его секретарь  играет  не  последнюю  роль.  Подумайте
сами: достаточно было Сосновскому оставить лыжи в лесу, выйти  на  трассу  и
поймать попутную машину, чтобы доехать до Тарасова и присоединить проводки к
крану в ванной, а потом вернуться обратно на базу - всего-то пара пустяков.
   - Конечно, отчасти я  готова  с  этим  согласиться,  -  после  некоторого
раздумья произнесла я. - Но мне все-таки непонятно: если даже допустить, что
Ярослав уезжал с базы отдыха шестого января, то за час-полтора он вполне мог
попасть и домой к своему непосредственному  начальнику,  и  тем  же  вечером
вернуться обратно. Но где он взял ключи? И почему соседи не обратили на него
внимания?
   -  А  вот  это,  Ольга  Юрьевна,  вполне  объяснимо,  -  обнадежил   меня
Кряжимский. - Со слов  Инги  Львовны  да  и  самого  Сосновского  ясно,  что
Геннадий Георгиевич был довольно рассеянным человеком.  И,  наверное,  ключи
часто оставлял в самых неподходящих местах. Конечно, это только  версия,  но
на то, чтобы заранее сделать дубликат с ключей шефа, у Ярослава времени было
предостаточно. Вот почему и накануне убийства они запросто могли оказаться у
секретаря с собой.
   - А соседи на него никакого внимания не обратили, потому  что  физиономия
Сосновского всем давно примелькалась, - добавила я, следуя за логикой Сергея
Ивановича.
   - Меня как раз интересует  другое.  Отлучиться  с  лыжной  базы  утром  в
Рождество Ярослав Всеволодович никак не мог - его видела бы масса  людей,  -
снова задумался Кряжимский. - К тому же он  просто  не  успел  бы  вернуться
обратно. И если это именно он подсоединил токоведущие  проводки  к  крану  в
ванной Владимирцева, то почему Геннадий  Георгиевич  погиб  только  утром  в
Рождество? Как это объяснить?
   Чтобы не ломать голову над этим слишком долго, общий совет  редакции,  за
исключением временно отсутствующей по объективным причинам Мариночки, принял
решение, не откладывая, вызвать Ярослава "на ковер".
   Так как наша секретарша выполняла "партийное поручение" не  каждый  день,
то у нас была сейчас единственная возможность поговорить с Сосновским без ее
охов-вздохов. "Маринка, конечно, ценный и незаменимый сотрудник,  но  сейчас
лучше выдвинуть на рубежи мужчин", -  подумала  я  и  без  зазрения  совести
пододвинула к себе телефон.
   - Ярослав Всеволодович? - на всякий случай уточнила я, когда  услышала  в
трубке приятный мужской голос. - Здравствуйте! Вас беспокоит  Ольга  Юрьевна
Бойкова...
   Он согласился на встречу без разговоров и, по нашим расчетам, должен  был
приехать в нашу редакцию минут через  двадцать.  Виктор  заранее  скрылся  в
своей фотолаборатории, чтобы не расстроить все дело  своими  бесконечными  и
иногда беспочвенными придирками к Ярославу. "Презумпция невиновности у нас в
стране пока действует", - вспомнила я и решила лишний раз не терроризировать
по всем канонам невиновного - может быть, только пока! - человека.
   - Ярослав Всеволодович, следствие зашло в тупик... - осторожно начала  я,
когда Сосновский успел пригладить перед зеркалом  свою  роскошную  шевелюру,
подтянуть брюки на коленках и удобно устроиться в кресле.
   - Как в тупик? - удивился он, кокетливо приподнимая  правую  бровь.  -  А
по-моему, уже все ясно: один депутат избавился от другого  самым  популярным
ныне способом... Конечно, лично от Андрея Николаевича я ничего подобного  не
ожидал, но все же! Очень страшное преступление в государственном масштабе...
- закончил свое выступление Сосновский, укоризненно качая головой.
