ия и выяснять будет не день и не два, будут
держать в изоляторе, пока о них не вспомнят, а на  аусвайсы  за  пределами
города всем плевать - свои законы, свои проходные документы. Еду  брать  с
собой не надо, лишняя тяжесть, а им придется вскоре быстро-быстро  бежать,
если хотят к вечеру добраться до Москвы.
     - Ты что, - не выдержал  Месроп  и  повысил  голос,  -  так  бегом  и
собираешься чесать всю дорогу?
     Виктор разглядел в сереющем утреннем воздухе его лицо,  хмыкнул  раз,
хмыкнул два, и уселся на рельс. Месроп сел рядом и,  закряхтев,  осторожно
вытянул ноги.
     - Как, по-твоему, доставляют грузы в Саратов? - спросил Виктор.
     Пожатие плеч в ответ.
     - Подумай. Что будет  с  грузовыми  поездами,  если  их  разгрузят  в
городе? Какая давка начнется, и сколько людей стопчут?
     Месроп хлопнул себя по лбу и уважительно поднял большой палец.  Любой
гонец, даже самый лопоухий,  знал,  что  грузовые  составы  разгружают  на
ближайших полустанках, и хотя после страшных колбасных бунтов прошло много
лет, а продовольствием фермеры завалили все города, предосторожность  была
нелишней. Транзитные грузы иногда  подвергались  налетам  лупил,  для  них
самой густой радостью было свалить награбленные видаки, фризеры, экраны  и
прочую технику в большую кучу, поджечь и плясать вокруг костра свои  дикие
страшные пляски.
     К перегрузочной вышли засветло.  Гудели  краны,  с  тяжелым  шелестом
ходили над станцией большегрузные платформы, сдержанно  рычали  трайлерные
многосекционные сцепки, посвистывали толкачи...
     Станцию  они  обошли  степью,  по  большой  дуге.  На  возвышенностях
пригибались, а ближе к путям Виктор заставил Месропа лечь, и они проползли
оставшуюся сотню метров.
     Приложив ухо к рельсу, Виктор замер, удовлетворенно кивнул Месропу  и
отполз назад.
     - Как только я встану, - сказал он, -  сразу  за  мной.  Цепляйся  за
скобы и лезь вверх. Прижмись к кромке и не дергайся.
     - А если он не в Москву?
     - Там видно будет!
     Рельсы загудели...




               ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АДЕПТЫ НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО БОГА

     В  Москву  они  прибыли  на  третий  день.  Последний  прогон  шли  в
полупустой электричке,  вместе  с  реставраторами  -  усталыми,  грязными,
вымазанными краской и кисло пахнущими строительным клеем. Некоторые лежали
на скамьях, свесив ноги в  проход.  Напротив  Виктора  привалился  к  окну
грузный реставратор в спецовке с  эмблемой  ООН.  Достал  флягу,  глотнул,
выкатил глаза и затаил дыхание.  Протянул  Виктору.  Тот  мотнул  головой.
Месроп, не дожидаясь приглашения, тоже покачал головой  и  смежил  веки  -
беготня на полустанках и прыжки с поезда на поезд, жажда и голод  измотали
его.  Чернокожий  реставратор  не  обиделся  на  отказ,  могучим   глотком
опорожнил флягу и снова замер, вытаращив глаза.
     На Павелецком было чисто и тихо. Через Москву давно уже не  проходили
транзитные потоки, центр опустел. Город обживался медленно.
     По Кольцу одна за другой прошли на бреющем три открытые платформы. За
ними болтался шлейф разноцветных лент. Виктору и Месропу замахали  руками,
что-то весело прокричала девица в  огромной  шляпе,  мигнули  сине-зеленые
бортовые огни, и платформы,  развернувшись  над  мостом,  ушли  в  сторону
Центра, покачиваясь вверх-вниз, словно плыли по волнам.
