сьевичу!
     Атаман Курбатов на удивление всем выжил. Говорить, правда,  долго  не
мог, шептал хрипло, да больше спал,  оправляясь  после  тяжелого  ранения.
Когда дружина вернулась в Москву, к  нему  началось  сущее  паломничество.
Всяк хотел посмотреть на живого или, как  он  пошутил,  чуть  оклемавшись,
"пока живого" грозного атамана. Лекари с ног сбились, гоняя дружинников, а
те норовили сунуться к старику с гостинцами через дверь или окна лазарета.
Потом объявился Белов,  невысокий  беловолосый  и  совершенно  неприметный
человек, который незримо прошел сквозь  кордоны  и  заставы,  невесть  как
проник в Хоромы и, словно не стражники, а чучела стояли на всех  этажах  и
коридорах, возник у ложа атамана.
     Неделя всего прошла, как вернулись из похода. Рана на шее нагноилась,
старик метался в жару, бредил. Белов сел на пол у изголовья, долго  шептал
что-то на  ухо,  гладил  больного  длинными  пальцами  по  вискам,  и  тот
постепенно затих, успокоился, а через день медленно пошел на поправку.
     Заметили, крикнули стражу, набежала охрана вязать незнакомца, но  тот
спокойно, мягко повынимал из их рук мечи и арбалеты  и  негромко  объяснил
сотнику, что он друг Семена Афанасьевича и вот пришел проведать, зла ни на
кого не имеет и вреда никому причинять не желает, а хорошо бы  еще  ему  с
начальством поговорить, может, от него какой прок будет...
     В ответ на эти речи сотник полузадушенно  мычал,  поскольку  шея  его
была зажата между двумя  пиками,  отобранными  у  его  бойцов.  Незнакомец
говорил  ласково,  пинками  отшвыривая  от  себя  дружинников,   норовящих
кинуться на него со спины.
     Наконец сотник с трудом высвободил шею и велел всем угомониться.
     Незнакомец прошел с сотником к Евсею, после краткого  разговора  тот,
минуя Егора, сразу привел его к маршалу.
     Так Белов оказался в дружине. Откуда узнал о ранении своего  атамана,
как за неделю добрался сюда из-за  Каспия,  об  этом  не  говорил,  только
похмыкивал и отводил глаза. Сказал лишь, что верные люди  ждут  Курбатова,
готовы по сигналу подняться, но мало их, очень мало  осталось.  Все  равно
уходить придется, так хоть память о себе оставят.
     Виктор представил себе, какую память оставит одичавшая и  отчаявшаяся
горстка людей, день за днем тратившая силы и кровь на выживание и борьбу с
морем вражды, и содрогнулся. Наверно, это тот случай,  когда  надо  просто
уйти, если  невозможно  найти  общий  язык,  как-то  договориться.  Но  он
понимал, что Белову об этом говорить нельзя, да и  не  поймет  он,  годами
живущий набегами и отражением набегов.
     Место пришельцу нашлось сразу, как только он показал свое  искусство.
Вскоре Евсей сообщил, что Белов пытался выведать у дружинников, кто  ранил
его командира да куда делся обидчик, но ничего вразумительного не услышал,
потому что никто ничего не ведал. Жив ли тот пленный или  нет,  неизвестно
было и Виктору. Одно знал - на следующий  день  после  того,  как  дружина
вошла в Казань, пленный, живой или мертвый, исчез из обоза. Тысяцкий  Егор
глухо намекнул, что, мол, кое-кому, возможно, не хотелось иметь  при  себе
такое напоминание о прошлом, но Виктор цыкнул  и  велел  ему  никшнуть.  В
семейные дела Правителя лучше не соваться.
     Сегодня или завтра вернется Мартын со своей тысячей, вспомнил Виктор,
и мысль эта немного развеселила.  В  последнее  время  у  них  с  Мартыном
заладились отношения, и если раньше все было как-то недосуг просто сесть и
между переменами вин вести  пустой  разговор,  то  после  болезни  Сармата
Мартын стал все чаще захаживать к  Виктору.  А  маршал  велел  дружинникам
нести всякую найденную книгу Мартыну, тот давно собирал старую печать.
     Тысячу оставили в Казани, помочь Сафару навести порядок. Через неделю
уже пришла весть, что дел никаких нет и  не  предвидится,  народ  спокоен,
даже  казият  после  некоторого  размышления  смирился  и  признал  Сафара
правителем. Мартын советовал не оставлять там гарнизон, Сафар уже  набирал
свою дружину.
