нт глубоких сомнений, теперь настораживало совпадение -
откровенность законной жены и почти тотчас - баня у Халида. Отменяя шашлык,
Саня все-таки решил рискнуть и не отпустил курсанта. Человек он был
подходящий, шустрый, любил услужить, умел помалкивать и не был замечен в
связях с Бауди. Одно время Грязев начал было приближать этого хохла -
недоученного студента, думал со временем воспитать надежного человека, но
после первого же разговора по душам из него полезла первобытная ненависть к
москалям. Однако при этом он оставался хорошей "шестеркой", зарабатывая
таким образом поблажки инструктора, натурального москаля.

- Слушай, Никита, у меня к тебе одно щепетильное дело, - начал Саня.

- Слухаю, батько! - с готовностью отозвался тот.

- Подозреваю, что моя жена изменяет тут... с одним местным турком.
Присмотри-ка сегодня за ней. Как я учил вас, по всем правилам конспирации.
Потом мне скажешь.

Курсант поморщился, дернул плечами:

- Та шо, батько, - присмотри!.. Я вже дивився, як этот турок повзае к вашей
жинке. По садочку ходит, через плетень...

- Вот как? - удивился Грязев. - Чего же молчал?

- Та вси уж знают, батько. Вы тильки и не знаете... И здесь витал
вездесущий дух Советской Армии - присматривать за женами командиров, знать
кто, с кем и когда.

- Мне нужна не солдатская болтовня, а точная информация, - сказал Саня. - Я
ее, суку, убью!

- Сробим, батько! - заверил "шестерка". - Как учили!

Пожалуй, трехмесячных курсов оперативной подготовки только на то и хватало,
чтобы следить за чужими женами...

В турецкой бане Грязев был всего второй раз. Первую баню Халид устроил с
месяц назад, и Сане она не понравилась: нет парной, одно бесконечное мытье,
лежание в какой-то огненной мыльной пене да свирепый массаж, который делал
специально привезенный откуда-то турок-банщик. И на сей раз все было то же
самое, только вместо турка - Саня глазам своим не поверил - оказалась
черноглазая хохлушка, наложница Халида.

- Это тебе сюрприз! - засмеялся хозяин. - Настоящая баня - когда тебя моет
рабыня, вот такая очаровательная и покорная. Ты узнаешь настоящие вкусы
восточных мужчин!

Рабыня была одета в восточный прозрачный наряд танцовщицы и, с точки зрения
Сани, обучалась где-то банному ремеслу. Все делала с улыбкой гейши, с
туманным, дразнящим взором и мгновенной реакцией на любое движение клиента.
Поначалу Грязев как бы опасался ее рук, напрягался и холодел, однако
незаметно и непроизвольно погрузился в неиспытанное раньше ни в какой бане,
бесконечное томящее чувство, отдаленно напоминающее состояние под
воздействием психотропика. После легчайшего массажа расслаблялись и теряли
чувствительность последние мышцы, поддерживающие еще какое-то сопротивление
тела. Саня раскисал, обвисал, лежа на мраморной скамейке, как тесто, и
замирал сморенный разжиженный мозг. Рабыня же тем временем взбивала пену и
вдруг окатывала нестерпимо горячей волной, отчего конвульсивный толчок
потрясал все его существо и сознание на миг будто отключалось. Так он лежал
долго, пока таяла пена, и терял ощущение времени.

Это наркотическое состояние не могло оставить никого равнодушным, не могло
не запомниться. И привыкнув к нему, познав его вкус, можно было всю
оставшуюся жизнь мечтать, чтобы это еще раз повторилось. Халид сейчас
вербовал его на новый срок, а скорее всего, навсегда, однако воздействовал
не на разум, способный к заблуждениям, к самоконтролю, имеющий заряд
идеологической установки - на чувства, на вечное стремление человека к
блаженству. Ни словом, ни "химией" этого достичь было нельзя...

Все делали руки послушной и очаровательной рабыни, однако же не позволявшей
прикасаться к себе даже пальцем. Она обращала в небытие одного и тотчас же
подступала к другому, вернувшемуся на свет Божий.

