всех спецслужбах мира. А Кархан
все-таки наш бывший разведчик, Герой Советского Союза... Мы ему устроим
побег. Пригласим членов этой Комиссии, передадим из рук в руки, покаемся.
Эти... члены обязательно захотят потолковать с мучеником из наших
застенков, повезут его в свои апартаменты, чтобы устроить пресс-конференцию
По дороге он сбежит. Ему ведь невыгодно позировать перед тележурналистами,
знает, какая уготована судьба. Сбежит, а мы его встретим и надежно спрячем.
Только об этом не следует нигде говорить...

- Да, я уже сделал кое-какие выводы, - недовольно проговорил "брандмайор".
- Мог бы и не предупреждать... Все мордой об лавку!

- Извините, товарищ генерал, - удовлетворенно повинился Сыч. - За одного
битого двух небитых дают.

Директор ФСК неожиданно остановился перед полковником, посмотрел ему в
лицо, сузил глаза.

- Ты хитрый мужик, Николай Христофорович! Большой, а какой-то скользкий,
неуязвимый. Тебя ведь голой рукой не возьмешь. Если хочешь, ты даже
неприятен мне.

- Спасибо за откровенность, - усмехнулся Сыч. - Это мне нравится.

- Что тебе нравится? Откровенность моя?

- Нет, особенно ваша характеристика.

- Вот опять хитришь! - воскликнул "брандмайор". - Ты же меня презираешь! Ты
же готов по физиономии дать! Ну скажи, дал бы? Ведь это я провалил операцию
с Карханом!

- Дал бы, - помедлив, согласился полковник. - Если б знал, что делу
поможет. Но ведь не поможет, а после драки кулаками не машут.

- Вот! Опять выскользнул! Как рыбина!

- Я не рыбина, товарищ генерал, - признался Сыч. - Я профессионал.

- Знаю! Я это знаю! - "Брандмайор" тяжело уселся за свой стол. - И еще
знаю, что вы все, профессионалы, меня терпеть не можете. Вижу это в ваших
глазах. Стоите тут передо мной, козыряете и презираете. Разве так можно
работать? Вы же считаете, я щеки надуваю, а сам - идиот!

Прежде ни подобных откровенностей, ни разговоров директор ФСК не допускал.
А когда-то и впрямь надувал щеки...

- Что-то еще случилось, товарищ генерал? - поинтересовался Сыч, сохраняя
спокойствие. - Не пойму, откуда такое недовольство собой.

- А что, угробленной операции мало? - зло заметил "брандмайор". - Не ври,
все ты понимаешь, Николай Христофорович. Все видишь и понимаешь... Короче,
я подаю рапорт об отставке. Устраиваем побег Кархану, заканчиваем с этим
делом, и я тоже в бега...

- Вот это зря! - отрезал полковник. - На побег не рассчитывайте.

- Вот как? Любопытно... Он вдруг перешел на "вы" и заговорил ледяным
голосом. - Станете диктовать мне, как поступать? Лишите воли? Свяжете по
рукам?.. Или... шлепнете при попытке к побегу?

- Поздно, товарищ генерал, - жестко ответил Сыч. - Поезд ушел. Если же ваше
заявление об отставке только слезы невесты перед свадьбой, так и это
напрасно. Никто вас уговаривать не станет. И очков на этом не заработаете.

- Попрошу объясниться! - голосом дуэлянта сказал ""брандмайор".

- Знаете, почему коней на переправе не меняют?

- Почему?

- А потому, что с переправы надо в гору подниматься. Когда конь свой,
знаешь, где его кнутом ожечь, где понукнуть, где плечом подтолкнуть или
дать передышку. Возьми же чужого - и неизвестно, вытянет он или нет.

Директор откинулся на спинку кресла, глянул на Сыча со злым прищуром.

- Я решил вас рекомендовать на свое место. Вас, профессионала.

- Это невозможно, - мгновенно ответил полковник. - Ни одного профессионала
на ваше место не посадят. По крайней мере, в ближайшие годы. Не
обольщайтесь. Мы все воспитывались в пеленках КГБ и сосали партийную мать.
И с молоком матери впитали в себя непопулярные ныне идеи. Например,
патриотизма, государственности, верности служения Отечеству. Наш уважаемый
"генсек" не зря отвоевывал себе право назначать директора ФСК. Правда, он
не учел главного: всякий чиновник, попав в систему службы безопасности,
будет обречен строить эту безопасность и рано или поздно придет к
непопулярным идеям. Конечно, если не получит прямой задачи разрушить
службу. Это вам на первое.

