питывает  палача.  Ваш  спутник  возится  с
Карой больше двух месяцев - вы ничего такого за ним не замечали?
   - Мы познакомились сразу после того, как господин  зи  Табор  получил
свой  выигрыш,  -  подумав,  сообщила  Ора.  -  Но   мне   кажется,   вы
преувеличиваете, господин зи Гороф.
   Горофовская сова смотрела на меня теперь неотрывно. И неспроста - как
раз в эту секунду я прикидывал, как бы  половчее  напасть  на  Горофа  и
отобрать у него сумку с Карой...
   - Предлагаю компромиссный  вариант,  -  быстро  сказала  Ора.  -  Вы,
господин зи Гороф, можете предложить господину  зи  Табору  понести  эту
сумку. Она, вероятно, тяжелая?
   Несколько мгновений мы с  Горофом  молча  дивились  Ориной  наглости.
Потом он неожиданно расхохотался, так, что сова на плече подпрыгнула:
   - А ведь верно... Как иначе господину зи Табору нести свое сокровище?
Под мышкой? А так мы выиграем оба: я немолод и  быстро  устаю  от  самой
легкой ноши, а господин зи Табор полон сил и охотно поможет престарелому
собрату... Так ведь?
   Гороф издевался. Во-первых, ему было чуть больше сорока. А во-вторых,
передавая мне сумку, он умышленно не снял сторожевых заклинаний.
   Я промолчал. Усталость брала верх; я не готов был сцепиться с Горофом
в открытую, следовательно, надо было терпеть.
   Сумка его вовсе не была такой тяжелой.  Сквозь  тонкую  кожу  отлично
прощупывалась моя статуэтка -  она  была  цела.  Уродливая  голова,  над
которой пронеслось столько  опасностей,  по-прежнему  сидела  на  тонкой
шейке. Шутки шутками, но, ощутив Кару в  своих  руках,  я  как-то  сразу
успокоился.
   - Хорт, - напомнила Ора. - Вы обещали рассказать.
   Ничего я не обещал.
   Лес кончился; мы вышли в поле, над нами пролегло  бурое,  без  единой
звездочки небо. Моя кожа покрылась пупырышками от  прохладного  и  очень
настойчивого ветра; с подсохших подштанников сыпался, понемногу отлипая,
песок.
   На дороге не было ни души. Пахло осенью; впереди, почти на коричневом
горизонте, высился камень в виде драконьей морды. Стало быть,  до  замка
еще идти и идти...
   Хотя что  мне  там  делать,  в  замке  у  Горофа?  Ору  он  пригласил
переночевать в комфорте, вот пусть Ора и...
   - У меня есть друг, - сказал я хрипло. -  Друг  детства,  которому  я
обязан жизнью. Однажды его отец пропал...
   Я рассказывал длинно и подробно, ничего не выпуская; ни один из  моих
спутников ни разу не перебил меня. Когда я  закончил,  мы  были  уже  на
мосту  перед  замком   -   примитивная   ловушка   почуяла   хозяина   и
беспрепятственно нас пропустила.
   Низенькая дверь в стальных воротах открылась широко  и  гостеприимно.
Ора вошла первой; я замялся. Орина рука поманила меня уже  из-за  ворот;
за моей спиной стоял Гороф, терпеливо ожидая, пока я войду...
   И я вошел.
   Здесь, по счастью, горели фонари, было почти  светло,  и  от  ночного
зрения можно было спокойно отказаться.
   Мигнув, я огляделся.
   Прямо у меня под ногами начинался еще один мост - каменный, горбатый,
ведущий к парадному входу; слева от  моста  имелось  странное  строение,
круглое, сложенное из огромных гранитных глыб.
   Пастью темнела полукруглая арка-вход. Два  узких  окошка  под  крышей
казались вспученными глазами.
   Я перевел взгляд.
   Поперек моста лежала цепь,  каждое  звено  которой  было  размером  с
тележное колесо.  Один  ее  конец  уходил  внутрь  гранитного  строения,
другой...
   На другом помещался кожаный ошейник. Огромный.
   Пустой.
   Ноздри мои дернулись - ветер принес клочок запаха. Несильного,  но  -
впечатляющего.
   - Идите же, - раздраженно сказал Гороф.
   Я отстранил Ору рукой - и пошел первым.
   На  середине  моста  приостановился;   запах   здесь   был   сильнее,
приходилось дышать ртом.
   Цепь перегораживала мне дорогу;  собравшись  с  духом,  я  переступил
через нее - и помог перебраться Оре.
   Пустой ошейник притягивал взгляд. Завораживал; мне показалось, что  я
вижу прилипшую к грубой коже чешуйку.
