губы,  когда  тот  выслушивал  указ  о  новом  Правителе.   Потом   исчез,
растворился в толпе советников и воинских людей.  Надо  выяснить,  сколько
было узников, да где они, да за что в заточении пребывают.  Но  разве  ему
этим заниматься?
     - Я вижу, у вас тут смена власти  произошла,  -  заговорил  узник,  и
Виктор, вздрогнув, уставился  на  него  -  голос  был  знакомым.  -  Этого
следовало ожидать. Аллах любит терпеливых!
     На миг Виктору показалось, что они снова под Казанью стоят  в  осаде.
Это был тот самый пленный, что вел с Сарматом дерзкие речи, а потом исчез,
чтобы возникнуть сейчас перед ним.
     - Пусть идет своей дорогой, - негромко проговорил Мартын,  наклоняясь
к Виктору. - Что ему здесь делать!
     Пленник услышал его слова и еле заметно улыбнулся.
     - Спешишь избавиться от меня? - спросил он. - Ну, а  мой  братец,  он
что - сам отстранился или...
     Мартын отвел глаза в сторону.  Пожевав  губами,  пленник  вздохнул  и
обратился к Виктору:
     - Так это ты - новый Правитель? - И, не  дождавшись  ответа,  покачал
головой. - Да, ибо взгляд твой подобен камню. Но есть  камни,  из  которых
брызжет родниковая вода, а есть и такие, что рассыпаются смиренно перед...
     - Если тебя кто-то обидел - скажи, - перебил его Виктор, - а если нет
- иди с миром.
     Из внутренних комнат вышла Ксения в сопровождении служанки. Она  была
в простом домашнем платье, но и в нем  ступала  величественно.  Подошла  к
Виктору и положила руку на его плечо.
     - Что ж, - сказал пленник. - Я вижу, мой братец так и не выяснил, кто
ты ему - сын или племянник. Впрочем, и я не знаю. Может, наоборот, ты  мой
сын, а ему племянник. А может, и нет, кто теперь вспомнит, какими были его
дети, да еще те, коих считали умершими... Не знаю, не знаю. -  Он  покачал
головой и медленно пошел к выходу.
     Мартын судорожно взмахнул рукой, словно что-то отбрасывал от себя,  и
стражник выпустил пленника, а затем, когда Мартын повторил жест, вышел сам
и осторожно прикрыл дверь. Тяжело дыша, Мартын встал перед Виктором.  Руки
упер в бока, а ноги  широко  расставил.  Глаза  его  налились  кровью,  он
беспрестанно облизывал пересохшие губы.
     - Ты понял, - хрипло начал он, - ты понял, что он сказал?
     Виктор спокойно кивнул. Если пленник не  солгал,  то  это  значило...
Ничего не значило! Мало ли для какой надобности  брату  бывшего  Правителя
захотелось внести смятение в душу Правителя нынешнего. Виктор был  уверен,
что Сармат не приходился ему родителем, да и этот старик не мог  быть  его
отцом. Рано или поздно он вспомнил бы  кого-то  из  них.  Много  позже  он
проснется среди ночи, и тут словно сама собой придет догадка,  ему  станет
страшно  от  невнятной  мысли,  что  старик  был  прав,  он  долго   будет
ворочаться, пытаясь понять, что же это означает и кто, в конце концов, его
отец - Сармат или его брат, имени которого он так и не  узнал.  И  заснет,
забудется в мрачном, тягостном сне, преисполненном досады и скуки.
     Сейчас все это его не волновало. Но Мартын вел себя странно.
     - Даже если он сказал правду, - мягко ответил Виктор, - то пусть  это
тебя не беспокоит. Я пройду свой путь до конца, и мой долг Правителя...
     - А мой долг, - вскричал Мартын так, что Виктор невольно вздрогнул, -
а мой долг - не позволить свершиться Великому Зачатию!
     Последние слова он произнес шепотом, подняв большой палец к потолку.
     - Вот как? - сухо сказал Виктор, и тут же  почувствовал,  как  ладонь
Ксении, лежащая у него на плече, стала тяжелой. - И как ты это собираешься
сделать?
     - Ты ничего не понял! -  свирепо  прошипел  Мартын.  -  Если  она,  -
выброшенный вперед палец чуть не задел  Ксению,  -  если  она  понесет  от
твоего семени, то, значит, кровь Сармата соединится с ее кровью!
     С этими словами он вдруг ринулся  вперед  и,  обхватив  Ксению  своей
огромной рукой, приставил к ее горлу невесть откуда появившийся кинжал.