Вопреки своей воле, Саня дожидался, когда Халид выползет в предбанник, и
делал несмелые попытки как бы невзначай притронуться к животу рабыни,
облепленному мокрой газовой тканью, однако она всякий раз выверенно-точным
движением уходила от жаждущей руки и лишь улыбалась, чувствуя свою
бесконечную власть над свободным мужчиной. После нескольких неудачных
попыток он не отчаивался - напротив, разгорался еще больше и вялым, жидким
сознанием отмечал, что это возбуждение его чувственной сущности не что
иное, как воздействие на подсознание, психологическая диверсия,
рассчитанная на переоценку ценностей, на изменение мироощущения.

Халид достиг цели, вогнал толстый гвоздь в голову, повернул интересы в
нужную сторону, поскольку после этой бани, где не велось никаких разговоров
относительно будущего, где все совершалось в томящей, сладострастной
молчаливости, Саня шел как пьяный и ни о чем не мог думать, кроме только
что испытанных моментов счастья и удовольствия. Шесть часов блаженства
пролетели как один миг, на улице давно стемнело, и из тьмы сада, как из
преисподней, перед ним явился курсант-"шестерка".

- С легким паром, батько! - приветствовал он. - Сияете, як золотой!

Грязев минуту тупо глядел в лукавые глаза хохла и не мог сообразить, что
ему нужно.

- Объект отработал, - доложил он. - Ваша жинка непорочна, як дева Мария.
Поганый турок тильки пошушукался и пийшов до своей хаты.

- Даже не целовались?

- Ни!.. А чього ему целоваться? Вин же шпиђн, КГБ. Попытав жинку, да и
сбег.

- Ну и ладно, - отмахнулся Саня. - А я чуть ее не убил, курву.

- Ох и ревнивый вы, батько! - засмеялся "шестерка". - Та ж и по делу!
Человиков полно, а женок мало. Очами так и стригут!

Баня расслабила не только тело и душу, но и как бы отточила, выверила,
сделала простыми и понятными недавно еще неясные мысли и вещи. Законная
жена выполняла роль колуна в руках Бауди, не мытьем, так катаньем пыталась
расколоть его перед каким-то важным делом на Балканах. И следовало
признать, работала отлично, профессионально, четко, как аптекарь, дозируя
правду и ложь. Грязев оценил это, как хладнокровный выстрел противника на
поединке, но все равно оставалось ощущение горечи, обманутых чувств.

- В понедельник я найду тебе врача, - пообещал он. - Пусть лучше мое семя
погибнет, чем растет в дурной земле.

В понедельник же с раннего утра его пригласил к себе Халид и был уже не тем
расслабленным добряком, готовым жертвовать своей наложницей. В штабе сидел
Бауди, в противовес начальнику "Шамиля", предупредительный и вежливый, как
всегда готовый помочь в любом деле, кивающий, улыбающийся - эдакий
китайский болванчик.

- Пришло время считать цыплят, - заявил Халид. - В Советской Армии это
называлось осенняя поверка. Ну, а мы назовем - выпускные экзамены. У нашего
дорогого Бауди находится пакет... с определенной задачей. Скажу откровенно,
Александр, я не знаю, что в пакете. Вскрыть его следует в то время, когда
этого потребует обстановка.

- Игра в "Зарницу", - пробубнил Грязев. - Детский сад...

- Путь у нас долгий, не простой, - закивал Бауди. - Тебе мы доверяем, ты
профессионал, но люди в группе разные и до определенного момента ничем не
связанные друг с другом...

- Скажи прямо - нужно их повязать кровью! - отрезал Грязев.

- Можно считать и так, - ушел от прямого ответа Бауди. - Ты хочешь
предложить что-то другое?

- Что предлагать, если в мире все давно уже придумано! Где будет операция?
В Курдистане?

- Нет, на Балканах. Через час подойдет автобус. Так что впереди снова
увлекательное путешествие.

- Через час я ехать не могу, - заявил Саня. - Мне нужно в город, свозить
жену в больницу.

- Она что, заболела? - участливо поинтересовался Халид. - Почему не сказал
вчера?

- Это вас не касается!

Он знал, что его сейчас ни за что не отпустят даже с территории лагеря,
несмотря на доверие. С этого момента, по сути, началась какая-то операция,
теперь уже не учебная, хотя носила экзаменационный характер.

