ское. Давно  пора  бы  туда...  Вот  с  дочками
плохо. Ты-то, слава богу, на  дороге,  на  виду,  а  им  туго  приходится.
Катюшин муж совсем от дому отбился. Играет, пьет, каждый день на  квартиру
пьяный приходит. Бьет Катеньку. С  железной  дороги  его,  кажется,  скоро
прогонят, а Катенька опять беременна. Только одно и умеет подлец.
   - Да уж, маман, правда ваша, - подлец.
   - Тес... тише... Не говори так вслух... - шепчет мать. -  Здесь  у  нас
все подслушивают, а потом пойдут  сплетничать.  Да.  А  у  Зоиньки...  уж,
право, не знаю, хуже ли, лучше ли? Ее Стасенька и добрый и ласковый... Ну,
да они все, поляки, ласые, а вот  насчет  бабья  -  сущий  кобель,  прости
господи. Все деньги  на  них,  бесстыдник,  сорит.  Катается  на  лихачах,
подарки там разные. А Зоя, дурища, до  сих  пор  влюблена  как  кошка!  Не
понимаю, что за глупость! На днях нашла у него в письменном столе, -  ключ
подобрала, - нашла карточки, которые он снимал со своих Дульциней в  самом
таком виде... знаешь... без ничего. Ну, Зоя и отравилась  опиумом...  Едва
откачали. Да, впрочем, что я тебе все неприятное да  неприятное.  Расскажи
лучше о себе что-нибудь. Только тес... потише - здесь и стены имеют уши.
   Семенюта призывает на помощь все  свое  вдохновение  и  начинает  врать
развязно и небрежно. Правда, иногда он противоречит тому,  что  говорил  в
прошлый визит. Все равно, он этого не  замечает.  Замечает  мать,  но  она
молчит. Только ее старческие глаза становятся все печальнее и пытливее.
   Служба идет  прекрасно.  Начальство  ценит  Семенюту,  товарищи  любят.
Правда, Трактатов и Преображенский завидуют и интригуют. Но куда же им!  У
них ни знаний, ни соображения. И какое  же  образование:  один  выгнан  из
семинарии, а другой -  просто  хулиган.  А  под  Семенюту  комар  носу  не
подточит. Он изучил все тайны канцелярщины досконально.  Столоначальник  с
ним  за  руку.  На  днях  пригласил  к  себе  на  ужин.  Танцевали.   Дочь
столоначальника, Любочка, подошла к нему с другой барышней.  "Что  хотите:
розу  или  ландыш?"  -  "Ландыш!"  Она  вся  так  и  покраснела.  А  потом
спрашивает: "Почему вы узнали, что это я?" - "Мне подсказало сердце".
   - Жениться бы тебе, Ванечка.
   -  Подождите.  Рано  еще,  маман.  Дайте  обрасти  перьями.  А  хороша.
Абсолютно хороша.
   - Ах, проказник!
   - Тьфу, тьфу, не сглазить бы. Дела идут пока порядочно, нельзя похаять.
Начальник на днях, проходя,  похлопал  по  плечу  и  сказал  одобрительно:
"Старайтесь, молодой человек, старайтесь. Я слежу за вами  и  всегда  буду
вам поддержкой. И вообще имею вас в виду".
   И он говорит, говорит  без  конца,  разжигаясь  собственной  фантазией,
положив легкомысленно ногу на ногу, крутя усы и щуря глаза, а мать смотрит
ему в рот, завороженная  волшебной  сказкой.  Но  вот  звонит  вдали,  все
приближаясь, звонок. Входит Домна с колокольчиком. "Барыни, ужинать".
   - Ты подожди меня, - шепчет мать. - Хочу еще на тебя поглядеть.
   Через двадцать минут она возвращается. В  руках  у  нее  тарелочка,  на
которой лежит кусок  соленой  севрюжинки,  или  студень,  или  винегрет  с
