нье с левой
стороны, сумел выбраться из машины и отползти в кювет, где и скончался от
потери крови. Примерно через десять минут к месту аварии со стороны городка
подъехал на грузовом УАЗе бизнесмен Макаренок, занимающийся мелкой
торговлей продуктами из своего автомобиля. Из открывшегося от удара
багажника он вытащил не очень большой, но тяжелый ящик на замках-зажимах, а
через разбитое заднее стекло извлек из салона заряженный спаренными
магазинами автомат АКСУ и визитную сумочку с семью тысячами американских
долларов. Что находится в деревянном зеленом ящике, Макаренок не знал и на
месте аварии не открывал его. Украденные вещи он спрятал среди коробок с
товаром в кузове УАЗа и тотчас же уехал. Через девять километров он свернул
на проселок в сторону какой-то деревеньки, загнал машину в лес и только там
стал рассматривать и пересчитывать добычу. Деньги бизнесмен спрятал в
коробку с чаем, автомат завернул в мешок и привязал в полость автомобильной
рамы, но что делать с предметом, напоминавшим электромотор и весьма прочно
и бережно упакованным в ящик, он не знал и не выбросил его в лесу лишь из
крестьянской рачительности. Если "крутые" везли эту штуковину в иномарке,
значит, она стоила денег, и возможно, немалых. Макаренок открутил крепежные
болты, вынул из ящика незнакомый предмет и спрятал в коробку с вермишелью.
Ящик же и визитку сжег тут же в лесу.

Наутро он благополучно добрался к себе домой, обменял доллары на рубли и
пустил их в оборот, не чувствуя угрызений совести, поскольку с автоматами и
большими деньгами по дорогам могли разъезжать только бандиты. Об
"электромоторе" он сначала даже забыл и хватился, когда стал переставлять в
гараже коробки с товаром. Осмотрев находку Макаренка, сосед по гаражу
определенно сказал, что это не что иное, как компрессор к финскому
холодильнику, - вещь стоящая, тысяч на двести потянет. Недели две после
этого незадачливый бизнесмен возил повсюду с собой этот "компрессор",
выставлял его вместе с продуктами и никак не мог продать. Иногда вещью
интересовались, спрашивали цену, техпаспорт, прикидывали, можно ли
приспособить к отечественному холодильнику, иногда находились знатоки,
утверждающие, что это вовсе не компрессор, а неизвестный агрегат, Бог весть
для чего предназначенный. В обычные дни Макаренок торговал по отдаленным
селам, среди людей, мало сведущих в финских холодильниках, и лишь по
выходным выезжал на городской рынок. И вот наконец, в очередное
воскресенье, повезло - нашелся настоящий покупатель, без лишних разговоров
и расспросов заплатил деньги, забрал "компрессор" и унес его в
хозяйственной сумке. Однако в последний момент покупателя что-то смутило и
он зашел в крытый рынок, где хотел проверить исправность двигателя. Розетку
на двести двадцать вольт найти было нетрудно, другое дело - не оказалось
проводов, чтобы подключить "компрессор" к сети. Тогда он притащил свою
покупку к прилавку, где торговали автозапчастями, и попросил ребят испытать
действие "компрессора". Они нашли кусок провода с вилкой, зачистили концы,
прикрутили их к "школьным" барашкам, и тут один из них вдруг засомневался:
вдруг этот агрегат не на двести двадцать, а на сто десять вольт?

И это его сомнение спасло тогда от гибели добрых полторы тысячи человек,
бывших на рынке в воскресный день.

Когда отвернули крышку с коробки, установленной на "компрессоре",
обнаружили электродетонатор и тротиловую взрывчатку, уложенную в
специальной пазухе ребристого баллона. Однако ни ребята, торгующие
запчастями, ни милиционеры, прибежавшие по вызову, даже не подозревали, что
в их руках оказалась вакуумная бомба, - просто ее никто никогда не видел.
На всякий случай с рынка удалили весь народ, выставили оцепление и вызвали
саперов, но и они решили, что это всего-навсего самодельное взрывное
устройство, изготовленное заводским способом: вакуумные заряды, выпущенные
для нужд строителей, еще не попадали в руки военных саперов, уже привыкших
иметь дело с самопальными минами.