     Кое-кто  из  тысяцких  и  советников   ворчал,   сулили   в   будущем
неприятности, если оставить  казанцев  без  догляда,  но  тут  Сармат  был
непреклонен - пусть даже Сафар войдет в большую силу и будет себе  голова,
лишь бы с Тураном не заигрывал и на юге держал границы. В том,  что  Сафар
не переметнется, он был уверен. Не так давно туранские лазутчики  пытались
отравить Сафара, жена и отец умерли на его руках в жестоких мучениях.
     Словом, на ближайшие годы Итильский каганат становился союзником.  Но
сейчас Виктору было плевать на все эти великие дела.



                                    1

     Почувствовав,  что  ноги  затекли,  Виктор  встал  и  пошел  к  реке,
размяться. Неслышной тенью скользнул  за  ним  Иван.  Богдан,  с  упоением
следивший за борьбой на площадке, недовольно заворчал, но затопал  следом,
все время оборачиваясь назад.
     - Насмотришься еще! - сказал ему Виктор.
     Он  хотел  было  оставить  парня  на  площадке,  но  идти  только   в
сопровождении Ивана не хотелось. В последние дни маг сильно осунулся, щеки
пожелтели и впали, а глаза словно были обведены траурной каймой.
     За мостом,  у  "оленьих  рогов"  стража  резалась  в  кости.  Завидев
маршала, вскочили, один из дружинников наступил на кубики.
     - Посмотри, что выпало! - велел маршал.
     Дружинник с виноватой улыбкой отвел носок.
     - Две пятерки! - весело сказал он.
     Второй стражник, растерянно глядя на Виктора, повертел в руках монету
и отдал ее выигравшему.
     - Десять нарядов в ночную смену, - коротко бросил  маршал,  а  потом,
глядя  строго,  присел,  повертел  в  ладони  кости,  хитро  усмехнулся  и
незаметно тронул липким пальцем единички.
     Метнул.
     - Две шестерки! - ахнула хором стража.
     - То-то! - назидательно сказал Виктор, отобрал у дружинника монету.
     И пошел дальше.
     Бойцы проводили его взглядом.
     - Стояк! - уважительно пробормотал проигравший. -  А  мог  и  в  зубы
дать...
     Чуть  поодаль  молодые  дружинники  под  присмотром  сотника   рубили
кустарник, прокладывая дорогу к  подземным  гаражам  на  Солянке,  недавно
обнаруженным и раскопанным. Еще до похода Виктор заглянул в темную пещеру,
уходящую в глубь холма. При свете факелов он увидел ряды моторов,  на  вид
целых, но стоило прикоснуться, как они рассыпались трухой.  Все  прогнило!
Впрочем, в одном из отсеков нашли штабеля  нержавеющих  труб.  Умельцы  из
оружейных мастерских, прознав, возбудились и потребовали трубы себе. И вот
теперь, наконец, дошли руки и до  них,  подводы  уже  снаряжены,  осталось
прорубить дорогу.
     Кустарник рос негусто, здесь часто прогоняли скот, вытаптывавший  все
по пути.
     Виктор  понаблюдал   немного,   как   дружинники,   молодецки   ухая,
размахивали большими секачами.  Затем  пошел  вперед,  к  полуобвалившейся
церкви. Сотник что-то крикнул предостерегающе,  но  Виктор  только  плечом
дернул.
     Одна из стен рухнула, но каким-то чудом храм еще  стоял.  Нависали  в
воздухе сомкнутыми ладонями арки и своды, две  колонны  смотрели  прямо  в
небо сквозь обвалившийся купол. Внутри было  чисто,  старый  кирпич  давно
вынесли и приспособили  для  строительных  нужд.  Николай  порывался  даже
снести все, что  осталось,  и  пустить  камень  на  ограждение  Хором.  Но
воспротивился Сармат, и не потому, что жаль было, просто не видел толка  в
стене. Если врага подпустим к дому, то никакие стены не спасут, сказал он,
и Николай согласился. Впрочем, он во всем соглашался с Правителем.
     Виктор иногда приходил сюда. В сумерках  после  трудного  дня  хорошо
отдыхалось, сидя на  возвышении.  Он  не  знал,  что  когда-то  место  это
называлось алтарем, а если бы и узнал,  то  остался  равнодушен  -  старые
имена ему давно ничего не говорили.
     Порой  странные  мысли  и  воспоминания  посещали   его.   Непонятное
сожаление о некой  забытой,  утерянной  тайне,  тщетные  потуги  вспомнить
родных, отца. Но ничего не осталось, кроме больших рук, что  держали  его,
поднося к дереву, украшенному разноцветными огоньками. И  еще  вспоминался
запах, вязкий незнакомый запах. Недавно, когда он в полумраке всматривался
в древние истлевшие машины на колесах,  ему  показалось,  что  от  угрюмых
угловатых конструкций исходит именно тот запах.
