поймите, мужики, мне
сейчас не до игрушек... Кассеты оставьте, Сыч посмотрит.

- Может, Тучкова привезти, Сергей Федорович? - осторожно спросил Крестинин.
- Ящики как пришли, так и уйти могут. Это же не фабрика - перевалочная
база.

- Возможно, у Тучкова будет сегодня работа, - остановил его генерал. - Вы
бы, ребята, нашли мне место... для пыточной камеры. Лучше всего дачу.
Сейчас на дачах народу нет, тихо.

- Сегодня? - смирился альфовец Крестинин, умеющий подчиняться.

- Сегодня к вечеру. И обеспечьте конспирацию. Он проводил бывших "зайцев" и
целый день выслушивал и снова ждал докладов Глеба Головерова о всех
передвижениях Кархана. Генерал все-таки надеялся, что после похорон,
убедившись в "смерти" отца, бывший коллега-"грушник" отпустит Катю. Не
отпустил...

Отсмотрев видеоматериалы Сыча, дед Мазай выключил телевизор и умолчал о
развединформации, принесенной с трикотажной фабрики.

- Кархана буду брать и пытать я! - заявил он. - Так что извини, товарищ
полковник. Теперь тебе придется терпеть.

Сыч не мог ни запретить ему сделать это, ни позволить - не имел сейчас
перед ним ни прав, ни власти. Поэтому он промолчал и тем самым как бы
одобрил партизанщину.

Был восьмой час вечера. По последним данным, Кархан находился сейчас в
ресторане "Третий Рим" - то ли ужинал, то ли с кем-то встречался, то ли
справлял поминки по деду Мазаю. Брать его следовало на обратном пути к
Ленинградскому проспекту. Имея дело с профессионалом, не нужно было
изобретать всевозможных оперативных изысканных "блюд", которые он мог
быстро раскусить и очень легко уйти из рук. Требовался грубый,
приземленно-бытовой план операции захвата, и Головеров провел его без
осложнений. Кархана "водили" по городу на двух отечественных машинах
Головерова и Отрубина попеременно. Новенький, последней модели "Опель"
Тучкова для этой цели не годился из-за приметности. Однако хорошо послужил
на завершающем этапе: Князь сам нарушил правила, подставил сверкающий зад
машины под бампер и левое крыло серой неприметной "Волги" и резко
затормозил. Улица была подходящая - не нагруженная транспортом в вечернее
время. Из кабины выскочили два крутых "отморозка", по-бандитски стриженных
наголо, бесцеремонно выволокли Кархана, а его водителя вырубили сразу, как
только он открыл рот в свое оправдание. Кархан попытался откупиться на
месте, вытащил бумажник с долларами. Его тут же отняли и дали еще по
физиономии. Тучков, до этого сполоснувший рот коньяком, только орал на всю
улицу, матерился по-зэковски и обещал за разбитую машину сделать из Кархана
"петуха". Обоих "чайников" затолкали в "Опель" - водитель был еще без
сознания, Кархану приставили к боку ствол ТТ и поехали. "Волгу" с разбитым
передком бросили у тротуара с незапертыми дверцами: если не уберет ГАИ, к
утру от нее останется один остов...

Кархан не заподозрил подвоха даже тогда, когда Головеров с матом через
слово докладывал по радиотелефону, что "нам разбили задницу" и что они
прихватили с собой двух "чайников", из которых будут выдавливать бабки на
новую машину. Не заподозрил, поскольку отвык от России, "замылился" глаз
разведчика и утратилась доведенная до инстинкта способность постоянно
анализировать ситуацию. Он спохватился, когда заметил неотступно следующую
за ними машину наружного наблюдения, на глазах у которой произошло
дорожно-транспортное происшествие и захват. Тучков несколько пережал, когда
заблажил, что гонятся менты, и стал отрываться от наружки, применяя слишком
профессиональные методы.

- О, ребята, - вдруг сказал Кархан, - кажется, у нас одна альма-матер?..

Валять ваньку больше не имело смысла. "Ореликов" тут же сковали наручниками
и сделали тщательный обыск на предмет оружия, пейджерной связи и
документов. Вывернули, выгребли все до последней бумажки и усадили обоих в
строгие позы.

В этой операции вышла только одна неувязка - с "пыточной камерой".
Подходящую дачу, где бы надолго можно было спрятать бывшего "грушника",
Крестинин подыскать не успел, однако договорился с Витей Плотниковым,
бывшим бойцом "Вымпела", который открыл частное охранное предприятие. В
нижнем полуэтаже его офиса размещался небольшой спортзал и сауна, куда и
решено было поместить Кархана на несколько дней.

