухоженно,  почти  уютно,  неплохое  местечко  облюбовал  себе
господин
   Голый Шпиль.
   - Ты готов, Ондра? Ты уже выбрал, как тебе умирать?  Я  не  собираюсь
мучить тебя слишком долго... А раскаявшись,  и  вовсе  можешь  заслужить
мгновенную смерть... Подумай. Время есть... Но уже мало...
   Ход резко пошел вниз. Я едва не ухнул в черную яму, вернее, в  бурую,
потому что падающий снаружи свет остался далеко  позади,  и  мое  ночное
зрение вступило в полную силу.
   Железная лестница на отвесной стене.
   - Так вот, Ондра... Ты ведь выручил меня, сам  того  не  зная.  Когда
устроил несчастный случай князю Дри... то есть ты понял,  о  ком  я.  Ты
позволил  мне  сэкономить  Кару  -  я  ведь   только   один   раз   могу
воспользоваться ею, и этот момент наступил наконец...
   Снова коридор. Развилка - веером во  все  стороны;  я  насчитал  пять
ответвлений.
   - Думаешь сбить меня с дороги?
   И я презрительно сплюнул. Комочек  слюны  завис,  мерцая,  над  самой
землей, помедлил - и втянулся, как пушинка, во второй слева коридор.
   - Лучше покайся, Ондра. Признай, что похищать людей против  их  воли,
что уродовать их души тягчайшее преступление. Ты погубил  барона  Ятера,
отца моего лучшего друга...
   Я запнулся. Хорошо бы бросить к ногам Ятера  окровавленный  клинок  и
сказать что-то вроде: "Вот кровь человека, который убил вашего..."
   Из какой-то щели выскользнул зверек вроде суслика.  Встал  на  задние
лапы, уставился глазами-бусинками мне куда-то выше бровей:
   - Что тебе надо? Чего ты хочешь от меня?  Я  знать  не  знаю  никаких
баронов, я в жизни никого не похищал...
   Я по инерции сделал еще шаг - и остановился. Чего еще ждать? Конечно,
перед лицом неминуемой расплаты все мы хитрим, лжем, изворачиваемся...
   - Князя - да, я заморочил! - продолжал суслик. - Потому что, если  бы
я его не заморочил, он бы меня предал. Не убей я его первым, он бы  убил
меня...
   - Ондра, - сказал я проникновенно. - Что у вас получилось с князем  -
не моя забота, я не за князя мстить пришел... Но почему тогда, на приеме
этом распроклятом, почему ты дернулся, когда камушки увидел? А?
   - Дурак, - сказал суслик, по-прежнему глядя мне в  брови.  -  Сам  не
знаешь, какую дрянь с собой таскаешь. Чужой глаз, чужая воля в  камушках
сидят, если не чуешь этого - болван... А еще внестепенной...
   Я сжал зубы. Сладостное предвкушение  вот-вот  готово  было  покинуть
меня. Собственно, оно уже меня покидало, оставляя раздражение и злость.
   - Ондра, - сказал я. - Если ты не Препаратор - докажи. Выйди ко  мне,
покажи, что не боишься.
   Суслик шире разинул рот; оказалось, он  смеется.  Зрелище  получилось
жутковатое.
   - Ты... каратель, совой в темечко клеванный. Я  выйду,  а  ты  своему
болвану шейку переломишь? Нет уж. Пещера большая. Ищи...
   И суслик, странно закашлявшись, исчез все в той же щели.

***

   "...Заботы о свекле и баклажанах, о  ремонте  водоводов,  о  здоровье
овец не устраивали  меня...  Моя  первая  степень,  столь  редкая  среди
назначенных магов, требовала большего. Я решил  сделать  своим  ремеслом
информацию, хоть меня и предупреждали, что из всех магических субстанций
эта - самая опасная и непредсказуемая...
   Я потратил тридцать лет на напряженные изыскания. Я и моя семья  жили
бедно,  почти  впроголодь...  Но  успех,  которого  я   добился,   стоит
потраченной жизни.
   Я сделал это! Моя  записная  книжка  -  такая  маленькая,  что  легко
умещается в нагрудной сумке для  документов,  -  действует  по  принципу
легендарной сабаи...
   На самом деле в ней записаны всего три имени - моей жены и моих  двух
дочерей. Имена и некоторые сведения;  как  я  радовался,  когда  в  день
рождения моей младшей дочери запись о возрасте переменилась,  приходя  в
соответствие с новой действительностью! А в день  свадьбы  моей  старшей
дочери слово "незам." сменилось на  "замуж."...  Пусть  со  стороны  это
кажется смешным - но ведь дело не  в  масштабах!  Дело  в  принципе!  Я,
человек, назначенный маг, своим трудом создал вещь, подобную сабае!  Кто
из наследственных магов может этим похвастаться?!