селедкой и несколько кусков вкусного черного хлеба.
   - Покушай, Ванечка, покушай, - ласково упрашивает мать. - Не  побрезгуй
нашим вдовьим кушаньем! Ты маленьким очень любил севрюжинку.
   - Маман, помилуйте, сыт по горло, куда мне. Обедали сегодня в  "Праге",
чествовали экзекутора. Кстати, маман, я вам оттуда  апельсинчик  захватил.
Пожалуйте...
   Но он, однако, съедает принесенное блюдо со  зверским  аппетитом  и  не
замечает, как по морщинистым щекам материнского  лица  растекаются,  точно
узкие горные ручьи, тихие слезы.
   Наступает время, когда  надо  уходить.  Мать  хочет  проводить  сына  в
переднюю, но он помнит о своем  обтрепанном  пальто  невозможного  вида  и
отклоняет эту любезность.
   - Ну, что, в самом деле, маман.  Дальние  проводы  -  лишние  слезы.  И
простудитесь вы еще, чего доброго. Смотрите же, берегите себя!
   В передней гордый Никита смотрит с невыразимым подавляющим величием  на
то, как Семенюта торопливо надевает ветхое пальтишко и как  он  насовывает
на голову полуразвалившуюся шапку.
   - Так-то, Никитушка, - говорит ласково Семенюта. - Жить еще можно... Не
надо только отчаиваться... Эх, надо бы тебе было гривенничек дать, да нету
у меня мелочи.
   - Да будет вам, - пренебрежительно роняет швейцар. - Я знаю, у вас  все
крупные. Идите уж, идите. Настудите мне швейцарскую.
   Когда же судьба покажет Семенюте не  свирепое,  а  милостивое  лицо?  И
покажет ли? Я думаю - да.
   Что стоит ей, взбалмошной и непостоянной красавице, взять и назло  всем
своим любимцам нежно приласкать самого последнего раба?
   И вот старый, честный  сторож  Анкудин,  расхворавшись  и  почувствовав
приближение смерти, шлет к начальнику казенной палаты своего внука Гришку:
   - Так и скажи его превосходительству:  Анкудин-де  собрался  умирать  и
перед кончиной хочет открыть  его  превосходительству  один  очень  важный
секрет.
   Приедет генерал в Анкудинову казенную  подвальную  квартирешку.  Тогда,
собрав последние силы, сползет с кровати Анкудин и  упадет  в  ноги  перед
генералом:
   - Ваше превосходительство, совесть меня замучила... Умираю я... Хочу  с
души грех снять... Деньги-то эти самые и  марки...  Это  ведь  я  украл...
Попутал меня лукавый... Простите,  Христа  ради,  что  невинного  человека
оплел, а деньги и марки - вот они здесь...  В  комоде,  в  верхнем  правом
ящичке.
   На другой же день пошлет начальник Пшонкина  или  Массу  за  Семенютой,
выведет его рука об руку перед всей канцелярией и скажет все про Анкудина,
и про украденные деньги и марки, и про страдание злосчастного Семенюты,  и
попросит у него публично прощения, и пожмет ему руку, и,  растроганный  до
слез, облобызает его.
   И будет жить Семенюта  вместе  с  мамашей  еще  очень  долго  в  тихом,
скромном и теплом уюте. Но никогда старушка не намекнет сыну  на  то,  что
она знала об его обмане, а он никогда не проговорится о том, что он  знал,
что она знает. Это острое место всегда будет осторожно обходиться.  Святая
ложь -  это  такой  трепетный  и  стыдливый  цветок,  который  увядает  от
прикосновения.