     Он недолго оставался в  разрушенной  церкви.  Вскоре  покой  сменялся
неясной тревогой, и она гнала его прочь, выталкивала... А  однажды,  когда
закрыл глаза и привалился спиной к колонне, ему вдруг  послышались  слабые
голоса, далекое пение  и  постепенно  смолкающий  гул  большого  скопления
людей.
     Сейчас он стоял у колонны,  смотрел  вверх,  но  днем  тут  все  было
обычным.
     Близ набережной он заметил  движение.  Две  воительницы,  склонившись
низко к траве, высматривали что-то.
     Виктор неслышно подошел.
     - Здесь не бывает змей, - сказал он весело.
     Девушки выпрямились, одна из них глянула остро, и Виктор подумал, что
она похожа на... Как же ее звали? Глаза такие же и волосы. Глупая смерть у
подножия Бастиона...
     - А, маршал, - узнала та, что была постарше, и приложила два пальца к
виску. - Какие будут распоряжения?
     - Никаких, - ответил Виктор. - Что ищем?
     - Вот, - показала молодая, ткнув себе под ноги, - железка.
     В глубокой колее, проложенной недавно телегами,  виден  был  округлый
кусок металла.  Молодая  воительница  ковырнула  носком  сапожка  землю  -
обнажилась еще часть железки.
     - Это рельс, вот это что, - сказал Богдан. - Я такой  недавно  видел.
Застава на Курской дороге из рельсов сложена, а поверх земля насыпана...
     Богдан подробно, в деталях  рассказал,  как  в  прошлом  году  они  с
маршалом проверяли заставы, да как прямо  у  него  из-под  коня  дурохвост
порскнул, чуть его не скинул, а маршал спас, ухватив за  шиворот.  Виктор,
посмеиваясь, не мешал хранителю трепаться. Богдан разошелся и поведал, как
маршал в одиночку рубился с сотней врагов и всех до одного  поубивал.  Тут
Виктор хлопнул хранителя по плечу и велел замолкнуть. Все это  время  Иван
отводил глаза, а воительницы его словно и не замечали.
     Два дня назад Виктор  был  свидетелем  тяжелого  разговора  Бориса  с
Сарматом. Маг пугал Правителя неизбежными  распрями  между  его  людьми  и
воительницами Ксении. Он вопрошал, кто отомстит или искупит кровь  невинно
погубленных магов, взывал к здравому смыслу Сармата  -  ведь  беспричинная
ненависть этих сумасшедших баб к магам легко может смениться ненавистью  к
нему, Правителю. Сармат отвечал вяло, советовал  не  горячиться,  а  сесть
всем вместе и обсудить расклад, что же касается  вражды  беспричинной,  то
мало ли кто из людей Бориса мог обидеть Ксению или кого из ее подручных, а
бабы - они народ злопамятный и мстительный, лучше с ними помягче. А  когда
Борис намекнул, что всякое может  стрястись,  в  том  числе  и  несчастный
случай, Сармат вскинулся и спросил грозно, уж не его  ли  ждет  означенное
несчастье. На это Верховный маг кротко отвечал, что ни в коем разе, но как
он может поручиться за кого-либо из своих,  если  тот  встретит  в  темном
месте одну из удалых шлюх этой ведьмы.
     Разговор шел у окна. Виктор сидел на скамье, спиной  к  ним,  и  даже
вздрогнул от свистящего шепота Правителя, велевшего Борису никогда  впредь
Ксению ведьмой не называть. А что касается несчастного  случая,  продолжил
Сармат вполголоса, миролюбиво, ты же знаешь, бойцы в девах души  не  чают.
Случись что, кто их удержит? Как начнут магов  на  смоленые  рожна  брать,
ха-ха!
     Борис еле слышно пробормотал что-то, Виктор  расслышал  только  слово
"пророчество". Сармат негромко  засмеялся,  и  Виктор  обернулся  на  этот
смущенный, даже виноватый смех, столь непривычный в устах Правителя.  Надо
ли обращать внимание на старые байки, сказал примирительно Сармат, да мало
ли что он наговорил в бреду. Так старые байки или бред,  въедливо  спросил
Борис, и при чем здесь бред, о пророчестве известно давно... "А вот это не
твое дело!" - прорычал Сармат, а затем объявил, что все свободны.
     Виктор не понял, о каком пророчестве идет речь. Не это его волновало.