Бомбу вывезли на полигон, где обычно уничтожали взрывчатые предметы,
привязали к ней толовую шашку и крутнули взрывмашинку. Вначале громыхнуло,
как от снаряда средней величины, а через мгновение взорвались земля, воздух
- пространство площадью около гектара. От военного грузовика остались
ошметки металла, вдребезги разлетелся кирпичный командный пункт, у трех
саперов полопались головы, вылетели глаза из глазниц, в эпицентре взрыва
оплавился песок.

Бизнесмен Макаренок, арестованный в тот же день, никогда не слышал о
существовании вакуумных бомб и не хотел верить, что продавал подобный заряд
вместо компрессора, пока его не свозили на полигон и не показали результаты
взрыва. Однако и после этого он продолжал утверждать, что ящик с зарядом
нашел в кювете у дороги, а торговал по незнанию и не задумывал
террористического акта на городском рынке. Лишь после обыска в гараже, где
был найден автомат АКСУ со следами крови и отпечатками пальцев другого
человека, Макаренок во всем признался и раскаялся.

Когда же полковник Сыч выехал на место автокатастрофы, прихватив с собой
гаишников и арестованного бригадира дорожного участка, обвиняемого в
халатности, готов был в ноги ему поклониться: прожженный материалист, он в
один миг стал фаталистом

Оставленный на проезжей части, замызганный битумом и асфальтом, плохо
различимый при свете фар трехколесный раскатчик и халатность бригадира были
не чем иным, как Провидением. "Фольксваген" с вакуумным зарядом направлялся
в город Сосногорск. А в четырех километрах от него располагался могильник
радиоактивных отходов...

Бомбу везли туда, и никуда более!

Четверо погибших в автокатастрофе находились пока в городском морге, как
невостребованные родственниками. Происшествием возле Сосногорска занимался
отдел по борьбе с организованной преступностью, поскольку кроме украденного
Макаренком автомата и денег в разбитой машине, в карманах водителя и одного
пассажира находилось два пистолета, автомат "узи" и около двадцати тысяч
долларов. О вакуумном заряде милиция ничего не знала, однако в протоколе
выемки значился некий радиотехнический прибор, обнаруженный в искореженном
от удара кейсе. Пассажирами "Фольксвагена", скорее всего, были охранники и
саперы, которые ехали минировать ядерный могильник. Милицейские
оперативники установили их личности по найденным документам, однако взяли
отпечатки пальцев и отправили на дактилоскопическую экспертизу в Москву. А
оттуда - ни ответа ни привета больше двух недель...

Вернувшись с места происшествия, Сыч затребовал немедленной экспертизы
найденного радиотехнического прибора и, получив ее результат, еще раз
ужаснулся и еще раз поверил в фатальность. "Саперы" везли в кейсе
дистанционное управление к вакуумному заряду: взорвать его можно было,
находясь за несколько десятков километров, по радиосигналу. Техника была
надежная, серьезная, японского производства, с питанием, рассчитанным на
восемнадцать месяцев...

Милиция же считала, что под Сосногорском разбились четверо матерых бандюг,
ехавших по глубинке собирать дань с местных рэкетиров. В ее представлении
как-то не увязывались привычные отпетые уголовники, вооруженные до зубов, с
карманами, набитыми "зеленью", с некой террористической группировкой,
принадлежащей какой-то спецслужбе, и если бы не чудовищный взрыв на
полигоне, местные оперы, пожалуй, могли бы, как и Макаренок, искренне
верить в "компрессор". Иначе бы в первую очередь обратили внимание на
"радиотехнический прибор", валяющийся среди вещдоков, предназначенных к
уничтожению.

Это был четвертый вакуумный заряд, побывавший в руках "горных орлов". А
сколько и где было еще?