   А ведь и в самом деле бывают же в жизни чудеса! Или только в пасхальных
рассказах?

   1914



    Александр Куприн.
    Слон

   -----------------------------------------------------------------------
   В кн.: "А.И.Куприн. Избранные сочинения".
   М., "Художественная литература", 1985.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 7 February 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   1

   Маленькая девочка нездорова. Каждый день  к  ней  ходит  доктор  Михаил
Петрович, которого она знает уже давно-давно. А иногда он приводит с собою
еще двух докторов, незнакомых. Они переворачивают девочку на  спину  и  на
живот, слушают что-то, приложив ухо к телу, оттягивают вниз нижнее веко  и
смотрят. При этом они как-то важно  посапывают,  лица  у  них  строгие,  и
говорят они между собою на непонятном языке.
   Потом переходят из детской в гостиную, где их  дожидается  мама.  Самый
главный доктор - высокий, седой, в  золотых  очках  -  рассказывает  ей  о
чем-то серьезно и долго. Дверь не закрыта, и  девочке  с  ее  кровати  все
видно и слышно. Многого она не понимает, но знает, что речь  идет  о  ней.
Мама глядит на доктора большими, усталыми, заплаканными глазами. Прощаясь,
главный доктор говорит громко:
   - Главное, - не давайте ей скучать. Исполняйте все ее капризы.
   - Ах, доктор, но она ничего не хочет!
   - Ну, не знаю...  вспомните,  что  ей  нравилось  раньше,  до  болезни.
Игрушки... какие-нибудь лакомства...
   - Нет, нет, доктор, она ничего не хочет...
   - Ну, постарайтесь ее как-нибудь развлечь... Ну, хоть чем-нибудь... Даю
вам честное слово, что если вам удастся ее рассмешить, развеселить,  -  то
это будет лучшим лекарством. Поймите же, что ваша дочка больна равнодушием
к жизни, и больше ничем... До свидания, сударыня!



   2

   - Милая Надя, милая моя девочка, - говорит мама, - не хочется  ли  тебе
чего-нибудь?
   - Нет, мама, ничего не хочется.
   - Хочешь, я посажу к тебе на постельку всех твоих  кукол.  Мы  поставим
креслица,  диван,  столик  и  чайный  прибор.  Куклы  будут  пить  чай   и
разговаривать о погоде и о здоровье своих детей.
   - Спасибо, мама... Мне не хочется... Мне скучно...
   - Ну, хорошо, моя девочка, не надо кукол. А может быть, позвать к  тебе
Катю или Женечку? Ты ведь их так любишь.
   - Не надо, мама. Правда же, не надо. Я ничего, ничего не хочу. Мне  так
скучно!
   - Хочешь, я тебе принесу шоколаду?
   Но девочка не отвечает и смотрит  в  потолок  неподвижными,  невеселыми
глазами. У нее ничего не болит и даже нет жару. Но она худеет и слабеет  с
каждым днем. Что бы с ней ни делали, ей все равно, и ничего ей  не  нужно.
Так лежит она целые  дни  и  целые  ночи,  тихая,  печальная.  Иногда  она
задремлет на полчаса, но и  во  сне  ей  видится  что-то  серое,  длинное,
скучное, как осенний дождик.
   Когда из детской отворена дверь в гостиную,  а  из  гостиной  дальше  в
кабинет, то девочка видит папу. Папа ходит быстро из угла  в  угол  и  все
курит, курит. Иногда он приходит в детскую, садится на  край  постельки  и
тихо поглаживает Надины ноги. Потом вдруг встает  и  отходит  к  окну.  Он
что-то насвистывает, глядя на улицу, но плечи у него  трясутся.  Затем  он
торопливо  прикладывает  платок  к  одному  глазу,  к  другому  и,   точно
рассердись, уходит к себе в кабинет. Потом он опять бегает из угла в  угол
и все... курит, курит, курит... И кабинет от табачного дыма делается  весь
синий.