     Виктор  проводил  их  задумчивым  взглядом  и   почесал   щетину   на
подбородке. Надо пересидеть надвигающуюся  ночь.  До  кунцевского  убежища
идти и идти, только на попутных моторах два часа. Да и вести туда  Месропа
не следовало. Все-таки убежище! Мало ли как жизнь крутанется.
     В нем пробуждались осторожность и недоверчивость гонца.
     Неподалеку, на улице с чудным именем Щипок, находится районный  флэт.
Туда тем более нельзя вести Месропа. Пусть подождет, пока  он  сбегает  за
пропуском в гостевой дом.
     Сразу за вокзалом они встретили  харчевню.  Виктор  попросил  Месропа
посидеть здесь немного и дождаться его. Месропу это явно  не  понравилось,
но он смолчал. Виктор небрежно кинул хозяину пару чонов и  велел  поить  и
кормить гостя, пока тот не скажет "хватит". Месроп  оживился,  а  огромный
керамический запотевший жбан с пивом привел его в восторг. "Пиво свежее" -
сказал хозяин. Месроп замычал и припал, не  дожидаясь  стакана,  к  жбану.
Виктор завистливо сглотнул, но времени не  было,  и  он,  взяв  со  стойки
холодный гамбургер, вышел. Надо было торопиться. Полгода назад за  Кольцом
пошаливали. Кто знает, как там сейчас!
     Районный  флэт  был  в  пяти  минутах  ходьбы.  Старые  дома  еще  на
консервации, изопленка местами продрана, а некоторые  дыры  заново  облиты
пластиком.
     Вот и нужный дом.  Пятиэтажная  развалина  черт  знает  каких  времен
выглядела сущей руиной - ее даже не поставили  на  консервацию.  На  месте
дверей чернели проломы, заваленные до половины хламом  и  мусором,  вместо
окон - щиты. Обреченный домишко. Казалось, только случай  спасает  его  от
неумолимой бульдозерной десницы реставраторов.
     Виктор дважды обошел дом, посидел не полусгнившей скамейке  в  жалком
скверике и, убедившись, что никого поблизости нет, перебрался через  мусор
и медленно поднялся по лестнице в кромешной темноте.
     На четвертом этаже нащупал уцелевшую дверь, в  ней  торчала  рукоятка
звонка. Дернул, потом пнул в филенку  ногой.  Минуту  или  две  ничего  не
происходило. Он знал, что сейчас его разглядывают, и помахал приветственно
рукой в  сторону  соседней  квартиры,  из  выломанной  двери  которой  дул
свирепый сквозняк. По крайней мере,  полгода  назад  там  к  потолку  была
прикручена мини-камера.
     Замок тихо щелкнул. Виктор  толкнул  дверь  и  вошел  в  неосвещенный
предбанник. После того как он на ощупь задвинул тяжелый  болт  и  поставил
замок на стопор, загорелась потолочная лампочка.
     Ничто  не  изменилось.  Голые  стены,  несколько  гвоздей,  вбитых  в
деревянную планку, на них висят старая трухлявая телогрейка, драный  плащ,
кепка с большим козырьком и зонт с изогнутой ручкой. Виктор сунул  руку  в
карман плаща и достал плоский ключ. Дверь в конце  коридора  распахнулась,
только он дотронулся до замка, и на пороге его встретили объятия.
     - Заходи, заходи,  блудный  сын,  -  сказал,  наконец  отпустив  его,
Алексей, больше известный среди гонцов как Дьякон.
     Попав из загаженной лестничной клетки в роскошную  обстановку  флэта,
Виктор  на  миг  зажмурился.  Так  знакомо  и   так   приятно   вспомнить.