Проводя операцию на трикотажной фабрике "Гюльчатай", Сыч рассчитывал ввести
противника в заблуждение, спровоцировать замешательство и крутую разборку в
среде спецслужб Диктатора, тем самым выявить их, локализировать и
блокировать действия. Однако эффект возникал неожиданный: если раньше
наблюдался процесс накапливания бомб, то теперь началось минирование.
Арсенал на чердаке фабричной проходной был не единственным, и Кархан,
томящийся на Лубянке, - не последним распорядителем. Из четверых
разбившихся под Сосногорском "саперов" он опознал двоих, бывших в его
подчинении, - оба оказались наемниками с Западной Украины, в прошлом
офицеры Советской Армии. Двое других были кавказцами, Кархану совершенно
незнакомыми, а бывшему "грушнику" приходилось верить. Как профессиональный
разведчик, он ясно представлял свое положение и участь, но не пускался в
откровенные признания и подтверждал только реально представленные ему
факты. Основная роль Кархана сводилась к поиску и вербовке специалистов в
России, их переправке в Чечню или третьи страны; торговля "живым товаром"
была лишь прикрытием этой деятельности. Хохлов-наемников он когда-то
завербовал сам, как профессиональных минеров, однако задействовать их
должен был только в исключительном случае по особому на то приказу -
"практикой" занимались другие люди. Наемные саперы относились к
специалистам "разового использования": после минирования определенного
объекта их должны были ликвидировать немедленно, трупы обезобразить огнем
до неузнаваемости и зарыть. Можно было предполагать, что кавказцы,
находившиеся в разбитой машине, являлись этими самыми ликвидаторами, а
доллары - зарплата саперов, выплаченная по принципу "деньги вперед".

Бригадир дорожного участка, бросив асфальтовый раскатчик на дороге,
ликвидировал всех...

Взрыв вакуумной бомбы на полигоне встряхнул и привел в чувство Совет
безопасности: все изготовленные заряды для "ширпотреба", а также исходные
материалы на заводе были арестованы, специальная следственная бригада
выясняла обстоятельства и устанавливала конкретных исполнителей левого
заказа на оружие массового поражения. Работа саперов на всех ядерных
объектах и химических вредных производствах проводилась конспиративно,
одновременно была организована их негласная охрана и оперативный сбор
информации о возможности минирования. Найденные и утаенные Сычом три
вакуумных заряда подогревали воображение всех, от Завлаба до "генсека"
включительно, держали их в постоянном напряжении, заставляли действовать,
невзирая на личные взаимоотношения. После автокатастрофы неподалеку от
ядерного могильника резко прекратились звонки "брандмайору" по поводу
судьбы Кархана и арестованных владельцев фабрики "Гюльчатай".

Судя по оперативным данным, "горные орлы" полагали, что Кархан с небольшой
группой завербованных бывших военных тайно вывез заряды с трикотажной
фабрики и теперь намеревается сделать свою игру. Его разыскивали повсюду -
от Дальнего Востока до Севастопольской военно-морской базы, и сейчас
полезно было подогревать эти розыски с одновременным запуском
дезинформации. Сыч начал разрабатывать операцию, которая одновременно
решала бы сразу две задачи: политическое обеспечение полицейских мер по
свержению режима в Чечне и выявление резидентов, управляющих действиями
спецслужб в России, их агентурной сети в государственных институтах. Хорошо
проконсультированный "брандмайор" должен был дать расширенную
пресс-конференцию по поводу автокатастрофы возле Сосногорска и взрыва
вакуумного заряда на полигоне. Это стало бы сенсацией: мировое сообщество
немедленно бы возопило об опасности, исходящей от России в связи с утечкой
ширпотребного оружия массового поражения, российские журналисты закричали
бы о неспособности силовых структур контролировать военно-промышленный
комплекс и арсеналы. А все вместе они начали бы требовать какого-нибудь
международного контроля, стали бы давить на силовых министров и
правительство, наседать на директора ФСК. И тогда в очередном интервью
непрофессиональный "брандмайор" случайно проговорился бы о Кархане. Мол-де
один из "саперов", тот, что выбрался из разбитой машины и уполз в кювет,
остался жив и находится в тяжелом состоянии. Он дал показания, из которых
следует, что Кархан предупредил хохлов-наемников о своем исчезновении, а
также и о том, что их ликвидируют сразу же после минирования ядерного
могильника либо другого объекта. Поэтому "саперы" намеревались при удобном
случае убрать своих ликвидаторов и примкнуть к команде Кархана. Таким
образом, Сыч рассчитывал, во-первых, подтвердить догадки "горных орлов" о
том, что бывший "грушник" делает свою игру, во-вторых, посеять недоверие ко
всем наемникам, завербованным Карханом, и тем самым разрушить спецслужбу,
действующую в стране.