   3

   Но однажды утром девочка просыпается немного бодрее,  чем  всегда.  Она
что-то видела во сне, но никак не может вспомнить, что именно,  и  смотрит
долго и внимательно в глаза матери.
   - Тебе что-нибудь нужно? - спрашивает мама.
   Но девочка вдруг вспоминает  свой  сон  и  говорит  шепотом,  точно  по
секрету:
   - Мама... а можно мне... слона? Только не того,  который  нарисован  на
картинке... Можно?
   - Конечно, моя девочка, конечно, можно.
   Она идет в кабинет и говорит папе, что девочка хочет слона. Папа тотчас
же  надевает  пальто  и  шляпу  и  куда-то  уезжает.  Через   полчаса   он
возвращается с дорогой, красивой игрушкой. Это большой серый слон, который
сам качает головою и машет хвостом; на слоне красное  седло,  а  на  седле
золотая палатка и в ней сидят трое маленьких человечков. Но девочка глядит
на игрушку так же равнодушно, как на потолок и на стены, и говорит вяло:
   - Нет. Это совсем не то. Я хотела  настоящего,  живого  слона,  а  этот
мертвый.
   - Ты погляди только, Надя, - говорит папа. - Мы его сейчас  заведем,  и
он будет совсем, совсем как живой.
   Слона заводят ключиком, и он, покачивая головой  и  помахивая  хвостом,
начинает переступать ногами и медленно идет по столу. Девочке  это  совсем
не интересно и даже скучно, но, чтобы не огорчить отца, она шепчет кротко:
   - Я тебя очень, очень благодарю, милый папа. Я думаю,  ни  у  кого  нет
такой интересной игрушки... Только...  помнишь...  ведь  ты  давно  обещал
свозить меня в зверинец посмотреть на настоящего слона...  и  ни  разу  не
повез...
   - Но, послушай же, милая моя девочка, пойми, что это  невозможно.  Слон
очень большой, он до потолка, он  не  поместится  в  наших  комнатах...  И
потом, где я его достану?
   - Папа, да  мне  не  нужно  такого  большого...  Ты  мне  привези  хоть
маленького, только живого. Ну, хоть вот, вот такого... Хоть слоненышка.
   - Милая девочка, я рад все для тебя сделать, но этого я не  могу.  Ведь
это все равно как если бы ты вдруг мне сказала: папа, достань мне  с  неба
солнце.
   Девочка грустно улыбается.
   - Какой ты глупый, папа. Разве я не знаю, что  солнце  нельзя  достать,
потому что оно  жжется.  И  луну  тоже  нельзя.  Нет,  мне  бы  слоника...
настоящего.
   И она тихо закрывает глаза и шепчет:
   - Я устала... Извини меня, папа...
   Папа хватает себя за волосы и убегает в кабинет. Там он некоторое время
мелькает из угла в угол. Потом  решительно  бросает  на  пол  недокуренную
папиросу (за что ему всегда достается от мамы) и кричит горничной:
   - Ольга! Пальто и шляпу!
   В переднюю выходит жена.
   - Ты куда, Саша? - спрашивает она.
   Он тяжело дышит, застегивая пуговицы пальто.
   - Я сам, Машенька, не знаю куда... только, кажется, я сегодня к  вечеру
и в самом деле приведу сюда, к нам, настоящего слона.
   Жена смотрит на него тревожно.
   - Милый, здоров ли ты? Не болит ли у тебя голова? Может быть, ты  плохо
спал сегодня?
   - Я совсем не спал,  -  отвечает  он  сердито.  -  Я  вижу,  ты  хочешь
спросить, не сошел ли я с ума? Покамест нет еще. До свиданья! Вечером  все
будет видно.
   И он исчезает, громко хлопнув входной дверью.