Возвращаешься после густой ходки, не понимая, жив ты или  еще  нет.  После
беготни и мочилова устал до тошноты. И вот ты сначала влезаешь  в  большую
квадратную ванну, розовую или голубую, а на одном из флэтов даже, говорят,
хрустальная, моешься хорошим, пахнущим цветами мылом, а потом  в  пушистом
купальном халате выходишь и падаешь в роскошное,  обитое  настоящей  кожей
кресло, в большом фризере ждет банка, нет две,  три  банки  пива,  закуска
всякая, и, поглядывая на обитые зеленым  шелком  стены,  на  гнутые  ножки
музейной  мебели,  ведешь  неспешный  разговор  с  кем-нибудь  из  гонцов,
оказавшихся в это время здесь, либо связываешься с дежурным и узнаешь, нет
ли для тебя чего, а если и есть, то пусть подождут денек-другой,  а  то  и
недельку, пока придешь в себя и залижешь раны.
     А потом можно пошарить  на  полках  и  поставить,  скажем,  сериал  о
похождениях Девы и Единорога, который не доглядел в  прошлый  раз.  Ну,  а
через день ты как огурчик. Даже если никто не ввалился из гонцов с дырками
в шкуре и в дымящейся одежде, долго занимать флэт неудобно. Бери пропуск в
любой гостевой дом и живи там, время от времени  расслабляясь  на  веселых
площадках, пока не надоест. А когда надоест, иди в новую ходку...
     - Давненько тебя не видел, - прогудел Дьякон, развалившись в  кресле.
- Поговаривали, что ты к бобику сходил.
     - Кто это поговаривал, - сердито осведомился Виктор, - с того  света,
что ли, почта была?
     Дьякон хохотнул и откинул большую голову на  спинку  кресла.  Густые,
длинные, с проседью волосы раскинулись по плечам. Черная, наглухо, до  шеи
застегнутая длиннополая одежда не скрывала чудовищных бицепсов, а  могучие
лапы могли согнуть и не раз сгибали в кольцо метательную спицу из  титана.
Виктор несколько раз встречал его на московских флэтах,  и  всегда  Дьякон
был при большом кресте, висевшем на груди. Толстая цепь  хорошо  начищена,
крест тоже блестит.
     Крест был скорее похож на четырехлучевую звезду, чем на  православный
или католический. Виктор знал, что к духовенству Дьякон не имел отношения,
хотя на кличку отзывался охотно и  обиды  не  выказывал,  иначе,  конечно,
перестали бы так звать.
     Виктор присел к столу, взял рассеянно  банку  пива,  вскрыл,  глотнул
раз, два и не заметил, как выкушал три банки под веселое гудение  Дьякона.
Тот рассказывал последние сплетни, выдал сногсшибательную новость - пришел
гонец аж из Владивостока, и не просто гонец, а баба! Такого еще не видали,
и на памяти ни у кого нет. Геннадий, ну,  ты  его  знаешь,  из  новеньких,
начал кричать про традиции, что если так дело пойдет, скоро грудные  будут
ходить.
     - Это потому  как  новичок,  -  сказал  Виктор,  вызывая  диспетчера.
Диспетчер несколько секунд смотрел молча, как бы припоминая, потом покачал
головой и пробормотал что-то вроде "вот кстати".
     С гостевым домом уладилось мгновенно. Пропуск на двоих тут же  выполз
из щели распечатки. Обязательные  расспросы  о  самочувствии,  здоровье  и
прочих важных предметах диспетчер вдруг оборвал на  полуслове  и  попросил
срочно зайти в центральную контору,  не  сейчас,  конечно,  но  хорошо  бы
завтра днем. Странно! Обычно так не  просят.  Намекают,  ходят  вокруг  да
около, а тут чуть ли не приказ! Кто может приказать гонцу?  Никто.  Виктор
хотел было отключить экран, чтоб дежурный несколько пришел в  чувство,  но
передумал.  За  полгода  многое  могло  измениться,   вон,   женщины-гонцы
появились...
     После разговора с диспетчером Виктор поднялся.
     - Уходишь? - спросил удивленно Дьякон. - Я думал, посидим, поболтаем.