- Клянусь, я позабочусь о твоей жене! - заверил Халид. - Вот тебе рука!
Езжай со спокойным сердцем.

Грязев ни на минуту не сомневался, что о Вале-Ларисе здесь позаботятся, не
оставят в одиночестве и тем более не вышвырнут из Турции без гроша в
кармане. Здесь умели ценить профессионалов...

Времени оставалось лишь забежать домой, собрать кое-что в дорогу и
проститься с женой, как рассчитывал Саня, навсегда. Едва услышав, что он
уезжает, Валя-Лариса устроила истерику - тихую, беззвучную, слезную, чтобы
проняло глубже, чтобы потом еще долго стояла в глазах и колола память,
поскольку знала, что крик и рев вызовут только отвращение. А так - немой
укор, тягостное ощущение собственной вины... - Прощай, Лариса, - сказал он
спокойно. Она на миг вскинула голову, открыла глаза, хотела что-то сказать,
вероятно, попросить не называть ее этим именем, но не успела. Грязев
хлопнул дверью так, что вздрогнули саманные стены и тонко зазвенело в
ушах...


Ситуация складывалась критическая: исчезновение Кастрата могло вызвать если
не бурю, то совершенно непредсказуемые последствия. Все очень напоминало
зыбкое положение, когда почти таким же образом из поля зрения чеченских
спецслужб исчез Кархан. Но там, в Москве, были возможности играть,
блефовать, дезинформировать; тут же, имея под руками лишь две "тройки" да
несколько человек непроверенной, ненадежной агентуры, завершить операцию с
Кастратом было практически невозможно. Более всего на нервы действовало
время. Депутат Госдумы и так уже сидел в запасниках музея третьи сутки -
срок в общем-то терпимый, но что делать с ним дальше? Его явных поисков
пока еще не замечалось, брошенную возле села машину, естественно, к утру
чеченцы нашли и уже наверняка перекрасили, перебили номера, тем самым
спрятав следы, однако Диктатор мог в любой момент хватиться и начать
розыски своего личного друга.

И сразу заподозрить руку Москвы...

К приезду деда Мазая "зайцы" ничего не придумали лучше, чем вколоть
Кастрату три больших дозы героина - в этом угадывалось отчаяние и самая
обыкновенная месть. Ко всему прочему, депутат оказался стойким к наркотику
и даже после третьего укола не испытывал ломки, а когда получал насильный
кайф, то попросту беспробудно спал, опьяненный до невменяемости. Головеров
пытался еще дважды допросить его, однако Кастрат смелел с каждым днем,
видимо, выжидал какой-то определенный срок, после которого поднимется
тревога.

- У вас ничего не выйдет, господа, - говорил он, тараща красные глаза. - У
вас есть выход - отпустить меня немедленно и убраться отсюда. Вы плохо
представляете себе, что такое республика Ичкерия и кто ею управляет. Это не
Европа, господа...

С Карханом все было проще, понятнее; за этим же был мрак, полная
неизвестность и ко всему прочему - депутатская неприкосновенность.
Наркобизнес был лишь видимой частью айсберга, и конечно, брать Кастрата,
как "языка" в боевых условиях, было нельзя. Но и не брать - тоже! Сразу же
после приезда генерала пришло сообщение, что самолет Як-40, взлетевший с
Северного аэродрома, взял курс на Ростов. Неподалеку от Краснодара он был
перехвачен двумя боевыми самолетами Северо-Кавказского пограничного округа
и на требование совершить посадку в Краснодаре вначале отказался. После
предупредительного огня он снизился до шестисот метров и, пока боевые
машины делали разворот, открыл задний люк и выбросил пять картонных коробок
- их видели оба пилота с перехватчиков. Коробки эти разорвались под ударами
воздушной струи, и на землю начало оседать странное белесое облако, похожее
на новогоднее конфетти. После этого действия командир экипажа Як-40
послушно выполнил все требования пограничников и приземлился в Краснодаре.
К месту выброса коробок на вертолете вылетела служба гражданской обороны и
химической разведки, туда же выслали подразделение ОМОНа и несколько
милицейских групп из близлежащих казачьих станиц. Однако противогазы не
потребовались, поскольку на земле была обнаружена двухкилометровая полоса,
усыпанная деньгами - бумажками, достоинством в пятьдесят и сто тысяч
рублей. Набежавшие и наехавшие со всех сторон местные жители собирали
деньги, как грибы, - в корзины, пластиковые пакеты, а то и просто в подолы.
Силами ОМОНа и милиции было собрано около пяти миллиардов рублей и, по
подсчетам, около двух было растащено жителями станиц и проезжими. Все
деньги, естественно, оказались прекрасно выполненными фальшивками, судя по
фактуре бумаги и красок, отпечатанными в Колумбии.

