чествами.
     - Не веришь и правильно  делаешь!  -  Глаза  Месропа  блеснули.  -  Я
повторяю - вы встретитесь, когда наступит  срок.  Даже  если  после  этого
больше ничего не будет.  Ребенок  в  надежном  месте.  Хорошо  учится.  Мы
перебираем имена, и когда-нибудь...
     Запнувшись, Месроп перевел взгляд на утреннее зарево над деревьями.
     - Прощай!
     - Нет, скажи мне...
     Послышался  топот,  ржанье,  голоса,  на  краю   пустыря   показались
всадники.  Ирина  и  Андрей   вскочили,   но,   разглядев   приближавшуюся
кавалькаду, перевели  дыхание.  Впереди  скакала  Ксения,  по  левую  руку
Мартын, держа руку на мече и  посматривая  по  сторонам,  а  за  ними  два
десятка воинов из дворцовой гвардии. Виктор  пошел  им  навстречу,  потом,
спохватившись, оглянулся. Но Месропа и  след  простыл.  Только  шевелились
кусты за колонной, на которой стояли две фигуры,  плотно  обвитые  зеленым
плющом.
     Ксения спрыгнула прямо к нему в объятия и замерла.  Он  крепко  обнял
ее, прижал голову к сердцу и почувствовал, как странное тепло  разливается
в нем.
     Он прижимал ее к себе, и ему было наплевать, чары ли это,  наваждение
или приворот. Он любил Ксению, а она любила  его.  Предупреждение  Месропа
его не испугало. Гонец в прошлое не пугал его. В конце концов, он сам  был
гонцом, и будущее перед ним. Он не боялся Борова сейчас, и плевать на него
во все времена.
     Мартын что-то негромко сказал Андрею,  парень  рассмеялся,  но  Ирина
цыкнула на него. Юноша опустил голову и ковырнул носком сапога ком  земли,
выбитый  лошадиными  копытами.  Земля  осыпалась,  в   сторону   покатился
небольшой кругляш. Андрей  нагнулся,  поднял  и  обтер  листом  лопуха.  В
середине тяжелого граненого кругляша была дыра. Андрей выбил пальцем землю
и обнаружил, что внутри  идет  резьба.  Потер  о  куртку  -  из-под  грязи
блеснуло желтым. Протянул находку Мартыну, тот улыбнулся, взвесил в руке и
сказал, что это не золото, а латунь. Вернул гайку Андрею, и тот  зашвырнул
ее в кусты.
     Наступило утро. Виктор хотел рассказать Ксении о встрече с  Месропом,
о сыне, но передумал. Искры в ее глазах завораживали,  ему  казалось,  что
звезды кружатся над ним, и это  было  настолько  важно,  обещало  разгадку
таких  великих  тайн,   что   недавний   разговор   на   поляне   сделался
незначительным. События происходят именно  так,  как  должны  происходить.
Мысль эта почему-то была существенней, чем  все  дела.  Дела  подождут,  а
пока... ему было просто хорошо  стоять  вот  так  и  молчать.  Его  взгляд
остановился на фигурках, венчающих колонну. Он  вспомнил:  когда-то  можно
было разглядеть мальчика и птицу, позеленевшие тела,  прижавшиеся  друг  к
другу.
     Сын... Что ж, придет время,  и  они  встретятся.  А  пока  пусть  его
мальчик и Месроп ведут счет именам.  Но  что  это  значит?  Может,  память
Месропа  или  вселившаяся  в  него  душа  Саркиса  упрямо  возвращается  к
прошлому, и рано или  поздно  они  набредут  на  слово  распада,  и  тогда
исчезнет мир в сером пыльном хаосе?
     Не страшно. Он рядом с Ксенией, и  тепло  любящей  женщины  согревает
его.  Такое  мгновение  стоит  целой  жизни,  подумал  он,  и  мысль  была
непривычна.
     Пусть все идет как идет,  решил  он.  И  если  когда-нибудь  наступит
конец, его или мира, то воспоминание об этих  минутах  согреет  душу.  Нет
места  леденящему  страху,  холод  спокойствия  больше  не  обманет  и  не
обольстит его, и не  рок,  не  предначертание  судьбы  или  замыслы  людей
поведут его, а любовь. Вечность или мгновение, но так все и будет  до  тех
пор, пока бронзовые фигуры на постаменте не расточатся прахом.
     Или еще дольше.