- Будет еще и второе? - с каменным лицом спросил "брандмайор".

- И второе, и третье, и десерт с серебряной ложечкой.

- Я вас не хочу больше слушать! - он пристукнул кулаком по столу. - Как
пришел, так и уйду. В пожарные! Я же "брандмайор"! Так вы называете меня?

- У вас что-то еще случилось, - определил Сыч. - Что? Получили выговор от
"генсека"? Выиграли у него на теннисном корте? Или силовые министры
достают?

- Не достают - давят с двух сторон, - вдруг признался директор. - Не могу
понять причины... Где я дорогу перешел? Чем помешал?

- Давить мы тоже умеем, товарищ генерал...

- Это не ваше дело! - оборвал его "брандмайор", заметно нервничая - Вы
многого не знаете, что происходит там, наверху.

- Не знаем, но догадываемся!

- Слушайте, полковник, - неожиданно едко заговорил он. - Не стройте тут из
себя всемогущего и всезнающего. Вокруг вас больше тумана, больше флера, чем
профессионализма. Да, возможно, он был в КГБ в мирное время. Почему до сих
пор не нашли вакуумные заряды? Где они? Почему исчезли с фабрики?.. Что?
Нет ответа?!

- Разрешите идти, товарищ генерал? - Сыч пристукнул каблуками.

Дело было ясное: на "брандмайора" наехали из-за этих бомб, а ему нечем было
крыть, нечем оправдаться. И надавили, должно быть, круто, если у него
возникла мысль об отставке. Тут еще собственная оплошность - допустил
утечку информации об операции с Карханом...

- Идите! - бросил он, распуская галстук, хотя, кажется, не ожидал такого
резкого оборота.

Сыч открыл первую дверь, хотел уже толкнуть вторую и в тот момент услышал
язвительный голос "брандмайора":

- Надеюсь, этот вопрос был не риторический? Ему было опасно открывать
тайну, где в самом деле находятся вакуумные заряды, но в последний миг Сыч
подумал, что сегодня, пожалуй, тот самый решающий день, когда директора ФСК
можно перетащить с теннисного корта и кремлевских ковров к непопулярным
идеям. Конечно, уйти от него "обиженным", сыграть "оскорбленного"
профессионала было бы сейчас полезно: пусть посидит в одиночестве,
подумает, придет к мысли, что его положение могут спасти только старые
специалисты, знающие службу. Пусть бы почувствовал давление не только
сверху, но и снизу, от своих сотрудников, которые всегда были опорой. Между
молотом и наковальней долго не высидишь...

Полковник обернулся в дверях и уловил в фигуре "брандмайора" злую
беспомощность. В таком состоянии и вправду может подать в отставку...

- Вопрос был хороший. И ответ есть, - сказал от порога Сыч. - Только
отвечать боюсь, товарищ генерал.

- Странно, кого же вы боитесь?

- Вас.

- Ну да, - мгновение подумав, согласился он. - Я ведь уже провалил
Кархана...

- Вакуумные заряды исчезли с фабрики потому, что я этого захотел, -
отчеканил Сыч. - Захотел и убрал.

"Брандмайор" привстал, стиснул зубы. Он был растерян и взбешен
одновременно.

- Они находятся... у тебя?

- Да, и лежат в надежном месте.

Директор так же медленно сел, поиграл проводом телефона, собираясь с
мыслями. Выматерился грубо, как мужик, хватанувший себе молотком по пальцу.

- Зачем ты это сделал? Ты представляешь, что там творится?..

- Потому и сделал, что представляю, - спокойно проговорил Сыч. - Старые
истины, товарищ генерал: пока гром не грянет - мужик не перекрестится.

- Страшный ты человек, Николай Христофорович, - задумчиво вымолвил
"брандмайор". - Не дай Бог оказаться твоим врагом...

- Не дай Бог.

- Вакуумные заряды придется... "найти"! - неожиданно заявил директор. - Ты
меня понимаешь?