   Я невольно поймала себя на мысли, что с некоторых пор элегантный  костюм,
картинная внешность и манеры этого  красивого  брюнета  меня  начали  просто
раздражать. К  тому  же  потрясло  и  откровенное  отсутствие  корректности:
Ярослава больше волновал политический резонанс  всей  этой  истории,  нежели
смерть человека, с которым он долгое время работал и встречался  изо  дня  в
день. Однако мне сейчас, как никогда  раньше,  необходимо  было  следить  за
каждым жестом, словом и выражением своего лица. Поэтому  я  только  смущенно
улыбнулась и как ни в чем не бывало продолжала:
   - Следствие зашло в тупик, потому что совершенно непонятно, каким образом
Журавлев мог совершить такое чудовищное преступление. Наша газета  с  самого
начала взяла шефство  над  Ингой  Львовной  -  по  сути  дела,  мы  являемся
свидетелями всех  следственных  коллизий,  ошибок  и  доказательств.  Именно
поэтому сейчас нам очень нужны подробности  привычек  безвременно  погибшего
депутата Владимирцева и хотя бы  примерный  распорядок  последних  дней  его
жизни.
   - Да-да, конечно, я готов  помочь  в  этом.  -  Ярослав  скорбно  опустил
голову. - Если это интересно вашим читателям, я просто обязан рассказать всю
правду...

***

   Примерно через час Сосновский закончил  душещипательное  повествование  о
последнем месяце жизни своего шефа. Порой я  едва  удерживалась  от  бурного
восклицания,  вызванного  недоумением:   "Почему   все-таки   никто,   кроме
секретаря, не знал о том, что у Владимирцева случались  сердечные  приступы?
Кстати, Кряжимский совсем недавно побывал  у  его  лечащего  врача,  но  тот
только пожал плечами. Выходит, даже и он не был в курсе самочувствия  своего
пациента? А в медицинской карточке ничего такого не зафиксировано... С какой
стати Ярослав все еще продолжает делать упор на это обстоятельство, если ему
давно  известно,  что  Геннадий  Георгиевич  умер  вовсе  не  от  сердечного
приступа?"
   Но я не имела права перебивать своего респондента, поэтому изо  всех  сил
сдерживала свои эмоции и многочисленные вопросы. "Может быть, он  просто  не
хочет отказываться от  своих  прежних  утверждений,  чтобы  окончательно  не
запутаться? - пришла я к выводу в конце нашей беседы. -  Только  теперь  это
вряд ли обеспечит ему алиби".
   Впрочем, показывать Ярославу свое изменившееся отношение к нему я  просто
не имела права, поэтому  мне  оставалось  только  молча  соглашаться.  Самое
главное для нас сейчас было получить как можно  более  точную  информацию  о
распорядке дня Геннадия Георгиевича и  его  взаимоотношениях  с  окружающими
людьми.
   - Ярослав Всеволодович, а почему вы никогда не бывали в квартире шефа?  -
неожиданно спросила я с самым невинным выражением лица.
   Я допускала - такой вопрос должен  поставить  в  тупик  неподготовленного
человека, поэтому совершенно не удивилась  бы  недоуменному  выражению  лица
нашего собеседника. Сосновский, напротив, остался совершенно спокоен и в той
же  ровной  манере  разговора  поведал  мне,  что  в  этом  не  было  особой
необходимости:
   - Понимаете, Ольга Юрьевна, почти все деловые бумаги Владимирцев оставлял
в офисе, - кстати, поэтому мы с Еленой Николаевной и  решили  в  присутствии
милиции опечатать кабинет, - и лишний раз подниматься  в  квартиру...  Зачем
это нужно?
   Конечно, я сделала вид, что  удовлетворена  ответом,  но  на  самом  деле
немного удивилась: "Как утверждает Ярослав, между ними были почти  дружеские
отношения, и работали они вместе довольно давно. Почему же  не  поддерживали
совершенно никаких отношений, помимо служебных?" Конечно,  систематизировать
свои умозаключения у меня сейчас просто не было времени, а  докапываться  до
самого Сосновского в этом направлении тоже не следовало: если  он  не  имеет
никакого отношения к убийству, разговор может затянуться  на  неопределенное
время. "А если он в  чем-то  виноват,  -  я  задумалась  и  содрогнулась  от
нехорошего предчувствия, - затаится или запутает нас еще больше".
   - Ну, как успехи? -  сочувственно  усмехнулся  Виктор,  когда  мы  уже  в
девятом часу вечера общими усилиями выпроводили словоохотливого  Сосновского
за дверь.
   - Марина и Сергей Иванович домой ушли? - спросила я и устало опустилась в
кресло в приемной.
   - Нет, - отмахнулся фотограф. - Засели у Кряжимского. Насчет этого пижона
разговаривают, - кивнул он на входную дверь, которая только что закрылась.