Стало ясно, что Сармат прикипел душой к Ксении, а  разговоры  о  том,  что
пора, мол,  Правителю  обзавестись  Правительницей,  Сармату  известны,  и
разговоры эти он не пресекает, а может, даже и поощряет. Виктор гнал мысли
о Ксении, но стоило встретить любую женщину, как невольно ее вспоминал.
     И сейчас, глядя на воительниц, заметил, что у  старшей  волосы  густо
лучатся во все стороны, а у второй, когда она  смеется,  ямочки  на  щеках
точь-в-точь как у их предводительницы. Наверно, подумал он, если выстроить
бабье воинство, то в каждой обнаружится хоть крупица схожести с Ксенией, и
случись что с ней, не пропадет, а незримо составится, соберется  вновь  из
этих частиц. Мысль пришла неожиданно, была странной  и  тут  же,  впрочем,
забылась.
     - Как вас зовут? - спросил он.
     Младшая открыла рот, но под взглядом старшей осеклась, пожала плечами
и виновато улыбнулась.
     - Ну ладно, - пожал плечами Виктор и пошел вдоль берега.  Воительница
молча смотрела ему вслед, потом снова нагнулась и ножнами  меча  принялась
ковырять землю.
     Имен своих не открывали. Дружинники  немного  поудивлялись,  а  потом
свыклись, дали прозвища, чтобы различать. На прозвища девы откликались.
     Звонко плеснула хвостом большая рыба, круги пошли к берегам.  Постояв
над водой, Виктор пошел обратно, мельком глянул  на  раскиданную  землю  -
воительницы отрыли почти два метра рельса и теперь копались в стороне.
     - Второй ищут, - пояснил Богдан, - их два должно  быть.  Или  три?  -
задумался он.
     Виктор вздохнул. Когда-то по рельсам ходили поезда и он даже ездил  в
них. И не так давно. Но он почти забыл, а эти ребята и  вовсе  не  помнят,
может, и не видели даже.
     В Хоромы он вернулся усталый,  как  после  долгого  пешего  перехода.
Повалился на кровать, а пока Богдан стаскивал сапоги, велел Ивану принести
вина.
     Когда Иван  вошел  в  спальню,  то  увидел,  что  маршал  спит,  тихо
похрапывая, а Богдан грозит  пальцем,  чтоб  не  будил.  Эта  картина  так
поразила мага, что он чуть не выронил кувшин -  спящего  днем  Виктора  он
никогда не видел, да и вообще дневной сон казался ему грубым  извращением.
Маги спали не более трех-четырех часов в сутки.
     Виктор спал  тяжело,  погружаясь  в  муторные  вязкие  сны.  Мелькали
незнакомые лица, преследовали  карлики  с  выпученными  глазами,  а  потом
появилась Ксения  и  повела  его,  как  маленького,  за  руку  по  темному
страшному коридору к светлому проему далеко впереди...
     Проснулся он в сумерки с тяжелой головой. Взглянул на водяные часы  и
осипшим голосом кликнул Богдана.
     Появился Иван,  негромко  сказал,  что  Богдан  отлучился  ненадолго,
обещал скоро вернуться.
     - Распустил я вас! - проворчал Виктор, натягивая сапоги.
     Маг ничего не ответил. Стоял, упершись тяжелым взглядом в пол.
     Виктор поднялся с кровати и взялся пальцами за виски.
     - Голова болит!
     Иван кивнул, осторожно повел ладонями  у  затылка  маршала,  посопел,
бормотнул скороговоркой неразборчиво, коснулся холодным пальцем мочки уха.
Чуть полегчало.
     - Все равно болит, - раздраженно сказал Виктор.
     Обычно маг снимал легкую хворь за считанные секунды, а  если  не  мог
сладить,  то,  значит,  серьезная  болезнь  пришла.  Так,  однажды  маршал
запустил простуду, а потом валялся неделю в кровати, гонял чаи с  малиной,
потел до омерзения, и хоть Борис прислал пару  сильных  магов,  но  и  они
вместе с Иваном на ноги его не сразу поставили. Ну а у лекарей от простуды
средство одно - липовый цвет, медовый чай да малина.
     Вот и  сейчас  Виктор  чувствовал,  что  головная  боль  не  ушла,  а
затаилась. Стоит сделать резкое движение, напрячься, повысить  голос,  как
она вернется.
     - Плохо лечишь.
     - Не могу найти точку, - ответил Иван,  -  сбиваюсь,  сосредоточиться
трудно. Последнее время...