Ну и то верно, может, придет кто. И я потихоньку отвалю. Пошли, провожу.
     Оставив ключ в кармане плаща, они выключили  свет,  красная  точка  у
двери несколько раз мигнула и погасла - флэт на контроле. Виктор  медленно
спускался по лестнице и недоумевал. Нет, определенно что-то  произошло  за
время его  отсутствия.  Чтобы  гонцы  выходили  на  улицу  вместе...  Так,
глядишь, Дьякон его и в гости пригласит!
     Виктор вдруг обнаружил, что эта мысль неприятных эмоций  не  вызвала.
Раньше бы он с холодной улыбкой извинился и  исчез,  дистанцию  он  держал
строго, от людей всегда ждал неприятностей и уходил, как мог. От  людей  и
от неприятностей. Но саратовские похождения изменили его.  Вот  говорил  с
Дьяконом, и не было в нем готовности в любой момент встать и  раствориться
в душной московской ночи. Он даже испытал мгновенный соблазн рассказать  о
подвигах дружины, о Сармате, но передумал. Насильно гонца  не  держат:  не
хочешь или не можешь, предупреди диспетчера, что сошел,  и  привет.  Никто
кислого слова не скажет. Да и не собирается он сходить. Там,  в  Саратове,
просто отодвинул на третий, четвертый план, но сейчас вдруг высоко  запели
трубы, захотелось взять новую ходку  и  -  вперед,  напролом  и  в  обход,
превращая каждый километр в победу тела и духа.
     Потом он вспомнил Месропа и улыбнулся в темноте. Они уже подходили  к
харчевне, и Виктор сказал, что у него здесь встреча.  Дьякон  склонился  к
низкому, почти у самого асфальта, окну и озабоченно сказал:
     - Тут опять месиловка!
     В окне метались тени, а потом цветное непрозрачное стекло треснуло.
     Виктор ругнул себя за то, что не взял оружия. С патрульными, конечно,
шутки плохи, но без хорошего ствола или  найфа  в  городе  делать  нечего.
Месропа, наверно, сейчас в капусту шинкуют...
     Он распахнул ногой дверь,  пригнулся.  Над  головой  пролетело  нечто
тяжелое, деревянное и ударило Дьякона по колену.
     - У-е! - взревел Дьякон.
     В следующий миг Виктора внесло в харчевню, а  Дьякон,  ворвавшись  за
ним, вскочил на стол и страшным голосом возопил:
     - Ноги поотрываю, протобестии!
     Хозяин был привязан к стойке вниз головой, с порезов на руках стекала
кровь, и бледное безжизненное лицо почти касалось черной лужи.
     Месропа подвесили за ноги к колесу, висевшему  на  ржавых  цепях  под
потолком. Судя по брани, которую он изрыгал, лупилы  еще  не  начали  свой
страшный хоровод.  Дюжина  полуголых,  тяжело  дышавших  мужчин  и  женщин
щетинились на Виктора и Дьякона длинными тесаками.
     Они зашипели, заскрежетали зубами и  стали  медленно  окружать.  Один
бросился на Виктора, но, получив ногой в живот, отлетел в угол и заскулил.
Стая завыла жуткими голосами, Виктор понял, что сейчас все сразу кинутся -
конец, не отбиться, даже если выхватит у кого лезвие.
     - Вот вы как, - снова закричал Дьякон, - без покаяния сдохнете, сучьи
потроха!
     На миг лупилы замерли и повернули головы к Дьякону. Виктор  ухватился
за ножку стула, но тут Дьякон вдруг сорвал с цепи  крест  и  тот  распался
веером на десяток тонких вертушек. Когда первая вертушка врезалась в горло
вожаку, последняя уже была в  воздухе,  и  толстощекая  бабища  не  успела
поднять тесак, как ей снесло два пальца.