     - Стоять! - зарычал  Мартын,  заметив  бесшумное  движение  служанки,
крадущейся вдоль стены.
     Служанка замерла, однако рука ее медленно поползла вверх по ковру,  к
висящему арбалету.
     Виктор бросил короткий взгляд за спину. Он старался не делать  резких
движений. Успел заметить спокойный  взгляд  Ксении  и  пальцы,  большой  и
указательный, сложенные колечком.  В  тишине  неожиданно  зажужжала  муха,
потом еще одна закружила над головами.
     Мартын определенно сошел с ума, подумал  Виктор.  Надо  его  отвлечь,
заговорить, а потом выбить лезвие.
     - Давай обсудим все это, не прибегая к крайним мерам, - мягко  сказал
Виктор, стараясь, чтобы голос звучал монотонно.  -  Сначала  успокойся,  а
потом внятно изложи свои опасения. Сегодня был тяжелый  день,  и  все  эти
старинные предсказания, проклятия - не лучший предмет для разговора.
     Он скосил  глаза  и  увидел,  что  пальцы  служанки  почти  коснулись
приклада.
     Презрительно молчавшая Ксения вдруг громко рассмеялась.
     - Брось арбалет! - приказала  она,  и  служанка,  успевшая  мгновенно
схватить оружие и нацелить его в голову Мартына, послушно бросила  арбалет
на пол. Сухо щелкнула пружина, и стрела с треском исчезла под диваном.
     Мартын  вздрогнул,  обвел  всех  безумным  взглядом.  Еще  одна  муха
появилась над его головой.  Рука,  сжимавшая  кинжал,  задрожала,  ушла  в
сторону, но тут же он снова приставил острие к горлу.
     - Адский младенец не будет зачат, - мертвым голосом сказал  он,  -  я
остановлю это...
     Ксения опять рассмеялась.
     - Ты ничего не остановишь! Великое  Зачатие  свершилось  давно.  Если
интересуют подробности - в Саратове. До нашего  ребенка  тебе  никогда  не
добраться. Он в верных руках и в тайном месте. Даже  я  не  знаю,  где  он
сейчас. И если ему воистину начертано стать последним человеком, то так  и
будет. А сейчас можешь убить меня.
     Кинжал выпал из рук Мартына. Он попятился от Ксении и уперся спиной в
платяной шкаф.
     - Поклянись! - тихо и просительно сказал он.
     - Тебе достаточно моего слова! -  негромко  же  ответила  Ксения,  но
сказано было так, что Мартын словно уменьшился в росте, сгорбился,  взгляд
хоть и сделался осмысленным, но в глазах проступила робость. "Кровь  нашла
кровь", - прошептал он. На подгибающихся ногах подошел к Ксении и, как  бы
присягая в верности, преклонил колено и поцеловал край ее  платья.  Затем,
пятясь, добрался до двери, виновато глянул на Виктора, воздел руки, словно
призывая небеса или закопченный потолок быть свидетелем его  раскаяния,  и
так, с поднятыми руками, вышел, распахнув дверь ногой.
     - Я вернула  тебе  имя,  Ирина,  -  сказала  Ксения  служанке.  -  Ты
свободна!
     Воительница стояла с закрытыми глазами, словно  вслушиваясь  в  себя,
подняла веки и улыбнулась.
     - Останусь с тобой, - произнесла она.
     - Хорошо, - и движением головы Ксения отослала служанку.
     Виктор  не  шевелился.  День  был  насыщен   событиями.   Он   смутно
догадывался, что вскоре  таких  дней  будет  великое  множество,  о  былых
застольях надо забыть, предстоит большая работа.
     Он открыл глаза и улыбнулся Ксении.
     - Это ты хорошо придумала насчет сына, - сказал он. - Бедняга Мартын!
Устал, наверное пусть отдохнет пару дней.
     - Пусть! - улыбнулась Ксения. - Только ты забыл, что я ничего никогда
не придумываю.
     - А? - Виктор осекся и замер с раскрытым ртом.
     Потом нахмурился.
     - Постой, так ты скрывала от меня?!
     - Я ничего не скрывала, - терпеливо ответила Ксения. - Ты же помнишь,
сперва мы просто не могли даже поговорить толком друг с  другом.  А  потом
что-то стало мешать, и я решила не торопить события.
     - Как его зовут?
     - Есть имя, которое я дала. Как зовут теперь - не знаю.
     - Надо послать за ним немедленно... - начал было  Виктор,  но  Ксения
закрыла ему рот ладонью.