- Понимаю, да еще рано, - воспротивился Сыч. - Разумнее пока обождать.
Пусть "опричники" пошевелятся, чтоб служба медом не казалась.

- У них основной аргумент - бездеятельность ФСК! В связи с зарядами.

- У кого - у них? "Брандмайор" поморщился:

- У Мерседеса и Участкового... Я правильно их назвал?

Прозвище "Мерседес" носил министр обороны - за его особое пристрастие к
дорогим автомобилям этой марки и соответствующий характер: если он
появлялся на дороге - все шарахались в стороны, прижимались к обочинам,
опасаясь попасть под тяжелые колеса либо страшась случайно зацепить и
оцарапать черный лакированный бок. "Участковым" звали Министра внутренних
дел, поскольку он и в самом деле много лет работал участковым инспектором,
хотя все время мечтал заняться оперативной деятельностью. В его личном деле
было около десятка рапортов с просьбой перевести в уголовный розыск, однако
ни один не был удовлетворен из-за отсутствия способностей и специального
образования.

Мерседес не любил Участкового, считал его непрофессионалом, а оба вместе
они терпеть не могли "брандмайора", что и сближало их в общей борьбе.
Расстрел парламента в девяносто третьем позволил вырваться Участковому
вперед, и теперь этот рыцарь без страха и упрека стремился подмять под себя
нерешительную, а в некотором смысле и предательскую службу контрразведки.
Стравливая их, Мерседес всегда оставался неуязвимым, поскольку жил старой,
доставшейся по наследству славой доблестной армии-победительницы и не был
запачкан ни ГУЛАГом, как МВД, ни тотальной слежкой за гражданами, как КГБ.
Кроме того, он был самым приближенным к "генсеку", ибо последний считался
главнокомандующим Вооруженными силами, тем самым оберегая Мерседеса, как
ангел-хранитель.

- Участковый возмущен тем, что "Молнию" возродили под эгидой ФСК, -
продолжал "брандмайор". - Опасается негласного террора и даже
государственного переворота. Дескать, с какой целью контрразведка
наращивает мышцы?

- А Мерседес? - спросил Сыч.

- Мерседес сам взялся искать вакуумные заряды...

- Вот и пусть поищет. Вдруг еще найдет?

- Давай не будем играть с огнем. К вечеру привези заряды.

Полковник отрицательно помотал головой:

- К вечеру невозможно, товарищ генерал. Через пару дней, не раньше.

- Счет идет на часы! - забеспокоился директор. - Мне не нравятся тайные
поездки силовых министров на Кавказ. Они что-то замышляют.

Это была новость! Можно было понять действия министра внутренних дел: Чечня
входила в состав России, и всякие операции на ее территории относились к
сфере Участкового. Но что мог там делать Мерседес, приложивший руку к
вооружению диктаторского режима?

- Не понимаю, чем помогут найденные заряды?

- Ты далек от придворной жизни, Николай Христофорович, - тоскливо
усмехнулся "брандмайор". - Меня не подпускают к трону. А с вакуумными
бомбами я прорвусь. Государь сам пожелает выслушать. Только ты подготовь
мне соответствующую легенду, как обнаружили заряды. А еще делай дырку в
мундире... Я на всякий случай тоже дырку сделаю и прошение об отставке
заранее напишу.

- Суровая жизнь при дворе-то! - заметил Сыч.

- Да уж не сахар... Прошу тебя, дай бомбы! Дай! Я им устрою там полигон! Я
им покажу вакуум!

Он напоминал японского летчика-камикадзе, последний раз взлетающего с
земли...

2

На "похороны" генерала Дрыгина "Молния" явилась почти в полном составе - из
тридцати трех пришли тридцать "троек". Структура подразделения давно
выстроилась по хоккейному принципу, отработанному во многих операциях,
проверенному и надежному. Из жестких треугольников собиралась жесткая и
мощная конструкция, способная мгновенно менять форму, от подвижного ромба
до тончайшей стрелы, прожигающей любую эшелонированную оборону, словно
лазерный луч. При необходимости она могла в один миг распасться, смешаться
со средой, уйти в "облака", стать незримой и неуловимой, как электрическая
энергия, накапливающаяся в грозовых тучах. Каждая "тройка" превращалась в
самостоятельный заряд, в отдельную "Молнию", обладающую качеством легкой,
несомой сквозняком шаровой молнии, которая может проникнуть в любую щель,
сквозь пулевое отверстие, вылететь в трубу, уйти по телеграфным проводам.
Ее невозможно потушить, разрядить, взять в руки, ибо от всякого
прикосновения непременно произойдет мощнейший взрыв.