   Я уже давно знала, что наша секретарша  прислушивается  иногда  к  мудрым
советам самого старшего работника нашей редакции. Так как Кряжимский имел на
нее определенное влияние, иногда и я этим пользовалась,  -  естественно,  не
часто и никогда - в корыстных целях!
   - Думаешь, поможет? - спросила я, вяло улыбнувшись.
   - Думаешь, "клиника"? - парировал Виктор с совершенно серьезным видом.
   Я улыбнулась: оставалось только надеяться на  лучшее.  Маринка  вышла  из
кабинета Кряжимского белая  как  полотно  и,  совершенно  ничего  вокруг  не
замечая, прошла за свой стол.  Мы  переглянулись:  похоже,  промывка  мозгов
прошла нормально, но Маринку было все же жаль.
   - Не  расстраивайся,  все  будет  хорошо.  -  Я  обняла  ее  за  плечи  и
попробовала успокоить.
   Естественно, дальше по сценарию шли горькие слезы, которых Виктор  просто
не выносил, рыдания о загубленной жизни и прочая чепуха,  к  которой  я  уже
успела привыкнуть за время работы и  общения  с  Мариной.  Все  ее  проблемы
казались ей настолько глобальными, насколько  они  были  ничтожны  на  самом
деле. "Если у нее возникает роман на  пустом  месте,  неудивительно,  что  и
распадаются такие отношения совершенно внезапно и реальной основы под  собой
не имеют", - в очередной раз рассуждала  я  про  себя,  вслух  соглашаясь  с
Мариночкой насчет очередного "подлеца" и "лицемера".
   Впрочем, ее слезы закончились так же внезапно:
   - Оль, а как наше дело продвигается? Мы же не оставим  в  беде  невинного
человека? Даже женатого... - тихо добавила она.
   Я вполне оценила, чего ей стоило это сказать, поэтому тут же  позвала  на
военный совет Кряжимского и Виктора, который трусливо бросил нас  в  трудной
ситуации. Впрочем, на его сочувствие никто особо и не рассчитывал - я  очень
хорошо знала, что наш фотограф, отслуживший в Афгане,  женских  слез  боялся
гораздо больше, чем бандитских пуль.
   Убедившись в том, что Маринка уже закончила разводить сырость и поправила
макияж, он с облегчением вздохнул и занял одно из кресел,  предназначавшихся
для  посетителей.  Сергей  Иванович  невозмутимо  сделал  то  же  самое.   С
удовольствием отметив, что весь наш немногочисленный коллектив уже в  сборе,
я набрала в легкие  побольше  воздуха  и  начала  свое  долгое  выступление.
Правда, насладиться этим процессом в полной мере мне так и не удалось.
   - Оль, давай покороче, - запричитала Маринка. - Только самое основное.
   Победоносно оглядев кислые физиономии своих сотрудников,  я  сжалилась  и
прекратила пересказывать речь Сосновского близко к тексту оригинала.
   - Суть в том,  что  наша  очередная  беседа  с  Ярославом  Всеволодовичем
подтвердила:  погибший  депутат  Владимирцев  в  рабочих  делах  был   очень
пунктуальным и скрупулезным человеком, - начала я своими словами. - Всегда в
одно и то же время пил чай, звонил родителям  жены  и  даже...  -  намеренно
запнулась я, - принимал душ. Ни одну деловую встречу он не  назначал  раньше
десяти часов утра, чтобы успеть привести себя в порядок.
   - Хм, нас он тоже ждал к десяти, вот только подвел, - напомнил Виктор.
   Я пропустила его слова мимо ушей, потому что и сама  все  время  об  этом
помнила, и продолжила как ни в чем не бывало:
   - Хотя в быту Владимирцев  -  полнейшая  противоположность  себе  самому:
постоянно проливал чай, терял ключи, но зато  никогда  не  забывал  папки  с
деловыми документами в машине и офис открытым не оставлял...
   Маринка медленно опустила глаза: как только  речь  заходила  о  чьей-либо
рассеянности, все сотрудники тут же вспоминали случай, когда Виктор, однажды
вечером вернувшись  за  чем-то  на  работу,  обнаружил  нашу  входную  дверь
открытой. Я была в  командировке,  Кряжимский  благополучно  ушел  домой,  а
Маринка убежала на свидание, позабыв про все  на  свете.  В  общем,  времени
прошло не так много, фотограф вернулся минут через десять и офис закрыл,  но
с тех пор мы перед уходом предпочитаем несколько  раз  проверить  запоры  на
всех окнах и отключить компьютеры.