     - Не сейчас! Мне трудно объяснить... Очень больно не  видеть  столько
лет, почти ничего не знать, но я верю,  что,  когда  свершатся  сроки,  он
приведет нашего ребенка...
     - Опять - он! - Виктор поднялся с места. - Ты хочешь сказать, что наш
сын у Месропа? Но почему он мне ничего не сказал?
     - Этого я не знаю.
     Скрипнула дверь. Появился Мартын. Ничего не смог прочитать  Виктор  в
его глазах, только бесконечную усталость.
     - Войска построены для присяги, - просипел он.
     - Хорошо, - кивнул Виктор.
     Мартын исчез.
     - Что ж, пора идти.
     - Да, - отозвалась Ксения, - пора.
     Виктор подошел к окну. Там, внизу, среди  зелени  садов  и  рощ,  шла
своим  чередом  жизнь,  и  горожанам  не  было  дела  до  того,  кто  стал
Правителем. Может, так и должно быть - пусть каждый делает  свое  дело,  и
если долг Правителя обеспечить покой и порядок, то  он  сделает  все  ради
этого. Если придет нужда  посылать  войска  на  усмирение  недружественных
соседей, то он сделает и  это.  Может,  когда-нибудь  он  доберется  и  до
Западного кордона и посмотрит, что это такое. Но прежде всего  он  наведет
порядок здесь. Потом найдет своего сына. Потом...
     Он смотрел вниз, туда, где дымы поднимались над  крышами,  где  среди
лавок и домов пробирались всадники  и  пешие,  а  вокруг  темных  заросших
островов заброшенных кварталов  медленно  строился  новый...  Или  старый?
Словом, город, мнивший себя вечным, как и любой из городов мира.  Холодная
пустота в душе, ненадолго согретая известием о  сыне,  теперь  наполнилась
заботой, и странное это было чувство. Он понял, что отныне принадлежит  не
только себе. Восхитительное понимание истинности бытия, пришедшее вместе с
властью, исчезло. Ему казалось, что невидимая тяжесть давит на  плечи.  До
сей поры он был одним из колесиков истории. Сейчас он  сам  будет  вращать
жернова судьбы. Он еще не знал, что разницы  между  тем  и  другим  нет  и
никогда  не  было.  Горе  тому,  кто  окажется  на  его  пути,  думал  он.
Необозримые пространства, что тянутся отсюда  от  горизонта  к  горизонту,
неминуемо расползутся в слабых руках  кровавыми  ошметками.  Он  не  будет
слабым.
     Рядом неслышно возникла Ксения и коснулась его ладони.
     - Нас ждут, - прошептала она.
     Он поглядел вниз. Там, на плацу, выстроились ряды  дружинников.  Даже
здесь было слышно, как они скандируют.
     "Пра-ви-тель! Пра-ви-тель!.."
     А ему услышалось - "Победитель"!
     Над бойцами реяли вымпелы стоящих квадратами тысяч, вздымались боевые
значки крыльев. Не дружина, а войско! Не было только  знамен  Правителя  -
никто не знал его цветов. Впрочем, он и сам еще не знал.
     "Надо позаботиться и об этом!" - Виктор  вздохнул,  взял  Ксению  под
руку и направился к двери.




                           ЭПИЛОГ. ЦЕНТР ЦУНАМИ

     Берег возник неожиданно. Лодка врезалась в песок,  и  дружинник,  что
стоял на носу, выронил факел в черную воду.
     Виктор ничего не сказал, но Андрей ругнулся шепотом и приложил  кулак
к затылку ратника.
     Бойцы попрыгали в воду и вытащили лодку на песок.  Слабый  фонарь  со
второй лодки еле высвечивал фигуры гребцов.  Наконец  и  они  дотянули  до
берега. Тяжело груженное суденышко врезалось в борт первой лодки, треснула
доска, заматерились гребцы. Андрей негромко пообещал всем зашить чавкалки.
     Восемь небольших, но жутко тяжелых ящиков снесли из лодок  на  берег.
Виктор уселся на них, глянул на небо, где мутным пятном светлела  луна,  и
велел погасить оставшийся факел.
     Перебрались они быстрее, чем он рассчитывал, а третья лодка вовсе  не
понадобилась, ее спрятали на той стороне в кустах.
     Подвода должна была прийти сюда в урочный час. Придется ждать.
     Андрей расставил дружинников вокруг Правителя, спиной к ящикам, а сам
с двумя бойцами пошел вдоль монастырской стены.