Кастрата можно было раскручивать по большому счету, но это сейчас не
входило в планы деда Мазая. Ему требовалась информация, связанная с
политической расстановкой сил в Чечне, данные о настроениях в вооруженных
силах, а махровой уголовщиной заниматься было некогда. По сути, депутат
оказывался бесполезным, хотя его промыслы тесно соприкасались с политикой:
наркотики - разложение общества, фальшивые деньги - развал экономики
России. Единственное, на что он годился, - попытаться через личного друга
выйти на самого Диктатора, оказать на него какое-то влияние, возможно, и
давление. Но для этой цели требовалось, по меньшей мере, завербовать
Кастрата, что казалось в боевой обстановке недостижимым. Головеров
использовал против него сразу же слишком сильное средство, испробовав
наркотики. Депутат уже не боялся их, а чтобы заставить его сотрудничать с
"Интерполом", нужны были аргументы убедительные и неоспоримые. Строить
отношения на одной лишь угрозе выдать его российским властям - дело
несостоятельное. У Кастрата наверняка есть мощная поддержка в
правоохранительных кругах, да и при нынешней коррупции и беспределе он даже
выкручиваться не станет, объявит все провокацией и еще заработает себе очки
в Государственной Думе как жертва произвола исполнительной власти. Там
любят пострадавших...

Генерал несколько раз просмотрел пленку с допросом Кастрата - уже
вторичным, для камеры, без шприца в вене, вглядывался в его размягченное,
уставшее от страха лицо, слушал хрипловатый и высокий, как у курящей
женщины, голос, искал, за что зацепиться, однако круг вопросов и ответов
как бы уже обкатался, сделался гладким - депутат выскальзывал из рук!
Допрос его телохранителя тоже ничего не давал, сломанная во время
задержания рука, казалось, беспокоила его больше, чем дальнейшая судьба...

Можно было их выпустить, предварительно зашив в одежду "клопов", да за три
дня в пыльном подвале музея они так извалялись, что электроника будет
работать лишь до гостиницы. Там переоденутся, и все потуги насмарку.
Правда, существовала одна деталь, потянув за которую можно было кое-что
вытащить из Кастрата: это его помощник звонил и интересовался судьбой
Кархана.

Значит, депутат Госдумы работал в Москве в прямом контакте с бывшим
"грушником". Любопытно было бы прояснить их столичные связи, общие дела и
замыслы, но сейчас и это не даст никаких конкретных результатов. Тем более
Кастрат информирован, в чьи руки попал Кархан, а "тройка" Отрубина работала
в Чечне под маркой Интерпола. Смешивать эти вещи было нельзя, поскольку
флаг Интерпола сейчас являлся очень хорошим прикрытием.

Оставалось напялить пленникам мешки на головы, вывезти подальше от города и
выпустить на волю: гора родила мышь... Пожалуй, дед Мазай в конечном итоге
так бы и сделал, если б в сообщении Сыча, полученном поздно вечером, глаз
не зацепился за незначительный факт: Абдель Кендир - араб, встречавшийся с
Кастратом дважды за последние две недели, был членом международной
террористической организации, причастной к крупным терактам на территории
Израиля и оккупированных землях Палестины, а сам Кендир непосредственно
руководил группой боевиков, которая взорвала начиненный тротилом автомобиль
в центре Тель-Авива, в результате чего было много человеческих жертв. Эта
сверхценная для израильского "Моссада" информация, да, впрочем, и для
Интерпола, была получена еще во времена КГБ, когда наша разведка на
Востоке, в том числе и политическая, имела полное преимущество. Поскольку
Абдель Кендир преспокойно разгуливал на свободе, информация не была
реализована и хранилась в секретных архивах. Этот "золотой запас" надо было
немедленно пускать в оборот!