   Впрочем, с Мариночкой ничего подобного с тех пор  не  повторилось,  и  мы
почти забыли об этом происшествии,  но  зато  теперь  она  почему-то  всегда
дергается, когда заходит речь о чьей-то неорганизованности.
   - С утра шестого января Владимирцев, как обычно, даже во  время  каникул,
приехал в Думу и работал над каким-то проектом вместе  с  Сосновским.  После
обеда он отпустил Ярослава на лыжную базу, пожелал ему чего-то, чего  желают
в таких случаях... Ну,  и  еще  секретарь  предоставил  в  мое  распоряжение
информацию о делах, которые запланировал шеф на время своего отсутствия.
   - Извините, Ольга Юрьевна, - неожиданно перебил меня Кряжимский.  -  Была
ли в  этом  списке  встреча  с  нами?  И  собирался  ли  Владимирцев  вообще
появляться на работе в Рождество?
   Я полистала блокнот:
   - Нет, о встрече с нами Ярослав не знал. Он и о приезде Инги  не  знал  -
она же позвонила ему с дороги, как  только  абонент  стал  досягаем  для  ее
сотового телефона. А вообще-то даже в праздник Геннадий Георгиевич собирался
поработать в офисе самостоятельно...
   - Без секретаря? - уточнил Виктор.
   - Да. Меня этот факт тоже заинтересовал, но Ярослав  сказал,  что  особой
надобности в его услугах у шефа не возникало, поэтому  он  и  отпросился  на
пару дней - отдохнуть на лыжной базе.
   - Где он почему-то не на  лыжах  катался,  а  в  своем  номере  сидел,  -
напомнил фотограф.
   - В общем, у Владимирцева  на  Рождество  были  запланированы  совершенно
конкретные дела: на основе статистических данных,  найденных  Ярославом,  он
должен был составить какой-то отчет, - вернулась я  к  главной  теме  нашего
разговора. - Дела были расписаны буквально по секундам:
   1) с десяти до двенадцати часов - поработать;
   2) с двенадцати до часу дня - пообедать  в  депутатской  столовой.  Домой
Владимирцев не собирался, поскольку отпустил шофера на каникулы и не ожидал,
что именно в этот день из деревни от родителей вернется супруга;
   3) после обеда - немного отдохнуть от служебных дел и позвонить друзьям и
коллегам, в том числе и секретарю на лыжную базу...
   - Ему-то зачем? - недовольно перебил меня Виктор.
   - Ну, просто Ярослав оставил свои координаты шефу - на всякий  случай,  -
объяснила я.
   Естественно, и невооруженным глазом было видно, что фотограф в  подобного
рода случайности верит с трудом, но пока никаких других объяснений этому  не
возникало, поэтому я продолжила свой отчет:
   - В половине пятого последовал  звонок  депутата  родителям  жены  -  она
задерживалась в Романовке, Владимирцев уже волновался. Похоже,  в  то  время
они и сами еще не знали, что буквально на следующий день  Инга  Львовна  уже
вернется в Тарасов, - пояснила я и полистала блокнот. -  Вот  в  общем-то  и
все. А  потом,  примерно  часов  в  пять,  Владимирцев  с  друзьями  в  баню
собирался.
   - Оль, а как же разговор и встреча с нами? - удивилась Маринка. -  Ты  же
сама с ним договаривалась...
   Ответа на вопрос не потребовалось: и так было ясно, что как раз  об  этом
Ярослав  не  знал,  Геннадий  Георгиевич  его  в  это  дело   не   посвятил.
Проигнорировав вопрос секретарши, я переключилась на другое: мы  с  Виктором
изо всех сил старались понять, в каком направлении к разгадке  этих  ребусов
движется Кряжимский. Маринка наконец заметила, что  Сергей  Иванович  молчит
уже довольно долго, и тоже притихла, вопросительно уставившись на меня.  Так
как мозговой центр нашей редакции - это Кряжимский, все притихли в  ожидании
вердикта.
   - Я понял,  что  не  только  Ярослав  очень  педантичный  человек,  но  и
Владимирцев в служебных делах не позволял себе расслабиться, -  очнулся  наш
аналитик. - Эти привычки многое объясняют: погибший депутат  никогда  ничего
не делал просто так, всегда старался все заранее распланировать... В  общем,
мое мнение самое простое, потому что вывод напрашивается само собой - кольцо
следствия замыкается вокруг Ярослава.