     Виктор махнул рукой, и маг замолчал.  Наверно,  на  воительниц  будет
жаловаться, решил Виктор. Маги сейчас  все  какие-то  взъерошенные,  ходят
вдвоем-втроем, от дев нос воротят.
     Из-за  окна  донеслось  слабое  пение  рожка,  ему  ответил   другой,
раздались крики.
     Мгновенно забыв про головную боль, Виктор подскочил к окну.  К  мосту
колонна за колонной  подходили  ратники,  развевались  флажки  на  копьях,
набежавшая детвора облепила всадников, те подхватывали ребятишек и  сажали
к себе, а перед колонной гарцевал  на  вороном  коне  Мартын  в  малиновой
куртке. Словно разглядев в окне  Виктора,  он  сорвал  с  головы  берет  и
приветственно помахал, глядя вверх.
     Колонна свернула к казармам, а  Мартын  обогнул  ее  и  проскакал  ко
внутреннему двору Хором.
     Вскоре прибежал вестовой от Сармата и  сообщил,  что  Правитель  ждет
маршала на Сбор.
     У двери в зал  Виктор  догнал  Семена  Афанасьевича,  тот,  осторожно
держась за стены, пробирался вперед.
     - Совсем плохой стал, - просипел старый полковник. -  Вчера  чуть  не
грохнулся.
     Стражники при виде старика вытянулись. Виктор пропустил  его  вперед,
тот поупирался, бурча про субординацию, но все-таки прошел первым и уселся
поближе к камину.
     - Семен Афанасьевич, дорогой! - вскричал Мартын, подойдя к старику. -
Выжил, молодец какой! Я так рад...
     - Я, знаешь ли, тоже! - усмехнулся старик.
     Вошел Сармат. Старый  атаман,  кряхтя,  поднялся  с  лавки,  приложил
ладонь к своей немыслимо измятой  фуражке  с  потрескавшимся  козырьком  и
снова сел. Сармат ласково покивал ему, спросил о здоровье и, не  дожидаясь
ответа, велел всем садиться, а Мартыну докладывать.
     - Докладывать, собственно, нечего, - с легким смешком сказал  Мартын.
- По дороге никого не потеряли. Десяток  бойцов  животом  ослабли,  кислых
яблок наевшись, так ничего, довезли в обозе. Хотя и слабило их очень...
     - Что ты мне о своих засранцах, - удивился Сармат. - В Казани-то  как
дела?
     - Хорошо. Сафар крепко сидит, - тут Мартын задумался, выпятил  нижнюю
губу, - помочь бы ему, десяток магов  туда,  пусть  местных  научат  огонь
метать.
     Николай, до той поры тихо  и  незаметно  сидевший  в  углу,  встал  и
подошел к столу.
     - Я вот что скажу, ребятушки, - начал он  своим  мягким  голоском.  -
Оно, может, сейчас Сафар нам друг, да мало  ли,  как  дело  обернется.  Мы
своих  чудесников,  -  поклон  в  сторону  Бориса,  мрачно   стоявшего   у
заложенного кирпичом окна, - беречь должны. Пусть басурмане железки до ума
доводят, глядишь, и нам они сгодятся. Так что я полагаю - ни к чему это.
     И он вернулся на место. Виктор  готов  был  согласиться  с  Николаем.
Старый хитрый Боров понимал, что заимей казанцы к своей боевой технике еще
и магов, - великие дела могут завертеть, и еще неизвестно, кто  у  кого  в
меньших побратимах ходить  будет.  Оно  конечно,  где  маги,  там  сложным
машинам карачун выходит, но события последних месяцев показали, что  и  на
эту закавыку есть управа. Обмажут броневые моторы смолой, и вперед!
     Но не все  было  просто,  и  поэтому  Виктор  молчал.  Согласиться  с
Николаем - значит  обидеть  Мартына.  Ведь  Сафар  ему  приходится  старым
дружком, еще с саратовских времен. Мартын подобрал его, раненного во время
облавы, и выходил мальчонку. Потом нашлась  его  родня,  многочисленная  и
сильная, и у Мартына были  с  ней  хитрые  расклады.  Виктор  помнил,  что
несколько раз приезжал Сафар со своими людьми  -  шум,  веселье,  подарки.
Умный  тонкий  Сафар  понравился  Правителю,  и  когда  началась   большая
политика, то не один тайный гонец ушел на Волгу,  обвешанный  мешочками  с
золотом.
     Мартын внимательно посмотрел на Николая, заговорил  медленно,  лениво
цедя слова. Он высоко ценит Николая, лучшего управителя ему не  доводилось
встречать. Но державные интересы не надо