Дед Мазай сам подготовил задание для Сыча и загнал его по экстренной связи.
У Сыча от тяжести, наверное, уже гнулись коленки, в ответной радиограмме он
едва не матерился, однако к трем часам ночи сообщил, что нашел каналы и
компрматериал будет реализован. Только тогда генерал попросил привести к
нему Кастрата.

Депутат Госдумы сразу же угадал начальника.

- У меня есть официальное заявление! - сказал он. - Ваши подчиненные
применяют пытки, колют меня наркотиком! Я этого так не оставлю! Вам все
равно придется освободить меня!

- Непременно освободим, но с одним условием...

- Без всяких условий!

- Если без всяких условий, то вы через пару часов после освобождения, а то
и раньше... погибнете в автокатастрофе, - размеренно проговорил генерал. -
Или нет!.. Вас застрелит местный житель, маньяк с автоматом. Вам что больше
нравится?

Кастрат не поверил, самодовольно усмехнулся:

- Не выйдет!.. Я ждал сегодняшнего дня. У меня важная встреча с
президентом. Если я не явлюсь, служба безопасности перевернет весь город. А
вас тут - жалкая кучка. Вам нет смысла устранять меня.

- Разумеется, нет, - согласился дед Мазай. - Мы этого и не хотим. Вы еще
довольно молодой, цветущий человек, преуспевающий бизнесмен и политик.
Достаточно вам принять наши условия, и мы обошлись бы без крайних мер.
Напротив, получили бы взаимную выгоду.

- Знаю, хотите предложить мне сотрудничество с Интерполом?

- Вы проницательный человек! И это единственный путь нашего мирного
сосуществования.

Депутат Госдумы вздохнул и развел руками:

- Боюсь, что мирного... не получится. Интерпол - не та организация, с
которой можно сотрудничать. Ваше присутствие здесь нежелательно.

- Понимаю, - проронил генерал. - Перевалочная база наркотиков, незаконная
торговля оружием, фальшивые деньги. А главное - один из центров терроризма!
Который возглавляет сам президент.

- Мне кажется, все перечисленное вами не должно касаться Интерпола, -
заявил Кастрат. - Это внутреннее дело России. Даю полную гарантию, что ни
наркотики, ни оружие, ни фальшивые деньги в Европу и Америку не поступают с
нашей территории.

- А террор? Что здесь делают члены международных террористических
организаций? Что они обсуждают на закрытых, тайных совещаниях вместе с
президентом?

- Все обсуждаемые вопросы тоже касаются только России.

- Но мы не уверены в этом, - заметил дед Мазай. - И в ваших гарантиях не
уверены. Даже если бы их давал сам Диктатор.

- Думаю, Западу сейчас выгодно переместить... некоторые центры и некоторые
торговые пути на территорию России?

- В какой-то степени - да. Но в этом есть и определенная опасность, если
думать о будущем. Посредством вашей незаконной деятельности вы решите ваши
политические задачи, а потом постараетесь избавиться от своих пороков, и
весь криминальный поток хлынет в Европу. Нельзя выращивать преступный
бизнес у себя по соседству, нельзя поощрять терроризм. То, что может лишь
слегка встряхнуть Россию, окажется смертельным для Запада. Поэтому мы
вынуждены держать ситуацию под контролем. Постарайтесь убедить в этом
вашего друга - президента, когда я отпущу вас. Окажите услугу.

- Убедить президента? - изумился Кастрат. - Вы не знаете этого человека...
Он не станет меня слушать!

- А вы постарайтесь, приложите усилия, - мягко посоветовал генерал. -
Некоторые аргументы я подскажу.

- Я не давал согласия на сотрудничество!

- Это придется сделать в любом случае. Мало того, вам придется быть весьма
исполнительным и пунктуальным сотрудником, поскольку мы станем
контролировать всякий ваш шаг.

- Сомневаюсь... Вы, на мой взгляд, несколько преувеличиваете свои
возможности. Иначе бы не сидели в этих... развалинах.

- Не спешите, - остановил его генерал. - Вторая просьба к вам: внушите
президенту, что ему следует найти с нами общий язык. Полезно будет, если
Интерпол легализируется на территории Чечни под видом, предположим,
благотворительной организации. Красный Крест, Фонд с