   Померещилось.
   У  входа  в  замок  запах  ослабел.  Гороф  прошел  вперед,   бормоча
заклинания-ключи, морщась, о чем-то тягостно раздумывая...
   Сова нагадила ему прямо на плечо, но Гороф этого не заметил.

***

   "...Выбирая совенка, будьте бдительны: птица должна быть здоровой,  с
блестящим оперением, с выразительными крупными глазами и чистым  клювом.
Если вам предложили на выбор нескольких совят, покажите им  привлекающий
внимание предмет (например, связку ключей) и посмотрите, кто из  птенцов
первым на него среагирует.
   В доме у совенка должно быть свое место  -  полая  изнутри  колода  с
круглым входом-дуплом. Несложное заклинание уюта поможет сделать коробку
максимально привлекательной для птицы.
   С первых же дней приучайте птенца к чистоплотности. У сов  существует
система  сигналов,  связанная  с  ритуальным   испражнением   (например,
нагадить на плечо означает выразить соболезнование, нагадить на голову -
выразить порицание, оставить помет на столе - предупредить об  опасности
пищевого отравления), тем не менее приложите все усилия  к  тому,  чтобы
птенец испражнялся ни где попало, а в специально  отведенной  коробке  с
опилками.
   Почаще обращайтесь к сове с ласковой речью. Почаще сажайте ее к  себе
на плечо. Гармоничные отношения  между  хозяином  и  его  птицей  всегда
благотворно сказываются на жизни хозяина.  Следите  за  здоровьем  совы:
тусклые перья либо слезящиеся глаза - уже повод для волнения.
   Совы часто ревнуют хозяев к новорожденным детям - ни  в  коем  случае
нельзя ставить колыбель с  ребенком  в  той  комнате,  в  которой  любит
находиться птица. Никогда не берите ребенка на руки в присутствии совы.
   Если сова ревнует вас к жене - возможно, вы уделяете  супруге  больше
внимания, нежели птице. Пересмотрите свое поведение. Почаще  обращайтесь
к сове в присутствии жены, а обращения жены  игнорируйте  (в  отсутствие
совы можете быть с супругой поласковее, это сгладит острые углы).
   Совы старше пятидесяти лет обычно сами разговаривают  с  хозяевами  -
речь их поначалу отрывиста и  невнятна,  однако  после,  разговорившись,
пожилая здоровая сова способна произносить связные  речи  протяженностью
до десяти минут. Особый эффект имеют произнесенные совой  тосты;  иногда
сова способна дать совет, но прислушиваться  ли  к  нему  -  дело  ваше.
Рассчитывать на по-настоящему дельную рекомендацию может только тот, кто
всю совью жизнь относился к своей птице, как к близкому родственнику.
   Если ваша сова умерла, ваша обязанность похоронить ее  в  согласии  с
соответствующим обрядом. После трехмесячного траура  вы  можете  завести
другую сову, но можете и сохранить верность прежней птице. Маг, хранящий
верность умершей сове, называется бессовцем (бессовкой)".

***

   Молчание становилось совсем уж непонятным и даже пугающим.
   Внешне все было очень благопристойно. Оре дали возможность помыться и
привести себя  в  порядок.  Мне  дали  возможность  провести  час  перед
камином, тупо глядя в  огонь;  босые  ступни  мои  высохли  и  неприятно
заскорузли.
   Гороф молчал. С момента, как мы вошли в  замок,  он  не  произнес  ни
слова.
   Он появлялся и исчезал. Бродил из угла в угол, и сова  на  его  плече
недовольно вертела головой. Он смотрел то на меня, то в потолок,  то  на
свою правую руку, то в камин, то в ковер;  мне  хотелось  спросить  его,
куда подевался дракон. Мне хотелось спросить его, что он знает о цветных
камушках со шлейфом  магической  воли.  В  конце  концов,  мне  хотелось
спросить, где в этом замке отхожее место...
   Но он расхаживал, самим  видом  своим  отбивая  охоту  спрашивать,  и
мало-помалу я убеждался, что мой рассказ поразил внестепенного зи Горофа
куда больше, чем я рассчитывал.
   Явилась Ора - чистая, довольная, благоухающая; погрузилась  в  кресло
рядом со мной.
   Молчание затягивалось. Гороф расхаживал по комнате за нашими спинами.