   - Но у него, собственно  говоря,  даже  и  мотива  нет  для  убийства!  -
удивилась я. - По-моему, он в случае  смерти  Владимирцева  страдает  больше
всех - остается без работы.
   - Ну, толковый и опытный секретарь-референт никогда без  дела  сидеть  не
будет, - возразил мне Сергей Иванович. - А  вот  насчет  мотива...  Об  этом
стоит подумать. В конце концов, найти этот самый мотив - и есть наша главная
задача.
   Лично я не имела представления, для чего Ярославу убивать депутата,  если
на его место он ни в коей мере не претендовал - выше головы не прыгнешь! - а
вот без работы остаться - это запросто. По отсутствующим  лицам  сотрудников
редакции тоже было понятно, что никаких версий на этот счет у них на  данный
момент не имеется.
   Но спорить с Кряжимским никто не  решался.  Во-первых,  наш  аналитик  по
праву занимал свою должность и размышлял  за  нас  всех,  вместе  взятых.  А
потом, мы и сами неосознанно подошли к тому, что Ярослав Сосновский каким-то
образом  к  убийству  Владимирцева  причастен,   поэтому   разоблачить   его
мастерский план было делом чести нашей газеты.
   - Первым делом надо проверить на  телефонной  станции,  действительно  ли
Владимирцев звонил своим знакомым  накануне  Рождества,  или  это  очередные
измышления его секретаря, - как ни в чем не бывало давал задания Кряжимский.
- Кстати, желательно не забыть выяснить, с какого  телефона  был  произведен
звонок в дачный поселок Мишуткина Поляна в дом сторожа Николая Федоровича.
   Виктор без лишних разговоров поднялся и пошел одеваться. Я с  облегчением
вздохнула: одной проблемой становилось меньше, потому что  на  ответственное
отношение фотографа к работе я полагалась на все сто процентов.
   Вот  только  абсолютной  уверенности  Сергея   Ивановича   в   виновности
Сосновского я пока все-таки не разделяла. "Отношения у  него  с  шефом  были
очень хорошие, по его словам, конечно, -  вспоминала  я.  -  Алиби,  хоть  и
небезупречное, у Ярослава вроде бы есть. Но в чем же все-таки дело?..  Стоп!
Я ведь обо всем сужу со слов самого подозреваемого! Но почему же мне  раньше
не пришло в голову поконкретнее расспросить  окружающих?  Как  раз  и  мотив
может обнаружиться".
   В двух словах сообщив Кряжимскому и Маринке цель  своего  визита  к  Инге
Львовне и Елене Кавериной, я умчалась из офиса так же быстро, как  и  Виктор
пять минут назад.

***

   - Честно говоря, просто  не  знаю.  -  Елена  Прекрасная  свела  брови  и
нахмурилась. - Я никогда над этим серьезно не задумывалась,  но  присутствие
Ярослава Всеволодовича меня почему-то всегда  напрягало.  Понимаете,  именно
поэтому я и не позвала его сюда в день убийства: не хотела его видеть  возле
подруги. Он наверняка начал бы слишком подобострастно утешать и ненатурально
скорбеть...
   Каверина передернулась от навязчивого образа и поторопилась объяснить:
   - Но это всего лишь мое субъективное мнение.  Я  считаю  себя  не  вправе
наговаривать на человека  всякую  чушь  только  потому,  что  лично  мне  он
несимпатичен. Просто с самого начала так сложилось, что Геннадий  Георгиевич
поддерживал со  своим  секретарем  только  официальные  отношения,  никакого
панибратства, что бы там ни говорил сам Ярослав. Я тоже  высокого  мнения  о
деловых качествах Сосновского,  но  видеть  его  своим  близким  другом  мне
почему-то не хочется. И дело здесь  не  в  социальном  статусе,  -  поспешно
добавила Елена Николаевна, - я поддерживаю отношения со всеми знакомыми моих
родителей - от уборщицы до замминистра.  Но  в  данном  случае  нельзя  даже
сравнивать - будь Ярослав Всеволодович хоть самим президентом,  он  мне  все
равно не нравился бы.
   - Думаете, Владимирцев питал к нему нечто подобное? -  на  всякий  случай
переспросила я.
   - Так мне кажется, - уклонилась от прямого ответа Каверина.
   Только сейчас до меня стал доходить смысл ее слов. "Похоже, никто,  кроме
Ярослава Сосновского, не знал точно  расписание  дня  Геннадия  Георгиевича,
чтобы быть