Все это достигалось бесконечными тренировками" учениями, отработкой
конкретных действий в определенных условиях, где приобретались слаженность
и качества единого живого и гармоничного организма. И на это требовались
годы...

На Ваганьковское кладбище пришли чуть ли не все, и "поминать" деда Мазая
поехали в том же составе. Однако когда генерал объявил сбор, явилась только
половина, да и то неполными "тройками", а больше одиночками. На зов
командира прибежали те, кто не успел либо не сумел найти подходящую работу,
определиться в незнакомом пространстве гражданской жизни, отыскать и занять
свою нишу в обществе. Это были в основном капитаны и майоры, командиры
"троек", - прожженные псы войны, которые не желали иной судьбы и
психологически оказались не готовыми к иной жизни. Офицеры помладше званием
и помоложе возрастом, досыта нанюхавшиеся пороха в "горячих точках" за
последние годы и потому живо реагирующие на благодатные запахи мирной
жизни, быстрее увлекались ею и скорее пускали корни в жирную, сытную землю.
Многие из них ушли в финансово-коммерческие структуры и банки на зарплату,
которую сроду не видывали, и за несколько месяцев успели привыкнуть к
хорошим квартирам в престижных районах, к импортным автомобилям, к
"цивилизованной" пище, хорошему вину и обманчивому ощущению полной свободы.

"Похороны" ввели в заблуждение: чудилось, позови "зайцев", и они прибегут,
побросав яркие безделушки, прискачут и попросят оружия...

Вместо планируемых трех-четырех дней, на мобилизацию потребовалось около
двух недель. И все это время деду Мазаю казалось, что он снова в Афгане,
что "Молния" только что создана и теперь отрабатывается тактика действий и
что бойцы ее снова попали в ловушки, оказались на "островах" среди полой,
дурной воды и надо плыть, чтобы брать зайцев за уши и сажать в лодку.
Шестерых офицеров, организовавшихся в предприятие по перегону дорогих
автомобилей из Европы в Азию, удалось вернуть после двухдневных переговоров
и раздумий. Зарабатывали они не ахти как, но рисковали при этом ничуть не
меньше, чем на войне: попадали под обстрелы и отстреливались сами,
несколько раз сходились в рукопашной, пресекая захваты машин бандитскими
группировками на "большой дороге". Этим было нечего терять... Однако без
малого неделю пришлось убеждать ребят из частной охранной конторы,
созданной бывшим офицером "Вымпела" Виктором Плотниковым, услугами которого
генерал воспользовался, когда взяли Кархана. У Плотникова было всего
девятнадцать сотрудников, а четырнадцать из них - бойцы "Молнии". Забери
их, и предприятие попросту мгновенно разрушится, а уже заключены договора,
перечислены на счет деньги, даны письменные гарантии фирмы. Сначала
предприимчивый офицер "Вымпела" вообще отказался вести диалог, мол, одно
дело - безвозмездная услуга заслуженному генералу, другое - ликвидация
предприятия. И сами "зайцы" призадумались: вроде бы жизнь только
наладилась, отыскали нишу, о которой беспрестанно твердил дед Мазай,
распуская бойцов на волю, зарплата втрое выше, чем была, работы - втрое
меньше и свободного времени - втрое больше. И тогда генерал использовал
запрещенный прием: явился в контору Плотникова с Головеровым и Крестининым,
без всяких уговоров и убеждений грубо надавил сначала на бывшего
вымпеловца, мол, не отдашь мужиков - контору закроют, а потом на совесть
своих "зайцев". Таким образом, он проломил оборону частной конторы, однако
ее владелец выставил новые условия: возмещение убытков и неустойки по
договорам. Плотников был парень хваткий и "чужой", потому как бы имел право
на подобный шантаж, дескать, пусть ФСК заплатит за все.