   Любопытная деталь: когда я стою рядом со своей женой, запись  в  моей
книжке гласит: "Сона Ветер, 48 лет, замуж,  за  Подаром  Ветером,  назн.
магом 1-й ст.". Когда я отхожу на  десять  шагов,  запись  выглядит  как
"Сона Ветер, 48 лет, замуж,  за  Подаром  Ветером".  А  когда  я  уезжаю
куда-то далеко, от записи остается только "Сона Ветер, 48  лет,  замуж."
или вовсе "Сона Ветер, 48 лет". Не знаю, присуще ли  сабае  это  чувство
расстояния? Или это особенность моей рукотворной сабайки?"

***

   Знай я заранее, что за прорва эта Мраморная  Пещера,  трижды  подумал
бы, прежде чем спускаться.
   Я шел не по кротовому лазу уже - по широченной галерее, где могли  бы
без труда разминуться две груженые повозки. Вдоль стен тянулись толстые,
похожие на дохлых удавов канаты - кое-где  провисшие,  кое-где  и  вовсе
разорванные. Кто и для какой надобности развесил  их,  я  не  пытался  и
отгадывать. Время от времени попадались белые человеческие  черепа:  их,
конечно же, раскладывали специально, это было своего  рода  искусство  -
поживописнее  расположить  среди  камней  и  мусора   головы   неведомых
бедолаг...
   Через равные промежутки пути коридор  расширялся  неимоверно,  всякий
раз  я  с  замиранием  сердца  сжимал  в  руках  Кару  -  и  всякий  раз
разочаровывался, потому что новый зал, как и все пройденные мною до  сих
пор, был пуст, замусорен,  брошен.  Кое-где  сохранились  поддерживающие
свод колонны - мраморная либо керамическая плитка, когда-то  покрывавшая
их, грудами  валялась  у  их  подножья.  Кое-где  можно  было  разобрать
настенную мозаику - рыже-бурые цветы, коричневые  человеческие  фигурки,
незнакомые мне буквы.
   В любом лабиринте я с легкостью сумел бы сориентироваться.  Но  здесь
были  расстояния,  колоссальные  подземные  перегоны:  Мраморная  Пещера
оказалась размерами с небольшой город...  или  даже  большой.  Я  устал;
темные коридоры тупо вели вперед и вперед,  а  немногочисленные  боковые
тропинки и лесенки преграждены были старыми завалами.
   В одном зале - стены его кое-где сохранили кроваво-красный  мраморный
покров - имелся огромный бронзовый барельеф. Человека, изображенного  на
нем, я никогда прежде не видел;  был  ли  он  магом,  или  королем,  или
прежним хозяином Пещеры, или была еще какая-то причина, по  которой  его
изображение увековечили столь впечатляющим образом, -  я  никогда  не  .
узнаю. Из зала вела вверх - широкая лестница, я пустился было по  ней  -
но снова наткнулся на завал; тогда я понял,  что  не  сделаю  больше  ни
шагу, и опустился на ступеньку, только и успев  смахнуть  с  нее  острые
каменные осколки. Левая рука, сжимавшая глиняного болвана, онемела, но я
не мог спрятать Кару обратно в футляр. Я был враг, забравшийся  в  глубь
чужой территории. Я был в бою и потому ни на секунду не  мог  пренебречь
режимом пониженной уязвимости.
   Стальную клетку - непосильная тяжесть! - пришлось бросить по  дороге,
благо сабая,  будучи  заткнута  за  пояс,  не  предпринимала  попыток  к
бегству. Теперь, тупо изучая осколки розового мрамора на земляном  полу,
я подумал, что спать ни в коем случае нельзя - если  сабая  скроется,  я
никогда не найду ее в этом разгромленном подземном  царстве.  Информация
навсегда станет свободной - так свободны мертвецы...
   Напротив меня темнели квадратные арки - пять или шесть. Что за  ними?
Снова коридор-галерея? Я уже знал, что из каждого зала ведет  два  таких
коридора, что они идут параллельно и параллельно сворачивают,  но  толку
от этого знания все равно не было никакого.
   Здесь, под землей, даже  сквозняка  не  было.  Сквозняк  дал  бы  мне
надежду найти выход - но воздух здесь был стоячий и дышалось тяжело.
   Я вытащил сабаю из-за пояса. Погладил  слепую  обложку,  испытывая  в
этот  момент  что-то  вроде  нежности;   раскрыл,   бездумно   перебирая
вздрагивающие страницы.