   От нечего делать я  попытался  представить,  где  сейчас  бродят  мои
штаны, куртка, рубашка, сапоги и прочее. Имей я лишнее время  и  силы  -
можно было бы подшутить над ограбившими меня негодяями. Хотя платье  мое
наверняка пришло в негодность, пострадало от лесного пожара...  Хотя  ни
за какие бриллианты я не согласился бы надеть штаны, которые  успел  уже
примерить немытый разбойник... Это была бы чистая месть,  издевательство
безо всякой выгоды; я мечтательно улыбнулся.
   Одна беда: в присутствии господина Горофа мне  надо  экономить  силы.
Тем более что молчание из невежливого становится просто опасным...
   Ора не выдержала первой.
   - Милейший Март... - проговорила она мягко, чуть ли не заискивающе. -
Мне кажется, уже можно обсудить... поделиться друг с другом...
   Гороф резко дернул плечом,  стряхивая  задремавшую  сову.  Магическая
птица рухнула, как мешок с песком, и только за  миг  до  столкновения  с
полом заложила вираж, избегая позорного падения.
   - Прошу прощения, - отрывисто сказал Гороф. - Дело в том, что...
   И снова замолчал; мы терпеливо - за окнами занимался уже  рассвет!  -
ждали, пока он продолжит.
   - Госпожа Шанталья, - Гороф демонстративно обращался к  одной  только
Оре. - На самом деле вы знаете  больше,  чем  я.  Ведь  это  вы  собрали
двадцать  один  камушек  в  одном  мешочке.  Вы  навели  справки  об  их
владельцах...
   - Все это проделал господин зи Табор, - осторожно  поправила  Ора.  -
Это целиком его заслуга.
   Гороф бездумно стряхнул с плеча подсохший совий помет.
   - Тем не менее именно от вас, госпожа Шанталья, я впервые услышал это
словечко - препаратор... Ора смутилась, как от незаслуженной похвалы:
   - Оно само  пришло  мне  на  язык...  Известно,  как  лекари  изучают
строение человеческого тела. Они  препарируют  трупы,  извлекая  органы,
классифицируя...
   - Да. - Гороф невежливо перебил ее.  -  Да...  Вы  сочли,  что  этот,
мастер камушков, препарирует человеческие души?
   Я спрятал глубоко под кресло свои босые грязные ноги. Мне и так  было
неуютно, а сделалось еще неуютнее.
   - Где-то так, - сказал Ора, помолчав.
   - Да, - сказал я быстро, будто опасаясь, что мне не дадут говорить. -
Да. Это именно так. Все, кто был похищен, кто приобрел потом  камушек...
потерял вместе с тем одно из свойств своей личности. Они, эти  свойства,
подчас такие неуловимые, что человек и потерю-то осознал не сразу... Или
вовсе не осознал, ее заметили окружающие. И не всегда  их  огорчала  эта
потеря...
   Я развязал Орин платок. Высыпал перепачканные  песком  камушки  прямо
перед собой на ковер:
   - Вот. Этот агат... Ремесленник, который  получил  его,  прежде  имел
обыкновение колотить жену до синяков. А  после  похищения  и  препарации
стал мягок и добр  со  всеми,  не  только  с  женой...  Этот  изумруд  -
пятнадцатилетнего мальчишки, который боялся темноты, а после  того,  как
его похитили и вернули, перестал бояться совершенно...
   Я запнулся. Оторвал глаза от рассыпавшихся по ковру камушков; и  Ора,
и Гороф смотрели на меня с напряженным вниманием.
   - Вот этот кошачий глаз, - сказал я медленно, -  и  вот  этот  лунный
камень... И вот эта, кстати, яшма... принадлежали сумасшедшим. Они  были
в здравом уме, когда их похитили. А вернули их  уже  свихнувшимися.  Что
это, ошибка препаратора?
   Гороф  подошел  ближе.  Наклонился;  взял  на  ладонь  яшмовую  морду
неведомого зверя. Тот самый  камень,  с  которого  все  началось.  Кулон
барона Ятера-старшего.
   - Нет, - сказал Гороф, забыв даже  о  том,  что  не  должен  со  мной
разговаривать. - Необязательно  -  ошибка.  Просто  у  души  есть  такие
свойства, которые отнять - значит разрушить... Все  равно  что  из  дома
выломать  несущую  стену.  Можно  выбить  окно,  снять   дверь,   убрать
перегородку - дом  будет  стоять...  Но  если  снести  несущую  стену  -
строение рухнет.
   За окнами было уже совсем светло. Камин горел по-прежнему, и отблески
огня мерцали на россыпи цветных камней.
   Я смотрел на них почти с ужасом.
   То есть я знал, я предполагал нечто  подобное...  Но  только  теперь,
перед этим  камином,  до  конца  уяснил,  с  кем  или  с  чем  предстоит
столкнуться.