Это был первый этап операции. Но чтобы реализовать второй, следовало
заставить Кархана работать в пользу России. Движение исламского
фундаментализма в некоторых странах Востока через своих миссионеров упорно
забивало клин между славянами и тюрками, между православием и
мусульманством в бывших союзных республиках. Чечня, а точнее,
генерал-коммунист, захвативший власть, первым откликнулся на призыв
фундаменталистов и принял их идеологию из соображений корыстных: получить
поддержку и помощь с Bостока, закрепить свое положение падишаха. Он
практически ничем не отличался от Кархана: оба служили в Советской Армии и
коммунистическому режиму, оба воевали против мусульман - афганских
моджахедов, и кто больше избил своих единоверцев, еще надо было посчитать;
оба же затем начали работать против России. Вступив в разногласие с
чеченским диктатором, Кархан, как; профессиональный разведчик и специалист
по Востоку, мог бы постепенно образовать свою партию, основанную на
экономических интересах и способную ослабить влияние корыстного соперника и
тенденции к расколу не только в российских республиках с мусульманским
вероисповеданием, но и бывших союзных. Все-таки дореволюционный опыт
мирного сожительства разных конфессии в империи был уникальным, проверенным
и жизнеспособным.

С Карханом следовало усиленно работать, причем методами, на которые он еще
реагировал, - жестким психологическим давлением, всякий раз загоняя его в
угол неоспоримыми фактами и вескими аргументами.

Иными словами, вести за него ту игру, о которой подозревали "горные орлы",
и этим все дальше и дальше отводить его от бывших соратников, втягивать в
глубокий и необратимый процесс размежевания, а может быть, и открытой
вражды. К тому времени, когда бывший. "грушник" созреет под натиском
сложившихся обстоятельств для самостоятельной игры, отступать уже будет
некуда, и ему придется принимать тайное покровительство своей собственной
Родины.

Так планировал полковник Сыч, однако и здесь вдруг резко ощутился признак
фатализма...

"Брандмайор" успешно провел пресс-конференцию, заставил ужаснуться и
возмутиться самую "независимую" власть - четвертую по счету, "власть" над
умами и общественным мнением. Несколько дней все средства массовой
информации на все лады обсуждали то, что сейчас было необходимо и выгодно
ФСК, строили предположения, предсказывали, анализировали, делали зловещие
выводы, пугали народ и больше пугались сами. Журналисты толпами дежурили у
подъезда на Лубянке, иногда самым "удачливым" и "всемогущим" удавалось
пробиться на несколько минут в кабинет директора и получить короткое
интервью. "Брандмайор" прилично отработал "оплошность" дилетанта в службе
безопасности, проговорился о Кархане, а еще через пару дней интерес
газетчиков к горячему материалу вдруг резко, как по команде, упал.
Некоторые, стоящие на крайних позициях, еще продолжали шуметь и вещать о
надвигающейся на Россию беде; самые же "независимые" прочно замолчали. И
это было симптоматично: кто-то, на самом деле всесильный, велел не трогать
проблем, связанных с чеченскими сепаратистами, и не поднимать волны
возмущения в обществе. Точно так же, на самой высокой ноте, была оборвана
"песня" прессы о фальшивых авизо и триллионах перекачанных в Чечню рублей,
незаконных поставках нефти, которая экспортировалась в третьи страны, и
прочих криминальных действиях, заставляющих гореть от возмущения всякое
честное журналистское сердце.

Сыч предполагал, что так и будет, поэтому уже готовил новый ход - утечку
"секретной" информации, когда его пригласил к себе "брандмайор". Кажется,
он только что вернулся с теннисного корта, где проигрался в пух и прах:
полковник никогда не видел на его лице тяжелой задумчивости - будто мать
родную схоронил.