   4

   Через два часа он сидит в зверинце,  в  первом  ряду,  и  смотрит,  как
ученые звери по приказанию хозяина выделывают разные штуки.  Умные  собаки
прыгают, кувыркаются,  танцуют,  поют  под  музыку,  складывают  слова  из
больших картонных букв. Обезьянки - одни в красных юбках, другие  в  синих
штанишках - ходят по канату и ездят верхом  на  большом  пуделе.  Огромные
рыжие львы скачут сквозь горящие  обручи.  Неуклюжий  тюлень  стреляет  из
пистолета. Под конец выводят слонов. Их  три:  один  большой,  два  совсем
маленькие, карлики, но все-таки ростом куда больше,  чем  лошадь.  Странно
смотреть, как эти  громадные  животные,  на  вид  такие  неповоротливые  и
тяжелые, исполняют самые трудные фокусы,  которые  не  под  силу  и  очень
ловкому человеку. Особенно отличается самый большой  слон.  Он  становится
сначала на задние лапы, садится, становится на голову, ногами вверх, ходит
по деревянным бутылкам, ходит по катящейся бочке,  переворачивает  хоботом
страницы  большой  картонной  книги  и,  наконец,  садится  за   стол   и,
повязавшись салфеткой, обедает, совсем как благовоспитанный мальчик.
   Представление оканчивается. Зрители расходятся. Надин отец  подходит  к
толстому немцу, хозяину зверинца. Хозяин стоит за дощатой  перегородкой  и
держит во рту большую черную сигару.
   - Извините, пожалуйста, -  говорит  Надин  отец.  -  Не  можете  ли  вы
отпустить вашего слона ко мне домой на некоторое время?
   Немец от удивления широко открывает глаза и  даже  рот,  отчего  сигара
падает на землю. Он, кряхтя, нагибается,  подымает  сигару,  вставляет  ее
опять в рот и только тогда произносит:
   - Отпустить? Слона? Домой? Я вас не понимаю.
   По глазам немца видно, что он  тоже  хочет  спросить,  не  болит  ли  у
Надиного отца голова... Но  отец  поспешно  объясняет,  в  чем  дело:  его
единственная дочь, Надя, больна какой-то странной болезнью,  которой  даже
доктора не понимают как следует. Она лежит уж месяц  в  кроватке,  худеет,
слабеет с каждым днем, ничем не интересуется, скучает и потихоньку гаснет.
Доктора велят ее развлекать, но ей ничто не нравится; велят исполнять  все
ее желания, но у нее нет никаких  желаний.  Сегодня  она  захотела  видеть
живого слона. Неужели это невозможно сделать?
   И он добавляет дрожащим голосом, взявши немца за пуговицу пальто:
   - Ну вот... Я, конечно, надеюсь, что  моя  девочка  выздоровеет.  Но...
спаси бог... вдруг ее болезнь окончится плохо...  вдруг  девочка  умрет?..
Подумайте только: ведь меня  всю  жизнь  будет  мучить  мысль,  что  я  не
исполнил ее последнего желания!..
   Немец хмурится и в раздумье чешет  мизинцем  левую  бровь.  Наконец  он
спрашивает:
   - Гм... А сколько вашей девочке лет?
   - Шесть.
   - Гм... Моей Лизе тоже шесть. Гм... Но, знаете, вам  это  будет  дорого
стоить. Придется привести слона ночью и только на  следующую  ночь  увести
обратно. Днем нельзя. Соберется  публикум,  и  сделается  один  скандал...
Таким образом выходит, что я теряю целый день, и вы мне должны  возвратить
убыток.
   - О, конечно, конечно... не беспокойтесь об этом...
   - Потом: позволит ли полиция водить один слон в один дом?
   - Я это устрою. Позволит.
   - Еще один вопрос: позволит ли хозяин вашего дома вводить  в  свой  дом
один слон?
   - Позволит. Я сам хозяин этого дома.
   - Ага! Это еще лучше. И потом еще  один  вопрос:  в  котором  этаже  вы
живете?
   - Во втором.
   - Гм... Это уже не так хорошо... Имеете ли  вы  в  своем  доме  широкую
лестницу, высокий потолок, большую комнату, широкие двери и очень  крепкий
пол? Потому что мой Томми имеет высоту три аршина и  четыре  вершка,  а  в
длину четыре аршин. Кроме того, он весит сто двенадцать пудов.
   Надин отец задумывается на минуту.
   - Знаете ли что? - говорит он. - Поедем сейчас ко мне и рассмотрим  все
на месте. Если надо, я прикажу расширить проход в стенах.
   - Очень хорошо! - соглашается хозяин зверинца.