   Если я не передумаю, конечно.  Если  я  не  откажусь  от  этой  идеи:
покарать того, кто лишил рассудка - и  жизни  -  старого  барона  Ятера.
Того, кто потрошит человеческие души.
   "Чем справедливее будет ваша Кара, чем  могущественнее  покаранный  и
чем  больше  злодейств  у  него  за  плечами,  тем  больше  возможностей
откроется перед вами..."
   Извини,  старичок-одуванчик  за  гардеробной  стойкой.  Вероятно,   в
гордыне своей я замахнулся на слишком уж... впечатляющий подвиг.
   ...А  Илу  можно  будет  соврать.  Сказать,  мол,  виновный  наказан.
Проверить он не сможет, да и не захочет; если Ил не любил отца - за  что
мне-то  его  любить,  самодура,  тирана,  негодяя?!  Так  ему  и   надо,
поделом...
   Я вздрогнул. И Ора, и Гороф глазели на меня, как алхимик на мензурку.
   - Я знавал одного человека, - сказал я. - У него дочь изнасиловали  и
убили. Он сам - слабенький маг, торгует зельями, сам не  может  наказать
мерзавца...
   - Да-да, - отозвалась Ора с непонятным выражением. Я так и не  понял,
насмехается она или нет.
   - Да-да, - эхом повторил Март зи Гороф. -  Да-да...  На  свете  полно
мерзавцев, которых  следует  покарать,  которых  карать  легко,  которых
карать приятно. Да. Много лет назад у меня была возможность  вступить  в
Клуб Кары. Я долго думал... И  отказался.  Платить  ежемесячные  взносы,
ждать результатов розыгрыша, надеяться  на  Кару  может  либо  слабый  и
униженный человек, либо прирожденный палач...
   - Госпожа Шанталья, - сказал я  зло.  -  А  вот  объясните  господину
Горофу, почему вы являетесь членом Клуба Кары? Моих ведь  объяснений  он
слушать не будет...
   Ора перевела дыхание. Во взгляде, обращенном ко мне, не оказалось  ни
раздражения, ни злобы.
   - Я женщина, - сообщила она мне, а не Горофу. - Отец  мой  умер...  Я
маг третьей степени. За меня некому  заступиться...  В  моей  жизни  был
эпизод, когда я ощутила сильную потребность... в  оружии.  Я  не  стану,
господа, посвящать вас в суть того эпизода, хорошо?  С  тех  пор  прошло
много лет, обида и горечь поостыли, но мне все-таки хочется...  хотелось
бы предстать перед тем человеком - с Карой в  руках.  Просто  посмотреть
ему в глаза. Даже карать необязательно.
   Некоторое время было  тихо.  Огонь  в  камине,  повинуясь  неслышному
приказу Горофа, начал пригасать; за окнами вставало солнце.
   - Сама судьба помогает  вам,  Табор,  -  сказал  Гороф  с  неприятной
усмешкой. - Вам с самого начала  следовало  обратить  свою  Кару  не  на
этого... мастера камушков, а вот на обидчика госпожи Шантальи.
   - Нет! - сказала  Ора  с  такой  обидой,  что  даже  Гороф,  кажется,
вздрогнул. - Я попрошу вас, господин зи Гороф, меня не оскорблять. Я  не
давала повода... Вы попросили объяснить, что я делаю в Клубе  Кары  -  я
объяснила...
   - Это он попросил. - Гороф кивнул в мою сторону. - Я спросил его. Вас
я ни о чем не спрашивал...
   Я молчал. Мне почему-то вспомнилась ювелирша. И  ее  муж,  несчастный
Ягор Дрозд, который всю жизнь проживет  бок  о  бок  с  чужой,  веселой,
бездарной женщиной. Не решится ее бросить... лет  через  пять  запьет  с
горя, а через пятнадцать сопьется совершенно. И жена  его  будет  горько
плакать, не понимая, в чем она виновата...
   Босой ногой я нащупал глиняную фигурку в кожаной сумке  под  креслом.
От одного прикосновения мне стало легче; все-таки  когда  Кара  была  со
мной, я чувствовал себя значительно увереннее. Почти неуязвимым.
   - Очень легко хранить руки чистыми, - сказал я тихо, но  так,  что  и
Ора, и Гороф насторожились. - Очень легко  разглагольствовать  о  всяких
там палачах, которые только и ждут, чтобы помахать кровавым топором... А
вот если господин препаратор задумает препарировать вас, Ора,  или  вас,
господин зи Гороф! Ладно,  вы  внестепенной  маг,  на  вас  он  вряд  ли
польстится... Тогда пусть препарирует вашего друга, если у вас, конечно,
есть друзья! Или  вашего  сына!  Кто  ему  помешает?  Кто  способен  ему
помешать? Он режет человеческие души - как подопытных крыс, как трупы...