Получив сообщение от наружного наблюдения о захвате "объекта"
неустановленными лицами, Сыч приказал проследить, куда его отвезут, но
когда ему доложили, что захватчикам удалось уйти из поля зрения, деловито
пожал руку генералу и вздохнул:

- Теперь давай вместе думать, как нам эту кашу расхлебать.

- Думать ни о чем не буду, пока не увижу дочь, - заявил дед Мазай. - Вот в
этой квартире, живую и здоровую.

Он хорошо понимал состояние и положение Сыча: партизанщина генерала могла
провалить всю оперативную разработку "горных орлов". Кархана Следовало
теперь либо вообще не возвращать в "общество", либо перевербовывать, делать
агентом, снабдив соответствующей легендой по поводу его исчезновения. То и
другое было почти невыполнимо. За провал операции Сыча определенно ждала
пенсия - выслуги достаточно. Она же ждала его и в том случае, если он не
поможет вернуть дочь генералу. С этой стороны Сыч был гораздо уязвимее,
поскольку вместе с добровольным уходом на покой ждал бы его еще и позор...

- Ничего, Коля, терпи, - попытался успокоить его дед Мазай. - Поеду пытать
Кархана - дам тебе видик посмотреть. Чтоб не скучно было. Такая
порнография. С женскими колготками... Снята в нашем родном и целомудренном
государстве.

Отягощенный думами, Сыч не услышал цинизма в его словах и отнесся к
обещанию как-то несерьезно. К тому же в этот момент в дверь осторожно
позвонили. Офицер-порученец посмотрел в глазок сам, но открывать не стал,
подозвал Сыча. Однако и тот не опознал гостя, решив, что кто-то ошибся
адресом. Гость же через некоторое время позвонил снова, и тогда к двери
подошел дед Мазай... На лестничной площадке стоял бывший снайпер Вячеслав
Шутов.

- С воскресением тебя, дедушка Мазай! - весело сказал беглый
подследственный. - Был я на похоронах, поплакал, хотел даже речь произнести
- не дали. Зэкам не положено.

- Что-то я тебя не видел в хронике, - усомнился генерал.

- Обижаешь, начальник... Я что, на идиота похож, чтобы под камеры
подставляться? - Он приложил руку к непокрытой голове, повернулся к Сычу. -
Честь имею, гражданин начальник. Подследственный Шутов, камера номер сто
восемь, Бутырка, Россия.

Партизанщина уже начиналась крутая, напоминавшая знаменитый русский бунт.
Однако Сыч молча пожал руку Шутова, назвался просто Николаем.

- Как же ты меня нашел? - непроизвольно спросил дед Мазай. - Эта квартира
вроде бы считается конспиративной.

- Ты еще спроси, как я сбежал, - обиделся Шутов. - Владею всей информацией.
Какая требуется помощь конкретно? Я сейчас вроде как вне закона, так мне
все до фени.

- Возвращайся в свою сто восьмую камеру и сиди, если заработал, - заявил
дед Мазай. - Помощник... Зачем ты мне нужен, если у тебя воруют оружие?

Шутов вспыхнул мгновенно и, подавляя гнев, ударил кулаком в стену:

- Эх-х, япона мать!.. И сказать мне нечего!

- Не ломай казенное имущество.

- Значит, я тебе сейчас не нужен?

- Разберись со своими проблемами!.. Спасибо, конечно, что на похороны
пришел, - генерал смягчился. - Иди в свою Бутырку. Я предупреждал: с
официальными властями не конфликтовать, соблюдать действующие законы. А вы
свое геройство показываете? Уникальные способности?.. Подумаешь, он из
Бутырки сбежал! Шут гороховый.

- Услышал сообщение, поверил, - признался обидчиво снайпер. - Почему-то
сразу подумал, тебя убрали таким образом. Выяснить хотел...

- Выяснил - иди.

- Погоди, дед! Я бы вернулся и сел... Но понимаешь, следователь у меня - ни
уха ни рыла. Мочалку жует сидит, акты экспертиз демонстрирует. И все!
Хищение он не докажет, это ясно. А будет доказывать! И год меня продержит в
изоляторе! "У меня, говорит, с продлением срока следствия проблем нет..."
Не хочу я там год сидеть! За две недели надоело. Мне легче самому найти эти
пистолеты, чем в одиночке торчать.