     Виктор устроился поудобнее и закрыл глаза. Судьба опять  занесла  его
на песчаный берег. Недалеко отсюда он  сошелся  в  смертельной  схватке  с
Сарматом. Вечность или две вечности назад? Да нет, всего год прошел с  тех
пор: заново выбеленные стены коридоров,  залов  и  покоев  еще  не  успели
покрыться копотью.



                                    1

     Время летело быстро -  ежедневные  хлопоты  скрадывали  круговращение
небес. И дела, естественно, подпирали снизу.
     Он  вспомнил,  как  недавно   пожаловал   с   изъявлениями   верности
новгородский наместник Федор, не то долго хворавший, не то с большого  ума
выжидавший, чем кончится возня в Хоромах. Дождавшись, прибыл  с  кое-каким
золотишком,  присягнул.  Виктор  встретил  его  без  укора,  обласкал,   а
небольшой, туго набитый мешочек  небрежно  отложил  в  сторону,  мол,  эка
невидаль!
     Золото, впрочем, было кстати. После ухода наместника казначей  принял
золото, взвесил, записал и буркнул: "Маловато будет!"
     Правитель только вздохнул в ответ. Золота  не  хватало.  Каждый  день
приходилось ломать голову - где взять еще? Война  войной  кормилась,  а  в
мирное время надо было содержать воинство в сытости и  строгости,  да  еще
патрули утроенные, да караульные службы, заведенные по всему  приграничью,
- в секретной мастерской просто не успевали  чеканить  монету.  И  главные
траты были не на войско.
     Замирение с Казанью открыло новую статью расходов. Что ни месяц -  от
Сафара приходило новое  посольство  со  щедрыми  дарами.  Богатые  подарки
вручались советникам и тысяцким, большим  и  малым  служителям  Хором,  да
порой и простым сотникам. Обижать Сафара не след, хотя такой прикорм не по
душе был Виктору, а уж  Мартын  просто  темнел  лицом,  заслышав  о  новом
посольстве. Хитер Сафар, умен, хорошо, что  не  враг,  да  только  слишком
много друзей у него здесь появилось. Верные люди сообщили, будто  один  из
старых недругов Сафара неожиданно примирился с ним, отошел  от  борьбы  за
власть и в узком кругу говорил, что теперь нет надобности Москву  воевать,
ее можно просто купить. Вот  и  приходилось  не  жалея  сыпать  золотом  в
Казани, обзаводиться друзьями, да желательно при  дворе,  чтоб  не  только
глазами и ушами Москвы были, но и нужное слово  при  случае  ввернули.  От
Сафара недавно послание пришло, просил  для  торговых  людей  и  посольств
разрешить на подворье мечеть выстроить.
     И наместник рязанский вдруг дружбой воспылал,  шлет  одно  за  другим
заверения в верности, но  присягнуть  до  сих  пор  не  удосужился.  Евсей
докладывал, что у двух советников в последнее  время  частенько  встречают
рязанских гостей, а среди горожан замечены были дружинники из Рязани.  Ну,
Евсей мог и перебдеть, выучка не та, далеко ему до Николая.
     Вот кто был мастером сыска, так это Боров! Хотя недоглядел, не уберег
Сармата...
     Вспомнив, как они  расстались  с  Николаем,  Виктор  вздохнул.  Былая
неприязнь давно забылась, смазалась,  и  в  первые  дни  нового  правления
Виктор все ждал, когда явится пред его очами Николай. Тот же не выходил со
своего хитрого этажа с тайными узилищами, мрачными  темными  коридорами  и
чудовищно скрипучими полами. А потом объявился.
     Виктор хотел немного попенять за медлительность, но при этом выказать
милость - с первых же часов правления он понял, что  Николай  ему  позарез
нужен. Но, к его удивлению, Николай, тихим голосом и не  поднимая  головы,
попросил отставки, а когда голову поднял, то Виктор с  досадой  обнаружил,
что глаза Борова красны, а веки опухли, словно от слез. И  тут  же  Виктор
понял, что воистину от слез - оплакивал Николай своего бывшего  Правителя,
и, может, он единственный был, кто так  скорбел  по  Сармату.  Одна  мысль
заставила Виктора покраснеть - а ведь только Боров не отрекся и не  предал
Сармата, что ни говори - новое правление  воздвигалось  на  крови  старого
хозяина. Мысль эту Виктор тут же изгнал, а  с  Николаем  говорил  долго  и
любезно,  но  увещевания  пропали  втуне,  после  всего  сказанного  Боров
дрожащим голосом опять попросил отставки. И немедленно получил ее.