   5

   Ночью слона ведут в гости к больной девочке.
   В белой попоне он важно шагает  по  самой  середине  улицы,  покачивает
головой и то свивает, то развивает хобот. Вокруг него, несмотря на поздний
час, большая толпа. Но слон не обращает на нее внимания:  он  каждый  день
видит сотни людей в зверинце. Только один раз он немного рассердился.
   Какой-то уличный мальчишка подбежал к  нему  под  самые  ноги  и  начал
кривляться на потеху зевакам.
   Тогда слон спокойно снял с него хоботом  шляпу  и  перекинул  ее  через
соседний забор, утыканный гвоздями.
   Городовой идет среди толпы и уговаривает ее:
   -  Господа,  прошу  разойтись.   И   что   вы   тут   находите   такого
необыкновенного? Удивляюсь! Точно не видали никогда живого слона на улице.
   Подходят к дому. На лестнице, так же как и  по  всему  пути  слона,  до
самой  столовой,  все  двери  растворены  настежь,  для  чего  приходилось
отбивать молотком дверные щеколды. Точно так же делалось однажды, когда  в
дом вносили большую чудотворную икону.
   Но перед лестницей слон останавливается в беспокойстве и упрямится.
   -  Надо  дать  ему  какое-нибудь  лакомство...  -  говорит   немец.   -
Какой-нибудь сладкий булка или что... Но... Томми!.. Ого-го!.. Томми!
   Надин отец  бежит  в  соседнюю  булочную  и  покупает  большой  круглый
фисташковый торт. Слон обнаруживает желание проглотить его целиком  вместе
с картонной коробкой, но немец дает ему всего четверть. Торт приходится по
вкусу Томми, и  он  протягивает  хобот  за  вторым  ломтем.  Однако  немец
оказывается хитрее.  Держа  в  руке  лакомство,  он  подымается  вверх  со
ступеньки на ступеньку, и слон с вытянутым хоботом, с растопыренными ушами
поневоле следует за ним. На площадке Томми получает второй кусок.
   Таким образом его приводят в  столовую,  откуда  заранее  вынесена  вся
мебель, а пол густо застлан соломой... Слона привязывают за ногу к кольцу,
ввинченному в пол. Кладут перед ним свежей моркови, капусты и репы.  Немец
располагается рядом, на диване. Тушат огни, и все ложатся спать.



   6

   На другой день девочка просыпается чуть свет в прежде всего спрашивает:
   - А что же слон? Он пришел?
   - Пришел, - отвечает мама, - но только он  велел,  чтобы  Надя  сначала
умылась, а потом съела яйцо всмятку и выпила горячего молока.
   - А он добрый?
   - Он добрый. Кушай, девочка. Сейчас мы пойдем к нему.
   - А он смешной?
   - Немножко. Надень теплую кофточку.
   Яйцо быстро съедено, молоко выпито. Надю сажают в ту самую колясочку, в
которой она ездила, когда была еще такой маленькой, что  совсем  не  умела
ходить, и везут в столовую.
   Слон оказывается гораздо больше, чем думала  Надя,  когда  разглядывала
его на картинке. Ростом он  только  чуть-чуть  пониже  двери,  а  в  длину
занимает половину столовой. Кожа на нем грубая, в тяжелых  складках.  Ноги
толстые, как столбы. Длинный хвост с чем-то вроде помела на конце.  Голова
в больших шишках. Уши большие, как лопухи,  и  висят  вниз.  Глаза  совсем
крошечные, но умные и добрые. Клыки обре