     Добить уцелевших было делом минуты. А потом подвешенный Месроп  начал
блевать с высоты.
     - Ужасно, - сказал он, отдышавшись,  после  того  как  его  осторожно
сняли, - конечно, это бойня, но и они не люди... Волки!
     - Лупилы, - сказал, как плюнул, Дьякон,  обтер  вертушки,  собрал  их
вместе и повесил на цепь.
     Они оттащили тела к стене. Виктор подошел к хозяину, глянул и не стал
трогать. Дьякон хотел вызвать патруль, но экран был разбит.
     - Вокзал рядом, - сказал Виктор, -  только  мне  неохота  вязаться  с
патрулем.
     - Ладно, - кивнул Дьякон, - ты иди, а я тут присмотрю...
     Месроп пришел в себя и, трясясь как от озноба, заявил,  что  в  гробу
видал Москву с такими шуточками, и что будь здесь дружина - вся эта погань
разбежится по лесам. Схватил Дьякона за  рукав  и  потребовал,  чтобы  тот
немедленно двигал отсюда в Саратов, а тут вообще жить нельзя...
     Дьякон отцепил от себя Месропа и недоуменно глянул на Виктора. Виктор
сделал успокаивающий жест ладонью и со словами "нам пора" вытолкал Месропа
за порог.
     На улице капал мелкий дождь, беззвучно пыхали зарницы.



                                    1

     В номере Месроп повеселел. Ругнул было Москву, но тут  Виктор  сказал
ему, что и в Саратове лупилы не лучше, просто ему, Месропу, надо бы почаще
выезжать на облавы, а то стратегов много, а ручками работать некому.
     Месроп поворчал, огрызнулся, потом махнул рукой и пошел в ванную.  Их
поместили в хорошем трехкомнатном номере, правда, это стоило Виктору чона,
вложенного в согнутый пополам пропуск.
     Минут через десять Месроп вышел красный, чистый и благодушный. Старую
одежду выбросил, новая как раз и  пригодилась.  В  комбинезоне  и  зеленой
пятнистой рубашке он выглядел бы не очень уместно  среди  дорогой  мебели,
картин и ковров.
     - Ну что, - спросил Месроп, - будем спать?
     - Нет, будем есть.
     В большом фризере они нашли банку с  тамбовским  окороком,  малиновый
компот, упаковку рокфора, и, к великой радости Виктора дюжину банок  пива.
Месроп наотрез отказался от пива и даже немного побледнел.  Видать,  чуток
перепил в харчевне. Есть тоже не стал.
     Виктор отрезал добрый ломоть мяса, ущипнул  зеленой  мякоти  сыра  и,
прихлебывая пиво, вытянул ноги.
     Месроп дремал, уткнувшись подбородком в кулак. Между глотками  Виктор
посматривал на него и думал, что напарник совсем раскис. Саратовская жизнь
вдруг подернулась легким туманом. Отдохнул,  отвлекся  от  дел,  а  теперь
снова начнется привычная круговерть. Да, но Ксения... В последнее время он
вспоминал ее все чаще и чаще. Досадовал  на  себя,  тем  более  что  перед
отъездом в Москву у него  вроде  бы  притиралась  втулочка  к  симпатичной
брюнетке, сестре дружинника Бориса. Она частенько забегала к брату, вот  и
познакомились. Дальше мелких поцелуйчиков и легкого обжима  дело  пока  не
шло, и не сердитые взгляды Бориса мешали, а Ксения... С какой бы  женщиной
он ни говорил, тут же вспоминал ее, сбивался, нес околесицу.  Приворожила,
наверно.
     - Наелся? - вывел его из раздумий голос Месропа. - Тогда поговорим.
     Виктор посмотрел на него. Месроп подобрался, исчезла  вялость,  глаза
заблестели, а нижнюю губу он чуть выпятил вперед - таким  его  можно  было
видеть над оперативным раскладом: вот  он  нависает  над  картой,  минута,
другая и - пальцем в то место, откуда ждать очередной каверзы. А потом уже
Мартын продумывает, кого куда послать, да ругается с Сарматом из-за  людей
- просит сто, а получает десять.