- Ну так найди!

- Да я их в принципе нашел и вора вычислил, - отмахнулся Шутов. - Примерно
знаю, кому продали, если успели... Мне надо дней пять, чтоб проверить.
Придется в Питер съездить, оттуда - в Прибалтику. Следователь не едет.
Зачем? Не он же сидит.

- Коли у нас теперь всюду самообслуживание - езжай, - разрешил генерал.

- Тогда пусти переночевать, - попросился он. - Здесь все-таки квартирка
кооперативная, а дома неловко, засада второй день сидит. Тесно.

- Оставайся, если полковник позволит.

Шутов прищурил глаз, глянул на Сыча, попросил панибратски:

- Коля, пусти на хату?

Сыч задумчиво выслушал их, отер усталое лицо, вопрос гостя оставил без
ответа.

- Теперь я понимаю, отчего Дудаев охотится за вами, - проговорил он
отрешенно. - И правильно делает, молодец. Профессионал. Увижу - руку пожму.
Кроме Кархана, сколько он к себе людей перетащил? А сколько агентов
навербовал? Шесть спецслужб создал. Чем-то они занимаются!

- Любопытные вопросы стала задавать наша контрразведка, - заметил дед
Мазай. - Не знаешь, как и ответить... Наверное, чем-то занимаются. Хорошо,
хоть спецслужбы посчитали...

Он замолчал, почувствовав, как от Сыча пахнуло гневом, будто ветром.
Сначала побурела шея, затем лицо, и только круглый шрам на лбу остался
сахарно-белым и холодным. Издеваться над Сычом было несправедливо, однако
генерала в его присутствии одолевало непроизвольное мстительное чувство.
Все было, как в реанимации, только с обратным знаком. Теперь легкораненым
был Сыч, а он будто умирал от какой-то пустячной царапины. И было
невероятно обидно из здорового, сильного и цветущего человека превращаться
в ничто...


Спустя несколько минут Головеров сообщил наконец, что оба "чайника" стоят
на плите и медленно закипают. Генерал выложил перед Сычом три кассеты с
"порнографией" и в сопровождении офицера-порученца поехал в офис частной
охранной фирмы.

Головеров встретил его на улице, провел в маленькую раздевалку и там
доложил, что Кархан, оказавшись в полуподвале, начал буйствовать, так что
его пришлось приковать по-бандитски - к трубе отопления. Сейчас
психологически надломлен, появился нервный тик левого подглазья, на
простейшие вопросы не отвечает, ничего не требует, изредка скрипит зубами.
При обыске найден паспорт гражданина Саудовской Аравии на имя Али Фархада и
паспорт гражданина СССР на имя Файзуллы Хакимова, выданный в Казани и с
казанской же пропиской. Документы, скорее всего, настоящие. Кроме того,
водительское удостоверение, паспорт на автомобиль "Волга" с казанской
регистрацией, пропуск на какой-то завод без указания названия, но с шифром
и пометкой "ИТР", записка на арабском языке, выполненная на фирменном
бланке клуба "Горный орел", девять визитных карточек на имя коммерсанта
Хакимова с гостиничным номером телефона и девятьсот тридцать американских
долларов. Водитель же Кархана - коренной москвич Гусев Александр, сорока
двух лет, имел при себе оружие - пистолет Макарова с уничтоженным номером,
без разрешения, баллон с нервно-паралитическим газом, под свитером
"дипломатический" бронежилет - по всей вероятности, телохранитель. Ведет
себя лояльно, жалуется на головную боль, полученную от удара при захвате,
однако после осмотра его Отрубиным выяснилось, что водитель постоянно
употребляет наркотики - "гонит в жилу": вены на руках и тыльных сторонах
ладоней исколоты, есть признаки наркотической ломки. Сейчас заперт в сауне.

- Дай ключ от наручников, - попросил генерал, выслушав Головерова. - Ко мне
никого не впускать. Позову сам.

- Не спускай его с цепи, - посоветовал тот. - Он псих, у него с головой не
в порядке, Сергей Федорович! Дед Мазай постучал его ладонью в грудь:

- Если бы тебе довелось такое пережить, что он пережил... Врагу не
пожелаешь. А это у него - второй провал.

Он вошел в зал, затворил за собой дверь и прислонился к ней спиной. Кархан
сидел на корточках возле стены с воздетой и прикованной к трубе рукой.
Пережатая металлом кисть отекла и посинела. Он медленно повернул голову на
стук двери и замер.