     А через  день  принес  списки  своих  людей,  и  Виктор  содрогнулся,
обнаружив в каждой сотне по десятку соглядатаев, да  причем  некоторые  из
них бойцы испытанные, еще с саратовских времен, а что касается двора,  так
у Правителя просто челюсть отвисла, когда  он  увидел  аккуратный  столбик
имен советников и даже одного тысяцкого. Долго сидел  над  списком,  потом
кликнул Николая разобраться, откуда столько людей на него работали, да чем
их обольстил или запугал, но Боров уже исчез, и с тех  пор  его  никто  не
видел.
     Уходят люди. В канун весны вдруг зашел Семен  Афанасьевич  прощаться.
На  вопросы  недоуменные  отвечал  уклончиво,  хмыкал,   порядки   строгие
нахваливал, а потом сказал, что дел здесь невпроворот,  пока  у  Правителя
руки освободятся, десять лет пройдет, а его  ждут,  да  и  Белову  невмочь
молодняк пестовать, все время гадая,  жива  его  родня  или  вырезали  под
корень.
     Виктор предложил Курбатову взять с собой любую тысячу  на  выбор,  но
старый атаман покачал головой. Есть десяток крепких  ребят,  каждый  сотни
стоит, а больше и не надо. Дойдут и так. Представив себе, как они проложат
себе путь и сколько кровищи за ними потянется, Виктор покачал головой,  но
ничего не сказал Курбатову. На  том  и  расстались.  Старик  ушел  немного
обиженный, он долго ждал похода за Волгу, но так и не дождался, а  сложные
и хитрые интриги были ему непонятны да и не по нраву.
     И Мартын чуть не  помер.  Хворь  долго  не  отпускала.  Он  держался,
переносил на ногах. Лихорадка странная трясла  его  -  глаза  сумасшедшие,
ничего не видит, на людей натыкается. Ксения  присматривалась  к  нему,  а
потом вдруг велела как-то вечером, после трапезы,  лечь  на  диван.  Слова
Ксении удивили Виктора, а тысяцкий Чуев засмеялся было, но осекся  под  ее
взглядом. Мартын покорно лег и закрыл глаза. Ксения положила  ему  на  лоб
пальцы и долго что-то шептала, а Мартын вяло, как бы сквозь сон бормотал в
ответ.
     Поднялся бодрый, оглядел всех веселыми глазами и спросил вина.  Ночью
Ксения рассказала Виктору, что давно, сразу после взятия Казани, верховный
маг наложил на Мартына заклятье, предварительно усыпив, а в  заклятии  том
был приказ убить ее, ежели верховному магу  нанесут  какой  ущерб.  Теперь
заклятие снято, и она уверена, что  Мартын  будет  верным  другом.  "Новое
заклятие  наложила?"  -  спросил  Виктор,  но  не  разглядел  в   темноте,
улыбнулась она или нет.
     Мысли  ходили  кругами,  но  опять  возвращались  к  тратам.   Стена,
возводимая перед Хоромами, тоже требовала денег.  Поиски  в  старых  домах
себя не оправдали, в руинах теряли каждый день людей: то земля  вдруг  под
ногами осыпалась в бездонный провал, то падала бетонная  плита,  обрушивая
на головы перекрытия этажей. Да и неведомая смерть подстерегала в  мрачных
завалах: пропадали разборщики, а потом находили тела их, убитых страшно.
     Мастеровые люди ставили печи и обжигали кирпич, но горожане за всякую
работу требовали денег, а когда попытались их чуток поприжать, то едва  не
случился бунт - тысяч двадцать москвичей  привел  мясник  Кирилл  ночью  с
факелами под окна  Хором  разговаривать  с  Правителем.  Хорошо,  тысяцкие
догадались казармы запереть и дозорных отозвать, а то неровен час  пальнул
бы кто! До  утра  Виктор  беседовал  с  выбранными,  был  ласков,  кроток,
подтвердил все вольности, в которых присягал еще Сармат,  не  отказался  и
сам  присягу  городу  принести,  в  свое  время,   разумеется.   Разошлись
полюбовно, но после  этого  неделю  в  Хоромах  все  на  цыпочках  ходили.
Советников, что решили было горожан пощипать, в  тычки  прогнали,  сгоряча
досталось и Евсею, хотя он был против затеи с налогом.
     Впрочем, с городом поладили быстро. Через месяц после того,  как  все
патрули были отозваны и  на  окраинах  начали  пошаливать  невесть  откуда
взявшиеся лихие люди, депутация  горожан  снова  объявилась  у  Виктора  и
спросила, чем за порядок вносить плату - золотом или кирпичом?


     Вот тогда он и задумался - не