     - Надеюсь, понимаешь, - продолжал Месроп, - что главный - ты! С  меня
толку мало. Героические позы не в счет. До Москвы,  может,  и  дополз  бы,
теряя конечности, но дальше твой ход. Не спеши, продумай все,  а  потом  -
вперед. Без страха...
     - И без гипноза, - вставил Виктор. - Гипнотизер из тебя! Я же  выпил,
значит, хрен сработает.
     - Да? - удивился Месроп. - Тогда не буду.
     Они посмотрели друг на друга и  засмеялись.  Месроп  оборвал  смех  и
серьезно сказал:
     - А ты, юноша, далеко не валенок. Ох повезло, что ты с нами.  Не  зря
Мартын тебя в полководцы назначил.
     Виктор хмыкнул. Начались знакомые песни. Сейчас его на подвиги  будет
звать.
     Но Месроп молча рассматривал свои ладони. Вздохнул, прикрыл глаза.
     -  Что  же  ты  не  спросил,  зачем  мы  идем  в...  Ну,  куда  надо.
Неинтересно?
     - Я спрашивал, ты не ответил.
     - Да, верно. Это я ошибся, надо было все сразу рассказать.  Только  в
Саратове не хотелось, а потом как-то времени не было.
     - Зато сейчас есть.
     Острый взгляд, кивок на дверь.
     Они вышли в коридор. Никого. Ковровая дорожка мягко уходила  вдаль  и
скрывалась за изгибом стены. Гостевой дом стоял почти пустой.  Спустившись
на два этажа, они  вышли  в  большой  холл.  У  стеклянных  дверей  дремал
швейцар, а рядом, на диване,  пристроились  двое  патрульных.  Один  спал,
положив голову на карабин, второй смотрел видео.  Звук  был  отключен,  по
экрану метались, размахивая мечами, не то ниндзя,  не  то  монахи,  кто-то
прыгал, как заводной, споро орудуя при этом боевым веером.
     Бар работал. У стойки две девицы в раздутых баллонных штанах оглядели
Виктора и Месропа, но интереса не проявили. Взяв по чашечке кофе и тарелку
с хрустами, они отошли к окну.
     Месроп отпил глоток и скривился.
     - Отрава! Лучше бы коньяку взяли.
     Виктор молча вернулся к стойке, выгреб из  кармана  ворох  бумажек  и
показал на бутылку  армянского.  Бармен  иронично  поднял  бровь  и  начал
складывать бумажку к бумажке. Закончив,  пододвинул  стопку  к  Виктору  и
заявил, что здесь в лучшем случае на полрюмки. Может предложить водку или,
если туго с деньгами, бесплатное пиво.
     Не отвечая, Виктор сгреб бумажки и аккуратно опустил  их  в  мусорный
стояк. Девицы оживились. А когда он достал чон и кинул  на  прилавок,  они
расплылись в  обещающих  все  улыбках.  Бутылка  была  мгновенно  открыта,
невесть откуда появился серебряный поднос с двумя тонкого стекла бокалами,
и бармен сам отнес его к столику.
     Виктор отошел от  стойки,  услышав  за  спиной  презрительный  шепот:
"Бабкины серьги толкнул, гуляет на единственный".
     Подняв бокал, Виктор понюхал коньяк. Пахло розами.  Сделал  маленький
глоток - приятно, но очень крепко. На пиво густо ляжет, лучше не пить.  Ну
а Месроп пригубил, одобрительно причмокнул и выцедил бокал.
     - Что ты слышал о неодеистах? - внезапно спросил он.
     Виктор пожал плечами.
     - Так я и знал. - Месроп плеснул себе еще, показал на бокал  Виктора,