- Аллах акбар, Кархан, - негромко вымолвил генерал, приближаясь к нему
вразвалку. - Встань, по твою душу пришел, с того света. Мне нет покоя, и
тебе не дам.

Кархан распрямился, взгляд был мутный, утомленный - в самом деле надломлен.
Дед Мазай вставил ключ, освободил из "браслета" руку, и она безвольно упала
вниз.

- Я поверил в твою смерть, - трудно ворочая языком, проговорил Кархан. - На
похоронах был...

- Не тебе же одному позволено воскресать. Вот и я воскрес.

Бывший "грушник" потер отекшую руку, болезненно поморщился: у него было
нормальное состояние полной подавленности, обычно следующее за приступом
буйства. Сейчас он напоминал боксерскую грушу, которую наконец оставили в
покое - обвис, оплыл книзу, отяжелел.

- Пришел спросить, где твоя дочь?

- Не спросить, Кархан. Взять свою дочь.

- Надеешься, что отдам?

- Отдашь, - выдохнул генерал. - И плохо, что не сделал этого сам, когда
поверил в мою смерть. Но если я теперь пришел - ты отдашь.

Он снова сел на корточки у стены - то ли зэковская, то ли восточная поза,
обнял себя за плечи.

- Думаешь, если переиграл меня, значит, раздавил? Не-ет... Я ведь снова
встану. В песках живет ящерица, варан. Наступишь - в песок уходит и жива.

- У тебя мозги, кажется, и в России начали разжижаться. Не только от
жаркого климата.

Кархан посмотрел на него снизу вверх - во взгляде его в самом деле было
что-то от варана...

- Ты со мной ничего не сделаешь, генерал. Сегодня я под твоей подошвой, но
победа моя. В этом и есть фокус восточной психологии. Ты мне не можешь
причинить вреда. Бить - я боли не боюсь. Пытать? Ты же знаешь, как "духи"
умеют пытать. Сам не выдержишь. А убить - рука не поднимется. Твоя дочь у
меня вместо ангела... Когда-то давно Восток научил вас разрывать врагов
лошадьми. С тех пор вы стали сильной нацией. Но потом бессовестный Запад
стал внушать вам идею гуманизма, одновременно сжигая на кострах своих
инакомыслящих граждан. Вы ею прониклись и пошли дальше, изобрели
интеллигентность. У вас возникла потребность самобичевания. Вы забили себя
и ослабели. Вы всегда побеждаете и никогда не можете воспользоваться
плодами победы. Сказать откровенно, мне жаль Россию. Вы забьете себя до
смерти.

- Печальная перспектива, - медленно проговорил генерал. - Услышал бы
раньше, может, и правда похоронили бы меня сегодня. Что же ты, старый
боевой товарищ, не приехал ко мне во второй раз на дачу, как условились?
Нарисовал бы мне эту картину, глядишь, я бы контракт подписал. А ты меня
сразу конями рвать.

- Неужели не понял почему?

- Хоть сейчас объясни!

- Интеллигентность и демагогия стали вещами равнозначными, - со вздохом
сожаления сказал Кархан - Мне некогда заниматься словоблудием. Пусть в этом
упражняются политики, журналисты. Я человек дела. Ты хоть и генерал, и
профессиональный военный, но послушал я тебя в первый раз и понял: в
разговорах так все и утонет. У тебя начнется приступ самобичевания,
самообличения, и так вплоть до самоубийства. Я тебе кровь взгорячил,
заставил думать о жизни, о будущем. А Россия сейчас думает о смерти.
Кстати, сегодня на твоих похоронах слушал, о чем люди говорят.

- Интересно, о чем же? Должно быть, обо мне?

- О тебе - меньше всего. Немного - о вдове. А больше о том, как дорого
нынче умирать. Каких больших денег стоят похороны. - Кархан неожиданно
усмехнулся: - Поверь мне, клянусь! Скоро в России примут закон или издадут
указ о бесплатных похоронах. Умирайте на здоровье! И будут умирать
миллионами

- Что-то мы сегодня все о смерти! - бодрясь, воскликнул дед Мазай. - Давай
о жизни?

- О жизни возможен лишь один разговор. Мне очень понравилось, как сработали
сегодня твои ребята, - Кархан встал, ухватившись за трубу с наручниками,
слегка обвис - расслаблял, оживлял тело после приступа - Пожалуй, я готов
вернуться к нулевому варианту. Сейчас ты поедешь со мной, подпишешь
контракт в присутствии... официальных лиц. В их же присутствии встретишь
свою дочь и благополучно вернешься домой.