В этом слышалась глубокая, закостенелая обида: о восстановлении "Вымпела"
не было и речи. Пока генерал согласовывал возможность оплаты неустойки с
руководством - а дело оказалось не простым, - Плотников неожиданно резко
изменил условия и выставил новые: взять в "Молнию" всю его контору целиком
вместе с хозяином. Дед Мазай не рассчитывал и принципиально не хотел
"спасать" чужих "зайцев". Бойцы "Вымпела" были подготовлены ничуть не хуже,
но выполняли несколько иные задачи, воспитывались в ином коллективе,
имеющем свои традиции, и чтобы врастить их в "Молнию", требовалась
психологическая перестройка. К тому же неизвестно, как отнесутся к чужакам
ветераны подразделения, примут ли сразу в свою среду, более напоминающую
масонскую ложу, рыцарский орден, чем воинский коллектив. Новичков обычно
брали по одному-два, да и то после предварительной подготовки, с
испытательным годичным сроком. Дед Мазай считал, что настоящие
профессиональные воины выводятся, как птенцы у черных журавлей: редкая эта
птица откладывает всего два яйца, высиживает двух птенцов, но один из них
обязательно погибает. Зато оставшийся - жизнеспособный и сильнейший, не
подвержен ни болезням, ни порокам, а значит, становится здоровым и сильным
все племя.

Тут же надо было брать сразу четверых, пусть и обученных, искушенных в
военном деле, причем без всякого испытательного срока, поскольку на него не
оставалось времени. Вымпеловцы успели обработать "зайцев", и те в один
голос теперь ратовали за своих коллег по охранной конторе. Это
обстоятельство как раз и стало решающим: за полгода совместной службы в
частной фирме они попритерлись друг к другу, привыкли и могли без особого
труда вписаться в коллектив "Молнии".

Оставшиеся около сорока человек были рассредоточены по два-три в самых
разных местах, и чтобы собрать их, требовалась длительная кропотливая
работа с каждым. Генерал не терял надежды восстановить подразделение в
полном составе, поэтому оставил Крестинина в Москве, приказал любыми
путями, по одному, выцарапать все старые кадры, а сам улетел в Мурманскую
область, к месту дислокации "Молнии". Следующий этап был не менее важным -
разработка операции по установлению в Чечне Конституционного порядка,
получившей кодовое название "Дэла", - по имени демиурга, творца земли и
порядка на ней из древнего чечено-ингушского эпоса. После того как "Молнию"
несколько раз бросали на выполнение задачи, спланированной неким
неизвестным и недосягаемым автором или авторским коллективом, в том числе в
афганской войне, генерал отвоевал себе право самому создавать оперативный
план действий спецподразделения. Он вырабатывал концепцию, закладывал
основные идеи, формировал тактику - одним словом, обеспечивал научный
подход к планированию, а конкретикой занимался штаб "Молнии" во главе с
Глебом Головеровым. Аналитическая группа готовила материалы по каждому
этапу, выстраивала конструкцию, которую затем сама же проверяла на
прочность, и только после этого предлагала деду Мазаю. Обычно окончательный
вариант плана операции претерпевал десятки корректировок и всякий раз
выглядел по-новому. Из всего множества таких дублей выстраивался один
основной, теоретический, а остальным присваивались порядковые номера. Если
во время операции по каким-либо причинам не мог реализоваться один,
мгновенно мог быть включен в действие другой; импровизация допускалась лишь
в исключительных случаях и относилась к разряду ЧП. Поэтому задолго до
начала боевых действий планировщики отыгрывали на штабных учениях каждый,
даже невозможный вариант, затем начиналась их проработка с личным составом
на "натуре".

Во время существования КГБ штабом "Молнии" было создано несколько десятков
засекреченных планов на час "Ч" - от операций по разрешению международных
конфликтов до освобождения захваченных диверсионно-разведывательными
формированиями противника важных стратегических объектов на территории СССР
и стран Варшавского Договора. Все эти планы оказались невостребованными,
ненужными, но зато теперь понадобились другие, в которых не существовало
понятия "вероятного противника", а был свой, бывший советский, народ,
бывшая автономная республика и врагом оказывались бывшие советские офицеры,
обученные в одних и тех же училищах, вооруженные одним и тем же оружием,
владеющие одной и той же тактикой и воинским искусством.

Вначале у генерала опускались руки: он никогда не предполагал, что так
трудно окажется планировать операци