   "Хорт зи Табор, внестеп. маг, зак.  наследи.,  старш.  и  един.  сын,
родовое поместье в окрестн.  нас.  п.  Ходовод,  находящ.  в  р-не  Трех
Холмов, имущество оцен. как значительное, член Клуба Кары по наследству,
обладат. разов, заклин. Кары на срок до 3 мес. Дети: нет"...
   Я вздохнул. Наугад перевернул страницу.
   "Ондра Одер, внестеп. маг, пятый сын и незак. насл. Родовое  поместье
разруш. Предки истребл. Обладат. Корн.  закл.  Защиты  по  праву  сильн.
Состоял на сл. у покойного кн. Дривегоциуса".
   Я выпучил глаза.
   Не ты ли, любезная сабая, еще сутки назад клялась  мне,  что  никаких
сведений о роде, местопребывании, предках почтенного Ондры не существует
в  природе?  Как  будто  Голого  Шпиля  в  капусте  нашли,  под  забором
подобрали? Или, оказавшись в Мраморной  Пещере,  ты  получила  доступ  к
дополнительным источникам информации?
   Я погладил страницу свободной рукой. Страница брезгливо дернулась.
   Я не знаю толком - и  никто,  наверное,  не  знает,  -  откуда  сабая
черпает  сведения.  Возможно,  они  распределены  в  пространстве,   эти
источники, возможно, они не так уж абсолютны... Но,  возможно,  дело  во
мне? Может быть, сабая снизошла до моего любопытства  -  и  отвечает  на
многократно заданный вопрос?
   Я тут никогда не узнаю правды, подумал я,  разглядывая  простые,  без
виньеток и украшений, страницы. Я не узнаю, откуда взялась сабая, книга,
которую никто не писал. Я не узнаю, слышит  ли  она  человеческую  речь,
понимает ли и способна ли сознательно отвечать на  наши  просьбы.  Я  не
узнаю, вещь она или живое существо...
   Ты помогла мне, сабая.
   Вот ты какой, оказывается, Ондра Одер по кличке Голый Шпиль.  Родовое
поместье разрушено, предки истреблены. И Защита твоя досталась  тебе  по
универсальнейшему праву - праву сильного...
   - Что это у тебя? - прошелестело над моей головой. Я едва  удержался,
чтобы не вздрогнуть; ладонь, сжимающая Кару, напряглась.
   - Это сабая, - сказал я, не оглядываясь. - Обыкновенная сабая.
   - Вот оно что, - сказал бесплотный голос.
   - Да-да, - отозвался я рассеянно. - Только тебе это вряд ли  поможет.
Голос хихикнул:
   - Парень... подумай головой.  Сколько  тебе  осталось  владеть  твоей
разовой Карой? Здесь, в тоннелях, можно бродить и год и два...
   Я резко поднял голову. Мне показалось, что в одной  из  прямоугольных
арок мелькнула чья-то тень.
   -  Не  преувеличивай,   Ондра.   Когда   твои   коридоры   наполнятся
побегайками, следачами, насмотрелками и прочей мелочью...
   - Надолго тебя не  хватит,  -  серьезно  сказал  голос.  -  Ты  скоро
останешься  совсем  без  сил.  Здесь,   под   землей,   они   почти   не
восстанавливаются... Проверь.
   Уже чувствуя, как противно липнет к спине сорочка, я рассмеялся:
   - Не трать слов, Ондра. Выйди - поговорим...  О  том,  например,  кто
истребил твоих родичей. И у кого ты отобрал Защиту -  по  праву,  видите
ли, сильного...
   - Защиту нельзя отобрать, - сказал голос после паузы.  -  На  то  она
Защита... Но когда  двое  оспаривают  Корневое  заклинание  -  побеждает
сильнейший. Не так ли?
   В последнем вопросе мне померещилась угроза. Хотелось есть.  Хотелось
пить.  Хотелось  на  дневной  свет  -  желто-коричневое   видение   мира
способствует депрессии...
   - Если хочешь, я расскажу тебе, - сказал голос почти  невнятно.  -  У
меня никогда не было таких благодарных слушателей.  Никогда  ко  мне  не
подходили так близко - я всех убивал, не спрашивая, как зовут...
   Послышался звук, который с  некоторой  натяжкой  можно  было  считать
смехом.
   - Покажись, - предложил я.
   - Нет, - возразил голос. -  Ты  хочешь  убить  меня.  Я  могу  только
прятаться... и я преуспею, парень. Дождусь,  пока  истечет  время  твоей
Кары, и тогда убью и тебя тоже. Вместе с секретами,  которые  ты  сейчас
узнаешь...
   - Нужны мне твои секреты, - сказал я зло.
   - Неважно, - мягко возразил голос. - Совершенно  неважно,  нужны  они
тебе или нет.