Его жертвы, настоящие и будущие, не только защитить себя не могут -  они
не понимают, что с ними произошло!.. И вот он, шанс, один из миллиона...
Человек, распоряжающийся Карой, согласен наказать не любовника жены и не
ленивого слугу  -  а  неведомое  чудище,  препаратора...  Кто  он,  этот
человек? Слабое, униженное существо? Прирожденный палач? А?
   Я сам себя раззадоривал, будоражил, злил.  Я  был  слишком  близок  к
отступлению, следовало сжечь мосты,  ведущие  назад,  следовало  сделать
так, чтобы, передумав, я сам себя посчитал бы трусом.
   - Если  я  правильно  понял,  -  тихо  начал  Гороф,  -  вы  все  еще
рассчитываете  найти  и  покарать  мастера  камушков?   Препаратора?   Я
действительно не ошибаюсь?
   Ну вот, рубеж преодолен, обратного хода нет. Я устало улыбнулся:
   - Да, все правильно. Вы не ошиблись.
   Он смотрел на меня - впервые за все это время смотрел  в  глаза,  без
высокомерия, без насмешки, без презрения.
   А я посмотрел на камушки.
   Два десятка судеб. Легкий магический флер; неужели  изъятое  из  души
качество препаратор заключает в такой  вот  камушек?  Или,  может  быть,
свойство он кладет в коробочку и оставляет  себе,  а  камушек  -  только
бирка, метка, знак?
   Я сгреб камушки с ковра. Пересчитал: двадцать. Ах  да,  один  камушек
остался у Горофа - тот самый, Ятеров, отвратительная яшмовая морда...
   Я вопросительно глянул на неприметного человека посреди гостиной.
   Гороф сжал губы, нахмурился, будто принимая важное решение; я подумал
было, что он задумал оставить камень Ятера себе на память.
   - Вы бы подумали. Хорт, - растерянно сказал Ора. - Все-таки вы  идете
на силу, заведомо превосходящую вашу, и даже режим пониженной уязвимости
- это ведь не режим полной неуязвимости, вы понимаете?
   - Вас я с собой не зову, - сказал я не без грусти. - Если опасность в
самом деле так велика...
   Гороф сунул руку в карман. А когда вытащил, на ладони у него лежал не
один камень, а два.
   Я разинул рот.
   Гороф медленно пересек комнату. Поднес ладонь к моему лицу,  чтобы  я
мог получше разглядеть камни.
   Второй  кулон  был  тоже  яшмовый,  темно-зеленый,  очень   красивого
оттенка. На камне угадывался один полуприкрытый глаз,  крючковатый  нос,
как у совы, и одно не правильной формы ухо.
   Облачко чужой магической силы.
   Рядом задышала Ора - не вытерпела,  прибежала  поглядеть.  Гороф  был
невозмутим, как  фокусник,  только  что  поразивший  ярмарку  невиданным
трюком.
   - Да, - сказала Ора. - Это такой  же...  Это  оттуда.  Гороф  ответил
спокойным взглядом человека, который знает больше, чем говорит.
   - С кого вы сияли его? - спросил я глухо.
   - Это мой, - после паузы сказал Гороф. - Это мой камень.
   - Нет, - быстро сказала Ора. - Невозможно. Вы внестепенной маг, он не
мог похитить вас, как деревенскую девчонку... и распластать, как мясо...
ой, простите.
   Гороф не обиделся. Хотя слова Оры, я видел, задели его; я внимательно
глянул на свою спутницу. За время нашего знакомства Ора не сказала и  не
сделала ничего случайного; любая неосторожная фраза имела  смысл,  любой
опрометчивый, казалось бы, поступок имел логичное продолжение...
   Зачем она попыталась унизить Горофа? Или поддевка рассчитана была  на
меня?
   - Некоторое время назад,  -  тускло  сказал  Гороф,  -  незадолго  до
приснопамятного королевского приема... Меня похитили, Ора, вы  правы.  Я
отсутствовал, как потом  удалось  установить,  четыре  дня.  Всего  лишь
четыре дня! Предыстория была такая: мы с Елкой пошли проверить  силки  в
лесу...
   - С Елкой? - не удержался я.
   Гороф наградил меня сумрачным взглядом:
   - Да... У меня была... падчерица. Девочка четырнадцати  лет,  умница,
тонкая  натура...  совершенно  одинокая.  Я  п