- Скажи мне откровенно, Николай Христофорович, к тебе никто не приезжал
из... высших должностных лиц? - спросил он как-то отвлеченно и безнадежно.
- Не интересовался работой?

- Нет, - осторожно проронил Сыч, ожидая еще какого-то неприятного признания
"брандмайора".

Сыч работал под плотным прикрытием своего руководства, и этот надежный
громоотвод избавлял его от прямых контактов с кем бы то ни было - такие
условия обговаривались заранее.

- Так я и думал, - обреченно вымолвил директор ФСК, но в глазах загорелся
тихий злобный огонь. - Ты старый кагэбэшный волк... Скажи, как можно
работать, если уже никому нельзя доверять?

- Вопрос риторический, товарищ генерал. Отвечать не буду.

Кажется, "брандмайор" проговорился где-то еще, оплошал уже по-настоящему.
Утечка информации становилась полезной, если давалась в строго дозированной
форме, как гомеопатические средства. В ином случае лекарства обращались в
яд...

- Я задаю вопросы самому себе! - вдруг вскипел он. - Любой секретный
документ, касаемый чеченского вопроса, становится известным Диктатору. Как
это называется?

- Это называется просто - сбор секретной информации. Служба работает.

- А нам как работать в этих условиях?

- Нам требуется извлечь из этих условий полезное для себя и использовать во
благо, - невозмутимо сказал Сыч. - В наших руках теперь будет хороший канал
для дезинформации. Только каждый шаг, каждую бумажку нужно делать с
расчетом и умом.

- Да, Николай Христофорович, я подумал об этом. Я тоже становлюсь
иезуитом... Но самое главное - операция с Карханом провалена!

Сыч ни о чем не стал спрашивать, не выдавая своих чувств, ждал, когда
"брандмайор" признается сам. Он не признался, задавил в себе и возмущение,
и обиду.

- Департаменту госбезопасности Чечни известно, что Кархан находится у нас,
- вдруг заявил он. - И наша Комиссия по правам человека теперь спрашивает,
куда мы дели гражданина Саудовской Аравии.

Это могло быть обыкновенной проверкой спецслужбами противника, которые
отрабатывали Кархана со всех сторон, действуя исподволь и в лоб, по своим
агентурным каналам и через государственные институты. Зная обстановку
глухого непрофессионализма в органах власти, противостояния между
чиновниками и аппаратами, они рассчитывали на возможность, что кто-нибудь
да проговорится. Однако "брандмайор" что-то недоговаривал, и потому,
вероятно, Кархана засветили по большому счету.

А даже малейшее подозрение могло свести всю операцию на нет. Скорее всего,
директор ФСК неосторожно ответил на чей-нибудь вопрос, заданный ему на
теннисном корте после интервью, опубликованного в "независимой" прессе.

- Жалко отдавать Кархана, - сказал Сыч. - Немедленно уберут.

- Туда ему и дорога! Пусть за него отвечают мудрецы из Комиссии по правам
человека!

- Комиссия ни за что не отвечает. А вот нас в очередной раз вываляют в
грязи. Кархан предстанет благородным разбойником, мы - злоумышленниками,
наследниками проклятого прошлого КГБ. И убийство Кархана обязательно спишут
на нас.

- Потому я и спрашиваю: как можно работать в таких условиях? - снова
закричал "брандмайор" и осекся, справился с чувствами. - Мы можем
предъявить ему обвинение? Посадить на несколько лет? Для его же блага...

- Обвинение предъявим, но дело в прокуратуре обязательно развалят, -
вздохнул Сыч. - Там не захотят ссориться с Комиссией по правам человека. Но
даже если его и посадят, то он умрет в тюрьме от сердечного приступа или
повесится еще в следственном изоляторе. А смерть все равно повесят на нас,
иезуитов.

Директор ФСК походил по кабинету, потряс головой, зло рассмеялся:

- Теперь что же, нам его спасать? Парадокс! - Ничего, товарищ генерал, -
успокоил Сыч. - Подобное случается во