***

   У его прадеда было  двое  сыновей  -  оба  вне  степенные  маги.  Оба
претендовали на наследство - замок, титул и Корневое заклинание Защиты.
   Под защитой Корневого заклинания прадед жил долго и счастливо. И умер
от старости в возрасте ста одного года - к тому  времени  два  его  сына
были далеко не молоды, и каждый был предводителем многочисленного  клана
- сыновья и дочери, зятья, внуки, внучки, правнуки...
   Пока патриарх был жив, оба клана находились в состоянии  партизанской
войны. Постоянно  с  кем-то  случались  несчастья  -  то  опрокидывалась
карета, то валился на голову невесть откуда взявшийся камень; кое-кто из
родственников исчезал бесследно. Ранние воспоминания  Ондры  полны  были
злобными похоронами, ночными внезапными тревогами - и страхом,  страхом,
страхом.
   Ондра помнил, как пятилетним сопляком он пришел по наущению дядьев  в
покои "старого  дедушки"  и  тонким  невинным  голосом  поинтересовался:
"Деда, а когда сдохнешь-то?"
   "После тебя, внучек", - ласково ответил патриарх. Но никто не  вечен,
и старик просчитался. Обладатель Защиты, никогда не снимавший  с  головы
желтого  обруча,   он   все-таки   уступил   домогательствам   костлявой
несговорчивой дамы. Тогда-то и началось  самое  интересное,  потому  что
Корневое  заклинание,  оказывается,  не  дается  в  руки  никому,  кроме
единственного наследника...
   Кланы сцепились, и ни один  из  них  не  мог  одержать  окончательной
победы. Весы удачи колебались; воцарившись в отцовском замке,  временный
фаворит судьбы обращал враждебное семейство - немагов, женщин и детей  -
в кротов, и они оставались подземными тварями, пока кто-то из  магов  их
клана не врывался в  замок,  силой  или  хитростью,  и  весы  судьбы  не
колебались снова. Тогда все становилось наоборот - победители  вселялись
в замок, а побежденные рыли норы под огородами окрестных селян...
   Все  это  время  непогребенный  труп  патриарха  лежал  на  столе   в
пиршественном зале, и желтый обруч был по-прежнему при  нем.  Наследство
не давалось братьям в руки - ждало, пока войне кланов наступит конец.
   Ондра провел под землей годы с пяти до семи, с десяти до двенадцати и
с четырнадцати до пятнадцати лет. Пятнадцати лет он нашел  в  себе  силы
самостоятельно  перейти  из  шкуры   крота   в   человеческое   обличье.
Редковолосый, очень высокий и  тощий,  ненавидящий  весь  мир  подросток
первым из враждующих понял, что союзников в войне за  наследство  нет  и
быть не может.
   Кланы  тем  временем  изрядно  поредели.  То  есть,  конечно,   кроты
плодились и под землей, но рожденные кротятами никогда не превращались в
людей; к моменту, когда Ондра сделал свой выбор, в живых оставались трое
его двоюродных  братьев,  дядя  -  тот  самый,  что  когда-то  предложил
пятилетнему малышу войти в спальню к дедушке с нескромным вопросом, -  и
какая-то не то кузина, не то сводная сестра,  с  которой  Ондра  получил
первый любовный опыт - в кротовом обличье, в норе под землей.
   С противоположной стороны живы были пятеро  мужчин,  в  чьем  родстве
Ондра не стал разбираться.
   Спустя два года Ондра был уже единственным потомком  своего  прадеда,
единственным живым и совершеннолетним потомком мужского пола. И, войдя в
пиршественный зал, он легко снял с  черепа  прадедушки  заветный  желтый
обруч и  стал  обладателем  Корневого  заклинания  Защиты  -  а  значит,
победителем на веки веков...
   Прочих родственников, оставшихся к тому времени в живых  -  женщин  и
детей, - он без колебания превратил в кротов. Навсегда. И  воцарился  на
высоком кресле прадеда.
   Ему было семнадцать лет. Жизнь только начиналась.
   Очень скоро он понял, что жить в замке, где  на  пиршественном  столе
двенадцать лет лежал непогребенный  труп,  где  все  окрестности  изрыты
кротовьими ходами, ему не нравится - и пустился в путешествие.
   Его боялись; по личному опыту он знал, что тот, кто  вызывает  страх,
всегда должен проверять свой бокал на предмет растворенного в вине  яда.
Он шарахался от любой тени - ему всюду мерещились персонажи из  детства,
наемные убийцы со стилетами; то, что Защита  была  при  нем,  ничуть  не
умаляло растущий страх.
   Он убивал слуг, которым случалось подойти к нему со спины.
   Он убивал ос, кружившихся над его тарелкой.
   Он убивал всех, кто смотрел на него со страхом. Ему п