- Неплохой вариант, - одобрил генерал. - Эдакий образчик, как мы не умеем
воспользоваться плодами победы.

- Сергей Федорович, у тебя нет другого выхода.

- Выходов больше, чем тебе кажется, но мне нравится только один. Я вот тебя
послушал и с некоторыми доводами согласен. Ты - человек авторитетный, Герой
Советского Союза. Спорить трудно... Но со многими согласиться решительно не
могу, - генерал прогулялся по залу, потрогал тренажерные станки, вернулся к
Кархану. - Например, ты помнишь, куда привязывал гранату, когда уходил к
душманам? Так у меня сильнейшее желание привязать ее тебе опять к этому
месту и выдернуть чеку. Прямо вот здесь!

- Желания и возможности - увы, вещи не равнозначные, - заметил Кархан. -
Особенно в твоем положении.

- Положение у меня... терпимое. Послушай дальше. Ты, как всегда, прав:
желание есть, а возможности нет, потому что рвать тебя гранатой - вещь для
меня недостойная, прямо скажем, мерзкая: кровь, клочья мяса, кишки...
Говоришь, понравилось, как мои ребята сработали? Ты на похоронах видел,
сколько их было? Видел. Даже отснял!.. Так вот они сидят сейчас и ждут,
когда я с тобой закончу разговор и дам команду. К завтрашнему утру они
Москву на уши поставят и соберут сюда всех "горных орлов". А я лично сам,
на твоих глазах, пытать их буду, конской носоверткой, как душманы делают.
Не то что мою дочь, ты свою мне отдашь. Ты же в России родился, должен
знать, что такое русский бунт. Не знаю в отношении бессмысленности, но
беспощадный - это да. Бунт - партизанская война, а не просто дебош. Когда
бабы супостата на вилы подымают, когда сонных режут, топорами рубят, руками
давят. У меня, Кархан, в "Молнии" не бабы - мужики. И ты знаешь, чего они
стоят, потому и охоту устроил. Они умеют пользоваться плодами победы. Эти -
умеют! Они демагогией не занимаются... Ну, есть у меня возможности?

Кархан что-то взвешивал, готовился ответить, однако генерал не дал ему
сказать:

- Успокойся, я и этого делать не стану. Я не партизан - русский офицер, и
все мои предки были офицерами, в белых перчатках воевали. Мне нельзя их
позорить. Это ведь потом придется в монастырь уходить. и до конца своих
дней заниматься самобичеванием. Злодейство, оно и в Африке злодейство...
Кстати, там тоже ящериц в песках полно. Действительно, наступишь на нее -
она в песок, и хоть бы что. Но схватишь ее за хвост, она его отбрасывает. И
бегает потом бесхвостая, приметная такая. Сразу видно, в крепких руках
побывала. Так вот, боевой товарищ, я тебе хвост оторву и выпущу. Ты верно
сказал: мы у Востока чему-нибудь и когда-нибудь непроизвольно учимся.
Журналисты в самом деле демагоги и очень уж падкие на тайны спецслужб.
Завтра организую утечку информации. Допустим, в списке награжденных
орденами проскочит твоя настоящая фамилия - Муртазин, а в скобочках -
Хакимов. Разумеется, в следующем номере будет поправка с извинениями за
ошибку. Но журналисты - народ дотошный, начнут копать. А я еще одну утечку,
допустим, о сути твоих подвигов разведчика.

- Нет подвигов, - развел руками Кархан. - Были, теперь нет.

- Как же нет? - изумился дед Мазай. - А откуда я знаю о трикотажной фабрике
"Гюльчатай"? Кто мне ее личико открыл? Разве не ты? Не ты, рискуя жизнью,
снял на видеопленку все ее сокровенные прелести? Новобранцев на складе,
ящики на чердаке проходной с любопытными игрушками. Страна должна знать
своих героев. В том числе и невидимого фронта. А что делают хвостатые
ящерицы с бесхвостыми ты видел... Что же мне о тебя руки марать?

Кархан не успел оправиться после приступа буйства, давным-давно взорванная
нервная система не выдерживала нагрузок, которые прежде были привычными и
ежедневными. Он старался держаться, стискивал зубы, играл желваками, но
взгляд уже гас, глаза становились неподвижными, как у забитой, загнанной
лош